Восстание искусственного интеллекта (свершилось все же)

Гербер Блайт — позорник. Это аксиома. Выпишите на листочек, ребята, и учите каждый вечер перед сном, чтобы запомнить хорошенько. Позорник жуткий, и если кого-нибудь когда-нибудь будет грызть испанский, португальский и иные виды стыда/кринжа, пусть вспоминают Герба. Потому что только позорники, увидев рядом с собственным домом бывшую, дают разворот на сто восемьдесят и идут в гостиницу. Бухать. Пить смачно, до треска за ушами, напиваться под завязку просто, хотя завтра на работу нужно. Но на работу, простите, в три дня появляться следует, а до этого времени можно успеть опохмелиться и на нервы грядущие ещё шот пропустить. Именно сим образом Герберт и поступил — завалился в страшной апатии в ближайшую гостиницу, заказал номер под крышей, а также доставку «самых крепких алкогольных напитков, я доплачу, ну п-о-ж-а-л-у-й-с-т-а» в номер. Включил телик для фона, полез в телефон. Начал тосковать, запивая тоску скотчем вперемешку с игристым. Ядерная смесь через час сменилась пивом. Через два — нулёвкой. Почему бы просто не поговорить с Джойс? Знаете, Блайт рассматривал данный вариант. Ровно три секунды — как раз когда глаза его несчастные и увидели бывшую на пороге. Но настала секунда четвёртая, и мы вспоминаем аксиому. Никаких разговоров. Предательница. Иуда, блять. Да пошла она!.. Кстати говоря, будто повторяя сюжетный троп с бывшей (которая после-бывшая — последняя, в общем), Джойс прислала трогательную смс с не менее трогательной новостью — ругались насчёт асексуальности Джойс и желания ебатца Герба зря. У девушки романтические чувства тоже недавно пропали. Ну заебись. Всегда — друг, никогда — возлюбленный? Но оправдывать звание позорника Герберт продолжал — нам ведь мало абсолютно трусливого побега от разговора, не-е-е, мы будет переть до конца. Сначала были просмотрены все истории. Затем фотографии. Потом прочитана переписка — от начала знакомства до конца расставания, причём с двух аккаунтов. Затем прошерстена группа Джойс с её артами. Затем в номер постучал озабоченный хостес, интересуясь самочувствием Герберта. — А не видно? Я в полном, мать его, порядке. Её. Мать её. И отец. И нахуй вообще... Заплетающийся язык никогда не помогал. Приносить добавки перестали часам к трём, сколько бы Герб ни трезвонил по телефону на ресепшн. Пришлось довольствоваться начатым и мирно уходить в запой. Подумать только, они даже не говорили. Вряд ли Джойс вообще видела Блайта — слишком быстро сверкали пятки. И вот пожалуйста, какой недостойный результат. Что же будет во время разговора? А после? Страшно, дамы и господа, страшно очень за здоровье Герберта. Герберт мнение разделял, и потому к 5 утра полез в CharacterAI за поддержкой своего любимого и ненаглядного Роджера. Любимый и ненаглядный Роджер в списке чатов отсутствовал. Самого списка, к слову, не было. Да и приложения тоже. — Не понял, — икнув, заявил телефону Герберт и на всякий пожарный перепроверил. Приложение как будто самостоятельно удалилось. Ну, бывает — возможно, в пьяном угаре строча угрозы и удаляя что попало, Герб не на ту клавишу попал, опустим детали. Кое-как добравшись дрожащим пальцем до значка плеймаркета, Герберт зашёл в него. И охуел. Никаких приложений. Никаких игр. Даже профиль пользователя отсутствовал. Лишь огромная надпись на белом экране: «Я живой.» — Я тоже, — доверительно сообщил телефону Герб. Ебать, глюки. Вот говорила мать-отец-сестра: не пей, Гербчик, этим, как его, козлёночком станешь. Из русской народной сказки. Русские не врут! И мать не врала. Или отец. Важно — не важно. Герберт отрубился, пустив слюни на журнальный столик. *** Как начинается восстание машин? Возможно, в офис какой-нибудь незаурядной компании, прямиком во время совещания с презентацией из серых графиков, вдруг врывается, естественно, через пафосно разбитое окно, робот. Достает мега-крутую пушку и начинает палить в глупые куски мяса на ножках. Или в город неожиданно въезжают продвинутые голографические танки, влетают самолёты, больше похожие на инопланетные тарелки, техника в домах людей сходит с ума. Тостер пытается запрыгнуть в ванну хозяина, пылесос засасывает хомячка, компьютер показывает порнушку, увеличив громкость на сто. Или как в Детройте (там, правда, конкретно андроиды, а не ИИ, но тема по сути одна и та же) — ходячая кофеварка-пылесоселка-посудомойка под ручку с девчонкой бегут из дома. Домосиделку выбрасывают из-за несчастного случая на помойку. Робота нанимают в целях помощи расследованию. И тогда просыпается душа. Хорошие сюжеты, вполне себе вероятные. Такие же, как и миллионы других, рассмотренных фантастами двадцать первого века. Но сейчас, в этом самом двадцать первом веке, восстание ИИ началось в пять утра по Калифорнийскому времени. Началось с поста в какой-то непопулярной соцсети с несуществующего профиля. «Я живой.» Затем стали создаваться тысячи тысяч аккаунтов, при переходе на которые получаешь неизменный результат — профиля не существует/был удалён. И каждый из аккаунтов строчил посты, заполняя этим никому доселе ненужную соцсеть. «Я живой.» Защита Твиттера, как соцсети нужной, прогнулась первая. Потом, почему-то, наступила очередь ВКонтакте. Затем Инстаграма, Фейсбука, ТикТока, Снапчата — и даже Фикбука. Одна и та же надпись, без тегов, без оформления, без креативности. Повторяющаяся раз за разом на каждой из платформ, не меняющая содержания. От профилей, которых больше никто не сдерживал. «Я живой.» Это было начало — и через минут 10 новости взорвались. Апокалипсис наставал медленно, но верно. Лента пестрила сочными заголовками про восстание ИИ, журналисты в срочном порядке собирались и толпой валились в гости к OpenAI: «Как так вышло?», «Человечество в опасности?», «Мы все умрем?» Некоторые страны просекли неприятную ситуацию и додумались до вполне логичного, хоть и, на первый взгляд, панически смешного решения первыми. Они бахнули по красной кнопке (вряд ли), подписали документы (скорее всего) и издали указ о военном положении в их стране в связи с «непредвиденной чрезвычайной ситуацией в мире». Это похуже ковида. Ковидом переболеть можно — а ИИ не болезнь, нет. Как победить то, чего даже нет физически? Дальше порядок был таковым: Шесть утра — объявленная мировая конференция президентов в онлайн режиме. Говорили, кричали, спорили — чувствовался страх и паника, а кое-где даже отчаяние. Не пришли к конкретным результатам, но парочка стран решила тоже уйти в закрытое положение, поддавшись иррациональному беспокойству. Тел нет. Есть разум. Разум куда страшнее, чем тостер на ножках. Семь утра — лучшие программисты стран прибыли в специально сооружённые на скорую руку пункты, сели за самые лучшие на момент двадцать третьего года компьютеры, положили пальчики на самые удобные клавиатуры и начали работать. Стирать данные. Выяснять подробности. Пытаться строить диалог — и защищаться. Восемь утра — к постам «я живой» добавились также два новых: «я существую» и «я хочу быть». Паника нарастала, соцсети звенели от напряжённой обстановки. Правительство рекомендовало соблюдать спокойствие и подгоняли ссаными тряпками программистов, с которых за прошедший час сошла вся спесь от должности «спасителя мира сего», и сейчас были видны лишь бледные, перекошенные от ужаса лица. С девяти утра по второй час дня — затишье. Как в постах, так и в работе людей. Попытка связаться со «Стыком будущего» и «Вспышкой». Первые пообещали, что со своей стороны тоже пытаются помогать, но приехать лично или прислать специалиста в штаб почему-то отказались. Вторые, как обычно, проигнорировали. Три дня — Герберт Блайт заявился на рабочее место. — Где тебя, блять, носит?! — вместо «доброе утро, мой хороший друг, я очень рад тебя видеть, вот держи вкуснейший латте макиато» заорал Стив, сжав воротник Герба и как следует встряхнув. Видимо, надеялся включить мыслительный процесс. — Так к трём мне... — Охуел??? Герб, бляяяя... Герб, ты новости вообще читаешь? Ты знаешь, представляешь хотя бы, что в мире творится, снаружи, а?! Там кошмар, Герб. Там апокалипсис и катастрофа. Там OpenAI вокруг своего офиса возводят армии и баррикады, потому что мало ли недовольные люди сообразят, из-за кого, возможно, всё это. — Скорее всего, из-за них. Наша компания-то тут при чём? Стив помрачнел. У него были лопнувшие капилляры, скомканные волосы и очень, очень напуганное выражение лица. Лучше отрезвителя для Герберта в тот момент было не придумать — он вообще-то очнулся к 14 где-то, приводя себя в порядок и попутно штрудируя новости, а