BOLEY MNOY

Дверь бара так и манила к себе. Хотя, «манила» — довольно спорное сравнение, ведь Андрей смотрел на нее уже минут десять, а чары так и не подействовали. Забавно. Уже успел рассмотреть каждую царапинку на деревяшке, но входить не решался. Повод для гордости? Решаясь, проворачивает ручку, и сразу попадает в атмосферу этого места. Культурно выпить сюда не приходят. Культурно набухаться в культурной столице — уже возможно. Лица незнакомые. Пришел сюда не ради вечных упреков о том, как он в молодые годы гробит свой организм. Слишком долго держался, а голова тоже не железная. Железная, вообще пиздец. Если бы еще и голова была железная — совсем с ума бы сошел. Петляя сквозь гущу потных тел и обблеванных столиков, на которых лежали уже готовые товарищи, добрался до свободного диванчика. Красный, или бордовый, немного обшарпанный, но к его удивлению, чистый. Смотрелось весьма фантасмагорически во всем этом хаосе. Отдельный мирок, портал, где он сейчас налижется как последняя мразь, и сольется со всем остальным интерьером. После освободит его, а там уже такой же Андрюша подоспеет и займет его место. Какая же все это хуйня. И все нелюди здесь — тоже хуйня. Да и сам недалеко от них ушел. Закончился заебавший в очередной раз тур. Единственное счастье — к родителям в Красе заехал. Да и у тех осуждающие взгляды: как так, уехал здоровым, розовощеким почти-подростком, приехал исхудавшим, с заплывшим взглядом стариком. Мать потом весь день на плече рыдала, расспрашивала, что, да как. Почему не звонит, пишет раз в месяц. Все же хорошо, Андрей? Точно здоров? Все же волнуются. Отец не донимал хотя бы. Но Андрей их понимал, не ребенок уже. Как же ебано. Вроде, совсем на периферии сознания остается мысль: может, поехать домой, попиздострадать, позакапывать себя сильнее, да уснуть. Или наебениться и уснуть, прямо в этом задроченном баре, отключить телефон, чтобы искали еще сутки. Хотя, никто и искать не будет. Уже и не помнит, как вернулся в Питер. Краснодар же был последним городом, а он настолько устал за последние месяцы, что в собственный день рождения чувствовал себя, в очередной раз, уебищем. Каждый день слышать слова, как он всех подвел, заебал и так далее. Великая проблема, он сам себя уже заебал. «Но, это расставание на положительной ноте. И…» Блять. Сам не понял, как начал стопками глушить какую-то намешанную мочу. С запахом спирта, безусловно. Запьянеет и сдохнет только от одной мысли о том, что это в его организме окажется. Хотя, в хуевые времена и хуже пил. Стал говорить как дед, сейчас будто времена просто охуенные. В соцсети уже перестал заходить. Ни часа в спокойствии, может, стоит просто от всего абстрагироваться, и с новыми силами. Идей нет, все тлен. Смерть умерла, жизнь не родилась. А депрессии не существует, кстати. Закралась мысль, что должен отсюда сьебывать, иначе совсем с ума сойдет. Докатился — пить в одиночестве. Вышел немного пошатываясь, не из-за количества выпитого, не настолько у него все плохо, просто в глазах потемнело. Несколько купюр бросил, а за что? По ощущениям, воду из Невы попил, вкус такой же. Четыре утра. Холодно, что пизда, других слов нет. Конец декабря, как обычно, поражал. Если бы ад существовал, там бы была вечная зима. Может, на новый год елку купить? Потом, как высохнет, можно сделать из нее кол. Отгонять из жизни пидорасов. В последний раз наряжал ее лет семь назад. Он и не хотел с ней возиться, просто мать наорала. Для кого эту елку покупали? Ему на тот момент уже было лет семнадцать, а это все слишком по-детски для него. Голова раскалывалась неимоверно. На улице даже сугробов как таковых не было, чтобы в них упасть и замерзнуть. В мире столько интересных исходов событий, глаза разбегаются. Он может пойти