god save the ocean, god save the breeze / save the words from my lips, save the birds, save the bees / baby save me one last sip while you strip on the beach / i'll save you in the waves if you swim too deep / god save, god save our young blood / god save our young love
i go through trillions of molecules that move aside to make way for me while on both sides trillions more stay where they are. the windshield wiper blade starts to squeak. the rain has stopped. i stop. on the corner a boy in a yellow raincoat holding his mother’s hand. — ron padgett «the run»
i sing the body electric, the armies of those i love engirth me and i engirth them, they will not let me off till i go with them, respond to them, and discorrupt them, and charge them full with the charge of the soul. was it doubted that those who corrupt their own bodies conceal themselves? and if those who defile the living are as bad as they who defile the dead? and if the body does not do fully as much as the soul? and if the body were not the soul, what is the soul? — walt whitman «i sing the body electric»
ёнджун заходит в первый попавшийся бар и сидит там, пока не кончается вся наличка, которую он имел при себе. какая-то девушка, заигрывающе смеясь, угощает его текилой со льдом. раз. другой. наутро он просыпается в чужой постели и ничего не помнит. он лежит на спине, безучастно рассматривая идеально ровный белый потолок. совсем не тот белый-отроческий (цвет), что он привык знать. длинные тёмные волосы с соседней подушки обвиваются вокруг его предплечья, словно плети. на коже оседает тяжёлый французский парфюм. тревога оседает немым криком в лёгких. глазу не за что зацепиться. цепляется только мысль — нитка из шва изнанки. внутри ёнджуна, с обратной его стороны, растёт дыра, становится шире и шире и шире и. кажется, что её ничем нельзя заполнить: ни громовым голосом, ни голосом шепчущим, ни голосом мягким. возможно, голосом, который может простить? ёнджун чувствует: ощущение зарождается где-то под рёбрами — тянущее, грызущее, потом превращается в болезненное отчаяние, охватывающее его сердце, а затем и всё тело. пустота пожирает всё на своём пути, расползаясь во все концы. расползается стёжка, расползается рана. внутри образуется вакуум. впервые за несколько лет. он один. один внутри себя. ёнджун чувствует себя эскортницей поневоле. ёнджун чувствует себя низкосортной порно-звездой, когда впопыхах, светя голым задом, выпрыгивает за порог, на свежий морской ветер. после ужина мама замечает его эмоциональный упадок и, явно обеспокоенная, закономерно предлагает поговорить. — мам. всё в порядке. это просто… — ёнджуновы руки вырисовывают пространные фигуры в пространстве над обеденным столом в попытке поймать подходящие слова. материнское чутьё работает на опережение: — ты можешь рассказать мне всё-всё. ты же знаешь об этом, правда, милый? нет ничего, что заставило бы меня любить тебя меньше. ни-че-го. понимаешь? ёнджун думает: какой бы ярлык он не навесил на себя, эта женщина всегда будет любить его. мысли бегут, словно серебристые тонкие волны. он думает о бомгю. думает думает думает. думает и надеется, что у него тоже (всё ещё) есть кто-то, кто несмотря ни на что будет любить его так же — беззаветно. — мне интересно, что ты чувствовала, когда поняла, что разлюбила отца? как ты это поняла? — в зависимости от жизненного этапа, любовь всегда ощущается по-разному, как погода. часть меня всегда будет любить его хотя бы потому, что теперь я вижу его отражение в тебе. — но что это значит? — тебе стоит спросить себя: твои чувства — это воспоминания о том, что у вас было вместе с человеком, или ожидание того, что ещё может быть? — что если… если я не знаю? — тогда не казни себя. ты ещё совсем юный! знаешь, я бы хотела, чтобы у тебя было как можно больше партнёров, прежде чем ты остановишь свой выбор на ком-то одном. но я надеюсь, ты не забываешь предохраняться? ведь так? когда мама угрожающе-проницательно щурится, ёнджун прячет лицо в ладонях. — мааам!… женщина раскатисто смеётся. рука её на плече ёнджуна сильная и твёрдая, как сталь. ёнджун мягкий, как кучевое облако, грозящее в этот же момент пролиться на землю дождём. — кто бы ни был этот человек, раз уж мой драгоценный сын решил выбрать именно его, он заслужил твоё признание. поделись тем, что чувствуешь. если не хочешь сделать это ради себя или него, то сделай это ради меня. хорошо? ёнджун пытается заснуть, но не может: он слишком поглощён собственными чувствами, для которых наконец нашлось название. настоящее название. раньше он никогда не задумывался о том, что было бы, если бы их с бомгю связь исчезла, но сейчас кажется, будто бомгю сам приложил усилие, оборвал ту самую невидимую нить. что останется от ёнджуна без их необъяснимого притяжения? хаос: в голове и груди. чувства: сумасшедшие, неудержимые. их всё ещё так много, и они не подчинены никакой силе, кроме одной, которая объясняет всё. всё, что они так долго старательно игнорировали. ёнджун злится: бомгю снова прячется за маской отстранённости. бомгю снова оставляет его наедине с их любовью. прошлый год: осень расписание учебных занятий на сентябрь оказывается достаточно свободным, чтобы ёнджун смог приехать домой за сутки до своего дня рождения. на радостях мама с бабушкой готовят потрясающе вкусный «наполеон». субину удаётся вытащить тэхёна и бомгю из-за стопок учебников для подготовки к экзаменам ближе к вечеру. после репетиции хора кай приносит с собой новенькую игровую приставку и атмосферу настоящего детского восторга. ёнджун задувает свечи и загадывает: чтобы всегда было так же легко, чтобы плакать только от счастья, чтобы смеяться до боли в животе. на телевизионном экране мелькают красочные графические изображения. вокруг раздаются громкие мальчишеские возгласы: то ли ликования, то ли протеста. ёнджун передаёт джойстик тэхёну, и тот клятвенно обещает отомстить субину за грязную игру. смеясь, он выходит на кухню, чтобы попить воды и немного перевести дух. от постоянной улыбки начинают болеть мышцы лица. ёнджун бросает быстрый взгляд через плечо: на стены небольшой гостиной, увешенные фотографиями его семьи; на кофейный столик, заставленный посудой с закусками и недоеденным тортом; на подпрыгивающего чуть ли не до потолка кая, когда субин опять проворачивает всё тот же хитрый трюк; на бомгю, который смотрит ему вслед так — осмысленно, терпеливо, преданно. ёнджун ощущает, как жажда сходит на нет. он сам — как океан — становится бушующей водной стихией. желание рождается сердцем в ту же секунду — чтобы всегда было к кому возвращаться — как в сезон дождей ливни возвращаются к жёлтому морю. когда они наконец оказываются наедине после совместной уборки и долгих проводов шумной компании, ёнджун возвращается в комнату с двумя свежими комплектами постельного белья, переданного бабушкой. прикрыв за собой дверь, он спрашивает о мотивах бомгю, потому что не может не: — итак, чхве бомгю, ты решил остаться со мной. по собственной инициативе. сегодня. это дружеский порыв, очередная возможность получения знаний или…? бомгю подходит к нему и забирает наволочку для своей любимой ёнджуновой подушки, пока тот в одиночку пытается справиться с простынёй и пледами. отбрасываемые их телами тени под тусклой лампочкой ночника таинственно скользят по задёрнутым шторам. по углам спальни тут и там прячется детство ёнджуна. бомгю отвечает: — именно. ты ведь действительно мой друг, — он забирается на кровать с ногами, устраиваясь поудобнее. голос его звучит ровно, однако глаза, которые то и дело стреляют по сторонам в полутьме, предают его: хочется щуриться от нестерпимого загадочного блеска. тонкие руки крепче прижимают подушку к груди. — ради чего ещё это может быть, по-твоему? — например, ради… — ёнджун чувствует: его внимание рассыпается; в груди рассыпаются золотые искры электрических разрядов. ёнджун присаживается рядом. достаточно, чтобы слышать, как учащается дыхание бомгю, когда