Get him back!

В крошечном баре можно различить множество сладких ароматизированных запахов от электронных сигарет, а в глаза больно режутся неоновые лампы, от чего хочется развернуться и уйти обратно к себе, но цель была одна. Вернуть его. — Раз, два, три! — Подождите, это песня с ударными? О да, теперь бы подойти к бармену, улыбнуться мило, а может Сынмин все-таки делает это гадко, как выплюнул во время очередной ссоры, Хёнджин? У Сынмина по привычке на веках блестящие тени, которые он спер у своей старшей сестры, которая даже была не так уж против, ведь когда-то уже сломала его приставку. Не подошедшая палетка теней не проблема, когда младший брат старается ради какого-то смазливого болвана. — Две текилы, — на улыбку все-таки ведутся. — Не унесет ли, малыш? — После шести, если только, — и почему это каждый раз так волнительно, будто ему в рот пихают два пальца, а он пятилетний малыш ревущий в ванной? — И не малыш, я занят, вроде. Бармену все равно на какого-то разукрашенного парня, но нужно признать, выглядит этот парниша сногсшибательно. К нему бы подкатывать с самыми глупыми подкатами, которые можно найти на сайте для тормозов, но кажется этого милашку в узких черных разорванных в коленях штанах и модном сетчатом лоскутном сексуальном укороченном топе с длинными рукавами, уже по глупому обижают. Лезть в дела сердечные и разбитые — не его смена, только если за пару купюр, но сейчас внимание занимает блондинка с акцентом, которая заказывает виски с колой. — Жжется, как в первый раз, — приходится сморщить лицо и проглотить содержимое, которое согревает лучше любых рук на обнаженном теле, но с этим еще поспорить бы, — Отвратительно. Сынмин встретил Хёнджина летом, а бросил его весной. Это была глупая интрижка, с множествами письмами любовных и стикеров «выйди через пятнадцать минут в коридор», парными кольцами из розового золота, чехлами с датой их начала отношений, цепочками в виде луны и звезды. Тут нет ничего милого и особенного, потому что это их культура и тут не встречаться — позор вечный. Надо же, но учась в одном университете не замечать друг друга, когда вы оба выделяетесь за километр — удивляет. Потому что Хван Хёнджин слишком клишированный персонаж в университетской жизни, что является капитаном баскетбольной команды, по средам и пятницам занимается с Минхо плаванием, мутит мутки с каждой второй и может поцеловать любого, если ему покажется, что человек не уверен в себе. Ким Сынмин же не вписывается в общую картину, потому что не имеет ни отметок «отлично», ни хорошего телосложения, кроме излишней худобы и десяток комплиментов в день, что его ножки прекрасно смотрелись бы на чужой машине, но слышать такое от девушек еще приятнее, странно как-то для открытого гея, но все со своими проблемами в голове, не так ли? Хёнджин спорить любил очень сильно, жить без этого не мог. Сначала ему не нравится выбранный Сынмином фильм, потом жалуется, что приглушенный свет не такой приглушенный и что вообще не стоило было менять свой идеальный вишневый цвет волос на какой-то пшеничный, смотрится ведь не очень. В пасте чересчур много семги, фанта недостаточно холодная, окно можно было бы закрыть, толку от него никакого нет. — Будем смотреть железного человека, — младший ставит на стол миску с соленым попкорном. — Мы будем смотреть капитана Америку, я уже поставил, — не следит за застывшим парнем и только выдает раздраженно, — ты не мог взять сырный, он вкуснее. И если изначально Сынмину было все это окей, потому что серьезно воспринимать отношения в девятнадцать лет — смешно. Но сейчас видя недовольного Хёнджина, до него доходит, что с него хватит. Слезы сами просятся наружу, а хаотичные вопросы вслед за ним, только раздражают больше. — Ты расплакался, как девчонка просто потому, что хотел посмотреть железного человека? — Я не «просто расплакался, как девчонка», я просто хотел посмотреть железного человека вместе с тобой, а