Гамбит

Откуда на этом Богом забытом корабле нашлись шахматы, одному только этом Богу и было известно. Кажется, Хэмфри заприметил их у Луиса, который, в свою очередь, рассказал увлекательную историю о каком-то англичанине, у которого он выиграл этот набор, надеясь продать его в ближайшем порту за хорошенькую сумму. А Хэмфри, решив не упускать возможность впервые за несколько месяцев прикоснуться к цивилизованному миру, выменял набор на лишнюю порцию галет за обедом. Сказать, что он был счастлив — не сказать ничего. Набор ему достался славный, если, конечно, не обращать внимания на поцарапанную доску и сколотую верхушку белого ферзя. Для чего-то, что Бог знает сколько болталось у Луиса в сумке, он сохранился вполне неплохо, и Хэмфри этого хватало. Шахматы он обожал. И именно с ними Волк Ларсен и застал его сегодня утром на пороге собственной каюты. По словам Хэмфри, он предложил сыграть с ним партию чуть ли не каждому матросу, но по какой-то таинственной причине никто из них не горел желанием и не обладал временем играть с Сутулым в его драгоценные шахматы. Стоит сказать, что Ларсену тоже было чем заняться, но Хэмфри, будь он неладен, его зацепил, скромно признавшись, что играет он так себе, но ему бы не помешала практика. Ларсен заявил, что он в этом деле не промах, даже несмотря на то, что игру в шахматы он только наблюдал, но сам ни разу не участвовал. Если этот джентльмен не умеет играть, то ему этого знать и не надо, а в основах и каждый дурак разбирается. А Волк Ларсен мало того, что не дурак, так он ещё и не каждый. Думал он так ровно до того момента, как Хэмфри расставил на доске фигуры, определил, что играть будет белыми, поправил скромным жестом очки и… раскидал Ларсена за первые пять минут. А потом ещё раз. И ещё три раза подряд, не давая даже шанса отыграться. Ларсен смотрел внимательно, Хэмфри даже не пытался сделать вид, что поддаётся, только прятал усмешку, каждый раз, когда говорил своё треклятое: «Вам шах, мистер Ларсен». Сказать, что Ларсена он этим раздражал, было бы преуменьшением. — Мистер Ларсен, — сказал Хэмфри, расставляя фигуры после очередной своей безупречной победы, — Вы уверены, что знаете как играть? — Естественно, знаю, — отмахнулся Ларсен, — За дурака меня держишь? — Нет, просто… — Хэмфри кинул взгляд на две одинокие пешки и слона, которые Ларсену удалось «съесть» за предыдущую партию, — Знаете, нет ничего такого в том, чтобы… — Если ты решил вместо шахмат меня до смерти заговорить, то будь уверен, у тебя нет шансов. Ставь давай, — Ларсен представлял, как Хэмфри закончит предложение, и одна только мысль его выводила из себя. Чтобы он учился у какого-то сопливого джентльмена играть? Уроки у него брал и с открытым ртом слушал? Это унижение посильнее окунания в бочку с дерьмом будет. А Хэмфри ещё себя больно смелым почувствует и злорадствовать начнёт. Ну его к чёрту, Ларсен и так справится, у него голова на плечах есть. А это всего лишь шахматы. — Опять ферзя прозевал, — заметил Хэмфри, лёгким движением сметая чёрную фигуру в свою сторону и подпирая щёку рукой. Эта его лёгкость была сравнима с насмешкой. — Это гамбит, — буркнул Ларсен, вспомнив единственный знакомый ему шахматный приём, и переставил коня. — Ты не можешь говорить, что это гамбит каждый раз, когда теряешь важную фигуру, — возразил Хэмфри, хмурясь, будто Ларсен своими заявлениями оскорблял всех шахматистов разом, вплоть до греков, что их придумали. — Кто мне запретит, ты что ли? — Мы играем по правилам, а не как в голову взбредёт, будь добр их соблюдать. — Да с превеликой радостью, — огрызнулся Ларсен, не