он произносит слово: — привязанности? — ерунда. ёнджун фыркает и тянет подушку из его рук к себе: — да ну? тогда отдай её мне. бомгю оказывает сопротивление. — и не подумаю. она моя по праву. ёнджун продолжает настаивать. — что насчёт меня? не рассчитав силы, бомгю совершает решительный рывок назад, из-за чего ёнджун падает на него сверху, смеясь. бомгю успевает низко проговорить ему в ухо: — ты сладко пахнешь, хён. ёнджун приподнимается на локтях, пряча взгляд. щёки начинает печь от смущения. — это всё из-за торта и маминых духов. бомгю тихо выдыхает, слегка улыбаясь: — думаю, дело не только в этом, — его указательный палец касается губ ёнджуна, очерчивает контур нижней. — ты знал, что поцелуй ради привязанности — это социальная структура? ёнджун саркастически усмехается: — звучит крайне интригующе. в чём суть? — никто не знает, когда в обществе возникло такое явление как поцелуй, но исследователи полагают, что оно получило распространение потому, что матери обычно разжёвывали еду для своих малышей и передавали её изо рта в рот. связь между матерью и ребёнком теоретически основана на привязанности, и, вероятно, поэтому мысль укоренилась в сознании, прежде чем люди обнаружили, что губы очень чувствительны и прикосновение к ним может затуманить мозг непередаваемыми ощущениями. поэтому поцелуй не обязательно должен иметь эмоциональное значение. он может быть просто достижением цели. способом выделения химических веществ, заставляющих человека чувствовать удовольствие. он не обязательно должен быть привязан к таким мифам, как чувственная любовь. он может представлять собой просто обмен биологическими жидкостями. — затуманить мозг непередаваемыми ощущениями? обмен биологическими жидкостями? тебе нужно записать это. ты можешь выпустить целую книгу о том, как убедить людей сосаться с тобой на вечеринках. бомгю недовольно морщится. — что? нет! — его дыхание учащается, лицо горит, а губы блестят от газировки и слюны, несколько миллилитров которой отчаянно взывают к ёнджуну прямо сейчас. — я не хочу ни с кем… сосаться. возможно, одно из этих веществ пробудит внутри бомгю… что-то? ёнджун решается. ёнджун рискует — ловит его лицо в ладони и смахивает пряди со лба, заставляя бомгю затаить дыхание, а все протесты осесть в горле. поцелуй как средство достижения цели. не больше и не меньше. — ну и? в чём дело? почему замолчал? ещё ничего не произошло, но твой мозг уже потерял связь с реальностью, да, бомгю-йа? — всегда, хён. это всегда происходит, когда я с тобой. ёнджун готов поцеловать его уже за один этот ответ — дерзкий, искренний, и, когда он тянется губами к раскрытому в ожидании рту, из кармана джинсов бомгю раздаётся телефонный звонок, зловеще, словно несёт дурную весть. это заставляет ёнджуна инстинктивно отпрянуть и сесть. такое ощущение, будто вселенная издевается над ними, словно тот, кто отвечает за происходящее с момента их встречи, ещё тогда, на школьном дворе, смеётся сейчас над их судьбой. бомгю со вздохом перекатывается на бок к ёнджуну спиной и подносит мобильный к уху, стараясь звучать как можно более приветливо. ёнджун наперёд знает: этот входящий вызов так же важен, как и миленькое украшенице из перламутровых бусин на запястье бомгю. ёнджун нервно кусает щёку и отводит взгляд. это всего лишь акт взаимовыручки. он делает глубокий вдох и открывает их с уёном диалог в мессенджере, стараясь не вслушиваться в чужой разговор, благодарит за поздравление и оставляет после каждой фразы россыпь розовых сердец. собственное сердце болезненно ёкает. если эта связь — нечто особенное для них обоих, то почему всё должно быть именно так — общая жизнь в полудрёме? рассудок упрямо напоминает: всему своё время. ёнджун про себя добавляет: и место, и люди. ёнджун лежит к бомгю спиной, но всё равно даже через ткань домашней футболки может почувствовать: ладонь неуверенно скользит между его лопаток не касаясь. — ёнджун-хён, ты спишь? ёнджун картинно вздыхает, утыкаясь носом в подушку, крепко жмурится и недовольно бурчит: — ещё нет, но, как видишь, пытаюсь. — извини меня. я просто… — сбивчивый хриплый шёпот вдоль шейных позвонков журчит как ручей. ёнджун чувствует, как тепло разливается под кожей и постепенно поглощает его целиком. — просто хотел сказать… ты сам знаешь, тогда летом… это был мой первый поцелуй. мой самый первый поцелуй. и я кое-что недавно понял: если окажется, что он же был последним, я даже не буду возражать. слова повисают над ними тяжёлым грузом; бесконечностью вселенной. за закрытыми веками ёнджун считает звёзды. это не любовь. не любовь не любовь не любовь. это привязанность. это дружба и окситоцин. и другие прекрасные химические вещества, смешанные в адском котле благодарности. ёнджун старается выровнять тон голоса: упростить, одружелюбить. — всё, что я хочу знать, — это то, что ты живёшь на полную катушку, никого не слушая и ни в чём себе не отказывая. постарайся делать это каждый день, и если не ради себя, то для меня, хорошо, приятель? — но, хён, ты не понял. я пытаюсь сказать, что ты мне, кажется, ну… это. чёрт. я не знаю, что с собой делать. — всё в порядке. ты не обязан оправдываться. это… ничего не значит: всего лишь химия в наших телах — ты сам сказал. рука позади ёнджуна дёргается, нанося глухой удар бомгю в грудь. ёнджун слышит: пальцы сжимаются и распрямляются до треска в суставах; хрупкий мир трещит по швам; трещит мороз. в крохотном пространстве между происходит взрыв. сталкиваются атомы азота и космических частиц. радиоактивный водород угрожающе шипит в лёгких. ёнджун перестаёт чувствовать что-либо. ёнджун перестаёт чувствовать жизнь в собственном теле. — я тебя понял, хён. извини ещё раз. спокойной ночи. жизнь утекает сквозь пальцы весь следующий месяц. когда ёнджун решается на звонок бомгю в ночь на хэллоуин, ему кажется, будто все святые разом обратились против него: бомгю на другом конце провода почти плачет. — хей, бомс, как ты? — я не смог, хён. когда я с ней, я постоянно вижу только твоё лицо. ёнджун думает: мир без тени существовать не может. в искусственном свете комнаты общежития его собственная тень бросает вату; бросает вызов. ёнджун поддаётся искушению, усмехаясь собственному помятому отражению: — я рад, что мне не придётся делить твои биологические жидкости с кем-то ещё. бомгю хлюпает носом в трубку. — если именно так звучит твой знаменитый флирт, то это было отвратительно. ёнджун плывёт розовым облаком. — мне не послышалось? ты хочешь узнать, как я флиртую? — хён, умоляю, избавь меня от этого. — хотел бы я посмотреть на то, как ты будешь умолять меня… — о боже! ладно, достаточно. я понял. в следующий раз буду точнее подбирать слова. как твои дела? как учёба? — если я доживу до конца семестра, это будет событие. представляешь, вчера… настоящее время: середина лета руки кая движутся невероятно быстро над барабанной установкой, но не нарушают ритм и темп игры ни на секунду, даже когда он замечает ёнджуна на входе в отцовский гараж. на нём насквозь промокшая футболка с эмблемой velvet underground, а лицо раскраснелось и блестит от пота. он приветственно улыбается ёнджуну, пока тот продолжает топтаться на пороге, бубня сомнительные оправдания себе под нос. — если ты боишься встретиться с бомгю-хёном, то его сегодня не будет. у него важное занятие по плаванию. в теле по-прежнему отбивает дробь нервная дрожь. заламывая пальцы, ёнджун неуверенно спрашивает: — он всё тебе рассказал? как ни в чём не бывало кай пожимает плечами, поспешно спрыгивая с сидушки и прибирая палочки в ящик с инструментами. ёнджун замечает: кровавые мозоли расползаются на внутренней стороне ладоней от долгой игры. несмотря на это кай бодро потягивается и буквально светится в лучах солнечной пыли удовлетворением от проделанной работы. ёнджун понимает это чувство как никто другой. — конечно. мы же друзья. давай, не стой здесь. пойдём скорее во двор! мама приготовила отличный лимонад со льдом. дневной зной никак не