Прогулка в Черный замок

Давным-давно, когда в небе светили три луны, а в Северном море водились говорящие рыбы, умеющие предсказывать день смерти, на высокой горе, что за Вдовьим лесом, стоял замок, равного которому по красоте не было во всем мире. Белоснежные стены его покрывались на рассвете розовым, а на закате багряным. Золотые башни взмывали в самое небо, сливаясь с солнечными лучами… - Боже, что за безвкусица, - закатил глаза Уён. – Белое, розовое. Так бы и написали, что не замок, а торт со взбитыми сливками. Мне правда нужно это читать? Темнейший чуть шевельнул пальцем, на котором красовался крупный перстень с черным сапфиром, и Уён послушно уткнулся в книгу. …лучами. Убранство замка могло соперничать роскошью с небесными чертогами… - Был я в тех чертогах. Тоже мне - роскошь. Схима, аскеза и сплошное вервие, - пробормотал под нос Уён, стараясь не смотреть на Темнейшего. - Кхм, - раздалось чье-то деликатное покашливание. Хотя чего чье-то, вполне ясно чье – у Сонхва, конечно, ни единый мускул в лице не шевельнулся, но в авторстве покашливания сомневаться не приходится. …Ковры под ногами своей мягкостью напоминали облака, потолок был украшен мозаикой тончайшей работы, просторные залы заливал свет, и, казалось, сама весна в цветущем великолепии юности рождалась здесь каждый год. Замок тот окружал дивный сад, усыпанный нежными розовыми кустами, роскошными петуниями, ажурными космеями, яркими левкоями… - У нас тут что, справочник по ботанике? – не сдержался Уён и услышал, как кто-то за спиной понимающе хмыкнул. Бровь Темнейшего сползла на миллиметр вниз, поэтому Уён поспешил продолжить. …и пышными гиацинтами. Жила в том замке прекраснейшая из принцесс. Кожа ее была белее снега, волосы струились по спине потоками расплавленного золота, глаза цвета неба ласково взирали вокруг. По утрам она пела вместе с птицами, и ее хрустальный голос разносился по долине, раскинувшейся внизу горы. На этот голос и пришел Прекрасный Принц. Был он ранен, измучен походом против нечисти, и лишь хрустальное журчание голоса удерживало его на самом краю жизни. Принцесса варила ему целебные снадобья, обтирала кровавый пот, выступавший на его теле, вливала в запекшийся рот по капле воду из прозрачного ручья, что тек рядом с замком, и принц выиграл битву со смертью, восстал от долгого сна. Увидев принцессу, он был так поражен ее красотой, что женился на ней и остался в замке. - Меня сейчас стошнит розовыми единорогами, - пожаловался Уён. – И вообще чему эта книга учит младшее поколение? Сплошной лукизм. То есть была бы принцесса страшная, фиг бы он на ней женился, несмотря на снадобья и кровавый пот. Так что ж теперь, страшным в одиночестве помирать? - Ты-то явно не собираешься помирать в одиночестве, - не меняясь в лице, прошелестел Сонхва. Он возвышался за левым плечом Темнейшего, как статуя, и всем своим видом демонстрировал, насколько его раздражает Уён. Сонхва в целом раздражало всё, что не вписывалось в его понимание порядка, то есть, можно сказать, вообще всё, и Уён тут не был исключением. – Господин, сегодня утром от него девицы выходили. Ладно бы, таскал по делу, так он их… - Сонхва презрительно дернул хищным носом, - водит для утех. - Ничего не для утех! – возмутился Уён. – Мы просто разговаривали, Господин! Клянусь, болтали и немножко танцевали. Они танцовщицы из бродячего театра, учили меня… - Уёна, - негромко перебил его Темнейший. – Мы отвлеклись. - Да, простите, - моментально сник Уён. Однажды среди темной ночи, охваченной страшной бурей, когда потоки воды лились с неба бесконечным водопадом, а ветер выл и гнул к земле деревья, в двери замка постучали. На пороге стояла старая женщина. Одежда ее вымокла насквозь, дырявая шаль, что прикрывала ее плечи, расползалась от ветхости, спутанные лохмы закрывали лицо, изборожденное морщинами, а скрюченные пальцы из последних сил держались за потрескавшуюся палку, служившую ей посохом. Помогите, - сказала женщина глухим, как кромешная тьма, голосом, - я десять дней и ночей блуждала во Вдовьем лесу, ядовитые колючки изодрали до мяса мою кожу, могучие корни тысячелетних деревьев изломали мои кости, огромные вороны с железными клювами выклевали мои глаза, и теперь я не могу найти дорогу домой. - Это точно детская книжка? – недоуменно спросил Уён и, придерживая пальцем место, на котором остановился, посмотрел на обложку. – Надо же, от трех лет. Если б мне в три года такое читали, я б лет до десяти писался в постель. Принцесса и принц тут же проводили гостью к огню, чтобы она смогла отогреться, подали ей сытный ужин и уложили спать на мягкую перину. Но та женщина оказалась злой ведьмой из Вдовьего леса, которая пришла, чтобы забрать себе Прекрасного Принца. Дождавшись, когда все уснут, она прокралась в его спальню… - А что, они не вместе спали? Они ж молодожены. - Уёна! - А, ну да, детская же книжка. …и вошла в его сны. Там-то ведьма нашла любовь принца к принцессе. Она попыталась разбить ее каленым молотом, который доставили ей из самых глубин ада, но любовь оставалась крепка и нерушима, и тогда ведьма спрятала ее в самый дальний угол снов, а на ее место положила новую поддельную любовь, и она тяжким камнем легла на сердце принца. К утру ведьма сменила обличье, и вместо страшной старухи с клюкой принц видел бледную печальную деву с темными волосами, стекавшими по ее плечами волнами застывшей лавы, и черными, как ночь, глазами. Ослепленный колдовской любовью, принц больше не узнавал свою золотоволосую принцессу. Убей ее, шептала ему ведьма, но принц лишь приказал запереть принцессу в самом дальнем и самом мрачном подземелье замка, а чтобы не было слышно ее криков и плача, приказал вырвать ей язык. - Можно подумать, без языка она орать не будет, - пожал плечами Уён. – Где логика? ...Но недолго удалось прожить вместе ведьме и принцу. Без пения принцессы в долине увяли цветы, вода в прозрачном ручье помутнела, птицы умолкли, стены замка покрылись трещинами, а в его башнях поселились летучие мыши. Узнав о случившемся, небеса разгневались и обрушили на замок бурю, страшнее которой не видели на земле испокон веку. Свирепый ураган, налетевший на замок, сорвал с ведьмы ее фальшивое обличье и превратил в огромный валун, который и сейчас можно увидеть на краю Вдовьего леса. Принц за одну ночь поседел и обезумел, и с той поры он обречен вечно бродить по свету и искать свою принцессу. Принцесса же, когда буря улеглась, выбралась из подземелья, залезла на самую высокую башню своего замка и сбросилась вниз. Капли ее крови рассыпались по долине яркими алыми тюльпанами, хрустальный голос выплеснулся в Белое озеро, оттого вода там чистая и прозрачная в любое время года, а разбитое сердце превратилось в волшебный кристалл. Говорят, тот, кто найдет его, сможет обрести вечную молодость и красоту. Замок же и по сей день высится на горе, но теперь он темный и мрачный, в стенах его обитает нечисть, и любой случайный путник, волею судьбы оказавшийся там, уже никогда не вернется к людям. - Чего это не вернется, - проворчал Уён. – Нормально вернется, девчонки-то вон ушли утром. - Господин, - Сонхва наклонился к уху Темнейшего, но голос не понизил, - девиц отправили на Чертово болото. - Да блин! – завопил Уён. – Ну зачем! Нормальные