Пролог. Один под небом.
Земля. Континент Гиперборея. Город Филостефия. 3 миллиарда лет от сотворения Мира.
Хмурые, стальные тучи текли по небу. Лучи Гелиоса, прорезая облака, спадали на площадь, освещая гладкий мрамор, испещренный потускневшими от времени синими прожилками. Посреди площади, на фоне устремляющихся в небо многоступенчатых пирамид, на необычном, из того же бело-синего мрамора помосте, к деревянному, украшенному золотом кресту было прибито серокожее трехметровое существо. Покрытая шрамами кожа блестела от пота, а светло-платиновые, испачканные грязью и кровью волосы, спутанными змеями падали на изможденное молодое лицо. Взгляд голубых, в противовес лицу старческих глаз, с нескрываемой любовью, как отец смотрит на своего глупого, несмышленого, но все еще любимого сына, смотрел свысока на собравшихся внизу. -Крист Неназванный, — голос шестиметрового глашатая разносился над всей Филостефией, столицей Гипербореи, — За убийства граждан Атлантиса, дезертирство, нарушение общественного порядка, предательство, — монотонно зачитывался приговор, — Ересь и богохульство… — сделал он паузу. На моё лицо наползла горькая усмешка. Еще одна статья в копилку грехов, да? Ваши боги давно мертвы, Атлант. Мертвы с того самого дня, как вы объявили нам войну. Ваш ихор вырождается, теряет силу, и то, что в конце войны у вас не было воинов выше ранга Вельможи, лишь подтверждает мои слова, сын Атлантиса. Ваши дни, как доминирующего вида этого мира сочтены, утекают как вода из разбитого пифоса. Серыми призраками перед глазами мелькали воспоминания. Вот я пасу белых, как первый снег овец с моим братом Иусом. Вот мы вместе, встав на путь силы, проходим посвящение в Орден Назарета, обретая одиннадцать новых братьев. Совместные странствия, и поиск Слова Мира. Петрис Созидатель, Анре Спокойный, Анн Молвящий, Аков Разящий, Филис Странник, Варфис Кричащий, Атрей Мудрый, Фомис Деяние Предков, Аков Брат Теней, Иус Тысяча Клинков, Симон сын Неба, Атрий Песня Костра. Мои любимые братья, мои дорогие ученики, идущие по следам наставника, не удостоенного имени. Злая ли шутка Ветра или испытание богов, но несмотря на три сотни лет жизни, я так и не услышал свое настоящее имя, оставшись Кристом Неназванным. Потом была война. Долгая и кровопролитная. Моря бурлили, сотрясаемые поступью морской армии Атлантиса. Нам же, в свою очередь, не оставалось ничего, кроме защиты. Мы были сильнее Атлантов, но, к сожалению, нас было в десятки, сотни раз меньше — Бореады редко заводили детей. — Я, Аурентис Атлантский, родной брат императора, кровь от крови Атланта держащего небесный свод, — Существо сделало многозначительную паузу, взглянув на пергамент. Народ Посейдона был сильнее — это такой же факт как-то, что боги Атлантиса мертвы. Всеотцы стерли саму их суть в первый же день войны. Они дали нам фору, которой мы не смогли воспользоваться. Боги не могут помогать своим последователям напрямую и мы проиграли. С каждым днем наша вера в победу угасала. Угасала и вера в наших небесных покровителей. Нам грозило истребление и Атланты дали нам выбор. Сдаться и жить как колония, или умереть за своих богов. Наш Орден был за продолжение войны, но к сожалению, — на мои разбитые губы наползла горькая усмешка, — нас предали. Не только те, кто остался за нашими спинами, но и наши собственные братья. Орден Назарета пал. Брат пошел против брата, и Филостефия склонила колени перед военной машиной Атлантиды, отрекшись от своих богов. Началась Интервенция. А дальше… — От имени Народа Зета и Калаида, неся волю их потомков, — не слушая своего палача, я бросил взгляд в толпу, в первых рядах которой, измученный, со слезами на глазах стоял Иус. Иус, который предал меня. Иус, который хотел убить меня. Иус, который хотел быть рядом. Тот кого я ненавижу и так люблю. Мой глупый, любимый