It's getting harder to breathe now

— Джейсон? — Чего? — громче, чем ожидал, спрашивает в ответ. *** Под землёй всё оказывается совсем не как на поверхности. Тут свои правила, которые придётся освоить как можно быстрее: оставить в живых в надежде на лучший исход, бросить, или пристрелить к чертовой матери, только бы не умереть всем остальным. Столько задач, но вроде посильно для видавших виды военных, а? Да вот нихрена подобного, Джейсону уже через полчаса в этом аду казалось, будто мозги сейчас расплавятся и вытекут изо рта или ушей, но в голове они не останутся точно. Хотелось сесть в углу старинного храма и раскачиваться взад-вперёд, только бы не идти дальше, а потом ещё дальше, пока не упрёшься в стену или не сожрёт монстр. Под землёй всё по-другому. Враг станет другом, а ещё вчерашний товарищ, сослуживец и просто родной человек станет монстром, от которого нужно бежать, причём прямо сейчас, иначе тебя медленно сожрут, смакуя момент. Такие потрясения точно не ожидаешь от обычной — как планировалось — миссии на пару часов. Ещё сегодня утром Джейсон был другим человеком. Он пил утренний кофе, думая о своём, о Джейсоновском, чём-то всем другим неясном. Обычно это что-то из рубрики тех самых вопросов, на которые взрослые не знают как ответить детям, типа «зебра чёрная или белая?», но часто проскакивает и что-то положенное по возрасту и званию, вроде «а выберемся ли мы живыми в этот раз?». И всё это почти в одно и то же время. Такой уж он, лейтенант Колчек. Сегодня утром он почитал книжку, завалявшуюся в его вещах. Давно хотел, но отчего-то созрел только сейчас. Сегодня утром он никак не ждал того, что какой-то храм возрастом в сколько-там-ему-вообще-тысяч лет вот так просто заберёт с собой всё, что только может: от жизней других людей до всех предрассудков и той стойкости, что была его, Джейсона, постоянной спутницей. А под землёй, там, посреди ничего, даже дышится по-другому. И Джейсон дышит, да только нихрена это не помогает, здешний воздух тоже другой. Спёртый, пыльный до ужаса, дышать и в правду будто нечем. Под землёй глупая война заканчивается. Не для правителей стран, не для других военных с обеих сторон, нет, только для двоих человек. *** Было холодно, даже слишком, особенно если учитывать то, во что были одеты первые за долгое время посетители затерянного храма. Приходилось постоянно переступать с ноги на ногу и, конечно же, не останавливаться более чем на пару минут, только бы не замёрзнуть. Нет, им и без этого тут точно предостаточно испытаний. В один из привалов на ровно такой промежуток времени, чтобы просто перевести дух, Джейсон и переспрашивает своего спутника, — Так чего? Салим вздрагивает всем телом -, видно, задумался… опять. Хотя, если так подумать, может, когда они отсюда выберутся, ему как раз и не придётся закрываться в себе, тратя часы на самокопания по поводу этой миссии. Побудь сам с собой здесь — не придётся потом? Верилось с трудом, если честно. Протерев уставшее лицо ладонью, Салим наконец подаёт голос, — Может задержимся тут на подольше? — почти на одном дыхании отчеканивает он. Он нечитаем совершенно, догадаться, что он там себе надумал было пиздец как сложно, особенно Джейсону… особенно, когда надо было читать Салима… — Это зачем? Лучше оставаться в движении, понимаешь? — поправил кепку и обернулся, — Или ты хочешь чтоб нас тут живьём эти твари разорвали? — За десять минут не разорвут, — уже увереннее отвечает иракец. — Так, — можно даже не смотреть на него, чтобы понять, — тот улыбается, — что ты задумал? — Ничего, я просто устал, — «а может и не задумал ничего?». — Ну ладно, — усмешка отразилась от стен, пропав в бесконечных коридорах этого грёбаного лабиринта. Салим усаживается поудобнее, опираясь спиной на стену, и наконец выпускает из рук трубу, которую, Колчек замечает это почти с самого знакомства, тот не выпускал даже на секунду, постоянно сжимая до побеления костяшек, если рокот снова было слышно. Хмыкнув, садится рядом, но не слишком, всё-таки чужие люди, неприлично так- — Двигайся ближе, — Осман перебивает его внутренний монолог. — Зачем? — и в голове моментально пусто, вылетает из неё и самая очевидная причина. Единственная, если уж на то пошло. И