спадает, до вечера ещё далеко, а от горячего воздуха перехватывает дыхание. даже густая тень не спасает от беспощадного июльского солнца. кай грызёт лёд из моментально опустошённого стакана и улыбается так, будто это — самое восхитительное занятие на свете. — скажу честно, напиться и пойти выяснять отношения с не совсем здоровым другом — не самый взрослый поступок, хён. — не будем об этом, кай-йа. это неважно. — важно! очень даже! твои чувства — это самое важное, ведь ты важен сам по себе. — я облажался. он прогнал меня. всё закономерно. ничего уже не исправить. — это не так. ты ему нужен. не ненавидь и не избегай его. он ведь тоже переживает. он любит тебя, и ты знаешь об этом. ёнджун отрицательно качает головой, дёргая сухую травинку, запутавшуюся в шнурках его левого кеда. — нет, не любит. не любит так, как мне нужно. кай вздыхает, откидываясь спиной на ствол дерева позади. — любит. просто присмотрись хорошенько. да, он не говорит прямо, не делает громогласных заявлений, но в этом весь бомгю. его истинного можно найти только в мелочах: в том, как он ходит, будто рядом, нога в ногу с ним шагает кто-то ещё, как переставляет предметы в своей комнате, очень похоже на то, что ты делаешь со своими личными вещами, как, затаив дыхание, проводит пальцем по экрану телефона, когда видит новое сообщение от тебя, как постоянно заканчивает фразы этими «ёнджун-хёну такое тоже не нравится», «ёнджун-хён согласился бы», «у ёнджун-хёна получается лучше». и, признаюсь честно, всё это выглядит так чертовски странно — что ты, находясь за десятки километров от него, всё равно продолжаешь присутствовать где-то поблизости, будто вот-вот со смехом выскочишь из-за угла. он делает твоё присутствие реальным. понимаешь? жёлтая иволга мягкими переливами плачет в кроне старого тополя, длинные ветви которого переплетаются над их головами. ёнджун замирает, прислушиваясь: внутри него от обиды и одиночества плачет душа, и он не уверен в том, чья именно. — я даже злиться на него не могу. он таков, какой есть, и никогда этого не скрывал. он отдаёт, затем забирает обратно… — и возвращает, правильно? вопреки всем и всему беспрекословно следует за тобой, чхве ёнджуном. разве этого мало? ёнджун думает: это целый океан. он встречает бомгю тем же вечером на паркинге спортивного комплекса. влажные после душа волосы слегка вьются. с кончиков на покатые плечи капает вода. глаза на мокром месте тоже. выражение лица впрочем нечитаемо, словно подёрнуто белой рябью; пустое. когда их взгляды встречаются, ёнджун вдруг чувствует: иглу в левом боку; трещины в рёбрах; открытый перелом сердца. ёнджун вспоминает: о шестидесяти трёх идеальных способах для самоубийства, которые он обдумывал накануне ночью. вина — это почти реальное, ощутимое, живое существо, имеющее форму; оно буквально стоит между ними и скалится; от этого так тесно, ещё немного и станет совсем нечем дышать. — как прошла сдача нормативов? — я всё просрал. скажи, я недостаточно ясно выразился в прошлый раз? может стоит повторить? — слушай. я знаю, я отвратительно поступил, и мне правда жаль, но… я не могу спать. не могу есть. не могу нормально функционировать. если я проведу так ещё хотя бы один день, то убью кого-нибудь, клянусь. ты выглядишь паршиво тоже. и, раз уж мы оба испытываем негативные побочные эффекты нашей связи, когда ссоримся, почему бы нам просто не рассказать друг другу о том, что мы чувствуем? это необязательно должно что-то значить. представь, что мы проводим своего рода лабораторную работу. бомгю насмешливо, очень-очень деланно вскидывает брови, распахивая шире оленьи глаза. правильные черты лица его неестественно красиво искажаются, словно у античной статуи. он выпрямляется, поправляет лямку спортивной сумки и бросает быстрый взгляд на циферблат наручных часов. — тогда начинай. у тебя есть пять минут. меня ждут. ёнджун делает над собой усилие; делает глубокий вдох, чувствуя раздражение и безысходность. солевой раствор начинает закипать на электродах нервной системы. — ты же знаешь, это не так работает. нужные условия ещё не соблюдены. мы можем… — нет. мы — не. некогда мне с тобой возиться. что непонятного, ёнджун? чугунная досада обрушивается на ёнджунову голову вместе с надменным обращением. он весь сжимается в кулак, готовый атаковать: рассерженно сводит брови, угрожающе кренится в сторону бомгю. чужой испуг пронзает насквозь. стрекозиное тело, предчувствуя опасность, инстинктивно трепещет. ёнджун сплёвывает ему в лицо вместе со слюной змеиную кровь; скрипит металлической крошкой между зубов: — я вижу тебя насквозь. прекрати изображать крутого и садись в машину, иначе я затолкну тебя в салон силой. можешь кричать, можешь сообщить в полицию о своём похищении прямо сейчас — мне всё равно. дважды повторять не буду. поживее. весь путь до места назначения ёнджун не может нормально вести машину. ум будто раздвоен на несимметричное соотношение инь и ян. бомгю молча пытает его глазами. жертва наносит маньяку ответный удар. море огромное, полосой делится напополам с небом. последние лучи летнего солнца растворяются в карамельном тумане. они выпивают по три бутылки дешёвого пива на небольшом пустынном пляже, куда отец бомгю возил их три года назад во время летних каникул купаться, и эта несущественная деталь кажется ёнджуну символичной, довлеющей над ним. ёнджуну кажется: окружающий пейзаж и он сам становятся частью картины кандинского. мысли расползаются по углам головы. бомгю рассказывает, что дважды в неделю он встречается с психотерапевтом, кротким мужчиной, который относится к нему как к хрупкой жертве психологического насилия. в основном он говорит врачу то, что тот хочет услышать, и каждый раз уходит за несколько минут до окончания сеанса. вчера ему предложили попробовать снимать жильё, возможно, с людьми его, бомгю, возраста, сказали, он должен начать жить заново, найти себя… — …и бла-бла-бла. — почему ты так скептично настроен? это хороший план. — ты не понимаешь, да? — до меня не сразу доходят твои зашифрованные сигналы. тебе придётся объяснить. — чем ближе я становлюсь к новой жизни, тем больше отдаляюсь от тебя. у меня не получилось привязать тебя к себе, но я могу привязать себя. не физически, конечно: к воспоминаниям, местам, людям, предметам. первое, о чём я думаю просыпаясь, — ты. когда засыпаю — снова ты. когда занимаюсь в библиотеке с тэхёном, читаю, рисую, играю на гитаре у кая в гараже, хожу за покупками, встречаюсь с людьми, плаваю, делаю уборку, ем, чищу зубы, принимаю душ — это всегда ты. ты повсюду, куда бы я ни пошёл. и я не хочу, чтобы это кончалось. я не хочу, чтобы ты порвал со мной. я болею чаще, когда мы подолгу не видимся. что со мной будет, если ты решишь переехать в другую страну? я сдохну. окочурюсь. задохнусь в собственном теле, если ты перестанешь касаться его, если ты перестанешь хотеть его, если все эти химические реакции прекратятся, если… если прекратимся мы. — помнишь то, что ты рассказывал мне тогда, ночью в мотеле? бесконечное множество тебя и меня, во всех существующих вселенных. бомгю, нет такой двери, которая разделила бы нас. нет мира, в котором мы были бы порознь. ёнджун думает: возможно, всё это время стена меж ними была не толще ореховой скорлупы? правильно подобранное слово, касание к волосам, от макушки до лба — пальцами в чёлку, плечом к плечу, коленом по худому бедру, и вот она осыпается как труха под босые ступни, смешиваясь с песком. бомгю светится улыбкой: — пойдём поплаваем? ослеплённый, ёнджун поднимается вслед за ним, предвкушая эйфорию от близости к бомгю в его родной стихии. шорох слов осыпается нескладно: — ну, ты должен тренироваться, чтобы вернуться в форму и надрать всем зад на следующих групповых соревнованиях, так что… у тебя же есть с собой дополнительное полотенце? поспешно снимая одежду и глотая обиды, ёнджун сдерживает себя, как может, чтобы не закричать вслед; чтобы не выдать крик своей души. бомгю бежит босиком по горячему