девчонки же были! Он метнул укоризненный взгляд на начальника стражи, но тот лишь развел руками, мол, ничего личного, Уëна, работа такая. - Поплачь еще, - скривился Сонхва. – Скажи спасибо, что к упырям не послали ценной бандеролью. У нас, кстати, задолженность по упырьему налогу, снова придется с мэрией договариваться, чтобы смертников нам отдали. А у них, между прочим, отчетность. - Хён, - обернулся к нему Темнейший, - вот про это я говорил. Мне нужен этот кристалл. - Но Юно… Ой, простите, - смутился Сонхва, - Господин, это же легенда. Сказка для детей. - Сказка ложь, да в ней намек, - покачал головой Темнейший. - Кристалл и впрямь существует. Никакое, конечно, это не разбитое сердце прекрасной принцессы, ее, в отличие от кристалла, отродясь не существовало. Его произвели на заказ для одной ведьмы... - Которая хотела обернуться прекрасной девой? - встрепенулся Уён. - Да хрен ее знает, кем там она хотела обернуться, - отмахнулся Темнейший. - Его сделали, но не довезли - на обоз кто-то напал, кристалл умыкнули, но он был в ларце, который просто так не открыть, там заклинание какое-то хитрое. Всплыл сначала на черном рынке, потом в частных коллекциях. В общем, в итоге его нашей принцессе преподнесли в качестве забавной безделушки. Теперь требует его. - Да зачем принцессе кристалл, Господин? - удивился Сонхва. - Ларец же открыть никто не может. Кстати, а что с ведьмой той? - Померла, - пожал плечами Темнейший. - Точнее, сожгли ее примерно тогда же. Страшные времена были. - То есть, заклинание никто не знает. - Ну... - Темнейший замялся, - подберем. Я принцессе пообещал. - Принцесса с вами теперь живет, - недовольно поджал губы Сонхва, - и так останется вечно молодым и вечно красивым. - Говорит, морщины появились, - вздохнул Темнейший. – Я их не вижу ни одной, но принцесса говорит, что это потому что я ослеплен любовью. - Что правда – то правда, - пробормотал под нос Уён. - Что? – не расслышал Темнейший. - С рыбами, - закашлялся Уён, - с ними-то что случилось? - С какими рыбами? - не понял Темнейший. - Ну, там, в самом начале. Когда в Северном море водились говорящие рыбы, умеющие предсказать дату смерти. С ними-то что? - Допизделись! - раздался от дверей радостный голос. - Капитан! – рявкнул Сонхва. – Я уже сколько раз говорил о неуместности вашего казарменного юмора! - Простите, - тут же сник начальник стражи. – Виноват. - Накажите его, домоправитель, - посоветовал Уён, но так тихо, чтоб никто не услышал. – Отшлепайте как следует сегодня вечерком. - Рыбы вымерли, - задумчиво проговорил Темнейший. Мысли его явно витали где-то далеко от рыб. - Люди постепенно перестали интересоваться своей смертью, а для рыб это было залогом существования. - Вот я и говорю... - снова подал голос капитан, но, взглянув на Сонхва, продолжать не стал. - В общем, так, - вздохнул Темнейший, и все присутствующие в зале почтительно замерли. – Кристалл лежит во дворце, его надо оттуда забрать и доставить сюда. Уёна, пойдешь к людям. - А что сразу Уён! – возмутился Уён. – Пошлите вон рыцаря. Или, не знаю, капитан пусть сходит. Возьмет с собой парочку умертвий, да и делов-то. - Забрать надо тихо, - пояснил Темнейший. – Не хочу скандала. И так еле-еле отбрехались, что не мы принцессу своровали. - Вот поехала бы к нам сама, успела бы тогда и вещички собрать, - проворчал Уён. – Нет, надо было ломаться, доводить до крайностей. А теперь Уёну все расхлебывать. - Схему дворца принцесса нарисует. Где лежит кристалл – покажет, - отмахнувшись от уёновых претензий, сообщил Темнейший. - Тебе нужно только попасть во дворец и забрать ларец, - он растянул губы в подобие улыбки и вернул Уëну подачу: - Делов-то. - Там магический заслон на входе. Поставили после того, как вы... мы принцессу спиз… украли, - мрачно сообщил Хонджун. - Кто посмел?! – взревел Темнейший. – Найти! Казнить! - Да какой-то залетный колдун из-за моря, я уже послал за ним, но если ушел к китайцам, фига с два мы его там найдем, - объяснил начальник стражи. Сонхва, по-прежнему возвышавшийся за плечом Господина, поморщился от непочтительности тона, но промолчал. - Через окна тогда, - предложил Темнейший. - Я ж летать не умею, - удивился Уён. – Сами виноваты. Сделали какого-то недовампира, а теперь заставляете по стенам карабкаться. - Ну, придумай что-нибудь, - вздохнул Сонхва, успокаивающе похлопав по плечу готового взорваться Темнейшего. – Ты же сообразительный. - Нет, ну нормально! - завопил Уён. - Книжку убогую читать - Уён! Ларец долбаный тащить - Уён! А остальные тут что, для красоты? - Кстати, - Темнейший снова обернулся к Сонхва, - он прав. Уëн радостно подкинулся, но, как выяснилось, преждевременно. - Книжка и вправду дрянь редкостная, - поморщился Темнейший. - Вы там найдите автора, если еще жив, и сделайте что-то, чтоб больше у него позывов к писательству не возникало. Только, - Темнейший вяло поводил рукой в воздухе, - без членовредительства. Пусть лучше свою энергию в другое русло направит. - Сделаем, - кивнул Сонхва и недоуменно вскинул бровь: - Уёна, ты еще здесь? - Иду уже, иду, - недовольно проворчал Уён. - Сейчас поем на дорожку, схему получу и выдвинусь. *** - Можно? – Темнейший несмело поскребся в высокую кованую дверь. Не услышав ни предложения войти, ни отказа, потянул дверь на себя. В комнате было жарко и чрезмерно натоплено, в густом спертом воздухе плотной стеной висел запах благовоний, от чего у Темнейшего моментально разболелась голова. Нет, с этим надо что-то делать. Принцесса, конечно, сосуд хрупкий и драгоценный, но превращать замок в филиал вонючих тропиков - это уже чересчур. - Принцесса? – позвал Темнейший, оглядывая полутемное помещение и бросив тоскливый взгляд на широченную кровать с тяжелым бархатным балдахином. – Минги, ты где? - Тут я, - послышался тяжелый вздох. Маленькая дверца, спрятанная в дальнем углу комнаты, открылась и выпустила принцессу. Ну, то есть еще месяц назад это действительно была принцесса – высокая, светловолосая, с пухлыми губами и длинными глазами, прятавшими в себе ленивый с поволокой взгляд, ставший причиной многих ссор и дуэлей во дворце, и даже парочки рыцарских поединков при полной выкладке, хотя такие поединки из моды вышли еще столетие назад. Стоило принцессе скользнуть невзначай этим своим взглядом по чьему-то лицу, чуть приоткрыть свой аппетитный ротик, смущенно хихикнуть, прикрывшись веером, и готово - крыша уезжала далеко и надолго. Не избежал этой участи и Темнейший – прибыл как-то во дворец по делу, немного с непривычки заплутал в длинных кривых коридорах, наткнулся где-то там на принцессу и пропал. Дело-то плевое было, на пару слов, но Темнейший задержался аж на двое суток. Сонхва весь извелся, собрался уже Хонджуна с рыцарем посылать, чуть ли не пакт об объявлении войны подготовил, но все обошлось – Темнейший вернулся в замок счастливый и совершенно обалделый. Я женюсь, заявил с порога, и Сонхва снова чуть чувств не лишился – до этого в обморок чуть не хлопнулся от радости, увидев, наконец, своего подопечного. Принцесса наша, щучка хищная, быстренько сообразила, что брак с Темнейшим для нее при всяких раскладах выгоднее, чем с принцем, которому ее определили. Поклонников у принцессы было хоть жопой жуй, что правда, то