вот это лейтенанта совсем не устраивает: кто же он такой, этот его спутник, чтобы так легко и без напряга выбивать из колеи. — Чтобы не замёрзнуть, — но Салим проговаривает абсолютно спокойно и серьёзно, без подвоха. «Хотелось бы с подвохом» — проносится в голове и Колчек старается дышать глубже. — А-ага, — замявшись на секунду, Джейсон придвигается, слушаясь как приказа. Скрестив руки на груди и откинув голову назад, прикрывает глаза. Обещает себе, всего на секунду, не так и устал, не заснёт, однако чувствует как потихоньку отрубается, словно после нескольких бессонных ночей, но приятное ощущение приближающейся и долгожданной отключки почти сразу прерывают. Колчек вздрагивает от неожиданного прикосновения и мягкого шёпота справа, — Эй, не спать. Открывает глаза, всё ещё находясь где угодно, но не в нескольких километрах под землёй, поворачиваясь к нарушителю покоя. Нет, он, конечно, полностью согласен с тем, что спать тут вообще не вариант, но всё равно неприятно и, хотя бы для вида, для поддержания той маски серьёзного и вообще-никакого-тебе-не-друга военного, нужно позлиться. Ну или притвориться что злишься, потому что злиться по-настоящему глядя в эти глаза просто невозможно. Нахмурив брови, всё недовольство разбивается о приятное и совсем не опасное лицо напротив. Салим смотрит устало, но не зло. — Сам сказал, они нас разорвут, — пожимает плечами, и слабо улыбается в ответ на быструю смену эмоций на лице собеседника. — Да-да… ты прав, — старается отвернуться, но отчего-то совсем не хочется, да и сопротивляться самому себе нет сил, — А у тебя, — Джейсон пребывает в ступоре, даже не знает что и спросить, оттого ляпает первое что приходит на ум, — как настрой? Липкое «идиот» разносится словно эхом в голове Колчека. Так проебаться, конечно, надо уметь. А умел он это делать превосходно, особенно когда волнуется. Но Салим только усмехнулся, — Ну что ж, допустим, не очень, а у тебя? — Джейсону кажется, что он даже слышит, как собеседник пытается сдержать смех, но на самом деле тот просто улыбается спокойно, словно ничего страшного и не произошло. И всё, тут Джейсон сдаётся и признаёт — больше строить из себя серьёзного лейтенанта не получится, придётся разгребать позор и собирать себя и своё достоинство по кусочкам, даже если не сейчас, то потом, когда опять выдаст какую-то херь невпопад. — Да-а-а, тоже не особо, — тянет и отводит взгляд, как же стыдно! Джейсон говорит постоянно и без умолку, а сейчас из него и слова не вытянешь. А когда всё пошло по одному месту? «Опять» — прогремело в голове. Понимает, надо успокоиться. Перед ним его, всё ещё, враг, а он вот так млеет от внезапных и очень нежелательных бабочек в животе. И неясно, это обыкновенное волнение от всей ситуации или от человека, расположившегося справа. Но блять, как же он изголодался по… такому. Вот такому, спокойному диалогу. Такому странному ощущению защищённости рядом с кем-то. Он ведь долго гонял себя туда-сюда-обратно, с одной миссии на другую, он же даже сюда записался просто чтоб снова ненадолго подумать о другом. Отвлечься от быстротечности жизни и не проебать в ней то, что осталось проёбывать. И, конечно же, это желание простых человеческих чувств решило постучать со дна его разума вот прям сейчас, в самый что ни на есть неподходящий момент. Сам просчитался. Внимание к себе, наверное любят все, но Джейсон так давно холост, так давно не впускает никого к себе в жизнь, что этот «вроде бы и враг» уже не кажется таким плохим вариантом. И, конечно же, напоминает себе, что холост он всю свою жизнь и это «так давно», на самом деле, чуть дольше нормы. Мысленно отвешивает себе подзатыльник за такие мысли и благодарит то ли бога, то ли ещё кого в том, что Салим не умеет читать мысли. Хотя, наверное, это тому и не нужно, достаточно только посмотреть на раскрасневшегося Колчека и сложить два и два. Влюбляться (или думать, что влюбился) в каждого, кто проявит к нему самую каплю уважения, искреннего и беззлобного, — это уже как дурная привычка, что сформировалась хер-знает-сколько-лет назад и вот не отпустит никак, сволочь. Он всё ещё прекрасно помнит тот раз, когда с ним заговорил красивый, накаченный капитан баскетбольной команды Майкл. Он