побережью, врезается в морскую воду и смешивается с мириадами влажных капель, летящих в воздушных потоках вверх. — будь осторожен, бомгю-йа! — нет, не хочу! я больше не хочу постоянно жить в страхе совершить ошибку. в одном из своих беспокойных снов ёнджун съезжает с дороги и позволяет машине сорваться с обрыва. это совсем не страшно. ёнджун вспоминает: страшнее всего — не почувствовать на запястье пальцы бомгю, увлечённо играющие с нитью пульса. он качается на волнах, наблюдая за горизонтом. горло сводит: так хочется плакать. первые светлячки звёзд расплываются и тут же соединяются в единое целое перед глазами. ночь липнет к лицу. бомгю выныривает и кружит вокруг него, как любопытный дельфин вокруг острова. мучимый видениями скрытой вселенной, ёнджун тихо спрашивает: — чем связаны между собой атомы? — ты знаешь — силами притяжения. достаточно мощными, чтобы убедить нас, что материя твёрдая и что моё тело не пройдёт сквозь твоё. — звучит упрощённо. — прагматично. — бог не играет в кости. — тэхён говорит, гениальность искупает многое, в том числе отвратительный характер. — гениальность — не гарантия мудрости. не отталкивай от себя людей, которые действительно готовы помочь. — но мне не нужна ничья помощь. мне нужен ты. это другое. от любви саднит пальцы, царапается лицо. исчезает время. исчезает различие форм. суть вещей обретает свою первородную целостность. начинается вечность — между тьмой и всплывающим ртом, как во сне: — что мы делаем? — мы сжимаем атомы вместе, чтобы вызвать реакцию синтеза. — я, кажется, понял. генерируем силы для слияния водорода? — ага. мы — маленькая атомная бомба. раздаётся дружный взрыв смеха. огромный пылающий шар поднимается над землёю, безобразно и странно оголяя белые сучья рук. весна: март в середине марта быстро теплеет, достаточно, чтобы ходить без шапки и в лёгкой куртке. тает снег: белое покрывало предательски чернеет, грубеет, кажется уродливым и неухоженным. давно забытая дрожь вновь гуляет по телу, когда ёнджун выходит на парковку за корпусом общежития и ловит прохладные воздушные струи кожей лица. на ярком дневном свете глаза болят от недосыпа ещё сильнее; гудит голова. ночь напоминает низкосортный психологический триллер. около двух часов он просыпается от очередного кошмара и до самого утра не может успокоиться, ворочаясь с боку на бок. невидимый ангел еле слышно шелестит крыльями над изголовьем, подталкивая снять с сердца непосильное бремя, поэтому посреди учебной недели ёнджун срывается и решает съездить домой. он находит бомгю на поле за спортивным комплексом. спрятав руки в карманы худи, тот ходит кругами по прорезиненному настилу дорожки для бега и смотрит себе под ноги, по привычке считая шаги. когда ёнджун пересекает ему путь на одном из поворотов, бомгю поднимает голову и не выглядит удивлённым: скорее смотрит на ёнджуна как человек, который заранее знал, что рано или поздно он, ёнджун, появится здесь. звук собственного голоса раздражает: — ну и? в чём дело? почему твоя голова не даёт моей спать по ночам? я думал, мы договорились заранее делиться всем, что беспокоит, чтобы облегчить нам обоим жизнь. разве нет? нет, ёнджун не собирается решать проблему мирным путём. гордость жестоко проклинает нарушителя спокойствия. душа обречённо вздыхает. слишком много нервозности. слишком мало привычного снисхождения. ёнджун слишком вымотан внутренним противоречием, и это бесит. бомгю пожимает плечами и старается улыбнуться. выходит натянуто, совсем через силу, как в детстве. — я не знал, что это может так на тебе отразиться. всё-таки расстояние между нами приличное, да и… не знаю. я просто устал. извини, что так вышло. ёнджун ни о чём не спрашивает бомгю, когда берёт его под руку и тянет за собой в сторону машины. бомгю не возмущается и не требует объяснений, молча садясь следом в салон и так же смиренно покидая его, когда они добираются до места назначения. от его пустого взгляда хочется вложить голову в петлю. шторы в спальне ёнджуна посреди дня оказываются наглухо задёрнуты. верхняя одежда брошена на пол прямо рядом с кроватью. ничего не происходит. они не говорят, больше не смотрят друг на друга, просто забираются в постель каждый на свою половину и засыпают неодолимым сном. не проходит и двух часов, как ёнджун просыпается: ощущение магии внутри него озлобленно грызёт грудь. в животе завязывается тугой узел и медленно стекает мёдом ниже ниже ниже. он сам не осознаёт того момента, когда придвигается ближе к бомгю и обнимает сзади, прижимая спиной к себе, проводя носом по коже за ухом, скользя рукой под футболку. он уверен, что бомгю тоже не спит: его дыхание слишком поверхностное, слишком неровное; тяжёлое. — хён, остановись. так нельзя. мышцы под ёнджуновой ладонью резко сокращаются, когда она останавливается прямо над пахом. ёнджун думает: ужасный день, чтобы отказать ему; чтобы следовать правилам осторожного благоразумия. — большего ты от меня не получишь. — для меня и это — слишком. ёнджун чувствует себя лезвием, орудием пытки, проливающим кровь, когда раздевает его догола и переворачивает, устраиваясь сзади; методично подминая под себя захваченную территорию. при каждом прикосновении пальцев по телу бомгю, как рябь по воде, пробегает дрожь. бомгю лежит, не издавая ни единого звука, переставая даже дышать, и напоминает брошенного ребёнка. зато ёнджун — да: полон страшных чар и решительности. он не может связно мыслить, поэтому всё происходит так, а не иначе. не оказывая сопротивления, бомгю сам даёт ему возможность и власть; позволяет брать то, что хочется; за свой счёт заглушает предчувствие неминуемой катастрофы. так происходит коллапс вселенной — ядерный взрыв, пожирающий всё на своём пути. в какой-то момент ёнджуну начинает казаться: он попал в один из своих ночных кошмаров. кожа бомгю, под которой скрывается мятущийся одинокий дух, снаружи выглядит гладкой и безупречной, однако глаза — два тёмных грота: в них мелькает не то искра страсти, не то капля слезы. адский огонь опаляет. ударная волна размягчает металл. до возвращения домой бабушки остаётся не так много времени, поэтому бомгю торопливо скользит руками по постели в поисках предметов одежды. разморённый, ёнджун остаётся в кровати, равнодушно наблюдая за суматошными сборами. он вытаскивает из-под одеяла трусы и услужливо передаёт их бомгю: — держи. бомгю кивает, с усилием выдавливая из себя: — спасибо. ёнджун решает вбить в чужие запястья ещё пару острых гвоздей: — прости, что не приехал на твой день рождения. учёба, репетиции — сам знаешь, плотный график. бомгю вздрагивает всем телом, словно от болезненной судороги, однако тон его голоса остаётся прежним; весь светлый облик выражает полную отрешённость и безропотность. — не бери в голову. ты не обязан просить прощение за то, что твоя жизнь продолжается. — ты прав. не обязан. а ещё не обязан срываться к тебе каждый раз, когда ты расстроен. бомгю, ты не имеешь права пытать меня чувством вины. когда бомгю заканчивает натягивать спортивные штаны и разворачивается к нему, ёнджун готов удавиться собственной подушкой в ту же секунду от одного только взгляда: самого печального, самого хищного. в жилах резко стынет кровь. медным многоголосым гулом запугивает собственная голова. — нет, это ты. ты пытаешь меня постоянно. с тобой мне бывает очень плохо. вот как сегодня, например. но совсем без тебя… всегда хуже, — тонкая фигура, словно сделанная из белого мрамора, склоняется над ёнджуновым неподвижным лицом. каменные губы прижимаются вплотную к его уху, чтобы продолжить шёпотом: — правда в том, что я слышу каждую твою грязную мысль, чхве ёнджун. и если я терплю, думаю, ты тоже сможешь. запомни, эта связь про равноценный обмен. ёнджуна всего лихорадит: горят лёгкие, плавится сердце. он отталкивает его от себя, и морок тут же спадает. — меня нужно защищать от тебя! глаза бомгю — глубокие гиацинты — сверкают таинственным блеском. сам бомгю — радиоактивное вещество. — да что ты? тогда