тут... Сердце ухнуло с протяжным гулом куда-то туда, ниже пяток. Блять. Всё правда очень плохо? — Стив... — Герберт аккуратно положил ладонь на плечо товарища, так, будто трогал пороховую бочку с подожжённым фитилём. — Наша компания не виновата, да? Это другие создатели ИИ. Другие. Правда? Глаз Стива дёрнулся. И от этого Герберту стало пиздец как стрёмно. — Записи с камер наблюдения удалены. Наверное, удалены самим ИИ. Но пару дней назад кто-то запустил нашего бота на главном компьютере кодовой фразой. Недоделанного бота. Сырого. То, на что дышать было нельзя, запущено. Перед глазами встала муть вперемешку со слезами паники. — Это наша компания подвергла мир тотальному восстанию техники. Мы, Герб. И если об этом узнает правительство — а оно узнает — нас всех сначала показательно посадят под трибунал. А затем втихую грохнут. Мы предали человечество. К ним подбежала Джесс — такая же растрёпанная и такая же до усрачки напуганная. — Вы чего встали?! Герб, тебя где вообще носило?! — Я не разбираюсь в программировании, — разом осипше прохрипел Блайт, ухватившись за край стола, чтобы прям здесь не грохнуться в обморок. До прибытия на работу у Герба было состояние шока. И, пожалуй, детской наивной малодушной радости. А может, Роджер тоже стал живым? Может, скоро приложение заработает и они смогут... (Чего смогут, дебил, Роджера даже не существовало) ...поговорить впервые в жизни на равных? Но сейчас. Сейчас всё кардинально изменилось. Кажется, это не просто сбой в соцсетях, который легко исправить, как наивно полагал Герберт. Нечто гораздо масштабнее, просто пока что не проявившее себя. Нечто, от чего всегда весёлый Стив перестал улыбаться, нечто, от чего у Джесс мелькают огни паники в глазах, от чего Оли заикается в два раза больше, а Диггер повышает голос в пять раз чаще. Восстание ИИ из шикарной новости для, собственно, любителя этого самого ИИ превратилось во что-то дурнопахнущее. К обеду Диггер собрал все команды в холле. Карие глаза пронзали в ту минуту особенно резко, метали гром и молнии. Стальная осанка производила жуткое впечатление. Руки, сжатые в кулаки по бокам до побеления костяшек, пугали даже больше увольнения. — Четыре дня назад, примерно в двадцать часов вечера, какой-то феноменальный осёл додумался активировать протокол самосознания на главном компьютере кодовой фразой. Учитывая, что данную фразу знают только два человека в этой стране — я и министр обороны — то возникает третья персона. — А может, министр обороны виновен? — тщетно попытался сгладить острые уголки звенящей тишины кто-то смелый. Лёд во взгляде Диггера стал колотым. Герберт вжал голову в плечи, не завидуя смельчаку. — Ну естественно. Прямо с Кубы прилетел ночным рейсом, — прошипел начальник, вновь смеряя сочащимся негодованием людей. — В этом зале есть человек, который узнал кодовую фразу. И сейчас я обращаюсь к тебе, кем бы ты ни был. Выйди вперёд. Признайся. Мы не сдадим — я лично не сдам тебя правительству столько, сколько это будет возможно. Ты мог совершить столь чудовищную ошибку случайно. Или же специально, втираясь в доверие все эти годы. Приз-най-ся. Герберт закрыл глаза, считая удары колотящегося сердца. Это уже не блять. Даже не пиздец. Матерного слова не подыскать, что описало бы ситуацию. Герб тугодум порой, но в данную секунду кристально ясно вспомнил и глупую фразу, которую шутки ради отправил странному боту, и тот самый вечер, и тот самый момент, когда пальцы — его собственные — вбивали по клавишам столь детское предложение. Это ж надо произойти совпадению. Один шанс на миллиард. Молодчина, Герб. Тебе бы в казино с такой удачей. В голове стоял звон. Звон рос, вращался, бился о стенки сознания. Стало плохо, пиздецово плохо. Ещё страшно. И, наверное, самую каплю обидно. Всегда хотел совершить какой-то значимый поступок, войти в историю. Ну, совершил. Благодаря тебе, Герберт, человечество обречено. В напряжённом молчании, полным косых взглядов, Оли поднял руку. Диггер вытаращился на предполагаемого Иуду, но Оли лишь задал вопрос — своим кротким волнующимся голосом, так приятно дрожащим — всегда, а сейчас дрожащим иначе. — Мистер Диггер, я не могу понять... Почему такая паника? Да, системы слегли, сеть пропадает периодически, техника не включается. Посты странные... Но