подошёл к его шкафчику, извинился за беспокойство и попросил ручку до конца дня, оправдываясь тем, что забыл свою. И Джейсон поплыл. Дал ручку, отшутившись по-глупому и ушёл на уроки. Пару раз, пересекаясь на нескольких уроках, он смотрел на Майкла, старательно выписывающего информацию с доски, и ловил себя на мысли, что хотел бы узнать того поближе. Он за ним не следил, ни в коем случае, просто каждый раз, заходя в новый кабинет или выходя в коридор, или на ланче в столовой Джейсон глазами выискивал стройный силуэт в красно-белом бомбере, а как находил, старался оказаться чуть ближе, чтобы и на него обратили внимание. Но Майкл заметил его лишь на уроке истории, приветливо помахав рукой. И сердце Колчека забыло как биться. Было чертовски приятно. Он, конечно, успокаивал себя тем, что просто волнуется за ручку, однако она была самой обыкновенной, и таких как она штук двадцать валяется у Джейсона дома, но, когда после уроков его сегодняшний предмет фантазий её вернул, Колчека она не парила вообще. Он только смотрел в зелёные глаза напротив и кивал на всё, что ему говорили. Вернувшись в тот день домой он был на седьмом небе от счастья. Всё ощущалось по-другому, так легко и беззаботно. Не хотелось делать домашку, ведь завтра казалось таким далёким, так что Джейсон врубил музыку в комнате погромче и просто лежал на кровати, подложив согнутые в локтях руки под голову. Казалось, жизнь налаживается. Придя на следующий день в школу в приподнятом настроении и при полном параде (он помыл голову и надел свою самую красивую футболку, на которой была изображена группа Kiss), он направился в кабинет истории, размышляя о том, как повезло, что их совместный с Майклом урок был первым. Настроение как рукой сняло, когда он увидел Майкла в компании девушки. Блондинка в юбочке и милой розовой кофте обнимала того за шею, увлечённо что-то рассказывая. Тогда Джейсон и понял, что он со своей невесть откуда взявшейся влюблённостью Майклу или кому-нибудь ещё нахер не сдался. В тот день он разочаровался сам в себе, но примириться со своей сущностью пока не мог. Но сколько раз не костери себя на чём свет стоит, только вот каждое «спасибо» или, тем более, «ты хорошо справился» отзываются приятной теплотой на душе, будто это что-то невероятное и такое почётное. А здесь, боже, как же здесь хорошо. Если, конечно, не учитывать огромных монстров, снующих по коридорам и разрывающих на части всех, кто им не понравится. А так как в раю. Рядом приятный молодой человек, который им, Колчеком, не брезгает, слушает его и даже отвечает. Если бы не обстоятельства, Джейсон бы, наверное, поцеловал его… Однако, сидя на холодном полу и прижимаясь друг к другу в попытке не замёрзнуть, до Джейсона доходит, что сидят они в почти гробовой тишине. А что дальше? Что ещё спросить? И тут, словно спасение, приходит мысль, которую они тогда развивать не стали, — А чего ты хотел задержаться? — Да, хотел спросить, — мнётся немного, словно собирается с мыслями, — С тобой всё в порядке? И сердце словно пропускает удар. Хочется кинуться в объятия и рассказывать как всё не в порядке, как он устал, и как он благодарен за проявленную бдительность и уделённое внимание, но вместо этого быстро говорит осторожное «да». Но, раз Салим спросил, то всё-таки заметил, как Колчек без устали на него пялится всё то время, пока они наедине. А вот это некстати. — Ты точно в порядке? — уже настойчивее спрашивает собеседник, но всё таким же голосом — спокойным. — Да, всё пучком, да. Тебе-то какое дело? — снова хочется ударить себя, только теперь посильнее. Салим явно не пытался его обидеть своим беспокойством, а Джейсон так нагрубил… Дурак-дурак-дурак. — Прости, просто ты трясёшься, — Салим замолчал, но было понятно по интонации, что не договорил. Блять. — И так смотришь, — закончил. БЛЯТЬ. Надо что-то придумать, что-то сказать? Почему всё происходит так невовремя… — Замёрз, — отрезает словно, игнорируя конец фразы, снимает с себя шарф, кутаясь в него, чтобы не подавать виду, ведь трясётся от волнения, настигающего только тогда, когда Осман поблизости. А ещё Колчек замечает, что ему не холодно совсем. Салим поднимает левую руку, подтыкая шарф со своей стороны, а после