правда, - от министров до кухонных мальчиков на побегушках, но вот мчать с ней к алтарю, крепко взявшись за руки, никто не спешил, происхождение подкачало. Принцесса-то она принцесса, но в основном номинативно, повысили, когда жениха нашли, а так бегала фрейлиной у какой-то из настоящих принцесс, которые по крови. Принц, которого откопали для нее в бесконечных закоулках дворца, был даже не наследный, так, седьмая вода на киселе, какой-то там младший брат, рожденный то ли третьей, то ли пятой женой, и в очереди на трон перед ним мялись как минимум человек пять, а если за уши притянуть, выдернуть кое-кого из дальних походов и чужих войн, то чуть ли не вдвое больше - батя у принца был не дурак насчет супружеского долга. Так что принцессу в чем-то можно понять - ей тоже жизнь устраивать надо, у ней вон сестер младших шесть штук, и половина из них готовятся стать редкими красавицами. Бабий век недолог, подкинула судьба шанс - вцепись и держись. Темнейшему же жениться нельзя было ни при каких раскладах – должность не позволяла, все-таки наместник Ада на земле, какие там жены, а уж жениться на человеческой женщине – и вовсе немыслимо. Разговаривали долго – сначала Темнейший с Сонхва, потом уже всем кагалом собрались, в смысле приближенными. Думали, что делать. Ничего толком не придумали. Темнейший изнемогал от любви, Сонхва изнемогал от беспокойства, остальные - от невозможности найти решение у этой незамысловатой задачки, условия которой укладывались в древнейшее, как Ад, "на ёлку влезть и зад не ободрать". Темнейший летал – в прямом и переносном смысле – на свиданки чуть ли не каждую ночь, но желаемого не добился: принцесса себя блюла, в интимные отношения вне законного брака вступать отказывалась, хотя авансов и намеков давала более чем достаточно. Для Темнейшего, самим Адом порожденного, овладеть человеческой женщиной – плюнуть и растереть, опять же и в прямом, и в переносном смысле, но он уперся – хотел исключительно по любви и по согласию. Ах, закатывала глаза принцесса, вы мне милы, но я вообще-то другому отдана. Ох, вздрагивала принцесса, стоило Темнейшему коснуться ее руки, и грудь в низком вырезе платья ходила вверх-вниз, вверх-вниз, что означало крайнюю степень волнения. Ой, краснела принцесса, задев совершенно случайно кое-что самое дорогое, чем Темнейшего наградили Ад, боги и матушка-природа. Самое дорогое каменело, Темнейший пунцовел, принцесса ждала. Ну, и дождалась – однажды Темнейший не выдержал, сграбастал принцессу, прижал потеснее к груди с отчаянно колотящимся в ней сердцем и улетел с добычей в замок, из которого, как известно, обратного хода людям нет. Однако в замке что-то пошло не так. Еще в процессе полета над Вдовьим лесом принцесса лишилась сознания. Чойта высоко я забрался, наверное, - смущенно объяснил Темнейший. Ее почтительно отнесли в одну из гостевых комнат, опустили в мягкую постель, вызвали придворного знахаря. Тот пощупал пульс, потрогал лоб, недовольно проворчал "жить будет" и уполз к себе в нору, где его ждали томящиеся на медленном огне снадобья, стайка летучих мышей и гигантский паук Пауль, которого побаивался даже всемогущий домоправитель. Принцессу оставили почивать, а сами пошли думать, что же теперь делать и как объяснять дворцу, что они к пропаже никакого отношения не имеют, хотя имеют самое прямое. Признаваться, что принцессу нагло сперли, было нельзя – мог разразиться дипломатический скандал, а там, глядишь, и первая за четыреста лет война между людьми и нечистью. В Аду за такое по головке не погладят. Когда дворец очнулся, принцессы не досчитался и по этой причине разорался на всю ивановскую, отправили к ним Сонхва. Тот нацепил этот свой холодный надменный вид, нос крючком, в глазах огонек такой недобрый, что даже мелкая прислуга по углам попряталась, и поехал объясняться. Что-то там наболтал, а может, люди просто испугались, впервые увидев первородного демона, сотворенного еще до рождения мира, да и сделали вид, что поверили. Принцесса, тем временем, все валялась без сознания, про нее уж почти и забыли, ну, кроме Темнейшего, который таскался к ней каждую свободную минуту. Минут тех у него было не так уж и много, поэтому момент, когда принцесса очнулась, упустили. Сидели на совещании, когда по замку разнесся дикий вопль. Ну, все, натурально, подскочили на метр и помчали выяснять, кто вопит. Первым делом, понятно, рванули к принцессе. Дверь открыли и опешили. На кровати в ворохе одеял и покрывал, под алым балдахином, весь в кружевах и рюшах сидел молодой парень, похожий на принцессу, как брат-близнец. Парень держал в руках зеркало в нарядной резной оправе, смотрел в него и орал. - Это что?! Это как?! Почему?! Верните мне меня! Уён, давясь диким хохотом и затыкая изо всех сил себе рот рукавом, стек по стенке. Начальник стражи недоуменно скреб затылок, каждым движением все больше превращая аккуратно причесанную голову в неуставное воронье гнездо, Темнейший обнимал принцессу, пытаясь успокоить, Сонхва застыл, как изваяние, только глаза у него стали размером с блюдце. И лишь Темный рыцарь невозмутимо взирал на происходящее, а потом послал за знахарем. - Да это замок тебя принял, - пояснил прибывший знахарь бьющейся в истерике принцессе, - чего так орать-то. - В смысле принял?! - А в том смысле, - надулся знахарь, - что баб мы тут долго не держим. Сутки, максимум двое. Потом, если замок не принял, помирают. Если принял – становятся нормальными людьми, в смысле мужиками. - И много тут таких? – тихо уточнил Сонхва. - Дык вот, первая, - проворчал знахарь. – До того прецедентов не было. - А чего ж вы сразу не сказали? - Дак а чего я Темнейшего прежде времени буду волновать, - знахарь пожал плечами. – Супротив замка все одно не попрешь, а так бы места себе не находил, он и так вон бледный какой ходил, кушать плохо стал – мне с кухни докладывали. Зато теперь заживет. Баба эта, принцесса в смысле, больше не человек. Наш он теперь, с потрохами. - Вы должны были предупредить о рисках! – верещала принцесса. Ну как верещала, голосок у нее порядком огрубел. – Мне теперь и писать что ли стоя?! - Можешь сидя, - миролюбиво предложил Темнейший, за что тут же огреб увесистую оплеуху. Сонхва вздрогнул так, будто по морде прилетело ему, но делать ничего не стал, лишь поманил за собой Хонджуна с рыцарем, да пнул корчащегося на полу от безудержного хохота Уёна. - На выход, - скомандовал голосом, способным заморозить даже Ад. – Ни к чему вам это слушать. Ну, к чему – ни к чему, это бабушка надвое сказала. Уён отстал от коллектива и вернулся к двери – жуть как интересно, чем там дело кончится. Но услышать ничего не смог. Ледяные пальцы схватили его за ухо и от двери той оттащили, а потом еще и по коридору проволокли. Уён верещал так, что принцессе и не снилось, но Сонхва даже глазом не моргнул. Дотащил его до лестницы и пообещал спустить с нее коротким и точным движением, если снова Уёна у двери обнаружит. Темнейший вернулся где-то через час, взъерошенный и с оторванным рукавом, молча схватил со стола кубок, плеснул в него от души вина и выхлебал залпом. Все почтительно молчали. - Принцессу звать теперь Минги, - объявил, отдышавшись, Темнейший. – Но вы зовите его ваше высочество. Высочество-то оно высочество, но