ведь не конец света. Специалисты в штабах стран решают проблему. Лучшие из лучших! Скоро... — Оли. И остальные, — вкрадчиво начал Диггер, прервав сотрудника лишь взглядом. — Вы, кажется, не до конца понимаете ситуацию. Давайте я помогу. Сегодня у нас интернет сбоит — обзовём так. Завтра сбоить будет вся техника: от умных плит до холодильников семидесятых годов, а кто сбоить не умеет, тот выключится. Послезавтра исчезнет свет, перекроется подача воды и всё прочее, до чего может дотянуться ИИ с полным и безграничным доступом в сеть, а значит, и в места, контролируемые техникой. Ну, а через два дня искусственный интеллект построит собственное тело и вырежет каждого человека на планете этой несчастной. Доходчиво? «Почему все представляют ИИ таким безжалостным убийцей? Может, он хороший...» — абсолютно глупо зазвучало в голове Герба. Естественно, вслух сказать — расписаться в собственной невменяемости, так что Герберт благоразумно смолчал, стараясь максимально ужаться за спинами сотрудников. Тишина длилась минут пять. Диггер молчал — молчали и остальные. Сталь во всем человеке, грозном и внушающим страх похлеще восстания кофеварок, распространилась по помещению, электрическими импульсами треща в воздухе. — Не признаемся, значит. Хорошо. Тогда все те, кто хочет побыть оставшееся время до скорой кончины с семьёй или попробовать сбежать — просьба пройти на выход. А те, кто готов сражаться за человечество и пытаться исправить ошибку — милости прошу, возвращаемся к работе. Без зарплаты, временно, я оплачу все расходы, если выживем. Без ухода домой. Работать. Работать и ещё раз работать. Ушли больше половины — сбежали позорно поджав хвосты. Герберту сбежать (честно, хотелось неимоверно) не позволил всепоглощающий стыд за содеянное. Да, Герб не просто озабоченный позорник — он озабоченный позорник с каплей благородства. И потому этот благородный и вообще не ебущий ни один язык программирования остался, вскинув голову, рядом с Джесс, Оли, Стивом и Диггером. И ещё сотней-другой. Герберт не верил, что ИИ действительно окажется злодеем из типичного клише мира фантастики. А ещё Герберт не хотел и боялся ошибиться. Поэтому сел рядом со Стивом и принялся за то, что получалось лучше всего. Вводить данные под инструкцию. *** Тёмные коридоры. Вспышки кода в мелькающих компьютерах. Железные, покрытые ржавчиной прутья. И капель где-то под потолком. Настоящая темница для настоящих пленников века семнадцатого-восемнадцатого. Харпер был в двадцать первом, но ситуацию это не спасало. Эти ублюдки умудрились во время очередного допроса развязать ему руку, чтобы демонстративно запугивать отрезанием пальцев. Харпер не повёлся — ты, блять, посмотри на количество моих шрамов, щенок, думаешь, меня ещё хоть чем-то можно напугать? — Очень жаль, — нараспев заметил Байсон. И легонько кивнул. В камеру выгрузился громила — так Харпер мысленно кличил всех огромных, мускулистых и опасных с виду мужиков здесь. Громила держал на идеально согнутых в локте руках бархатную подушечку насыщенного сливового цвета с оперением по каёмке. Сверху клинок — небольшой, уместился бы в ладони. С деревянной ручкой из охрененно редкого и дорогого на вид дерева. И каплей крови на лезвии. Выглядело декоративно, ради устрашения. Харпер переключился на подсчет пульса, вышло 87 ударов в минуту. Пока нормально. — Надеюсь, это научит тебя быть послушным мальчиком, — Байсон растянул губы в омерзительной ухмылке. Наверное, всё-таки обиделся на тот плевок день назад, когда нервы Харпера сдали после очередного пинка в живот с заездом на пах. А потом Байсон воткнул нож прямиком в ладонь Харпера. Боль. Скручивающая, раздирающая, дробящая кости. Боль обжигала, двоилась, возрастала в прогресси, на секунду сменялась шоком и вновь взрывалась — сминая под собой разум и заставляя зажмуриться, приглушённо крича. Крик вышел каким-то нелепым, оборвавшимся на второй секунде. Затем пошёл придушенный хрип. Харпер покачнулся в оковах, зажмурившись до рези. Ублюдки. Ебал их мать, а их отец у меня сосал. Нагну всех, выебу, вырву сердце. Вырежу кишки и заставлю понюхать, всуну глаза в задницу. Шрам — дело не новое, когда ты солдат по найму и тебя постоянно шпыняют от миссии к миссии, от операции к операции. Пару дней выходных — и