возвращает руку на место, отчего Колчеку становится ещё жарче — он пытается убедить себя в том, что это из-за шарфа. Хочется что-то добавить, ведь сидеть в тишине как-то неуютно, но даже вот так Джейсону всё нравится. Наверное, со стороны они выглядят странно: два почти незнакомых мужика сидят, прижавшись друг к другу и просто молчат. Колчеку хочется взглянуть на приятеля по несчастью, просто чтобы убедиться, что он — не галлюцинация, сидит здесь, в этом аду рядом с ним и никуда не уходит, да и не собирается пока, но в то же время так по-глупому страшно. Джейсон себя успокаивает: ну посмотрит он на него, ну задержит на нём взгляд чуть дольше дозволенного, ну дотронется до его щеки, вытирая с той пыль, ну приблизится и заглянет в глаза, ах эти глаза, тёплые, уже, кажется, по-своему родные, тёмные и такие глубокие, те самые глаза, которые сейчас смотрят прямо в его. Блять. — Не забывай дышать, — улыбается как умеет, обворожительно, Джейсон ловит себя на мысли, что если бы стоял сейчас, то обязательно бы упал прямо к Салимовым ногам. Тот бы, конечно же, помог встать, подав руку, и — очень хотелось, чтоб не убирал её хотя бы ещё секунду — снова бы улыбнулся. — Да, — выдыхает, но взгляд не отводит. Поджимает губы, силясь не натворить глупостей, сжимает кулак под шарфом, больно впиваясь отросшими ногтями в ладонь и перебирает мысли в голове молниеносно, но ни одной про адекватное развитие событий: словно сейчас мозг Джейсона работает против него, генерируя только тот исход, в котором они с Салимом наконец сближаются и целуются, рьяно и без зазрений совести. Но нет, нет-нет-нет и ещё раз нет, так Колчек не поступит ни за что. Он понимает, даже если бы сейчас ему угрожали пушкой, он только послал бы хозяина оружия нахуй, отмахнувшись чем-то вроде «я не педик». Хотя Джейсон полностью уверен в том, что всё наоборот. Долго ему пришлось с этим бороться. Всю старшую школу, пока его друзья уже все были заняты, Джейсон держался на расстоянии от всех особей женского пола. Друзья, подонки ёбаные, только подтрунивали, сначала шутя над тем, что на него ни одна девушка не взглянет из-за его вечного равнодушия к ним, а потом сообразили, что шутки про геев гораздо забавнее. Никто его, конечно, не унижал, да и чего бы не посмеяться с глупого юмора, но только конкретно эти подколы про «педиков» и «слабых на задок» бесили Джейсона больше остальных. Он всегда улыбался на них, пока прокручивал в голове, что задевать это его не должно никаким образом. Пока не появился Майкл, а за ним Гэвин, после него был Чад, дальше Фрэнк, Том, Саймон, Трэвис, Адриан, Итан… И ни одной Мэри, Стейси, или какой-нибудь Рут. К слову, ни один парень из злосчастного списка мимолётных влюблённостей так и не ответил взаимностью. Хотя, не то что бы Джейсон кого-то спрашивал. Вернее, был один, которому он почти открылся, но тот в ответ на внезапную доброжелательность и заинтересованность с его стороны припечатал к стенке, доходчиво объяснив, что педиков он и его друзья не жалуют. Колчек тогда шёл домой на ватных ногах, стараясь не заплакать от разбитого вдребезги сердца. Это был последний раз, когда он позволил себе понадеяться хоть на что-то в свой адрес. А сейчас он влип, влип по самые уши. Он ждёт активных действий от Салима, перестав полагаться на себя, ведь знает — ему только дай — он сразу. А срываться нельзя. В процессе раздумий над своей судьбой, он и не замечает, как с него снимают кепку и кладут на пол, как проводят рукой по волосам, скользя ниже, как останавливают руку на плече и совсем не больно сжимают. Очнулся Колчек на моменте, когда Салим наконец нарушил тишину, — Ты точно в порядке? — лёгкий смешок и всё та же приятная глазу улыбка. Мог бы, зацеловал прям сейчас, наплевав на здравый смысл. — Нет, — сердце застучало быстрее, а зрачки забегали по лицу напротив. Ещё чуть-чуть и даже его стальная выдержка полетит к чертям, надо что-то сделать. Выровнять дыхание, например. Но как после такого дышать? Он старается вдохнуть, но воздуха словно не хватает. Пытается выдохнуть, но горло саднит. А сдохнуть вот так, от волнения, заполонившего, кажется, всего Джейсона изнутри, ой как не хочется. Провоевав сначала на войне, а потом с вампирами, ебучими