глядя переставляя своего слона с таким стуком, будто надеялся сломать доску напополам. Хэмфри опустил взгляд на фигуры и поджал губы, хмурясь ещё сильнее. Последовал глубокий вдох и выдох, а голос его стал мягче. — Слушай, лучше перестав его на B5, так будет правильнее, и тогда мой конь его не— — Да плевать я хотел на твоих коней! — вот этого Ларсен стерпеть уже не мог. Теперь этот выскочка его в открытую поучает! И кем он только себя возомнил? Ларсену даже показалось на мгновение, что сейчас он прямо ему в лицо рассмеётся, если он его совету последует. Это, чёрт возьми, подлый удар, — Знаешь, куда ты можешь их деть? Хэмфри часто-часто заморгал удивлённо и, скрестив руки на груди и откинувшись на спинку стула, фыркнул, брезгливо скривив губы: — И куда же, мой дорогой капитан? — Да прямиком в задницу себе, вот куда! — не преминул ответить Ларсен, — За идиота он меня считает! Выиграл пару партий и решил, что лучше меня разбирается. — Только ты не выиграл ни одной, — ответил Хэмфри, — И ни за кого я тебя не держу, если ты просто играть не умеешь… — Да что ты зачастил со своим «не умеешь»? Не мой день сегодня, не с той ноги встал, погода на меня повлияла, вот и не выиграл ни разу. У меня и без того навыков хватает, а ты, тоже мне, гордишься какой-то игрой для кабинетных червей. Даже ребёнок бы с этим справился так, как ты. Хэмфри резко вдохнул через нос и уставился на Ларсена по меньшей мере с удивлением, какого ещё на его лице наблюдать не приходилось. Даже когда ему довелось увидеть, как охотники котиков забивают, он не выглядел таким удивлённым и взбешённым. То, что он взбесился Ларсен увидел ровно через секунду, когда бледное лицо и шея покрылись красными пятнами, а нос задёргался, как заячий. Стоило бы, наверное, остановиться, но Ларсен, отчего-то такой реакцией довольный, решил в последний раз провернуть вонзённый им нож. — А что ты так смотришь? Сам знаешь, что это так. Он даже не успел закончить предложение, как Хэмфри вскочил из-за стола, замахнулся и резким движением смёл фигуры с доски. Фигуры мелко-мелко застучали по полу каюты, и только этот звук заставил Ларсен дёрнуться и удивлённо нахмуриться, за этой картиной наблюдая. — Вот это… это был гамбит, — прошипел Хэмфри, мелко вздрагивая от злости, точно перепуганный зверёк перед хищником, — Учись, — выплюнул он следом, нервно поправляя очки. Давая понять, что на этом разговор окончен, он развернулся на каблуках и быстрым шагом направился к выходу. — Ой, только не говори, что вздумал из-за этого на меня злиться, — буркнул ему вслед Ларсен, сверля взглядом разбросанные фигуры. — Вовсе нет, — отрезал Хэмфри с деланным спокойствием и громко хлопнул дверью каюты. Ларсен раздражённо выдохнул через нос, с не меньшим раздражением взъерошив волосы на затылке. Вот взбредёт же этому джентльмену в голову! В остальное время он тише воды ниже травы, ни слова против не скажет, сколько бы Ларсен не давил, сколько бы не накалял его издёвками. Ему это казалось частью их общей, не обговоренной, но обоюдно принимаемой игры. Да, Ларсен на издёвки был горазд, а сам едва ли их терпел, если они касались его умственных способностей, но для него это было привычно. Ему казалось, что и для Хэмфри тоже, он со временем на язык стал острее. А тут, из-за каких-то шахмат устроил ему девичьи истерики. И Ларсен же в них почему-то должен быть виноват. Самое отвратительное, что смотря на раскиданные по полу фигуры, он себя виноватым и чувствовал. Как-то неприятно колол его тот факт, что этот беспорядок устроил он. Конечно, он и раньше Хэмфри мог задеть, не без этого, но