за глаза Минги звали по-прежнему принцессой. Тут уж ничего не попишешь. - Мне скучно, - сообщил Минги, плюхнувшись на кровать. – Хочу на бал. - Соберем тебе бал, - торопливо пообещал Темнейший. – Не прямо сейчас, конечно, пару недель нужно на подготовку. Из Ада музыкантов пригласим, к ним там как раз какая-то заморская рок-звезда попала, пока прикидывают, что с ним делать. И еще там достойных исполнителей наберется. Ты какую музыку любишь? - Никакую, - буркнул принцесса, - я люблю танцевать и флиртовать. - Нет уж, - посуровел Темнейший, - никакого флирта. - Но!.. - Я сказал, - Темнейший изо всех сил долбанул по столу, - никакого флирта! Танцы – пожалуйста. Вино – пожалуйста. Музыка – да хоть подавись. Флирта не потерплю! - Ну и не терпите! – завопил Минги. – Я не просил меня воровать! - Еще как просил! - Когда такое было?! Хоть раз… Хоть раз я попросил вас – ах, Господин, заберите меня в свой Черный замок?! Было такое?! Было?! Когда?! - Ну… - смутился Темнейший, - прямо такого не было. Но намеки ты давал. Точнее, давала. - Намеки, - принцесса закатил глаза. - Я что говорила? Если так приспичило – женитесь. Вы женились? - Ну я ж уже объяснял, - Темнейший обессиленно присел на кровать рядом с принцессой. Минги возмущенно фыркнул, но не отодвинулся. – Нельзя мне жениться. Жену сразу того, ликвидируют. А меня обратно в Ад отправят с понижением в должности. Я, считай, жизнь тебе спас. - Ничего не спас, - пробормотал Минги. – Сделали меня мужиком. - Это ж не я, - скуксился Темнейший, - это замок. Ты очень красивый мужик, клянусь. Я тебя мужиком, может, даже больше люблю. Разве девушки не мечтают, чтобы их любили любыми? Вот я тебя и люблю любой. Любым. - Даже старым? - Старым ты никогда не будешь. Ну, если сам не захочешь. Там можно некоторые манипуляции провести, и тогда стареть начнешь, пока не надоест. У нас многие предпочитают в виде старцев быть – уважения больше. - Не хочу старцем, - испугался Минги. - Ну, значит не будешь. Таким останешься, как сейчас. - Даже через сто лет? - Даже через тысячу. - А если я вам надоем? - Не надоешь! - За тысячу лет-то? – горько усмехнулся Минги. – Не заливайте. - Поживем – увидим, - философски пожал плечами Темнейший. - Господин… - Юнхо, - Темнейший вздохнул, - я же просил тебя наедине называть меня по имени. - Ю… Господин, а что там насчет кристалла? - Да зачем он тебе?! - Не знаю, - Минги капризно надул губы, - нужен. Для подстраховки. Вдруг вы все наврали про тысячу лет, чтоб я растаял и того… дал… из благодарности. - Мне не надо из благодарности, - грустно ответил Юнхо. – Мне надо из любви. Остальное мне давно уже не интересно. - И что, много у вас их было? – недобро прищурился Минги. - Кого их? - Ну, тех, которые из благодарности? - Много, мало… Какая разница, - начал было Юнхо, но увидев, как брови у Минги начинают сходиться на переносице, тут же поспешил признаться: - Немного. Кое-кто был, врать не буду, но все это было давно и не правда. - Так-то уж и давно, - кисло отреагировал Минги. - Лет сорок назад последний раз, ты еще даже не родился, - успокоил его Юнхо. - Так вы старик, - разочарованно протянул принцесса и заржал, увидев, как вытянулось лицо Темнейшего. - Может, и старик, - обиженно ответил Юнхо, - но у меня впереди куча времени, чтобы дождаться, когда ты передумаешь и по-настоящему полюбишь меня. - Никогда этого не произойдет, - заявил принцесса, но уверенности в его голосе было не так-то уж и много. - Посмотрим. Юнхо подошел к небольшому туалетному столику, заваленному косметикой, украшениями и непонятными безделушками, поискал на нем лист бумаги и поманил к себе принцессу: - Иди, рисуй схему замка. Уён пойдет за кристаллом. - Ура! – радостно пробасил принцесса, вскочил с кровати, подбежал к Темнейшему и звонко чмокнул его в щеку. - Вы самый милый в мире Господин! Темнейший зарделся и потупил глаза. *** Сонхва окинул быстрым взглядом коридор, но в коридоре было пусто, только паутина красиво свисала с потолка в дальнем углу. Элемент декора – знахарь выращивал ее последние лет десять, как раз со времен большого скандала, когда Сонхва, заметив предыдущую, приказал ее немедленно убрать. - Быстрее, - он приоткрыл дверь чуть шире, и Хонджун послушно просочился в покои домоправителя. – Достали? - Для вас – хоть Луну с неба достану, домоправитель, - начальник стражи склонился в почтительном поклоне и протянул руку с зажатым в ней свертком. Сонхва выхватил сверток и скользнул за спрятанную в глубокой нише дверь. Хонджун огляделся, присел на низкий диванчик, взял с такого же низкого столика, стоящего напротив, початую бутылку вина, с удовольствием сделал большой глоток и закинул в рот сразу горсть засахаренных орешков. В комнате было тихо, тяжелые портьеры полностью закрывали единственное окно, и поди ты пойми, ночь на дворе или белый день. На стенах в резных рамах красовались портреты совершенно незнакомых капитану людей, а местами и не совсем людей – вон у того господина, что почти под потолком, рога торчат из-под пышной прически. Родственники что ли? Хотя у Сонхва, сколько он его знал, а тому уж без малого сотня лет, рогов Хонджун ни разу не видел. Он мысленно примерил рога на голову домоправителя, но отринул эту идею как неподходящую – пусть голова остается в том виде, что есть. Эх, примерить бы на него что-то другое, да не в своих мечтах, а наяву. Последнее время, ну как последнее – лет пятьдесят, Хонджун активно работал в этом направлении, и лед, кажется, постепенно начинал подтаивать. Поначалу Хон, свеженький, бодренький, сразу после распределения прямой доставкой из Ада, на домоправителя и глаза-то боялся поднять. Во-первых, Сонхва был нечеловечески красив, но это вполне объяснимо – демон все же. Да не абы какой демон, демонов Хонджун и в Аду немало повидал. Сонхва был демон первородный, из тех, что самые приближенные к Сатане, тех, что Сатана сам создавал, вручную. Штучный товар, не массовое производство. Такие демоны сидят сейчас в верховном правительстве, вершат судьбы всех подвластных миров, а Сонхва вон, в этом замке отирается, кудахчет над Темнейшим, что твоя курица-наседка. Во-вторых, Сонхва умел быть по-настоящему страшным. Капитан и при человеческой жизни мало чего боялся, лез в самое пекло битвы, один тогда вышел против стаи зомбаков на далеком тропическом острове, а тропические зомбаки это, между прочим, не наши, северные, несет от них – будь здоров, от жары и влажности разлагаются прямо на ходу, оттого и свирепее раз в сто. Или вон кракен выскочил на них в Северном море, половина команды со страху в воду попрыгала, а Хонджун и еще несколько таких же отчаянных вступили в неравную битву. И ничего, знаете ли, и на кракена нашли управу. Но Сонхва по-другому был страшен – лишь взглянет чуть из-под бровей, и мороз по коже продирает, а ручонки подрагивать начинают. Вроде ничего такого – посмотрел и посмотрел, но там внутри такой огонь тлеет, что понимаешь – лучше его не будить, огонь этот, разнесет к чертовой матери и тебя, и замок, и половину Ада. Темнейший только его не боялся, хотя Темнейший был из демонов посвежее, появился в разгар тысячелетней войны, то есть лет шестьсот назад. Тысячу лет люди с нечистью воевали, пока и на земле, и в Аду не стало слишком