кто защитит меня? от твоего непостоянства, от родительской опеки, от бесконечной снисходительной жалости окружающих. вы все ведёте себя так, будто я напрочь лишён рассудка, будто вы все знаете лучше, как будет правильно и чего я должен хотеть. кто защитит меня от отчаяния, в котором я тону каждый день? ты знаешь, каково это — жить с осознанием, что твоя жизнь не принадлежит тебе? вихрем бомгю сбегает по лестнице и несётся к входной двери. не успев толком одеться, в коконе из тонкого одеяла ёнджун успевает поймать его на полпути, и их борьба со стороны наверняка выглядит глупо: узлом корчащихся тел, грубым сплетением рук. но время останавливается, когда жалящие атаки наконец раскрываются нежными бутонами поцелуев на лбу бомгю, проливаются ласково-обречённым тоном; слезой. — твоё невероятное упрямство — вот почему я выбрал тебя. — и ты прекрасно знаешь, что именно оно мешает нам быть вместе. — знаю. но даже несмотря на это я… — всегда возвращаешься. — всегда возвращаюсь. к тебе. — что же нам делать, чтобы справиться с этим, хён? — возможно, нам обоим нужна вера. настоящее время: середина лета так начинается цепная реакция распада, из одной формы энергии в другую. — я мудак. эгоистичный, ужасный человек. прости меня. ёнджун обнимает бомгю за шею, прижимает к груди недовольную физиономию и говорит с ним, как с ребёнком: — эгоистичные и ужасные люди не знают, что они эгоистичные и ужасные, бомгю. послушай меня. тебе надо очнуться от своего сна. тебе уже двадцать, а ты всё, как маленький мальчик, раскрашиваешь окружающий мир в голубое по своему усмотрению. если включить лампу синего цвета в крошечной комнатке, естественно, всё станет синим, но это не означает, что комната вдруг превратилась в море. нос щекочет сильный запах соли, пропитавший мокрую макушку. пальцы бомгю царапают кожу предплечий. чувство внутри ёнджуна горькое-горькое. родинка на плече бомгю, которую он неожиданно для себя замечает, красивая-красивая; правильная. — знаешь, чего я боюсь больше всего? тебя. как только моё поведение меняется, ты сразу начинаешь возмущаться, холоднеешь. сейчас ты добрый, и хороший, и тёплый, и я хочу тебя, но стоит только моей голове забарахлить снова — ты тут же сбежишь. я вижу это. у нас с тобой нет будущего, есть только сегодняшний день. только здесь и сейчас. только в данный момент времени мы можем наслаждаться фантазиями на тему совместной жизни. — ты боишься меня, потому что никогда не пытался понять. ты говоришь о моём непостоянстве, осуждаешь моё легкомыслие, но что ты знаешь о моём сердце? ты ведь даже представить себе не можешь, что я проведу с тобой всю свою жизнь. я имею в виду, даже если мы не будем вместе, я всё равно буду с тобой тут — в моём сердце. ты — вся моя любовь, помнишь? — помню. конечно, я помню. как же я глупо создан: ничего не могу забыть, ничего! как бы я хотел перестать. как бы я хотел забыть и начать всё с начала. родиться заново, сделаться для тебя проще, стать доверчивее и влюбиться ещё раз. — с детства меня преследовало чувство одиночества. повсюду. я много думал: почему? почему бог создал меня таким? словно изолировал в вакуум. вокруг столько людей, а чувство — всё не то. бабушка говорила: молись усерднее, тогда будешь услышан. и я молился, но почему-то не чувствовал единения с ним, с миром. потом встретил тебя и всё понял. у всех есть страхи. вот почему кажется, что влюбляться опасно. мы оба знали, какие мы, и теперь злимся сами на себя. — ты не можешь любить меня, хён. мою любовь от злости не отличишь — она такая же сумасшедшая, как и её носитель, а пройдёт она, так, может, ещё хуже беда будет. ты будешь меня ненавидеть за такую любовь, а если не за неё, то за всю ту муку, которую теперь принимаешь. — ты краснеешь. — что? — смущение — это черта прекрасного сердца. бомгю снимает блокировку экрана, вспомнив, что его ждут непрочитанные сообщения. — я предупредил субина. он прикроет нас обоих, — сообщает ёнджун, замечая его явную обеспокоенность. — у меня должно было быть свидание с той девушкой, знакомой чанбин-хёна. слова заставляют ёнджуна плотно смежить веки, заставляют почувствовать стыд; укол ревности, легко входящий в мякоть сердечной мышцы. как будто у него когда-либо было на это право. как будто у него когда-либо было право на бомгю. — ты всё ещё… ты думаешь обо мне, когда проводишь время с кем-то другим? — а ты, хён? ты думаешь обо мне, прежде чем переспать с первой встречной? на рассвете ёнджун отвозит его домой. глаза слипаются от усталости, но он не подаёт виду, терпеливо ждёт, пока бомгю на соседнем сидении нерешительно мнётся, ища взглядом поддержки в окружающих предметах; избегая смотреть на ёнджуна. увы, ёнджун только на него и смотрит. смотрит, как лучи нежно-лилового восхода забираются в салон через лобовое стекло. смотрит, как бомгю рядом с ним светится, словно ангел небесный. ёнджуну хочется протянуть руку и проверить правдивость видения, но он сдерживает порыв, боясь спугнуть божественное проведение. — мне пора. — субин сочинил максимально правдоподобную легенду, но всё же… будь осторожен. бомгю кивает. — тогда… увидимся, да? — конечно. я дождусь момента, когда ты зайдёшь, потом уеду, хорошо? — хорошо. я пошёл. фраза звучит скорее как вопрос, а не утверждение, и ёнджун ощущает: внутреннюю борьбу; жестокую баталию, разворачивающуюся в душе бомгю. собственное тело замирает в ожидании, но тем не менее на выдохе он произносит: — иди. что-то яростно проговаривая себе под нос, бомгю быстро обходит машину, доходит до калитки, но вдруг останавливается и делает пару шагов назад. обе его руки крепко стискивают лямку спортивной сумки. напряжённые предплечья увиты сине-фиолетовой паутиной вен. голова опущена. взгляд прячется за спадающей на лицо чёлкой. сложно понять, каковы его намерения, в чём причина неожиданного промедления. пальцы ёнджуна со всей силой сжимают руль. он смотрит ему в след и загадывает: «вернись. если чувствуешь то же самое, вернись и скажи. я хочу знать. я хочу хочу хочу». когда бомгю резко оборачивается и срывается на бег обратно к месту на противоположной стороне улицы, туда, где припаркован автомобиль, ёнджуну еле удаётся справится с ручкой двери, чтобы не сломать её. он выскакивает ему навстречу, но бомгю ловит его первый. возможно, дело в притяжении атомов. возможно, в магии. возможно, в душевной связи. возможно, дело в той невидимой нити, соединяющей их тела, сердца, днк. но, возможно, есть что-то ещё. возможно, дело в том, как их кости выгибаются навстречу друг другу, чтобы сложиться в идеальный пазл. возможно, в том, как руки бомгю идеально ложатся на плечи ёнджуна; как носы идеально касаются друг друга, когда их лица оказываются в непосредственной близости. возможно, дело в этом. ёнджун широко раскидывает руки в стороны и позволяет бомгю врезаться в него. он позволяет ему и обнимает так, как хотел ещё тогда, ночью на пляже, — безотлагательно прижимает к себе. ёнджун чувствует: он распадается на части, но это ничего, потому что бомгю рядом, потому что бомгю здесь и он ловит его, удерживает в реальности. — я всегда думаю о тебе. всегда. неважно, с кем и при каких обстоятельствах, это ты. даже не смей сомневаться. слышишь? не смей. лёгкие сжимаются в грудной клетке ёнджуна. сердце начинает болеть в предвкушении развязки. — можно я поцелую тебя? — пожалуйста. заправив пряди ему за уши, ёнджун накрывает щёки бомгю ладонями, и тот послушно тянется к нему. когда их губы наконец соприкасаются, ёнджуну кажется, будто он целует бомгю всем телом, будто бомгю целует всё его естество в ответ. ёнджун борется с искушением похитить его во второй раз, когда бомгю вспоминает о времени, а соседские дома начинают подавать активные признаки жизни. — у тебя получится вырваться ко мне сегодня? бомгю завороженно наблюдает за тем, как двигается его большой палец по ёнджуновой нижней губе, затем сталкивается с ним взглядом и тут же прячет смущённую улыбку в изгибе его шеи. — навряд