последствий никогда не видел, если не считать огромных голубых глаз, переполненных возмущением. А тут его беспорядок вполне ощутим. Его можно потрогать. Его можно даже прибрать. Покривив душой, Ларсен всё же наклонился и поднял лежащего прямо возле ноги белого ферзя. Это ж надо, верхушка сколота. Там же должна быть такая белая круглая ерунда, как корона. Новая волна стыда и вины пронеслась по позвоночнику. Это Ларсен вот это устроил? Это его ощутимые последствия? Если Хэмфри вернётся (не то чтобы Ларсену было дело, что он вернётся, он о нём вообще старался не думать), то на любом перемирии можно ставить крест. Ларсен скривился. Какой же этот джентльмен навязчивый. Просто одним своим существованием навязчивый, мыслями, которые заставляет думать. Этими фигурками дурацкими. Ларсен ведь, чего себя обманывать, не для того, чтобы глумиться, играть согласился, даже не из личного интереса. Хотелось просто чем-то Хэмфри удивить. Морское дело его удивлять давно перестало, в картах он не понимал ни черта, в геометрии еле-еле отличал синус от косинуса. Общих с Ларсеном интересов у него и не было совсем. И хоть Ларсен терпеть себя не мог за желание увидеть улыбку Хэмфри — не вымученно-напуганную, а самую настоящую — но общий интерес искал всё равно. А выходит теперь, что общий интерес у них — унижать друг друга почём зря, да вещи портить хорошие. — Гамбит, чёрт бы его… — пробормотал он и, внимательно оглядевшись по сторонам, хоть и знал, что никто за ним не наблюдает, поднялся со стула. Ладно, чёрт с ним, с Хэмфри, а с ферзём он разберётся. Он, в конце концов, родственником лучшему резчику Ромсдаль-фьорда приходится. Ну или приходился, пока резчику руки в пожаре не подпалило. В любом случае, с деревом он дружит даже лучше чем с некоторыми людьми.

***

Он не услышал как Хэмфри вошёл в каюту, хоть тот и сделал своё присутствие очевидным, громко стуча каблуками по полу каюты. Ларсен был слишком занят деревянным бруском, который должен был стать новым белым ферзём. В крайнем случае, Ларсен убедит это кривое убожество, что он белый ферзь с целёхонькой, между прочим, верхушкой. Только когда Хэмфри очутился рядом со столом, Ларсен поднял взгляд и устало заморгал напряжёнными глазами. — Тебе чего? — буркнул он, быть может, излишне грубо. — Я пришёл шахматы забрать, — ответил Хэмфри, кривя губы с той же брезгливой эмоций, несколько гипертрофированной его желанием показать, насколько он не хочет здесь находиться. Ларсен пожал плечами и махнул рукой. — Твоё дело, — и вернулся фигурке. Хэмфри фыркнул в ответ и сразу принялся собирать уже расставленные на столе фигуры (не давать же им на полу валяться, в самом деле!), время от времени кидая взгляд на Ларсена и его руки. Должно быть, любопытство так и подмывало спросить, что он делает, но гордость это желание пресекала. Он только и мог, что наблюдать, собирая свой набор, в котором, странно, не хватало белого ферзя. Хэмфри оглядел стол, удивлённо хмыкнув, и Ларсен, это заметив, прокашлялся и сказал, будто невзначай: — У ферзя твоего корона… сколота слегка, — он прищурился, вытачивая очередной зубчик на своём, — Не знаю, как так вышло, но это дело поправимое. Двух минут. Хэмфри посмотрел на него, потом на фигурку в руках, потом на свою, стоявшую, как оказалось на дальнем краю стола как образец и заметил: — Мне Луис её такой отдал. Брак, наверное. Ларсен встрепенулся и взглянул на Хэмфри исподлобья. — Чего? — Она уже сломанная была, ты зря возишься, — ответил Хэмфри. — Зря вожусь? — почувствовал укол обиды Ларсен, — А ты, значит, хочешь в шахматы дрянью всякой играть? Я