младший брат. — Здесь, под небом, выношу тебе смертный приговор, ибо такова наша воля, — впервые за речь, Аурентис посмотрел мне в глаза, улыбаясь так, словно с его плеч свалилась невозможная ноша, тянущая его к земле. От Креста, струйками боли потянуло запахом плавящейся плоти. Мой тихий спокойный голос, разносимый ветром, пронесся по площади, — Я прощаю тебя, Иус. А вы братья и сестры по родной земле… Да примут вас чертоги предков. Отцы! Простите их, ибо не ведают, что творят. В яркой вспышке огня исчезло тело Криста Неназванного. Того, кто нёс своё слово, не познав его, последнего Магистра Назарета, последнего безымянного, последнего генерала Гипербореи.***
— Здравствуй, Крист. — За деревянным столом в центре комнаты, освещаемый пламенем одной свечи, сидел старец, чей голос пронесся по помещению мягким дуновением воздуха. — Приветствую тебя, Отец Ветер, — смотря сверху вниз на старика, так не похожего на меня, по виду воплощающего саму суть слова древность, мой голос впервые в жизни дрогнул. — Ск… Скажи Отец, я был достоин? Старик Борей по-отечески улыбнулся. — Достоин, мальчик мой. Не единожды своими деяниями ты доказал, что достоин сидеть в чертогах предков. По моему лицу в свете свечи скользнула тень. — Не достоин, Отец. Я нес своё Слово не познав его, не заслужил имени, не спас свой народ. — Из глаза, поблескивая, покатилась одинокая слеза. — Что есть Имя, Крист? Деяния наши — наша суть, признанная Небом, мальчик мой. Первородные всегда воздают по заслугам. Не после жизни, так в Посмертии. А Слово… Слово всегда идёт рука в руку с тем, кто несет его. Слово — это Имя, а Имя — это Слово. — Твой народ вырос, перестал быть ребёнком и волен сам принимать решения о своей судьбе. Нам, Старикам, пора на покой. Но перед этим… — Борей провел рукой, испещренной шрамами, по густой бороде и немигающе посмотрел мне в глаза. — Так каково твое Слово, Крист? Мириадой осколков в голове взорвалось осознание. — Воля. — С губ слетело одно слово. Послушные желанию, волосы заблестели, очищаясь о крови, шрамы, заскользив по телу, опали грязью, а на плечи опустилась черная мантия. — Воля творить, Воля любить и повелевать, Воля разрушать. Мир меняется, склоняясь перед моей Волей, но под тяжестью мира прогибается и Воля. Старик улыбнулся. — Да будет так Дитя. — За спиной Борея, до этого сокрытая в тенях, открылась дверь. — А теперь ступай, Крист Познавший Слово Воли. Предки заждались тебя, мальчик. Расскажи им о своих странствиях, о войне, расскажи о том, как был достоин, как любил и был любим. И никогда, ни перед кем ни за что не склоняй колен, как не склонил их перед врагом и передо мной, Отцом твоим. Иди, Крист Несломленный, Крист не Склонивший Колени. — Ты обманул его, — одновременно с закрытием двери, нежным бризом помещение наполнил голос, распространяющийся из темноты. Старик приложил руку ко лбу, — Ты прав, Зефир. Но мог ли я поступить по другому? Чертоги Предков разрушены до основания, а все те, к кому он так стремился… Она высосала их всех. Сожрала саму их суть, развеяла без остатка. Возможно, совсем скоро она сожрёт его братьев и сестёр. Тебя там не было, брат. Ты не дрался с ней. Ты не ощущал её дыхание, наполненное отчаянием бесчисленного количества её жертв. — Ты обманул его, Борей. Какие бы цели ты не преследовал. Обман есть обман, — посреди комнаты сформировался тёмный силуэт, пышущий жаром. — Ты уснёшь с мыслью о том, что обрёк нашего последнего верного сына на путь, который принесёт ему лишь боль и страдания. — Я знаю, Зефир. Но я верю, что он пройдёт этот путь. Станет кем-то большим, более достойным, чем мы. И остановит её, — на лицо старика отразилась многовековая усталость. Встав и расправив плечи, он взял силуэт за руку. — Идём, Зеф. Нам пора спать.***
Земля, Соединённые Штаты Америки, Штат Джорджия, Город Атланта.