в соседнюю бухаловку, продолжить гнить и вдалбливаться в землю. Он может вызвать такси и уехать. Он может дойти пешком, прогуляться по уже родному городу. Но все равно будет продолжать сходить с ума. Дойдет до белки — потом в Неве и отлавливай. *** Не то, чтобы он был лютейшим моралистом. С его-то характером, проблемами, что преследовали с самого детства, а потом еще и долгим проживанием в этом городе, точно нет. Просто с Андреем приходилось быть таким. Хоть одна немного светлая голова в их тандеме должна быть… Реально светлой. В более абстрактном понятии, чем на бошку осветлителем ебнуть. Он пытался все держать под контролем, такой уж человек. Даже это не помогло. Наверное, когда Андрей стал творить хуйню, он слишком перестарался в роли ответственного старшего товарища. Наверное, если бы Федя показал ему, что тот не один ощущает весь пиздец мира, что ему не одному тяжело… И даже не скажешь, что стало похуй. Андрей стал отдаляться. Стал становиться другим, совершенно. А может, он просто его никогда не знал. Может, все было не по-настоящему. И вправду, он же тогда считал, что они великие друзья, соулмейты, как сейчас говорят. Коллеги, люди, попавшие в одно пространство, которые думали, что хорошо, правильно поняли друг друга. По итогу, просто образ, который лишь с переездом начал рушиться. Блядство, вроде, у него образование психологическое, так почему же он все равно ничего не понимает. С возрастом стало доходить, почему просто нельзя встать друг напротив друга и поговорить ртом через рот. Стал понимать, что Андрей, как человек, не тяжелее его самого. От этого еще больнее. Потому что сам виноват. Но даже после всего говна, что говорили друг другу, просто так уже бросить не могли. Как и наладить контакт. Вид из окна казался таким глупым. Раньше, на квартире Андрея, они на постоянке вместе сидели на подоконнике. Андрей всю квартиру прокуривал. Хоть Федору и не нравился сигаретный дым, это был его запах, их. На столе, возле подоконника, лежала полупустая пачка вишневого чапмана. Федорович был здесь только один раз. Весь вечер тогда сидели в тишине, вдвоем пол пачки въебали. Андрей, с небритой щетиной, похожей скорее на бороду, отросшими корнями и затуманенным взглядом. «Значит, это конец, да?» Он помнил их первую встречу, на Московском вокзале. Вечер был, недалеко уж до ночи, но не сумерки. Все зрение заполнял уже потухающий алый закат, и тогда мысли были менее поэтичными, чем воспоминание, из-за холода и яркого режущего глаза неба. Андрей спокойно, даже напыщенно немного, вышел из вагона, и через секунду вид его стал намного менее пафосным. — Ну, а кто знал, что в Санкт-Петербурге так холодно? — зубами стучал только, и глаза слезящиеся прикрывал. В одной ветровке и джинсами с подворотами. Но таким счастливым выглядел. Поехали тогда в их первую квартиру. Ну, тогда была еще Федина, но Андрей обосновался в ней быстро и с корнями уже в скором времени. Из-за него хозяйка и выгнала их спустя пол года. — Федь, ну, ты в следующий раз не так сильно буянь, — а ему все смешно было. Тогда еще не было обидно, все равно нужно ее менять давно, все-таки они музыкой занимаются. — Хоть немного вину чувствуешь? — спрашивал, Бога ради, лишь для очередных его забавных выебонов. — Вино чувствую, брат, — в ответ зевнул тогда, но спохватился сразу же. — Не обижайся. Следующую квартиру найду я, с голой задницей мы не останемся. И нашел, с обшарпанными тымными обоями в цветочек, ужасным отоплением и невероятно, по-простому, красивым видом из окна. И горшком для комнатных растений. Даже этот чертов горшок был на своем месте. Федя тогда почувствовал себя по-настоящему дома. Он в родном Усолье себя так никогда не ощущал. — Можем цветок посадить, одни плюсы, — и непонятно, говорил