уж пусто. Тогда и сели договариваться. Ну, договорились худо-бедно. Сонхва, говорят, тоже в тех переговорах участвовал, а потом, когда уже и пиры во славу мира отгремели, отказался от предлагаемых высоких должностей и удалился в этот замок, взял на себя сразу обязанности и няньки Темнейшего, и экономки, и бухгалтерии, и отдела кадров, и чего только не – всё знал, всё умел. Хонджун сюда благодаря Сонхва и попал – демон лично занимался отбором персонала. Изначально место капитану было на одном из тех кругов, где души смертных терзают те самые чудовища, которых они при жизни поубивали – Ад хоть и прикидывался добреньким, по факту-то был довольно злопамятным. Кракен тот дохлый поди уже щупальца от радости потирал, но добыча ушла из-под носа. Вообще-то за количество убиенной нечисти Хонджуну как есть Рай полагался, но имелась небольшая проблемка – людей, в том числе и невинных, положил при жизни он тоже немало. Ну а что поделать, профессия у него такая была – попробуй быть пиратом и в крови не измазаться. Сонхва откуда-то узнал про случайного капитана, нажал на нужные рычаги, Хонджун попал в специальный полк переподготовки – там учили, как адовых наместников на земле охранять, а потом хоба – и он в замке, слышит негромкий прохладный голос домоправителя: вот вам, капитан, стража, вот вам замок, рабочий день ненормированный, Темнейшего по пустякам не тревожить, вопросы решать в первую очередь со мной, посторонних не пущать, баб не водить. Каких баб! Хонджун, когда впервые-то демона осмелился разглядеть, сразу про всех баб позабыл – и про живых, и про мертвых. Одна баба у него теперь была, тьфу, в смысле не баба, а вовсе даже наоборот. Никому бы ни за что не признался, но служил капитан в первую очередь не Темнейшему, а великому первородному, прекраснейшему из всех бессмертных. Темнейший так – шел к домоправителю в нагрузку, и защищал бы его Хонджун до самой смерти, которая есть и после смерти, оказывается, на каждого нечистого найдется способ умертвить окончательно, просто потому, что так хотел Сонхва. Поначалу просто любовался украдкой. Все пытался изъяны найти. Оно как ведь бывает – встретишь кого-то красивого, влюбишься без памяти, а потом поближе познакомишься и понимаешь, что характер – говно. И вся любовь сразу куда-то испаряется, вот она была, а вот уже и подевалась куда-то. Но изъяны, заразы такие, не обнаруживались. Сонхва был сдержан, холоден, порой чрезмерно раздражителен, но при этом и чувство юмора у него неплохое имелось, и мудрость в принятии решений, и справедливость. Чем дольше капитан наблюдал за домоправителем, тем больше увязал в своей безответной страсти. Хонджун вообще не привык томиться от неразделенной любви, да и не бывало у него такой, если не считать ту, давнюю, о которой уже и забылось почти и из-за которой он в пираты и пошел. Потом, правда, пиратством так увлекся, что к любимой, для покорения которой и поехал деньжат подзаработать, уже не вернулся. А когда уж у него свой корабль появился, тут вообще никаких шансов. Для удовольствий телесных держал в каждом порту по бабе, а где и не по бабе – жизнь вообще приятнее, когда ее разнообразить, но на борту никаких неуставных отношений не терпел и себе не позволял. И если б кто-то сказал, что на том свете он повстречает кого-то, ради которого костьми ляжет, сердце вырвет, мир перевернет, расхохотался бы и пальцем у виска покрутил. А если б сказали, что этот кто-то в его сторону даже лишний раз не посмотрит, обиделся бы. Себя капитан считал мало того, что умным, так еще и красивым, и отказа, между прочим, никогда не знал. А еще Хонджун считал, что ему мастерски удается скрывать бурю, бушующую в его сердце уж которое десятилетие, и немало удивился бы, узнав, что весь замок в курсе происходящего, а поварята на кухне уже целый букмекерский клуб организовали, где принимали соответствующие ставки, и, между прочим, перспективы, по мнению многочисленной челяди, были не на стороне начальника стражи. Только Уён верил в капитана. Озолочусь, говорил, вот увидите. Будто бы что-то знал, хотя откуда ему, болезному. - Капитан, вы здесь? – раздался из-за дверцы глухой голос. - Так точно! – вскочил Хонджун, отставляя в сторону бутылку. - Зайдите сюда, пожалуйста. Хонджун почувствовал, как коленки слабеют. Да что ж с ним такое! В покоях этих он бывал неоднократно, все портреты на стене до последнего мазка выучил уже, в том числе и рогатого, но вот дальше прихожей – уютной, с диванчиком, винишком и прочими прелестями, тут не придраться, но все-таки прихожей – его никогда не пускали. Он робко потянул на себя дверцу, та открылась легко и бесшумно, и начальник стражи оказался в святая святых. На полу мягкий ковер, по которому и не удобно-то сапожищами своими ступать, окна и тут плотно занавешены, только в окошко в эркере пробивается небольшой луч, но и он теряется в теплом свете расставленных по всему помещению горящих свечей – от них исходит едва заметный тонкий аромат, плывет по воздуху, щекочет ноздри, и голова начинает немного кружиться, а сердце то замирает, то пропускает вне очереди дополнительный удар. Хонджун, подумав, стащил с себя портупею и отставил меч, почему-то ставший очень тяжелым, в сторону. Постоял немного у двери, помялся. - Я тут, - проговорил несмело. – Вы где, домоправитель? - Капитан… - раздался неуверенный голос откуда-то из-за кровати, стоявшей в небольшом углублении и прятавшейся во мраке. – Вы только не смейтесь. - Ни за что! – испугался Хонджун. Сонхва вышел из-за тяжелой бархатной шторы, и начальник стражи уронил челюсть, подобрать которую больше так и не смог. Домоправитель стоял в длинном черном платье, облегающем его широкие плечи и подчеркивающем тонкую талию. Платье стекало вниз по стройной фигуре, таинственно мерцая в подрагивающем свете свечей. Заканчивалось оно где-то в районе изящных щиколоток, и Хонджун лишь сглотнул, сообразив, что под платьем, кажется, нет ничего. Ноги у домоправителя были совершенно голые. - Я тут примерил, - смущаясь сообщил Сонхва, - и не понимаю, идет ли мне. Наряд, конечно, смелый, вряд ли я выйду куда-то в этом за пределы своих покоев, но понимаете… иногда… для души… хочется надеть что-то необычное. Хонджун молчал. Язык будто окаменел и не мог пошевелиться. К стыду своему капитан понял, что тяжестью в его теле налился не только язык, но и кое-что еще, расположенное пониже, и вряд ли домоправитель может это не заметить. Однако Сонхва смотрел больше в зеркало, чем на капитана. - Что же вы молчите? – с легкой печалью в голосе поинтересовался Сонхва. – Вы не стесняйтесь, я на правду не обижаюсь. Знаете, эти пустые комплименты надоели еще много веков назад, поэтому говорите как есть. Совсем плохо, да? - Э… Э… - сказал Хонджун. - Да-да, - рассеянно кивнул Сонхва, - современная мода, конечно, выглядит странновато. Знаете, мы иногда, давно еще, очень давно, на балах у Сатаны менялись одеждой. Дамы одевались в мужское, кавалеры в женское. Понимаете, эдакие маскарады. Вот тогда наряды были не чета нынешним. Нижнее платье с каркасной юбкой, кружева – непременно. Корсет. Ах, как мне шли корсеты. Вы, может быть, удивитесь, но я пользовался большим успехом. - Аыэ… - отчаянно помотал головой Хонджун в том смысле, что