тут стараюсь, а он мне- — К твоему сведению, я тебя не просил, — Хэмфри взял со стола своего ферзя и добавил, — Да и какая разница, чем мне играть, если ребёнок лучше меня с шахматами справляется, да? Ларсен хотел было огрызнуться, но вовремя себя остановил. Он мог бы и дальше гнуть свою линию, но чувствовал, что так только сильнее себя закопает. Сильнее, чем уже с этой дурацкой фигуркой и тем, что он раньше успел наплести. — В общем, спасибо тебе за заботу, но я в ней не нуждаюсь, — сказал Хэмфри, собираясь уже покинуть каюту и унести свою уязвлённую гордость с собой. Ларсен фыркнул и, словно это стоило ему невероятных усилий, выдал. — Ладно, чёрт с тобой, Хэмфри… Я правда не умею играть. Он остановился, едва обернувшись, и молча продолжил ждать чего-то. Видимо, продолжения пламенной речи. Скрипя зубами, Ларсен пробормотал: — И не думаю, что ты… не умеешь. Хэмфри нарочито удивлённо хмыкнул, но продолжал молчать. Вот же заносчивый ублюдок, подумал Ларсен и добавил: — И ты играешь намного лучше меня. И не любой ребёнок бы справился с этим делом. Доволен? Хэмфри подумал с долгих полминуты и обернулся. — Вполне, — пожал он плечами, — Не слишком-то похоже на извинение, конечно… — Я и не собирался, — заметил Ларсен. — Но я его приму. И, правда, в том, что ты не умеешь играть, нет ничего стыдного. Ты бы видел, как играет Чарли Фэрасет. Я по сравнению с ним и правда как ребёнок. Тебе просто надо немного практики… — Прекращай меня жалеть уже и иди куда шёл, — отмахнулся Ларсен и, хоть смысла в этом теперь не было, отвернулся и продолжил вытачивать фигурку. Лучше занять себя чем-то, чтобы не выдавать уязвлённой гордости от того, что ему пришлось снизойти до такого постыдного признания. Теперь у Хэмфри появится новая издёвка в их будущих спорах. Если это можно было назвать гамбитом, то провальнее гамбита не видел никто. Ларсен может себя только поздравить. Хэмфри устало вздохнул и, вернувшись к столу, отложил набор в сторону и опустился перед Ларсеном на корточки. По-другому, тот навряд ли бы стал с ним разговаривать. Ларсен упрямо сделал вид, что его не замечает. — На самом деле, — сказал Хэмфри, — Мне приятно, что ты так возился с этим ферзём. — Это не ради тебя. Не люблю хорошие вещи портить, — отрезал Ларсен. Хэмфри только улыбнулся и осторожно положил ладонь поверх ладони с ножом, осторожно её сжимая. Ларсен замер, не сводя сурового взгляда с этой ладони. — Значит, мы оба любим хорошие вещи. Мне это тоже очень приятно, — сказал Хэмфри ещё тише и потянулся Ларсену навстречу. И прежде чем успело хоть что-нибудь случиться, а мысль о том, что могло бы случиться, оформилась в голове, как Ларсен вскинул голову и выдал первое, что пришло на ум в этот момент: — Научишь меня гамбиту? Хэмфри вздрогнул и удивлённо заморгал, вновь покрываясь пятнами. Разве что на этот раз далеко не от злости. — Г-гамбиту? — Да, — нервно отворачиваясь в сторону шахмат, кивнул Ларсен, — Раз уж ты сказал, что то, что я делаю — не гамбит, то ты бы мог показать. Но только никому об этом не вздумай говорить. — Мне и некому, ты же знаешь, — ответил Хэмфри и, излишне громко прокашлявшись, поднялся на ноги, — Но гамбиту, пожалуй, научу. Могу еще потом тебе дебют Гроба показать. Чарли меня научил, презабавный приём, тебе понравится. Если… если захочешь, конечно. И если тот факт, что засиделись они до самой поздней ночи, что Ларсен подставлял своё плечо плечу Хэмфри, что позволял гладить себя, будто случайно, по волосам, о чём-то и говорил, то это о том, что Ларсен был готов к совершенно всем дебютам, что были известны Ван-Вейдену.