серьезно или в шутку, но Федору идея понравилась. Мать любила выращивать цветы, целую грядку на подоконнике устраивала. Говорила, что много растений отец подарил в свое время. — Только не розы, умоляю, они слишком блевотные, — от матери и передалась эта нелюбовь, та розы тоже не любила всем сердцем. — Можем спатифиллум купить. Он минималистический довольно… — Мне тоже розы не особо нравятся, — задумчиво протянул, — как образ они, конечно, восхитительны, но не мое. На том и порешали, но конечно, дальше разговора их желание облагородить квартиру не дошло. Ну, в большей мере, желание Федора, Андрея вполне устраивала тогдашняя пустая, мрачная обстановка. «Ты не понимаешь, в этом чувствуется живость. От того, что ты сделаешь дом похожим на удивительную американскую мечту, в твоей жизни ничего не станет лучше». Да и муторно слишком. «Ты меня слушаешь вообще?» — Да, — тогда сказал тоже самое, совершенно отстраненно, только чтобы он понял, что слушает, — это все. Взял со стола пачку. Немного повертел — успела запылиться. «Ты этого хотел?» Не знает он, чего вообще хочет. Домой, чтобы все было как раньше. Чтобы все было нормально. «Тогда, бывай». *** — Отстрелялись! — со смешком прохрипел Андрей, когда они буквально ввалились в дешевый номер в Красноярске. Агентство не то, чтобы сильно заморочилось, но сейчас был отыгран последний концерт, значит, скоро они окажутся в своей питерской квартире. — Ага, — сам устал до изнеможения, но был счастлив как никогда, — я сейчас с таким кайфом усну прям в душе. — Могу подстраховать, если что, — выкрикнул уже прошедший в спальню Андрей. Лампочка в самой душевой ярко светила, ослепляя глаза напрочь. Эти мучительные месяца прошли. Ну, не настолько они мучительные, скорее муторные. Не без недостатков, но от этого они были еще прекраснее. Волосы уже сильно отрасли, скоро Андрея догонит. Интересно, как бы он выглядел с короткими волосами? Уже без шевелюры себя не помнит, нужно будет определенно подстричься, меньше мороки. Наскоро отмылся от пота, и завернулся в полотенце. На улице уже далеко не тепло, а отель отапливался просто ужасно. — Отпразднуем? — Андрей стоял уже переодетый в более домашнее, с бутылкой вина в руке. На вопрос, откуда он вообще взял ее, в магазин они не заходили, увельнул. — Свои источники, братик. Белое, сухое. Понимаю, лучше бы пиваса купил, но имеем право оттянуться хоть раз. А он и не против. Даже освежился после двух глотков, перестал чувствовать себя настолько сильно уставшим. Андрей хитро подглядывал из-под ресниц, на ответный сразу отводя взгляд. За тур успели обсудить все на свете, так что, сидя в тишине, уже чувствовали себя вполне комфортно. Голова немного ослабевала, голодный желудок вполне способствовал быстрому захмелению. На фоне играл какой-то очередной любовный сериал, а он уже успел лечь на мягкую простынь. В полумраке глаза слеплялись с удвоенной силой. Андрей, изрядно покрасневший, находился сбоку от него, листая, видимо, ленту Твиттера, и время от времени издавая смешки. — Спокойной ночи, —протянул зев. — Завтра выезжаем в семь, тоже закругляйся там. — Да я не сонный, Федь, — сказал уже немного дребезжащим голосом, совсем полушепотом, но телефона отложил, а телевизор выключил. Два дня назад побывали в Иркутске. Еле уговорил приехать мать, чтоб хотя бы в гримерке посидела. Та конечно сначала ломалась, говорила, что пусть он приедет уже после всех своих концертов, а она уже слишком стара для всего этого. Когда еще бы выпала возможность ее увидеть — купить билет до Иркутска, автобус до Усолья, ударит по кошельку, а он искренне сомневался, что от тура соберет лишние. Сбоку от себя почувствовал копошение. —Федь? — в ответ на имя только промычал. — Да ничего. Волнуюсь чет. — Пить