не с кем-то другим, сечешь? — Секу, кажется. Будто какой-то ситком с низким бюджетом или семейный сериал 2000 года, в котором обязательно присутствует смазливый тупой качок блондин и девочка-умница со скверным характером, но любящими друг друга главными героями. Хёнджин хоть смазливый, местами тупой качок, но не блондин, а сам Сынмин не девочка и не умница точно, однако скверный характер имеется. Про любовь тут вообще стоит говорить? У Хёнджина был эгоизм, с которым приходилось бороться. Был трудный характер, из-за которого Сынмин не один раз возвращался к друзьям в слезах. Блуждающий взгляд на других, когда самый привлекательный в гребанном душном клубе был только Ким. — Еще одна его такая выходка и я его в клочья разорву, — Чонин чуть ли не перелезает через стол, когда Хёнджин облизывает свои губы и улыбается мерзко, языком двигая в щеку и поднося кулак к лицу, — Я его убью. — Какой ты отвратительный! Сынмин смеется с друзей, которые театрально вздыхают, а Джисон с размаху кидает вслед источника шума зеленый твердый банан. — Надеюсь, что потренируешься этим, а не будешь насиловать собственный рот кулаком, Хван! Это веселит всю столовую, но не Хвана. Ловит на себе насмешливый взгляд Кима и хочет исчезнуть из планеты земля навечно. Сейчас это все так абсурдно вспоминать, ведь все начиналось с задевающих шуток и размазанных поцелуев в библиотеке. — А я почти сто девяносто. — Ты-то хоть до восьмидесяти дотягиваешь, Хван? Непонятное и странное это наверное, если это вызывало хоть какой-то интерес в их серых жизнях. На вечеринках в честь дня рождения Джисона, собрались все, кому не лень и причиной быстрого сближения этих двоих было именно той самой ночью, ведь когда желают во время игры «правда или действие», поцеловать того, кто нервирует тебя больше всего, Хёнджин толкнув нескольких возмущающих девушек и наступив на руку Минхо, забыв даже извиниться за это, кстати, поцеловал Сынмина. И сделал он это так, как обычно не показывают в фильмах для подростков, потому что Ким задыхался от этих поцелуев. — Ты меня раздражаешь, Ким Сынмин, — шепчет в опухшие губы Хван. — Не знал, что целовать человека со штангой на языке настолько приятно, — и после этого его снова затягивают в глубокий поцелуй. Но Хван Хёнджин, черт возьми, все равно был такой веселый и вечно в своем приколе, треща со всего и заставляя мегасерьезного, без отбитых шуток Ким Сынмина смеяться громко. В три часа ночи стучался камушками в окно, ну точно, как в дешевых фильмах, и танцевал какой-то детский танец, который он когда-то придумал для того, чтобы младший не грустил. У него было так много чокнутых друзей! Хёнджин никогда не отказывал и не запрещал, потому что не имел права, да и привычки такой. Они друг другу — два рандомных человека, решившие на что-то большее, чем дружба, но точно не те, кто вправе запрещать что-то. Хван водил Кима на вечеринки, и ночь никогда не кончалась. Еще одна песня, еще один клуб, еще один бар, еще один танец. Мечта каждого подростка с разбегу и крича во все горло прыгнуть в холодный бассейн, а потом поднять голову и улыбаться ночному небу и летнему ветру. Звёзды над головой, компания друзей шумят где-то на фоне, разливая по стаканчикам текилу и другую мерзкую жидкость. — У твоего мальчика волосы так красиво светятся под луной, как вишня на снегу, только в бассейне, — бросает кудрявый блондин, делясь своей тарелкой жареным мясом с Чонином. Сынмин тогда словил взгляд Хёнджина на себе и в сердце его щелкнуло что-то, когда пухлые губы оказались в плену белоснежных ровных зубов, а штанга дразнилась своим свечением в такой странной атмосфере. — Ты что творишь, дурак?! — Хочу съесть свою вишенку, чтобы никто больше не смог смотреть на тебя, — хихикает Хван, опускаясь в воду и ловя за мягкие пухлые щечки Кима, мягко прикасается губами, краем уха слыша недовольные возгласы друзей. Целоваться под летим ночным небом мириадой звезд — до дрожи в