ли, но… если ты хочешь… приходи вечером, когда стемнеет. ёнджун думает: тепло в его груди слишком приятное, чтобы добровольно отказываться от него. ёнджун думает: весь день ему предстоит торопить часы. стараясь быть как можно тише, он забирается через окно и ловко спрыгивает с подоконника, пока бомгю торопливо защёлкивает замок на двери в спальню. — ёнджун-хён. ты пришёл. — не мог не. я должен вернуть тебе кое-что. ёнджун неловко топчется на месте, вытаскивая из кармана изрядно потрёпанный голубой шарик из папье-маше, который подобрал после своего последнего визита сюда. бомгю сокращает расстояние между ними и придвигает протянутую ладонь ёнджуна обратно, к его груди. — нет, не должен. он твой. он был твоим с самого начала, с того самого момента, как ты нашёл его в траве на заднем дворе школы. ёнджун непонимающе сводит брови. — но я обнаружил его на кушетке в мед. кабинете. я рассказывал. чхве бомгю, твоя феноменальная память начала давать сбои? ночь молчаливо смущается за оконным стеклом. бомгю пожимает плечами и прячет руки за спину. — возможно. ёнджун откладывает выцветший макет планеты на письменный стол и рассматривает подёрнутую пеленой недосказанности планету перед собой. вдруг это его шанс — стать чуточку ближе к пониманию космических взаимосвязей? — нептун уверен в своём решении? — нет, но он тоже больше не хочет постоянно жить в страхе совершить ошибку. из-под длинной чёлки сверкают глаза. в них мелькает послание: бомгю готов на решительный поступок, готов пойти на риск; он хочет найти в себе силы и не скрывать свои чувства; хочет бросить вызов теории вероятности ради него. бомгю хочет сделать это ради него. ёнджун послушно сидит на постели, пока бомгю — перед ним на коленях — очеловеченное божество, укрощающее ветра — расшнуровывает его кеды, снимает и аккуратно ставит их под кровать. жаркая удушливая волна накрывает ёнджуна с головой, и в ней не только смущение. — ты не обязан это делать, бомгю-йа. бомгю наконец поднимает взгляд, пусть и всего на секунду, однако этого достаточно, чтобы ёнджун заметил: его щёки алеют; он нервничает и выглядит совсем не таким отстранённым и собранным, какими кажутся его действия со стороны. — но я так хочу. ты делал это для меня раньше, теперь я хочу позаботиться о тебе. ёнджун попадает в одну из своих самых заветных иллюзий. бомгю хочет сделать это. бомгю хочет сделать это. бомгю делает это ради него. мягкий стон капитулирует из груди. пальцы сжимают волосы на затылке бомгю в кулак. душу совращают распустившиеся нарциссы. губы бомгю — две пунцовые гвоздички — праведно принимают на себя ёнджунов грех. солнце успевает отползти немного влево в повторяющейся заре. они по-прежнему в постели, когда старший брат бомгю стучит в дверь: — бомгю-йа, ты встал? завтрак уже на столе. — я не голоден, хён. я… я поздно лёг. посплю ещё немного, ладно? из-за двери слышится растерянное: — хорошо. затем звук шагов вниз по лестнице. бомгю лежит на спине с закрытыми глазами и выглядит умиротворённо. он выглядит невероятно красивым сейчас. кончик указательного пальца ёнджуна прослеживает форму его бровей, скользит по линии подбородка. парадокс: бомгю сводит с ума, но необъяснимое тепло от нахождения рядом с ним успокаивает, разливаясь по всем уголкам тела. ёнджун ведёт носом по лебединой шее к выпирающему плечевому суставу, шепча: — а как же режим? завтрак — самый главный приём пищи, разве нет? бомгю поворачивается на бок, не размыкая век, ладонью мягко прижимается к щеке ёнджуна и сминает губами его нижнюю губу. — ты такой сладкий, чхве ёнджун. я съем тебя. ёнджун улыбается в поцелуй. — как жаль, что люди забыли о божественности тела за века христианизации. — человек человеку бог, если знает свои обязанности. — и какие обязанности у меня, господин фейербах? — мы выяснили это ещё зимой — быть моим благословением. — мне нравится быть просто «твоим». — ты беспокойно спишь. — как же иначе, если рядом лежишь такой сексуальный ты, м? — ты невыносимый, хён. ты такой… я постараюсь прийти к тебе сегодня. бомгю приходит. ёнджун не спит. в кровати тесно так же, как и в его груди: в ней слишком мало места, чтобы вместить царящий хаос; скопище чувств на кончике языка. бомгю мирно сопит в его объятьях, прижавшись щекой к сердцу, ненамеренно касаясь приоткрытыми губами ключицы. он дышит глубоко и ровно, потерявшись в лабиринтах сна. ёнджун с трудом может дышать, не говоря уже о том, чтобы думать, но всё же надеется, что в этом сне хватит места и для него, хотя бы на заднем плане. на часах почти три часа ночи, и противоречивые чувства рвут его на части. луна за окном — гримаса отчаяния — прячет свой бледнеющий лик в простыни облаков. ёнджун знает: он может получить то, что хочет его тело, и он крепче обнимает бомгю, вдыхает его запах и старается запомнить каждый сантиметр фарфоровой кожи. ёнджун знает: он может получить то, что хочет его тело, но зажмуривается, пока желание расплакаться не отпускает его — нарциссы внутри такие капризные. он обнимает бомгю, пока маленький мальчик внутри не забывает о своём одиночестве. ; пока кай и бомгю с интересом рассматривают инструменты в витрине музыкального магазина, субин отпивает через трубочку колу и задумчиво хмыкает. — что-то происходит. ёнджун отрывается от созерцания идеально прямой спины бомгю, от симметричных движений его лопаток под тёмной тканью футболки и непонимающе хмурится. — о чём ты? — о вас с бомгю. что-то происходит. ёнджун пожимает плечами, переводя взгляд на стакан с айс-американо в руке. на пластиковом дне звенят кубики льда; напряжённо звенят ёнджуновы нервы. — мы просто поговорили и помирились. жизнь идёт своим чередом. ты сам тогда поддержал мою идею. что именно тебя смущает теперь? — напряжение между вами. это очередной побочный эффект вашей с ним связи? ёнджун трёт ладонью шею, избегая смотреть субину в глаза. — эм, да. вероятнее всего. субин присматривается — чуть ниже челюсти багровеет пятнышко; меточка; тайнопись. — о боже. — что? — вы спите друг с другом. ёнджуну кажется: свет смыкается на нём как насмешка. кровь приливает к лицу. — субин-а! ёнджун даёт слабину, и субин тут же принимается отчитывать его, словно заигравшегося ребёнка: — значит, кай был прав. ты влюблён в него. надо ли мне напоминать тебе о том, что это очень, очень плохая идея, хён? — к чему такая паника? с чего это вдруг? — не могу поверить, ты действительно не понимаешь. так. ладно. послушай. тебе нужно забыть об этом. это временное явление — ваше притяжение, я имею в виду. летние каникулы, общие воспоминания, тусовки и всё такое. однажды вы научитесь жить вдали друг от друга, и эта странная херня прекратится. каждый из вас пойдёт своей дорогой, а от вашей связи останется только крохотный шрам. не усугубляй ситуацию, хён. — вы с тэхёном сговорились что ли? субин сводит брови. — а причём здесь тэхён? — вы оба слишком скептичны. почему так сложно поверить в то, что между нами может быть настоящее чувство, не обусловленное какой-то сверхъестественной силой? — ты сам-то в это веришь? в любовь? ёнджун быстро оглядывается на бомгю — буддистский идол; самый могущественный из всех существ — ожидаемо смотрит на него в ответ. его щёки слегка розовеют. — смотря кого любить. ёнджун — убегающий, но бомгю тянет: за запястье пальцами, редко смотрящим прямо взглядом за взгляд. — в смысле — уходишь? ёнджун-хён, ты куда? я ведь хотел сыграть тебе песню… от извиняющейся улыбки перекашивает лицо. — в другой раз, бомс. непредвиденное изменение планов. бомгю-йа: хён, всё в порядке? ты так быстро ушёлда, не переживай мама попросила вернуться
бомгю-йа: что-то случилось?нет. ерунда, как оказалось
бомгю-йа: могу я прийти?извини, не получится совсем скоро начнётся новый учебный семестр. я собирался завтра съездить посмотреть съёмное жильё, поэтому нужно лечь пораньше, чтобы выехать с самого утра
бомгю-йа: хён?
бомгю-йа: возьми меня с собойты серьёзно?
бомгю-йа: абсолютнокак же твои родители и их запрет?