меньше надо, — повернулся к Андрею, который уже сидел в позе лотоса по соседству, — нервную систему угробишь так к тридцати. Тот в ответ лишь жалобно посмотрел, и рухнул обратно на подушку. — Тридцать — это много. До этого бы еще дожить, — усмехнулся, опять посмотрев на Логвинова. Теперь его очередь сесть на кровать и посмотреть волнующимся взглядом. Не то, чтобы он был обладателем вечно оптимистичного видения жизни, сам ничего не загадывал, но черт, суматоха окончена, уже завтра в это время окажутся дома, смысл себе все так накручивать именно сейчас? — Доживешь. Что, хочешь побыть рокстаром, и умереть в двадцать семь? — ткнул его в плечо, пытаясь развеселить, и вроде, тот даже еле заметно улыбнулся. — Братик, только через мой труп. — Без твоего трупа, пожалуй, обойдусь, — уже явно виднелась улыбка на лице. Отвел взгляд, и немного помолчав, прошептал. — Спасибо. Потрепав по голове, Федор рухнул прям на чужое плечо. Уснуть, правда, уже казалось чем-то более затруднительным. Но, когда все смог провалится в сон, сопения Андрея так и не почувствовал. *** Он ненавидит его всеми клетками своего тела. Кто именно уже неважно. Кого уж точно. Уже чувствует, как постепенно прогнивает без из-за него мозг. Алкоголь боль не заглушает уже несколько месяцев. Время липкое, смердящее. Но иногда кажется, что идет быстро. Что уже пролетели проебанные годы. Каждый ужасен. Они оба давно перестали быть собой, просто сломались, еще в детстве, до знакомства друг с другом. Либо только один, утащив с собой другого позднее. «На, спатифиллум твой». Из-за карантина стали находится вместе постоянно. Андрей заявился прямо в канун нового года, просил вернуться. От него воняло перегаром и холодом, но разве это имело значение? «Символизирует умеренный темп жизни и уют в доме. Как ты и хотел, Федь». Глаза потухшие, сухие тонкие пальцы держат замерший цветок. И где только откопал? Совсем дурак, ещё бы в снегу его измазал, чтоб точно убить. «Ага, я читал, залечать душевные раны от обид и разочарований. Смешно, такие мы?» Слишком позорно получилось тогда. Это не хотел вспоминать. Да и вообще тот период не хотел вспоминать. Они вполне могли остаться навеки хотя бы в восемнадцатом. Попасть в день сурка, когда впервые поцеловал, трогательно и мокро. Не говорили друг друга «люблю тебя», но понимали без формальностей. Даже от этих воспоминаний становился грязным. Или наоборот, вместе их опорочили. Может быть, он слишком всё драматизирует. Вот же, они сидят в соседних комнатах, все нормально. И никогда не мелькали фразы по типу «я тебя ненавижу». Ничего же не произошло. «Давай все просто забудем, хорошо? Андрей? Ну блять, ты меня слушаешь?» — Потише играй, — шумоизоляцию в студии еще немного нужно доработать, деньги впринципе появились, из-за высокой популярности того же Федоровича и неплохих заказов у него самого. — Да, епта, Андрей… Они очередной раз, поссорились из-за… Да всего на свете, наверное? Их бифы уже все и не припомнит — от бытовухи, до стремной строчки в треке. «Конченный, в твиттере сиди меньше, хуйню не читай». Первый признак алкоголизма — пить в одиночестве. Фактически, если они постоянно находились за стеной, то не считается? Он же слышит, как тот орет, задрачивая в валорант, моральное присутствие и сейчас ощущал. В последнее время еще совсем самочувствие захворало, но ковид отрицательный. Андрей зато тогда так перепугался, носился за ним везде. Но ничего не нашли, решили, что запишут его на обследование сразу после снятия ограничений. *** — Может, все-таки сначала? — Еще молодые, да? — До тридцати время есть. Еще много до возраста Христа, понимаешь? — А твой Христос точно разрешает? В любом случае, так и представляю свою жизнь с бородатым нефором. — Заебешь, братик.