теле волнительно и нежно. Тут дело даже не в замерзших телах от ветра, а в том, что шутка выходит из-под контроля обеих парней. Когда впервые что-то серьезное задело за живое, Хёнджин посадил Сынмина в машину и продиктовав адрес младшего, молча захлопнул дверью перед немым вопросом «да что не так?». Поэтому иногда ночами Сынмин скучает по нему, когда чувствует себя подавленно и не знает куда себя деть в субботний вечер, а утро встречать без привычного заказа кфс, доставляет много головной боли в виде обдумывания их непонятных проблем, которых нет и которых море. Кажется, что они сами еще не определись в этом. Но Хёнджин никогда не глазел на его друзей, не позволял себе грубить и не флиртовал ни с кем живым, не дай бог, как только Хван заявил о своих отношениях всему университету. Сынмина не то, чтобы это делало счастливым, но сердце стучалось быстро-быстро каждый раз, когда команда Хёнджина шутя проходила и кричала «вот и вишневый мальчик нашего капитана!», а сам же капитан лишь цокал и закатывал глаза, будто не трясется лишний раз над младшим, когда тот неудачно падает коленками на физкультуре. Все уже давно знают, что у капитана не все ровно к хрупкому вишневолосому вредному парнишке, который до невозможности неуклюжий, что вечно возвращается с пары с ушибом. И это все, твою мать, так непонятно, ведь в девятнадцать лет не влюбляются! В девятнадцать лет ничего не бывает серьезного и любви до конца жизни, не по их культуре, к сожалению. Любит ли Хёнджина Сынмина? Ненавидит ли он его? Наверно, то так, то так. Если бы ему пришлось выбирать, он бы сейчас сказал: — Я хочу вернуть его! — Сынмин, блять, ты просто наслушался песен Оливии Родриго, сядь, — медленно проговаривает Чонин, сжимая в руке стеклянную банку от колы и игнорируя сообщения Хёнджина в какао-толке. На фоне играет очередная песня о разбитом сердце и Сынмин плюхается на мягкий диван. Раньше проводить время в караоке было их отдыхом и маленькой традицией, но со временем все начало меняться, когда домашки до бессонных ночей прибавилось. Никто не хотел признаваться в том, что Джисон позорно запал на друга Хёнджина, а Чонин ловит краш на старшекурсника по имени Крис. Ну, и Сынмин променял своих друзей на теплые объятия и поцелуи в съемной квартире Хёнджина. На фоне Оливия кричит, чуть ли не разбивая гитару об землю или память Сынмина путает с отрывками клипа с Розэ? Хочется разрыдаться только от одной лирики и это первый раз, когда он пожалел, что понимает английский без субтитров, потому что: All the time, I'm grateful all the time. I'm sexy and I'm kind, I'm pretty when I cry. Это же почти гимн Ким Сынмина, поэтому он выхватывает у Джисона последнюю баночку спрайта, у Чонина его фиолетовый айфон и печатает Хёнджину.

кому: капитан Хван ты отстой.

Сынмин хочет заставить его по-настоящему ревновать, хочет, чтобы ему было по-настоящему плохо. В крошечном баре можно различить множество сладких ароматизированных запахов от электронных сигарет, а в глаза больно режутся неоновые лампы, от чего хочется развернуться и уйти обратно к себе, но цель была одна. Вернуть его. Потому что, опять же, он правда скучает по нему, и это очень расстраивает его. Сынмину всегда было страшно пить текилу с друзьями, даже когда за талию приобнимал Хёнджин, тело дрожало, будто его заставляли, но ходячее плацебо так и кричало, что после текилы жизнь станет лучше и легче, розовые очки вновь починятся и будут светить ярче звезд. Отпив два шота, он отшатывается назад, но чувствует на своей тонкой талии чужие руки. Хочется отбросить их, но чувствует чужой тяжелый взгляд направленный на них. Сынмин жаждет сладостной мести, и он снова хочет Хёнджина. Он хочет вернуть его, вернуть, черт возьми, вернуть назад к себе. Ведь чужие руки не хёнджиновы большие и горячие, а взгляд не заставляет смущаться и утыкаться носом в крепкую шею, на которой привлекательная родинка, которую он по привычке ищет на