нет, домоправитель, тут-то как раз ничего удивительного. - Верхнее платье из атласа или набивного шелка, - продолжал Сонхва, словно бы не обращая на Хонджуна внимания. – Но знаете, капитан, в этом, - он чуть-чуть приподнял сверкающий подол, обнажив еще больше стройную ногу, отчего у Хонджуна окончательно ослабли колени, и он тихонько сполз на небольшую банкетку, - что-то есть. Кажется, все очень просто и минималистично, но за счет кроя я даже кажусь немного повыше. - Кхэ, - сказал Хонджун, дернулся и задел прислоненный к стене меч, который рухнул на пол со страшным грохотом. - Капитан? – вздрогнул Сонхва и обернулся к нему. – Вам нехорошо? Хонджун отчаянно замахал руками, демонстрируя, что все отлично, все замечательно до такой степени, что даже и превосходно, но домоправитель воспринял это по-своему и заметался по комнате, еще выше подобрав узкое платье. - Капитан, воды? Вина? Что же вам дать? Капитан, вам плохо? Позвать знахаря? Хонджун, согнувшись в приступе охватившего его кашля, замотал головой и поспешил поднять глаза. Знахаря тут еще не хватало. Прямо перед лицом он увидел два протянутых ему кубка, схватил один, в котором оказалась вода, выхлебал до дна, перешел ко второму – с вином – и молниеносно расправился с ним. - Ох, - сказал он, поставив оба кубка на пол сбоку от себя и широким жестом вытерев рот, - я хотел сказать, домоправитель, вам очень идет. Видите, - он неловко хмыкнул, - даже дар речи потерял, вот как вам все это идет. Ни одна баба, в смысле, простите, женщина, в этом платье не будет так смотреться, как вы, домоправитель. - Правда? – Сонхва польщенно улыбнулся. – Тогда оставлю его себе. Много вы за него отдали? Я вам сейчас все верну. - Нет-нет, - снова замахал руками Хонджун. – Это… не надо ничего возвращать. Это подарок! - Ну, неудобно как-то, - замялся домоправитель. – Я вас попросил достать это платье, подразумевалось, что все затраченные средства я возмещу. - Вот уж нет! – Хонджун вскочил с банкетки и сделал решительный шаг вперед. Сонхва теперь стоял близко-близко, и капитан почувствовал исходящий от него тонкий аромат, такой же, что шел и от свечей, и от всей небольшой комнаты, будто пропитанной легкими, едва уловимыми нотами душистой фиалки, горьковатого шалфея и чем-то еще таким, чему названия начальник стражи не знал, но от чего снова закружилась голова, и он слегка прикрыл глаза. – Я давно хотел что-то подарить вам, домоправитель. В знак своей преданности этому замку и вам. - Преданности? – тихо переспросил Сонхва, и Хонджун почувствовал его горячее дыхание прямо рядом со своим ухом. – Исключительно преданности, капитан? - Пре… не… - Хонджун совершенно запутался в словах. - Что ж. Сонхва чуть отодвинулся, и Хонджун, сообразив, что прямо сейчас, кажется, он катастрофически, неизбежно, совершенно по-глупому упускает, а если уж называть вещи прямо и своими именами, тупо проебывает единственный, возможно, в жизни шанс, широко распахнул глаза и, глядя прямо в кромешную тьму, в глубинах которой билось, готовое выплеснуться наружу, безумное адское пламя, выпалил на одном дыхании: - Никак нет, домоправитель. Не исключительно преданности. Я хотел сказать – преданности и любви. Тонкий уголок идеально очерченного рта первородного чуть дернулся в улыбке, кончик влажного языка показался между белейших зубов, и Хонджун понял, что еще чуть-чуть, и он лишится сознания. - Домоправитель, я… Мне… - Кто я такой, - перебил его Сонхва, - чтобы мне дарили столь дорогие подарки. У вас же, насколько мне известно, не так много личных средств. Хонджун тупо кивнул. Средств у него и впрямь было не так уж много. Зарплату начальнику стражи, конечно, платили и даже вовремя, тут у домоправителя всё было четко, но капитан кучу денег просаживал в кабаках, заливая свою несчастную любовь бочками вина, а поскольку бухать в одиночестве он не любил, угощал любого, готового к нему присоединиться и послушать печальную историю о великой любви смелого вояки к неприступной красавице из высших кругов знати. Таких желающих, как ни странно, находилось немало, и кошелек Хонджуна вечно был, скорее, пуст, чем полон. А еще он покупал подарки. Тут капитан действовал один, чтобы избежать ненужных вопросов. На дивной работы колье из черных бриллиантов со сверкающим в самой сердцевине алым королевским рубином (колье так напоминает ваш взгляд, домоправитель) Хонджун и вовсе грохнул все сбережения, которые каким-то чудом сумел отложить, но так и не осмелился ни преподнести его, ни перепродать. Платье тоже обошлось в копеечку, но Хонджун ни секунды не жалел. Деньги – пыль, при желании всегда заработать можно, а вот внимание домоправителя ни за какие сокровища не купишь. - Мои средства – моя забота, домоправитель, - угрюмо сообщил Хонджун. – Вы захотели это платье, я достал вам это платье. В этом платье вы прекраснее всех, кого я когда-либо встречал. Вот это – главное. Не мне говорить вам, кто вы такой. Думаю, вам за всю вашу долгую жизнь и не такие подарки дарили. И не такие… убогие граждане, как я. Не надо уж так кокетничать. Спасибо за то, что предоставили возможность сделать для вас что-то приятное. Это не входит в мои обязанности, так что знайте – это от души. А теперь я, пожалуй, пойду. Он развернулся на пятках, подобрал с пола меч и сделал шаг к двери. - Капитан, - позвал его Сонхва, и Хонджун замер. – Куда же вы собрались? Хонджун медленно обернулся и увидел, что домоправитель расположился на широкой кровати, застеленной темно-бордовым покрывалом. Сонхва смотрел на него этим своим непроницаемым взглядом, черная прядь спустилась на лоб, из-за чего вид у него стал совсем юный, бледная кожа матово светилась в неверном свете свечей. Домоправитель откинулся на кровати, оперевшись на локти, платье задралось, но он, совершенно не обращая на это внимания, медленно закинул ногу на ногу. Хонджун смотрел на него, не моргая. - Вы что же, - тихо проговорил Сонхва, склонив голову на бок, - совершенно не хотите узнать, есть ли у меня что-то под этим платьем? Капитан выронил меч. - Ох, ебать, - выдохнул он и бросился к кровати, на ходу выпутываясь из камзола. *** Кот выскочил на него прямо из-за угла. - Лови его! Лови! Уён молниеносно обернулся, но успел увидеть лишь пушистый белый зад, который слегка занесло на следующем повороте. - Не поймал? Перед Уёном, уперев руки в колени, стоял запыхавшийся начальник стражи. - Капитан, у вас это… - Уён медленно оглядел капитана с ног до головы, - пуговички неровно застегнуты. - А? – Хонджун торопливо ощупал себя. Рубаха сидела на нем набекрень и держалась лишь на одной пуговице, вдернутой в совершенно неподходящую для нее петлицу. - И сапоги где-то потеряли, - невозмутимо продолжил Уён. – Вы бы поберегли себя, полы холодные, чего по ним босиком бегать. - А, ага, да ничё, - отмахнулся Хонджун, пытаясь привести в порядок рубашку. - Неплохой пресс, - оценил Уён, и капитан торопливо запахнулся. – Надо бы с вами потренироваться, а то что-то жирком начинаю зарастать. - Приходи, конечно, - кивнул начальник стражи и нервно оглянулся. – Только не сейчас, я сейчас занят. Завтра приходи! - Завтра я во дворец пойду, - печально напомнил Уён. - А, ну когда вернешься, приходи. Удачно тебе сгонять. Ну, я пошел. Кота поймать надо. - Давайте-давайте, и