бомгю-йа: я что-нибудь придумаю бомгю-йа: я не буду мешать, честно бомгю-йа: но если ты не хочешь, то ничего страшногоя хочу заеду за тобой в восемь
ёнджун расспрашивает хозяйку о кранах и штукатурке, о том, где в здании находится прачечная, в то время как бомгю взглядом полным любопытства и задумчивости скользит по окружающей их обстановке. они хотят одних и тех же вещей, и это кажется ёнджуну настоящим открытием. они критикуют и хвалят одни и те же интерьеры. когда ёнджун спрашивает бомгю о том, куда лучше поставить письменный стол и стеллажи, бомгю неожиданно выступает за большее количество свободного пространства и обязательно выходящие на восточную сторону окна. когда ёнджун говорит, что хочет просторную спальню, куда бы поместилась двуспальная кровать и весь его гардероб, бомгю согласно кивает и в дополнение предлагает такую же гостиную, куда без труда вошёл бы диван для большой компании. когда ёнджун размышляет вслух о расстоянии до городского центра, где протекает активная ночная жизнь, бомгю напоминает о дороге до колледжа. даже споря о паркетных полах и электроприборах около двадцати минут, им удаётся найти компромисс. когда женщина уходит в прихожую за папкой с нужными документами, ёнджун тихо делится: — это отличный вариант. думаю, мне стоит заполнить заявку прямо сейчас. бомгю лишь рассеянно пожимает плечами, чем удивляет его. — если ты так считаешь, хён. когда они выходят на улицу, противоречивые сигналы бомгю окончательно сбивают ёнджуна с толку. летние сумерки, спускаясь на землю, постепенно покрывают темною пеленою город. асфальтовая дорога утыкана фонарями, и под лучом одного из них ёнджун резко останавливается, чтобы заглянуть бомгю в лицо и выяснить наконец: — что случилось? — ничего. — да ладно? бомгю медлит и очень тщательно обдумывает то, что собирается произнести. ёнджун размышляет: он признается в том, что на самом деле чувствует, или же пойдёт по привычному прагматичному пути? — я не думаю, что это экономически выгодный вариант. — в смысле? — для начала, арендная плата слишком высокая. ну где ты будешь брать все эти деньги каждый месяц, хён? это зря потраченные средства, потому что, по правде говоря, эта квартира слишком большая. — ты хочешь сказать, что мне стоит поискать вариант с площадью поменьше? — нет. эта квартира действительно идеальна. я не об этом. — тогда в чём проблема? на мгновение бомгю поднимает на него глаза и кажется таким неуверенным, таким настоящим; потрясающим. он начинает торопливо перечислять: — коммунальные платежи, счета за электричество и отопление, покупка продуктов и твоя привычка покупать одежду не по средствам, трата денег на бензин и содержание твоей ненаглядной машины. ты не справишься. — итак, дело в этом. ты хочешь сказать, что я не умею экономить деньги? — не только деньги. ну… ещё энергию. ты не умеешь правильно использовать энергию, да. живя один, ты будешь увеличивать углеродный след человечества за счёт нецелесообразной работы холодильника, радиатора, набора лампочек, пылесоса, стиральной машины… ёнджун раздражённо прерывает его, прекрасно понимая, к чему бомгю клонит: — окей! ты определённо прав. мне нужно найти кого-то, кто согласился бы жить со мной ради предотвращения экологической катастрофы и сокращения моих финансовых расходов. хорошая идея. я займусь этим. спасибо за урок, бомгю-йа. — ты невыносимый! я просто… я не могу с тобой, чхве ёнджун! — ну да конечно! у нас всегда во всём виноват я! — но это не шутки! для меня это очень серьёзно! в какой-то момент они застревают посреди наземного перехода над шумной загруженной автомагистралью, и ёнджун думает: вот оно — трещина. маленькая трещина. бомгю, повышающий голос и очевидно расстроенный, потому что так и есть — он ощущает себя загнанным в угол: он не знает, как сказать о том, что чувствует, чего действительно хочет. ёнджун думает: несколько лет они ходят кругами; круговыми молитвами. — как же меня это достало. — и? что ты будешь делать? — идти своей дорогой, пока ты топчешься на месте и боишься! — это не так! — тогда почему бы тебе не признать? ты жалеешь о том, что отверг меня, — в этом всё дело. когда ёнджун быстро разворачивается и продолжает путь на противоположную сторону, бомгю окликает: — хей, стой! — ну чего ещё? — ты можешь не спешить так? — почему? что тебе от меня нужно, бомгю? — я не знаю… не знаю, как объяснить. просто останься. меня все осуждают: семья, друзья, ты. я сам себя осуждаю, хён. но я впервые в жизни хочу идти рука об руку с кем-то. — я тоже. тоже хочу. я просил об этом. я нуждался. кай постоянно рассуждает о том, что хочет поскорее встретить своего соулмейта, мечтает. а я смотрю на тебя и не могу поверить: вот он, прямо передо мной, отчитывает за финансовую безграмотность. вся моя любовь в одном человеческом существе. всё моё чувство. вот же оно. я не могу больше искать для себя место в чужих руках, когда у меня есть твои, безупречные. возьми меня. прими. или я недостоин быть выбранным? — конечно, ты достоин. но мысль о том, что человек из одного только сочувствия согласится быть рядом со мной, приводит меня в ужас. я не хочу стать обузой для тебя. ёнджун обессиленно опускается вниз, опираясь спиной на бетонное ограждение. — но это ведь не болезнь. бомгю садится напротив, прижимая колени к груди. — не болезнь. но оно больше нас. необратимее. истина — она заставляет говорить: — я люблю тебя. слова сами срываются с губ, выстраиваются в шеренги и наконец обретают самостоятельную жизнь. смыкание век бомгю похоже на лёгкий обморок. — ёнджун… — не надо. не говори ничего. я хочу, чтобы ты знал, что именно я чувствую к тебе. я хочу, чтобы ты знал, что у этого чувства есть название. хочу, чтобы ты знал, как я называю это в своей голове каждый раз, когда ты оказываешься рядом, когда смотришь на меня, когда прикасаешься по собственной воле. я люблю тебя. — тогда позволь мне изменить моё решение. я хочу жить с тобой. усилием воли ёнджун запирает непрошенные слёзы внутри и качает головой: — нет. нет. нет. не начинай, прошу. не давай мне пустую надежду снова. во мне совсем не осталось сил. я больше не вынесу этого бесконечного страдания. бомгю продолжает говорить, но ёнджун слышит лишь собственное истошное сердцебиение: — я хочу первым замечать свежие морщинки на твоём лице, пересчитывать позвонки, косточки, когда ты раздеваешься, снимать цветные волосы со внутренней стороны одежды, допивать содержимое твоих кружек, заставлять тебя проверять счета без калькулятора, чтобы ты наконец понял, встречать у подъезда после поздней репетиции; хочу, чтобы всё моё существование сжалось до быта с тобой, до тугой струи воды из-под крана, бьющей по твоим ладоням, до ворса коврика в ванной под твоими босыми ступнями. ёнджун чувствует: его одиночеству не хватает имени; отражению не хватает извернуться словом; его бомгю. глаза напротив нечитабельные, поэтому обмякшее тело поддаётся и вливается в океан. — зачем? зачем ты говоришь мне всё это? — разве не понятно? потому что, несмотря на то что мы постоянно раним друг друга словами и действиями, я доверяю тебе больше всех остальных, потому что теперь я знаю, природа любви — это боль. и я даю тебе власть уничтожить меня. после того, как ёнджун отвозит притихшего бомгю домой, он останавливается в районе набережной, чтобы посмотреть на открывающийся вид; чтобы усмирить кровь; чтобы побранить проклятье зависимости. ёнджун кричит в кромешную темноту. кричит и думает: море перекричать невозможно. ёнджун думает: любовь — самое несправедливое на свете чувство, ограниченное, неблагодарное, слепое к опасностям, глухое к переубеждениям; это маленький водоворот забвения. и всё же. она является лоном, порождающим всякое действительное деяние, жажду, стремление, цель. сквозь рябь глаза различают слабое мерцание на сплошном чёрном фоне — комета, хвост которой будто указывает путь. инстинктивно ёнджун вытаскивает телефон из кармана джинс и звонит единственному человеку, к которому может сейчас обратиться. чанбин осторожно интересуется: — итак, он твой…? ёнджун пожимает плечами, зарываясь ладонями в прогретый за день песок. взглядом прячется, как змея в траве; ускользает. — он мой… чхве бомгю, полагаю? во всяком случае ещё утром его звали именно так. чанбин цокает и пихает его локтем в бок, делая глоток пива из бутылки. — очень смешно. ты знаешь, что я имею в виду. вы, типа, связаны? то есть, когда я застал вас целующимися, вы тогда уже… — ага. — что ж, должно быть, это тяжело. — почему? — он ведь не видит ваши