других. Поэтому Сынмин пишет Хёнджину все любовные письма, чтобы получилось в этот раз все по человечески, а потом выбрасывает их в мусорку, потому что: в девятнадцать не влюбляются, не в их менталитете и культуре. Потому что Сынмин скучает по тому, как целуется Хёнджин, с чувствами и нежностью, иногда переходящую в горящую страсть в виде искусанных губ. Скучает по тому как он целуется и по тому, как тот веселит его и шутит, черт возьми! Да, Сынмин как и все изливает всю свою душу в ненужный чат для фбрщика. Хочет поделиться тем, что у него на сердце, как это обычно показывают в подростковых фильма, в конце всегда же все хорошо, может и у них будет? Но когда время приходит для нажатия «отправить»:

кому: мой джинни 🖤 время почти четыре утра и я не могу выкинуть тебя из головы, потому что никогда такого не ощущал. ни с кем если изначально я реагировал на каждый твой флирт «неплохо, чувак!», то со временем мое сердце выпрыгивало из груди и мне хотелось обнять тебя так крепко, чтобы фанатки вашей команды завидовали но сейчас мы не общаемся, а я хочу тебя поцеловать точно так же, когда ваша команда выиграла и ты со всех ног весь мокрый и потный, побежал ко мне и поднял, чтобы покружить над землей от переполняющих тебя эмоций… я так скучаю «отправить» отмена.

Сынмину бы научиться жить самостоятельно и не думать о последствиях, например, о семье, которой почти все равно чем он там занимается, кого любит и что носит, лишь бы с законом проблем не было, а так хоть пусть бьется головой об стену. Сынмин представляет лица своих разочарованных друзей, потому что все знают, какую дичь Хёнджин творил. Хёнджин говорил, что он единственный парень, которого тот любит, но это была неправда. Любимых не бросают и не кидают в черный список, ничего не объясняя. Крис как-то обмолвился пару словечками, что самоуверенный придурок, слегка испугался этих чувств, а его родители консервативные до мозга костей. Вот тогда и Ким узнает, что в семье Хван полно тайн и проблем, которые старший старался не тащить из дома и оставлять все плохое там, от них у него только фамилия. Хоть Хёнджин больше и не общался с семьей, ему все равно было страшно за будущее. Одно дело любить сейчас, но что будет потом? — Хёнджин! Фантомные касания на своей коже исчезают, атмосфера резко меняется и незнакомец, видимо пьяный в хлам остается лежать на полу, кто-то его даже усаживает за свой стол и тот снова тянется руками за бокал. Перед глазами родные и не такие уж черные глаза, о которых пишут в новеллах, а карие, цвета его теплого свитера, который старший ему подарил. К тусклой родинке под левым глазом хочется коснуться и расплакаться, потому что ощущать одеколон своего бывшего парня и смотреть ему в глаза, не имея возможности сказать «люблю тебя», доводит бедное сердце парня. — Ты сделал мне так больно в ту ночь! — Ты несешь чушь. Хочется возразить и накричать, а еще лучше выйти на улицу, чтобы отдышаться. Хёнджин говорит, что он несет полнейшую чушь, в глазах снова все плывет, но Сынмин ведь сын своего отца, может быть, он сможет исправить его. Хочет найти его машину и оставить царапины, хочет вернуть его, хочет приготовить ему обед, а потом он, он хочет вернуть его. Хван жадно цепляется зубами за тонкую шею младшего и шепчет, что скучал, но Ким теряется в ощущениях, не знает, что ответить, потому что пухлые губы атакуют его кожу. Сынмин хочет разбить сердце Хёнджину, а потом он хочет вернуть его. Сынмин хочет быть первым, кто пойдет на примирение, а потом он хочет вернуть его. Сынмин хочет поцеловать лицо Хёнджина апперкотом, а потом вернуть его, блять. Штанга во рту ощущается привычно хорошо, но ощущается лучше она на его члене. Прости, Господи, но они двое неверующие парни, запутавшиеся в себе и своих чувствах, такое дерьмо простить можно, не только ведь это ты видишь, не так ли…? Эффект плацебо действительно отлично срабатывает и текила все-таки бьет в голову, когда