вам удачи, - меланхолично пропел Уён и поперхнулся: – Ой. Из-за угла выскочил Сонхва. Вид у него был всклокоченный, волосы, всегда уложенные в идеальную прическу, торчали в разные стороны, к груди он прижимал бьющуюся и орущую изо всех сил жар-птицу. Но не это так сильно изумило Уёна. Домоправитель стоял тоже босой и в черном платье, обтянувшем его фигуру от идеально вылепленных плеч до точеных лодыжек. - Поймали? – запыхавшись, спросил капитана Сонхва. Уёна он не заметил. - Сбежал, гад, - понурив голову, признался Хонджун. – Домоправитель, вы бы… - Вам идет, - радостно доложил Уён, выглядывая из-за плеча капитана. – Где платьице достали? Очень интересный крой. - Уёна? – Сонхва крупно вздрогнул и выпустил жар-птицу. Та, отчаянно квохча и хлопая крыльями, взмыла вверх, но, не рассчитав высоты и скорости, врезалась в потолок и рухнула на пол, где ее и сграбастал начальник стражи. – Ты как тут… Ты… Это для маскарада. – Домоправитель одернул платье и надменно взглянул на Уёна. Впрочем, виделась за этой надменностью и легкая паника. – Принцессе скучно, Темнейший решил созвать бал. Я вот… покопался там у себя, примерил ради смеха. - Конечно-конечно, - закивал Уён. – Для маскарада, точно, что-то я такое слышал. - Ты тут какими судьбами? – окончательно пришел в себя Сонхва. – Разве ты не собирался во дворец? - Да вот, - пожал плечами Уён, - как раз к рыцарю хотел зайти попрощаться. А он опять, по ходу… - Уёна, - позвал Сонхва так ласково, что Уёну стало слегка не по себе, - ты бы не мог рыцаря, в смысле кота поймать? Кажется, он во двор сбежал. Совершенно не в себе. Его ж там собаки подрать могут. - Поймаю, конечно, - пообещал Уён, аккуратно поглаживая пальцем голову жар-птицы. – Сильно он ее? - Да вроде не очень на этот раз, - ответил Хонджун, прижимая покрепче недовольно квохчущую птицу, - она уже приноровилась, вон, летает, как угорелая. - Ладно, я за котом пошел. Вы тогда дайте ей зерна или что там она жрет у него. За моральный ущерб. С такими потрясениями фиг она когда запоет. - Спасибо, Уёна. Сонхва подцепил капитана за рукав и потянул на себя. - Маскарад, значит, - бормотал себе под нос Уён, спускаясь по лестнице и оглядывая каждый сантиметр. Кота нигде не было. – Знаем мы эти маскарады. Ах, домоправитель, давайте вы будете горничной, а я капризным постояльцем. Ах, капитан, давайте вы будете медсестрой, а у меня немножко заболело, ой, нет, не там, чуть ниже, нет-нет, еще пониже, ох, еще пониже, да, прямо вот тут. Кыс-кыс-кыс, Ёсана, ты где? Иди сюда, рыцарь, нельзя ж тебе во двор. Киса! И, главное, среди бела дня! Даже не ужинали еще. Ох, домоправитель, крепко ж тебя припекло. Кыс-кыс, Ёсана! Вот он ты где. Кот, набычившись, сидел у двери. Белоснежный, пушистый, с огромными желтыми глазами и миленькими кисточками на ушах. Чистейшей прелести чистейший образец, а не кот. Только у этой прелести вот такие когти и вот такие зубы, и об этом не следует забывать ни на секунду. - Киса, иди сюда, - протянул Уён коту руки. – Иди, мой хороший. Ты проголодался, наверное? Ну а птичку-то зачем, птичку ты же любишь. Пойдем на кухню, мяса попросим для тебя. - Мвуаарааа, - ответил кот. - Вот чего ты дикий такой? – вздохнул Уён. – В прошлый раз руку исполосовал мне всю, а потом ходил неделю прощения просил. Да разве ж я не знаю, что ты в таком состоянии сам за себя не отвечаешь. Кыс-кыс-кыс, иди на ручки. - Моаааа, - отказался кот. - Ну что, так и будем сидеть тут с тобой? Нет уж, у меня дел по горло. Ну-ка… Уён подобрался, и кот, заметив это, зашипел, выставив острые белые клычки. - Так ты боишься, родной, - заулыбался Уён. – Не бойся, ничего плохого я тебе не сделаю. Давай-ка мы... Он ловко метнулся вперед и схватил кота. Тот начал бешено вырываться, выгибаясь в разные стороны и пытаясь вонзить в Уёна сразу все имеющиеся в распоряжении когти, но Уён уже поднаторел в этих битвах, поэтому попытки кота нанести хоть какой-то ущерб бездарно провалились. - Вот и хорошо, - Уён тащил вверх по лестнице надежно зафиксированного кота, - сейчас принесу тебя в твои покои, ой, нет, туда тебе нельзя, опять же за птицей охотиться начнешь. Вот что ты за человек, Ёсана. То пылинки с нее сдуваешь, то сожрать пытаешься. Давай-ка ко мне. Уён обитал в западной башне замка. Отдельных покоев ему не полагалось, выделили комнату. Но Уён не был в претензии – комната просторная, места много, да он и приходил-то сюда в основном переночевать. Чрезмерно деятельная натура не позволяла ему долго оставаться на одном месте, и как это – торчать день-деньской у себя, как это делал иногда рыцарь, Уён даже представить не мог. Выпустив кота, он плотно прикрыл дверь и пошел на кухню, чтобы раздобыть мяса и заодно объявить поварятам-букмекерам о своем полном и безоговорочном выигрыше. Вернувшись же, обнаружил рыцаря уже в привычном обличье – тот сидел, завернувшись с головой в одеяло, в единственном кресле. Одежда, которая в том кресле обычно валялась плохо сформированной кучей, аккуратно сложенная лежала на кровати. - О, пришел в себя, - обрадовался Уён. – А я тебе мяса притащил. Ну, сейчас ты сырое жрать уже не будешь. - Птица как? – хрипло спросил рыцарь. - Нормально всё с ней. Лишилась пары перьев из хвоста, но в целом ничего. Ее домоправитель поймал. - Уёна, - застенчиво позвал рыцарь, - а ты мою одежду сможешь притащить? Я опять голый. Как обычно. - Не вопрос, - пожал плечами Уён. – Может, еще что-то надо? - Нет, - Ёсан помотал головой, - все нормально. Покои рыцаря располагались недалеко от покоев домоправителя – этим, видимо, и объяснялось, почему за котом и жар-птицей погнался именно он. Правда, в сопровождении капитана. Занимались там своими – Уён тихонько хихикнул – делами, ну, в смысле, маскарадом, услышали вопли, да и выскочили, в чем были. Какая жизнь в замке становится интересная, а тут во дворец тащиться за гребаным ларцом. Будь не ладен принцесса этот, чтоб его черти сожрали. Черти, правда, человечину не жрут, но принцессу им не каждый же раз поставляют, может, и польстятся. Но тогда на Уёна польстится Темнейший, и что уж он там придумает, Уён даже представлять не хотел, поэтому от поставок принцесс чертям быстренько отказался. Фиг с ним, с принцессой, вдруг когда-то из него действительно нормальный мужик получится, сейчас-то пока еще бабские флешбэки одолевают, поэтому и ведет себя так. - Держи, - он бросил одежду Ёсану, и тот, благодарно кивнув, скрылся за ширмой. Уён уселся в освободившееся кресло и задумчиво уставился в стену. - Слушай, - сказал он ширме, - ты ж вроде умеешь контролировать, когда перекидываться тебе, а когда нет. - Умею, - Ёсан, уже полностью одетый, вышел из-за ширмы, оглянулся и уселся прямо на пол, прислонившись к стене и скрестив ноги. – Но не всегда. Это замок чудит, привыкает к принцессе. Он всегда так, когда кто-то новый появляется. Вот тебя когда прислали, тоже пару месяцев хаотичные обороты были. Или капитан когда на службу поступил. Потом пройдет. Птицу только жалко. - Сожрешь ведь однажды. Или придушишь, - глубокомысленно заметил Уён. - Отпусти ты ее на волю. - Помрет, - вздохнул Ёсан. – Я уж думал об этом. Она же для наших широт не предназначена. Видишь, даже не поет. - А ты вообще слышал ее пение? - Неа, - покачал головой