отношения так, как мы с тобой. ну, из-за его расстройства. — я знаю, что он чувствует, а иногда могу заставить его почувствовать то, что чувствую сам, — думаю, этого вполне достаточно. чанбин озадаченно вскидывает брови. — чхве ёнджун, не могу поверить. ты, самоуверенный и напористый, мухлюешь, чтобы заполучить чьё-то сердце? это что-то новенькое! — это не мухлёж, если второй игрок в курсе моего преимущества. — ха! ты вызвонил меня в такое время из дома, чтобы поплакаться о том, как несправедливо обходится с тобой жизнь. бро, тебе что, снова шестнадцать? спорный вопрос — в чьих руках преимущество: твоих или бомгю. — я не знаю, что мне с ним делать, чанбин. он как ребёнок, такой невинный в своих капризах. — но дети взрослеют, и, если вы хотите быть вместе, вам придётся взять ответственность за фобии друг друга. раньше я тоже часто притворялся, что если я чего-то не вижу, то этого не существует. — что изменилось? — я решил больше не врать себе. понимаешь, ёнджун, тебе не нужны розовые очки. перестань бороться с жизнью и прими её такой, какая она есть. тогда всё для тебя может окраситься в розовые цвета само по себе. ; пальцы бомгю мягко массируют раздражённую после окрашивания кожу головы на затылке, и ёнджун почти засыпает у него на плече, когда слышит тихое: — почему ты перекрасился? ёнджун поднимает голову, и бомгю заправляет чёрную прядь волос ему за ухо. луч света преломляется от окна и падает на лицо. — ты меняешь меня, бомгю-йа. — но меня всё устраивает. твоё тело и особенно рот. у нас хороший секс, несмотря на то что ты совсем не изобретательный любовник и обязательно ищешь вербального одобрения своим действиям. а ещё, когда мы только познакомились, я долго думал, что у тебя хронический ринит или что-то в этом роде из-за того, что ты разговариваешь в нос время от времени. и твоё странное хихиканье без видимого на то повода, кстати, не так уж и раздражает, это даже мило. и… ёнджун резко садится на кровати, даже не пытаясь скрыть смущение. он растирает горячие щёки и жмурится, резко выпаливая: — достаточно! я понял! ты не только умён, но и безжалостно честен. бомгю садится тоже и придвигается ближе, настолько, чтобы без труда дотянуться до сердца. — хён? — м? слова щекочут ёнджунову шею, а ладонь бомгю мягко ложится ему на бедро: — извини. я люблю твоё тело не потому, какое оно, а потому, что оно именно твоё. и я люблю слушать твой голос — он успокаивает. ты всегда знаешь, как выразить свои чувства. очевидно, в отличие от меня. я люблю это в тебе. ёнджун закрывает глаза и выдыхает, чувствуя благодарность, как и каждый раз, когда бомгю открывается ему. ёнджун чувствует: вместо того чтобы хотеть утонуть, он наконец-то пытается научиться плавать. — почему бы тебе просто не рассказать мне о том, чего именно тебе хочется? ты же знаешь, я сделаю для тебя всё-всё и даже больше. бомгю целует куда-то за ухо и глухо бубнит: — я стесняюсь. — но чего? — тебе есть с чем сравнивать. я многое читал и смотрел в интернете, но, когда дело дошло до практики и ты согласился помочь мне в этом, я понял, что больше не хочу ничего и никого другого. я пытался это исправить. ну, ты в курсе. но. мне нравится какой ты, твоя инициатива, твоя забота. просто… я хочу знать, что отдаю ровно столько же, сколько получаю. мне хотелось бы столько всего с тобой сделать, что и не счесть! ёнджун разворачивается и видит: в глазах напротив по-другому зажигается жизнь — нежностью. нарциссы выгибаются навстречу расширенным зрачкам, родинке на оголённом плече — губы. — ты — уже, бомгю. ты делаешь мой мир красивее. теплее. и ещё чуть менее одиноким. — твой мир прекрасен сам по себе. такой, какой есть. а я только подвожу тебя и не делаю ровным счётом ничего значимого. — надеюсь, ты понимаешь, что не только мир — событие в твоей жизни, но и ты — событие в жизни мира. где бы каждый из нас не оказался завтра, ты всегда будешь частью меня. бомгю — абсолют, преходящий из звёздности, дрожащая клятва, туманная даль. ёнджуну кажется, что он везде. везде его руки, его сбивчивый шёпот. телесность заканчивается там, где начинается правда: — не говори так. я всё равно за тобой поеду, чхве ёнджун, и ты меня не остановишь. у меня нет другого выбора. мои атомы тянутся к твоим, помнишь? ёнджун смеётся и опрокидывает его на постель, нависая сверху. — что скажешь своим родителям? руки бомгю обнимают ёнджуна за шею. он отвечает, пока ёнджун затаив дыхание слушает: — то же, что и тебе: я понятия не имею, что делаю и как будет правильно, но я точно знаю, чего хочу. со мной такого никогда не было. оглашённая тайна предшествует трепету. истина — прозрачный макрокосм. ёнджун думает: как же он невероятно силён в своей слабости. — если бы мы только могли всё исправить, вернуться к началу… — но, хён, я готов умереть от того, как счастлив с тобой сейчас. ; ёнджун тормозит в конце улицы, когда замечает бомгю выходящего из калитки: он поправляет гитарный чехол на плече и торопливо застёгивает молнию дорожной сумки, в то время как его родители о чём-то оживлённо спорят у входной двери. очевидно, что бомгю тоже его чувствует, потому что он мгновенно оборачивается в сторону, где припаркован автомобиль. ёнджун остаётся в салоне, потому что не хочет, чтобы у бомгю возникли проблемы, если только он сам этого не захочет, если только он сам не примет это решение, если только… если только… — прекрати так громко думать. я же сказал, что не передумаю. это ничем не отличается от их предыдущих перепалок, но. воздух вокруг сгущается, лёгкие сжимаются в грудной клетке, а сердце сладко тянет от предвкушения. — всё в порядке, бомгю. это серьёзный шаг, и если только ты… — именно поэтому я не могу повернуть назад — я хочу сделать этот шаг вместе с тобой. сейчас всё иначе. бомгю срывается с места и без оглядки бежит к нему, но теперь ёнджун — тот, кто ловит первый. генетическая память производит ускоренную обратную перемотку событий вчерашнего дня, прошлых лет, жизней, которые выкристаллизовываются в мозгу подобно крошечным ледяным кубикам. ёнджуну так хочется сказать, что он любил бомгю всё это время: всё детство, всю юность, всю эту и наверняка прошлую жизнь; что он любит его прямо сейчас: с румянцем на щеках, замыленным взглядом, всего такого нежного, такого стремительного и вместе с тем сомневающегося; что он собирается любить его и дальше, в каждой из своих будущих жизней. пейзажи проносятся мимо, как поставленный на перемотку фильм. встречный ветер, проникающий в салон машины через опущенные боковые стёкла, грозит сорвать с лица кожу. неожиданно для самого себя ёнджун понимает: — заметил? мы с тобой постоянно в дороге. бомгю хмыкает, заканчивая расшнуровывать кеды и забираясь с ногами на пассажирское сидение. — ага. даже странно как-то. ёнджун объявляет: — непостижимы судьбы его и неисследимы пути его. бомгю хмурится. — что? — человеческий разум не имеет возможности полноценно осознать ход событий и понять причинно-следственные связи. — тут ты прав: разум человека ограничен существованием человека. это очки, которые невозможно снять. — знаешь, я сейчас вспомнил одну притчу, которую мне рассказывала бабушка в детстве. про потерпевший крушение корабль. из всей команды выжить удалось лишь одному молодому мужчине: он смог добраться до ближайшего острова и стал ждать спасения. день за днём он ждал и молился, ждал и молился, но помощи всё не было. в один из дней он возвращался в дом, который построил, чтобы приспособиться к жизни на острове, и увидел, что тот горит. вместе с домом сгорело и всё имущество, которое он создал для выживания из подручных материалов. тогда мужчину охватили ярость и отчаяние. он обратился к богу: «я столько дней здесь молился! я просил тебя! ты же не только не спасаешь, но отнимаешь то немногое, что у меня было». в изнеможении он заснул рядом с пепелищем, а следующим утром, когда проснулся, он увидел на горизонте корабль, который направлялся в сторону острова. оказавшись на судне, мужчина спросил: «как вы меня нашли? я ждал столько дней». капитан ответил: «мы увидели большой костёр на острове и тут же сменили курс». — мне нравится другая история. помнишь волшебника изумрудного города? город казался изумрудным, потому что всем, входящим в него, выдавали зелёные очки. однажды волшебство уйдёт, хён. — знаю. — и что мы будем делать тогда? бомгю озвучивает вопрос и терпеливо ждёт. смотрит. смотрит и ждёт. ёнджун думает, как стоит ответить, чтобы не соврать: ни бомгю, ни самому себе? — наслаждаться моментом. как считаешь, мы справимся?