Баженов цветок

Очнулся Яг, глядит — диво дивное! Лежит он на перинке мягкой на кровати в светелке незнакомой чистой избушки. Лучинки горят по углам, в печке жарко трещат поленья, по светелке запах трав целебных стоит и Баженов яблочный дух, как от гостинца его, в день первой встречи доставшегося. А помнит Яг последнее, как падал, покинув объятья его, в реку мертвую, как сомкнулась вода черная над ним, поглотив целиком. Смотрит Яг, оглянувшись по сторонам еще — стоит над изголовьем Бажен и улыбается озорно, в лицо Яга всматриваясь. — Хорошо ли спалось тебе, орлик мой храбрый? — спрашивает он, волос распущенных Яга рукою коснувшись. Когда только успел гребнем его расчесать? Да и как оказался здесь Яг, если в реке мертвой был, и отчего Бажен при нем стоит как наяву? Ужели за ним в реку прыгнул, да оба погибель нашли? Яг в кровати сесть пытается, но рука, мечом в лесу натруженная, подгибается, и тело непослушным кажется. Не как у нежити, что усталости не знает. Бажен, в его оторопи немой вопрос вычитав, головой русой мягко качает, веля Ягу обратно на подушке голову устроить. Тотчас Яг примечает, что на щеке у Бажена ссадины алые от когтей, да под рубахой распахнутой на груди остались отметины от Сирин свирепых. Бажен садится на край кровати его и берет руку Яга в ладони свои. — Не мертвы мы, Ягушка, — пеняет он весело, — а живее живых всех. Сам обряды погребальные проводишь для люда мирского, а о себе, вестимо, думать не хочешь! — в голосе певучем укор слышится, да не поймет Яг никак, на что Бажен тешит его объяснением простым да складным: — В речку мертвую я тебя окунул, чтобы мертвеца из тебя сделать полного, коим не был ты. Чувствовал же я в баньке нашей, как сердце твое колотится. А после… — Бажен улыбается, и свет лучинок играет по его лицу прекрасному и томится в глазах, что в зелень отдают более, чем в синеву, и нагоняют на Яга думы приятные о лесах просторных, летним солнышком огретых. — А после в живой уже искупал, чтобы ты из мертвого сделался нашим, смертным, да живым. — Где же мы? — диву дается Яг и в толк не возьмет. — Через Смородину я нас вернул из мира потустороннего на коне твоем вороном. — Бажен показывает ему камешек матушкин, которым конь обернулся, видать, перескакав через Калинов мост. — Избушка твоя мне дорожку показала к поселению рядышком. Вот за лепесток цветка моего синего и выпросил я нам ночлег. — А сама же избушка на курьих ножках? — спрашивает Яг настороженно. — Не звала да не причитала?.. — Старушка в ней сидела незнакомая, — отвечает Бажен весело, — и избушкой правила. Глаза токмо знакомые очень. — Он убирает прядь темную ото лба Ягова. — Серые, будто небо перед дождем. Сказала, отдыхать устала, на покой рано собралась, страсть любопытно ей, о чем сейчас богатыри толкуют прохожие… Эка невидаль. Яг смеется вслед за Баженом звонко, счастливо, бабкин характер признав без труда. Да смолкает скоро Яг, руки сердито на груди сложив. Бажена укором во взгляде томит да ворчит: — Знать, не для себя ты камушек мой из косы использовал. «Силы-то нечистые меня одолевают»! — Яг догадывается вмиг, отчего у старушки деревянной на курьих ножках в путь-дорогу ему было все заготовлено. — Да избушку же ты подговорил мою, небось?.. — Бажен винится, голову русую склонив, а сам светел лицом и отраден. Яг спрашивает, думу думая: — Откуда ж дите царское знает столько о порядках наших?.. — Дите царское, да четвертое. — Бажен жмет плечами. — Батюшке интереса во мне не было, пока не понадобилось сосватать заморской девице и партию выгодную составить. Сам я учился уму-разуму… По книгам разным, да от людей простых, которые во дворе нашем служат… Так и разузнал быль земли нечистой. Как и ты, Ягушка, одинокою жизнью я жил, не разбалованной. — Бажен смотрит смурно за оконце на месяц над косогором и поднимается на ноги. — Поздно уже, спать ложись на кровати, я на полатях себе постелю в сенях. — Ужели… — спрашивает Яг, покрывало откинув теплое, и смотрит на него не с робостью, а надеждою пылкою, вспоминая царевичу его слова, — на кровати тебе не любо? Бажен глядит на Яга в изумлении, что тотчас меняется озорным огнем. Понимает без словечка лишнего. Расстегивает он пуговицы рубашки льняной, бросает на пол ее ко штанам шелковым да исподнему. Рус Баженушка его и там, гадать больше нечего, в восторг приводит и силой полнит удаль его молодецкую подобранный подол Яговой рубахи ночной, да тело его белое, что туман над Смородиной. Манит его Яг улыбкою кроткой, простор царевичу освободив на перинке своей. Душа, очнувшаяся от сна беспробудного, обмирает в нем в предвкушении. Бажен не терзает его разлукою долгой — идет к нему на постель, ложится и нежит в объятиях крепких. Спадает с Яга споро рубаха его, волосы растрепаны вьются по высокой подушке. Губы Бажена, слаще яблок из царского сада, поят губы его, как родник усталого зверя лесного, расцветают на плечах Яга и груди, робко трепещущей от дыхания частого, огненные цветки поцелуев царевича. Будто пламя костра в Яге занимается, и голос льется его тихо медом на ухо Бажену, ладонями гладит Яг его гибкое тело и талию узкую, прижимает к себе, да никак не насытится. Бажен трепетно просится к нему в горницу, рукою обласкивая между стройных бедер, а Ягу лишь о том и мечтается. Принимает он в гости охотно удальца молодого, и голос Яга, как песня громкая да бесстыдная, живого восторга полна, по комнатке разносится. Ретив и пылок Бажен с ним, любит он страстно и долго, перинку под обоими взбивая. Откликается Яг на его труды взглядами мутными в глаза яхонтовые темные и поцелуями краткими, крадет с губ царевича дыхание его, пьет, как горлица воздух прохладный на заре. Жар буйствует в сердце, Яг вьется под царевичем, что пламя необузданное, просит, молит, гладит грудь его осторожно, царапин от когтей птиц свирепых не касаясь. Нет в нем сил больше терпеть муку райскую. Вот и капли жемчуга Ягу живот окропили, а Бажен все собрал по капельке пальцами и испробовал губами улыбчивыми. Прильнет к Ягу теснее — да и полна горница, а голос Бажена певучий вторит его радости неуемной. Он смиреет в объятиях тесных, силится отдышаться. Лежат они в руках друг у друга в теплой светлице избушки, найденной на постой, да поцелуи меж ними льются, все мало. — Что же ты батюшке скажешь, царевич мой? — спрашивает Яг с насмешкою, голову на груди Бажена пристроив. Чувствует, как пальцы его текут в волосах, как усталость склоняет ко сну обоих. — Как цветок нашел дивный, — отвечает Бажен лукаво, — да ему обыкновенный отдам, что каменьями драгоценными вместо росы осыпался. Невестушка у меня не проста, пусть не серчает батюшка… Кошель я со Смородины тугой принес, приданое у нее богатое.