до него доходит, что он успел еще два шота выпить с тем незнакомцем. В машине душно, в квартире его бывшего все так же, ничего не меняется. Только пахнет как-то отчаянно, не как у человека, кто с радостью отмечает расставание, а так, чей дом опустел и в котором пропало счастье. Стоило видать немного больше говорить друг с другом, а не занимать рты другими вещами? — А ты все такой же нетерпеливый, — смехом прямо в ухо, а кажется что прямо в рай, потому что, он так скучал по этому. — Я скучал, — Сынмин шмыгает носом и дрожит, когда штанга больно утыкалась в чувствительную головку, а Хёнджин будто специально замер, сжимая хрупкие молочные бедра крепче, оставляя после себя следы, — Ужасно скучал, что сейчас расплачусь. И это явно не из-за любви, а переполняющих эмоций, потому что руки Хёнджина способны на многое и не забыли, как правильно нужно прикоснуться к чувствительному телу своего мальчика. Они ведь теперь снова вместе? У Сынмина пропало совсем желание познакомиться с его матерью только для того, чтобы сказать какой его сын отстой. Теперь ему хочется сказать, как сильно он его любит, не за пухлые губы, которые приятными поцелуями спускаются по груди и точно не за длинные пальцы, что бережно двигаются в нем, обильно смазанные клубничной смазкой. — Я все еще хочу отомстить тебе, — шепчет куда-то в плечо старшего, — еще, вот так, еще. Хёнджин лишь улыбается на слова своего вишневого мальчика, чьи пшеничного цвета волосы эстетично выглядят на черных простынях, а пальцы двигающиеся в нем, вызывают у него вскрики и поскуливание. Это еще они даже не дошли до самого десерта, а вишня на торте уже готова упасть, не попав на праздничный стол. — Давай, малыш, — вот после такого хочется еще больше разрыдаться из-за эмоций и чувств внутри. Сынмин кончает обильно, так как давно не было у них ничего с ним, да и сам к себе притронуться не мог, воспоминания уж слишком резали руки. Все его тело дрожит, а руки тянутся к чужой рубашке, недовольно опуская ее вниз, чтобы посмотреть на голый торс своего капитана. Аккуратные пальчики тянутся к прессу и ладонью проходится вниз, вызывая у старшего тяжелый вдох и выдох. Во время занятия сексом они редко говорили, потому что считали, что слова это пустой звук, а действиями можно объяснить многое. Сынмина, кажется, только сейчас ударяет тем, что на обычного человека, так не смотрят, как это делает Хёнджин. Потому что, тот смотрит прямо в глаза, в душу. Никогда не отводит их, даже когда отбрасывает свои джинсы и стягивает боксеры, никогда. Глаза в глаза. — Ты такой красивый, — ощущать голое горячее тело капитана баскетбольной команды лучшее, что удается испытать в своей жизни, — Мой пшеничный малыш. Блять, это получше лучших грязных словечек из списка кинков Джисона, потому что только Хёнджин может ляпнуть такое, когда буквально, собирается его трахнуть. Сынмина целуют глубоко, как будто боятся снова потерять и в этом младший понимает, что старший все давно решил и что они тонут в этих чувствах вдвоем. Ким прокусывает его губу, когда чувствует как Хван заполняет его полностью. Во рту чувствуется вкус металла, то ли крови, то ли штанги, но кажется, что все это смешалось, когда Сынмин своими ловит чужие губы с каплями крови, цепляясь зубами за штангу. За окном светает, а в небольшой съемной квартире влюбленные люди впервые признаются друг другу в любви. Хёнджин сжимает маленькую руку в своей, прижимая ее к кровати, а Сынмин обнимает ногами за талию, прижимая того к себе еще ближе, но куда еще ближе. Чувства страха никуда не денутся, даже если человек прямо над тобой и стонет твое имя, вбивается в твое расслабленное тело. И это чертовски стыдно осознавать, что до Хёнджина не хотелось даже прикасаться к себе, но с его появлением, загорелось желание наряжаться и радовать всякими милыми юбочками, которые он заказывал с сайта, в котором пару раз баловались его друзья. Тело так свободно принимает Хёнджина