вампирами как из тупых страшилок, умереть в итоге от безрассудной влюблённости это, конечно, заслуживает минимум награды. Максимум пощёчины самому себе. Нет, такого он бы себе не простил никогда. — Я могу помочь? — Салим звучал обеспокоенно, наверняка от того, как Колчек стал задыхаться на ровном месте. Молодец, привлёк внимание как смог. И всё-таки он себя ударит, если сейчас не подохнет с позором. — Можешь, — не хватало духу сказать что-то подлиннее. — Что сделать? — Осман присел ровно перед Джейсоном, чтобы тому не нужно было поворачивать голову. — Поцелуй меня, — на выдохе шепчет Колчек, в тайне надеясь, что сказал достаточно тихо, чтобы собеседник не услышал. Этого хотелось до безумия, но твою же мать, как же он этого боялся. Возможность умереть с позором прямо перед любовью своей жизни, удивительно, как быстро возлюбленный заработал такое звание, уже не казалась такой уж страшной и достойной пощёчины. Но Салим слышит. Слышит и аккуратно подбирается ближе. Расстояние между ними пугает Джейсона, но он молчит, наблюдая, как его лицо обхватывают руками по обеим сторонам. Сердце предательски пропускает удар, а дыхание, всё ещё не пришедшее в норму, снова сбивается, кажется, его сейчас просто на части разорвёт от ощущений внутри, даже несмотря на то, что это всего лишь тепло. Так тепло ему не было никогда, это точно. Ловит себя на мысли, что нехватка воздуха и не проблема вовсе, ведь с ней ситуация нравится ещё больше. «Твою же мать, Колчек, оставь свои фетиши при себе» — появляется бегущей строкой перед глазами, которые он предусмотрительно прикрывает, перед тем, как Салим окажется уж совсем близко. Отчего-то прикосновение губ Османа ощущаются совсем непонятно. Просто притронулся с одной стороны, с другой — как притронулся. Лёгкий, целомудренный почти, поцелуй Салим прекратил слишком уж быстро, но, когда мужчина совсем чуть-чуть отодвинулся и взглянул в глаза сидящего напротив, приметив туманный взгляд, а ещё этот лёгкий румянец на щеках, покрытых еле различимыми веснушками, снова приближается, возобновляя поцелуй, уже энергичнее и чувственнее. Иракец зарывается руками в короткие волосы, чувствуя, как солдат под ним буквально тает, руками сжимая его плечи, как стонет сдавленно, стараясь быть тише. Осман перебирается к нему на колени, не разрывая поцелуй, ведь знает, Джейсону не понравится, Джейсон только решился, а спугнуть его сейчас будет уж слишком жестоко. Руки Колчека гуляют по телу человека, что не побоялся усесться на него вот так просто без предупреждения, а, когда наконец находит пуговицы на вражеской униформе, так же без спроса принимается расстёгивать. Хозяин униформы что-то неразборчиво мычит ему в губы, но от процесса не отвлекается. Доходит до футболки, но соображает, что для того чтобы её снять надо прерваться. Без желания это делать, забирается руками под футболку, оглаживая крепкую грудь, а после переключается на мускулистую спину, чертя пальцами по изгибам. Чуть ниже находит ремень, расстёгивая неаккуратно, стараясь побыстрее. Руки тянутся к ширинке, когда на весь храм из дальнего коридора слышится леденящий душу рокот. — Твою же мать, — как можно тише озвучивает мысли обоих Джейсон, отрываясь от такого желанного занятия. А ведь только начали. Мужчины подскакивают, натягивая на себя одежду, которая валялась разбросанная по всей комнате, сброшенная в порыве страсти. Подбирают оружие. Колчек пытается заново завязать шарф, но пальцы словно назло путаются. Сука, ну только не это, сейчас он опозорится ещё раз. Заметив это, Салим подходит ближе, берёт шарф и завязывает сам, укладывая покрасивее, хотя нужды в этом нет, — всё, что им сейчас нужно в действительности, — уносить отсюда ноги как можно быстрее. Однако Осман не спешит отстраняться разу, а, приблизившись к уху любовника шепчет на грани слышимости, но достаточно, чтобы Джейсону сорвало башню ещё раз, — Надеюсь, теперь тебе лучше, — и снова улыбается искренне, заглядывая в почти чёрные от расширившегося зрачка глаза напротив. Отвечает Колчек не раздумывая, уже без страха показаться Салиму идиотом; он знает, что тот не осудит, — Знаешь, нам стоит повторить это как-нибудь, чтобы… закрепить результат, — и улыбается в ответ.