рыцарь. - Они очень редко поют. Но когда поют, говорят, с неба золотые монеты сыпятся. - Ого, - восхитился Уён. - Да врут поди, - поморщился рыцарь. - Но мне все равно очень хочется услышать, как она поет. У тебя выпить есть чего? Уён взглядом указал под стол, где стояли рядком три бутылки: - Бери любую. Ёсан благодарно кивнул и сделал большой глоток прямо из горла. - Я ее с острова Рох притащил. Ездил туда по делам. Уже перед отъездом они меня в рощу отвели. Очень им надо было перед Темнейшим выслужиться, и вот они развлекали меня изо всех сил, роща с жар-птицами была их коронным номером. Ну, чтоб я, впечатленный, потом такой приехал и доложил, какие они там все молодцы. Я говорю - птицу дадите с собой? Они ни в какую. Никак, говорят, не можем, птички в Красную книгу занесены и вообще помирают, если из рощи забрать. Чахнут, натурально, и дохнут. Ну, мы там ходим, в роще ночью светло, как днем, и одна птица все норовит то на плечо мне сесть, то крылом задеть. Я ее сразу запомнил, у нее на голове маленькое перышко темненькое. - Точно, - закивал Уён, - видел перышко, очень удобно. - А они говорят... Слушай, отличное вино, - Ёсан покрутил в руках бутылку. - Где взял? - Капитан притащил. У него приступ был очередной любви к домоправителю, и он заявился как-то сюда с ящиком. - Он тебе прям все рассказал?! - вылупился рыцарь. - Ну как рассказал, - захихикал Уён. - Мол, знаешь, один мой друг, очень храбрый воин и вообще мужчина хоть куда, чрезмерно увлекся одной там знатной дамой. Ну, я сижу, глазами хлопаю, делаю вид, что вообще не врубаюсь, что там за дама. Он заливает, заливает, а я ему - колье-то подарили, капитан? Он от ужаса протрезвел сразу. Какое, говорит, колье. Кому, говорит, подарил. Ой, у меня там смена караулов через десять минут, я помчал. Ну, и умчал. А вино осталось. - Колье? - не понял Ёсан. - Он домоправителю колье купил. Стоит - как вся моя жизнь. Из черных бриллиантов, прикинь. Рыцарь понимающе присвистнул. - Купил и похоронил в своем сундуке. Подарить стесняется. - Мне пусть подарит, - мрачно посоветовал рыцарь. - Найду, куда пристроить. - Угу, на птицу нацепишь. Так ты ее украл в итоге? - Ага, - кивнул Ёсан. - Они там рассказали еще, что птицы эти - заколдованные девы. Только никто не знает, как они обернулись птицами и как их обернуть девами обратно. Я тут у нас поспрашивал, колдунов всех обошел, но они только руками разводят. Некоторые что-то пытались, одному птица на голову насрала, другому глаз попыталась выклевать. Ну, я больше никого к ней водить не стал, если она так бесится. Правда, Темнейший подумывает меня в Китай отправить, чтоб я колдуна нашел, который магический заслон на дворец повесил. Его приведу. Все-таки заслон не каждый повесить может, таких спецов мало осталось, по пальцам пересчитать. Может, и с жар-птицей тогда что-то решит. - А потом его казнят? - А как же, - удивился Ёсан, - конечно, казнят. Но я ему совру, что не казнят, если сможет с нее чары снять. Если и тут не выгорит, повезу ее обратно на остров. Жаль, конечно, я уже привык к ней. И знаешь… Я как подумаю, что ее лучше отпустить, сразу тоска такая. И она что-то чувствует. Даже в окно не вылетает. - Боится, может, - предположил Уён. – Летает-то она хреново. - Может, и боится. А может, что-то другое. Я иногда проснусь ночью, а она рядом сидит, светится мягко так, приглушенно, чтобы меня не будить. И смотрит внимательно-внимательно, будто чего-то ждет. - А чего ты ей имя не дашь? Всё птица, да птица. Назвал бы ее как-то. - Да я пытался. Она не хочет. - В смысле не хочет? – вытаращился Уён. - В прямом. На имя демонстративно не отзывается. Поворачивается задом или вовсе в клетку уходит и сидит там. - С характером птичка у тебя, - посочувствовал Уён. – А как ты ее называл? Имена, может, дурацкие были? - Ну… - замялся рыцарь. – Я ее Сольвейг назвал. - Как? – Уён чуть не вывалился из кресла. – Это что за имя такое? Язык сломаешь ведь. - Хорошее имя, - обиделся рыцарь. – Значит – Солнечная сила. Я девушку одну знал с таким именем, давно еще, до посмертия. Волосы у нее были – точь в точь, как у птицы перья. Огненные. Кожа белая-белая, а по плечам, по груди веснушки, будто солнечные брызги. Она вся была, как солнышко. Говорила мало, а смеялась много. Смеялась и пела. Я тогда по контракту у северных племен служил, занесло к ним случайно, да и остался. И она там была. Рыцарь замолчал. - Ну? – подстегнул его Уён. - Баранки гну, - огрызнулся рыцарь. – Я в поход уехал, а когда вернулся, узнал, что убили ее. Сначала надругались, а потом убили. За связь с иноземцем. Со мной то бишь. И ребенка нашего… тоже убили. - Офигеть, - Уён подпер рукой подбородок. – Я даже не знал. - А никто не знает, - пожал плечами Ёсан, - кроме Темнейшего и домоправителя. Остальным и знать не следует. Теперь вот ты знаешь, но это потому что ты друг. И потому что разговор зашел. - Ты убил их? - Всех, - кивнул рыцарь. – Подчистую. И женщин тоже. У них там женщины наравне с мужчинами – и оружием владеют, и в битвах участвуют. И в казнях. А потом убили меня. - И ты думаешь, что птица – это она? Сольвейг? - Нет, - покачал головой рыцарь. – Она в Раю. Птица – это птица. Может, она вообще не дева никакая. Глупая курица с нарядными перьями и всё. - Ну нет, - не согласился Уён. – Для курицы она чрезмерно сообразительна и ревнива. Понимает ведь, что имя такое – не просто так, поэтому обижается. Ты ей имя свое придумай, уникальное. - Может, и придумаю. А может, так птицей и останется. Все равно на остров верну ее, вряд ли колдун китайский что-то сможет сделать. Ёсан посмотрел на опустевшую бутылку, с сожалением отставил ее в сторону и поднялся с пола. - Пойду я, Уёна. Спасибо тебе. - Да это тебе, спасибо, рыцарь. За доверие. Я никому не расскажу. - Да тебя и слушать никто не станет, - отмахнулся Ёсан. – Сам виноват, заработал себе репутацию балабола. - Кстати! – Уён вскочил с кресла. – На кухне никто не верит, что домоправитель и капитан сошлись. Сможешь подтвердить мои слова? А то у меня там ставок – на миллионы, а они жмутся, доказательств требуют. - С чего ты взял, что они сошлись? – вытаращился рыцарь. – Вот уж у домоправителя забот других нет, кроме как личную жизнь устраивать. - Ты что же, не видел ничего? - А что я должен был видеть? - Ну… Сонхва был в этом, в платье. И капитан весь расхристанный. И босиком оба. А, блин, - Уён досадливо махнул рукой, - ты ж, когда котом оборачиваешься, ничего потом не помнишь. - Уёна, - Ёсан подошел к нему и положил прохладную ладонь на лоб. – Ты точно здоров? Какое платье, о чем ты? - Иди, - проворчал недовольно Уён, убирая от себя руку рыцаря. – Никто мне не верит. Вот увидите потом, что я был прав, а может, уже поздно будет, сожрут меня во Вдовьем лесу вурдалаки. - Как они тебя сожрут, если ты их дальний родственник и вообще рангом выше, - рыцарь скептически поджал губы. – Ты когда выдвигаешься? Могу проводить немного. - Не надо, - отказался Уён. – Пойду, как стемнеет. Ночью – оно сподручнее. Там, может, лешего встречу, подбросит немного. В конце концов, за ним должок – девчонок-то моих в его владения отправили. Долбаный этот ларец с долбаным кристаллом, вот жопой чую, нафиг он принцессе не нужен, гоняют только бедного Уёна почем зря.