— Фрэнк, ты точно уверен, что это хорошая идея? — Голубоглазая девчонка лет девятнадцати поправила свисающую на центр лица прядь тёмных волос, — все эти ритуалы, обряды, заклинания, ты сам-то веришь в эту чушь? — заявила она, крепко сжав тонкий кожаный фолиант коричневого цвета и взглянув исподлобья на собеседника. — Да ладно тебе, Хэйзел, тебе реально жалко кроликов? — худой бледный азиат, повернув голову в сторону девушки, бросил на девушку недоумевающий взгляд. — Мы станем богами, Хэйз, богами. Ты понимаешь? — карие глаза парня в свете свечей, разложенных по кругу рисунка, напоминающего пентаграмму, отдавали лёгким проблеском безумия. — Эту книжку, Хэйз, моя семья передаёт с начала правления династии Тан. Из поколения в поколение, от отца к сыну, от древа к листьям. Прокряхтев, сделав финальный пас рукой, азиат выпрямился и полюбовно осмотрел выставленную композицию. — Пойми, Хэйз, это не просто книга. Она передавалась в нашей семье задолго до появления книгопечатания и не состарилась за все эти годы. А язык… Как бы тебе объяснить… Его нельзя перевести, но ты всё равно его понимаешь, как будто… Словно ты знаешь его всю жизнь, понимаешь? -Нет, не понимаю, Чэнь. Вот хоть убей, не понимаю. Твоя повернутость на мистике заходит слишком далеко. Сколько ты кроликов пустил под нож, ради своего увлечения? Стоило ли оно того? — Хэйзел поправила черно-белую полосатую юбку неуклюжим движением руки и закусила губу. -Солнце, это всего лишь кролики, я же не бандит какой-нибудь, — возразил он ласковым голосом, продолжая любоваться рисунком. Проведя рукой по тонкому ёжику волос, азиат улыбнулся и направился к своей возлюбленной. — Хорошо, я обещаю тебе… — Сделав небольшую паузу, парень любовно обнял девушку и нежно провёл заляпанной рукой по её волосам, — если у меня и в этот раз ничего не получится, я оставлю это всё и мы вместе поступим в Эмори, окей? Издав скромный урчащий звук, девушка пробормотала, — Хорошо… Правда? Обещаешь? — Ну ты чего, принцесса? — Азиат покрепче прижал черноволосую к себе, — Я хоть когда-нибудь не держал перед тобой слово? Если ритуал не получится, если всё это сказки — мы построим с тобой новую семью. — слегка неуверенно прошептал бледнокожий, — То что случилось с твоими родителями, моей семьей…это ужасно, — Фрэнк медленно поцеловал девушку в лоб, — но представь на секундочку, что история моей семьи, история книги, то что в ней написано — это правда. Став богами, мы сможем вернуть их, принцесса. — Азиат медленно распустил объятия и сделал шаг назад. … — Не проронив ни слова, девушка задумалась. Тянулись секунды, минуты и словно наконец, решившись, девушка последний раз бросила взгляд на книгу и протянула её парню. — Хорошо, я верю тебе, начинай. — уверенным голосом заявила она, расстегнув мешающую дышать пуговицу белой блузки. — Спасибо Хэйз, ты чудо. Я рад, что встретил тебя. — взяв семейное наследие в руку, азиат повернулся к пентаграмме. — Ну… Начнём. — Пробормотал он более уверенно, прикусывая губу и целуя обложку фолианта. Раскрыв фолиант на нужной странице, азиат бросил на девушку последний взгляд, натянуто улыбнулся и уставился в книгу. — Erom Astra, ridokie, emunos charso estillise, — одна из свечей погасла. ….- Хэйзел неверящим взглядом смотрела на своего парня. Nanko'os rizaru. Zermo inaris fata, kas ani sirs frose, ridokie sirs rizaru srast i stram ridokie astro, — все свечи потухли, но через секунду пламя зажглось вновь, взлетев к потолку, — Riza i amr sarus, riza i amr vasis, visari, desta, burin'a. — Пентаграмма начала наливаться красным дымом, — Astra Erom. litis sitis, rintar rizaru fuslis niras. Ragat. Ridokie sisto rizaru lit stram, erom. — свечи потухли, туман начал рассеиваться, оседая на пол красными каплями, — simanis rizaru i lit gras, ridokie nut'ais pas rizaru, Astra. — Фрэнк замер, не верящим взглядом, уставившись на потухшую пентаграмму. -… — Хэйзел бросила на его спину разочарованный взгляд. — Видишь, я же говорила что это бред, идём домой, Фрэнк. — Подойдя, она приложилась грудью к его спине, заключая в объятия. — Давай, пойдём. АААААГГГХ…- исторгнув крик боли, она, подкошенной куклой упала на пол, тускнеющим взглядом смотря на обезображенное лицо своего парня, сочащееся чёрным гноем. — Garinis… — слова давались Фрэнку с трудом, словно что-то мешало ему разжимать рот. — Misana…. — произнес он, опускаясь на колено перед пентаграммой. … — Не издавая ни звука, пространство в пентаграмме начало колебаться, трескаться словно стекло. И наконец, с едва уловимым, пронесшемся по помещению лёгким ветерком хлопком, в центр пентаграммы уверенно шагнул человек. Блондинистые волосы незнакомца, стриженные под полубокс, сияли в лучах невидимого солнца, резко контрастировали с его потёртой серой толстовкой, частично накрывающей синие джинсы. — И тебе доброе утро, мой милый проводник. — Парень лучезарно улыбнулся. — Ты даже не представляешь, как приятно вернуться домой. — Потерев шею, он осмотрелся по сторонам, оглядывая убранство своими яркими золотыми, почти блестящими глазами. Медленно, как будто картинно, гость начал терять свою улыбку. — Как жаль, что я здесь по делам. — Сделав пару шагов вперёд и пройдя мимо Фрэнка, он остановился. — Давай, Фрэнки, идём, у нас ещё очень много работы. Знаешь, она крайне нетерпелива и не любит ждать. Обернувшись и последний раз взглянув на тело любимой, то, что когда-то было Фрэнком, перевело взгляд на гостя. И последнее, что он увидел перед тем, как окончательно потерять свою личность — серые буквы парящие над головой блондина, складывающиеся в привычные английские слова: Аполлон, последний Олимпиец, Эмиссар Ищущей