и тот ловит гребанное удовольствие от того, что засматривается, как он исчезает и вновь соединяется с Сынмином, вызывая у парня снизу смущенную улыбку и покусанные пальчики, от резких и быстрых толчков в самое чувствительное место. Считается ли это идеальной сладкой местью, когда Сынмин прокусывает плечо и царапает крепкую спину ногтями, когда он кончает? И план его срабатывает, Хёнджин вернулся сам, как хотелось сделать это ловко, что он даже сам не заметил, что на него напало. Этот самовлюбленный капитан продолжает двигаться внутри, придерживая за ноги, смущая еще больше, когда шлепки становятся сильнее и громче, а звуки хлюпающей смазки заставляли хотеть закрыть уши. Но больше всего хотелось закрыть глаза, потому что невыносимо смотреть на наклоняющегося Хёнджина, у которого пот стекает с лица и вздулась вена на лбу, Сынмин дрожит и тянется рукой к лицу, чувствуя как готов к еще одной разрядке. В этот момент хочется наплевать, любят ли его, ненавидят ли его, но Киму просто не хватает смелости спросить, однако. Это был настоящий чувственный секс, который у них был. Сынмина все еще трясет не только от того, что он кончил в третий раз и не потому, что по он чувствует вязкую сперму в себе, а потому, что Хёнджин после всего берет его на руки и затаскивает в узкую ванну, набирая теплую воду. — Я люблю тебя, — шепчет куда-то в затылок, массажируя бедра, удобно устраиваясь позади младшего, — Люблю настолько, что хотел вернуть тебя к себе. Сынмин снова представляет лица своих разочарованных друзей, потому что те всё знают, но Хёнджин сейчас с ним, говорит, что любит, значит это все было не ошибкой, верно? Все таки не все подростковые фильмы заканчиваются плохо, а если и заканчиваются, то только чем-то ужасным, но у нас ведь жанр совсем другой. Мнения друзей порой не нужно учитывать, когда решается твоя судьба, а если и получится ерунда, ты хотя попытался и не будут никаких мыслей по типу «нужно было попробовать». Хёнджину тоже по своему вправляли мозги о том, что не нужно думать наперед, не нужно бояться будущего, которое еще не наступило. Однажды, ему видео в инстаграмме попалось с пожилыми женщинами, у которых спросили о чем они жалеют больше всего в своей жизни и попросили дать совет молодым. Он даже сам не знал, зачем смотрел это, но хотелось забыть как-то предыдущую публикацию улыбающегося Сынмина, стоявшего среди одногруппников на вечеринке. Поэтому впитывал каждое слово незнакомых людей в себя, как губка. — Не беспокойся за то, что никогда не произойдет. — Что заставило вас так думать? — Потому что я всю жизнь этим и занималась. Поэтому Хёнджин в ту ночь писал Чонину в какао-толк, с просьбой отправить их геолокацию, ведь Сынмин в ответ его блокнул, когда чуть в порыве своей мини-депрессии не настрочил пару сообщений с ругательствами. Но ему пришло «ты отстой», и он понял, кто это был, потому что так выражался только Ким. Сынмин встретил Хёнджина летом, а бросил его весной. Он вечно спорил, был эгоистом и имел трудный характер. Но они начали встречаться в жаркий июль уже официально, без всякого корейского хайпа. Хёнджин все еще по дебильному шутит, танцует детские танцы на улицы в три часа ночи, когда Сынмин в очередной раз поругался с родителями. — А мой рост действительно сто восемьдесят четыре, — хвастается Хван, целуя своего мальчика в щеку, встречая его после своей тренировки. — Неплохая попытка, чувак! Лица друзей не разочарованные, но исказились в гримасой отвращения, когда старший специально обнимал при всех младшего и шептал слишком громко разные смущающие не только Кима, но и остальных, вещи. Перед ними еще целое будущее, о котором они даже не буду думать, а обсуждать тем более, потому что не нужно терять драгоценное сейчас на что-то далекое и не существенное. О будущем пусть думает будущее, а пока нужно спокойно жить и радоваться жизни, когда все хорошо и любимый человек рядом. И да, Сынмин вернул Хёнджина.