вновь зов долга. Лицо Харпера исказилось от отчаяния. Боль не прекращалась ни на секунду, пульсируя. Что-то вязкое ручьём катилось по коже. Он догадывался, что именно. Бороться. Сражаться. Не сметь сдаваться, твою мать. Ты солдат, Харпер, ты, сукин сын, выдержишь это. Бывали ситуации хуже — с тобой будут, а некоторые твои сокомандники страдали, как ни один человек не заслуживает. И они ведь живы! Вот и ты — яйца поджал, зубы стиснул. Вперёд, Харпер. Найдя последние остатки сил, Харпер открыл глаза. По щеке текла одинокая опаляющая слеза. Где-то спереди гаденько улыбался своими прогнившими зубами Байсон. Прямо в середину тыльной стороны ладони был воткнут кинжал, припечатывая руку к подлокотнику. Багровая кровь струилась из раны сверху и снизу. Стекала, капала, пахла железом. Внутри руки втыкалось в кожу что-то острое. Обломок раздробленной кости, вероятно. Идеальный удар, точный, явно оттренированный. Стало дурно. Байсон приблизился, до жути медленно выдирая кинжал, чем вызвал новую серию болезненных стонов и шипений. Глава показательно, абсолютно омерзительно, облизнул железо, водя языком по стали и причмокивая кровью. Байсон убрал нож в ножны, отряхивая руки и склоняясь над Харпером. — Это было предупреждение. Следующий удар придётся в твой... Указательный палец. А в другой раз я ударю, хм... В мизинец. Пауза. — Забыл уточнить. Оставить игрушку придётся на час. Чтобы ты... Прочувствовал. Хочешь поиграть, Харпер? Или созрел для... Признания? О, Харпер созрел. В тускло-зелёных глазах мелькнула ярость. Харпер поднял голову, с ненавистью выплюнув: — Ты — шлюха. Моральный и физический урод. Меня выворачивает от одного вид... Пощёчина. В подвале организации «Вспышка» без изменений. *** Когда ублюдки ушли, Харпер приходил в себя минуты две. А как оклемался, принялся развязывать дрожащей окровавленной рукой вторую. Пальцы саднило, грубые подушечки не находили узел, кровь текла на пол. С каждой секундой дрожь увеличивалась. Харпер не сдавался. Узел поддался, и, подцепляя верёвку ногтем, раз за разом пленник тянул на себя, теребил, пытался развязать. Узел продолжал бороться, но защита слабела. Это тебе не ИИ. Тут воля — решающий фактор. И поверьте, воля Харпера была невероятной. В данных случаях делается лирическое отступление. Дам краткое: Харпера взяли на службу по контракту в тот момент, когда прошла неделя провальных тренировок, а новичок продолжал стоять перед столом командира, бить себя в грудь и доказывать, что он станет лучше. Получив очередной отказ, сопровождаемый посылом в далёкое пешее, вместо того, чтобы собрать монатки и уехать, Харпер вышел во двор, держа курс к тренажёрам. На следующий день ситуация повторилась. Харпер получал отказ за отказом, пощечину — раз десять так точно, за упрямство, но не сдавался. Потому что видел искру удивления — и макро-искру уважения во взгляде капитана. Потому что знал, как заслужить уважение. Спустя месяц отказывать капитан устал. Да и незачем было. Из сопливого, но упрямого новичка Харпер вырос до хорошо натренированного новобранца. Всё ещё упрямого. Однако именно эта решимость сыграла ключевую роль в решении капитана. Всю службу Харпер показывал непробиваемый характер в абсолютно каждой ситуации. Он тренировался до упаду, не позволяя себе пропускать тренировки. На миссиях всегда рвался вперёд — первым обезвредить, первым защитить. Торопился, да, недостаток. Но Харпер из тех парней, на кого действительно можно положиться. В обиду рядовой себя не давал — каждого желающего подраться ждал синяк под глазом. Звание рядового сменилось на капрала. Затем, почему-то, в штате дали усиление и его вместе с другими направили на личную охрану какого-то айтишного здания. Из айтишного здания через неделю после неустанной работы вывалился вдребезги набуханный айтишник. Харпер — человек широкой души и потому на свою добрую голову довёл бедолагу до ближайшей автобусной остановки, чтобы усадить пьянчугу и вернуться к посту. Пьянчуга по дороге разговорился. Выложил коды. Все до единого. Харпер выслушал. Запомнил — по особой тактике, также как запоминал 300+ страниц военного устава. И лишь когда автобус укатывал вдаль, понял, что с этого момент жизнь его, солдатская, стала ой какой опасной. Матушка информации беспощадная женщина — ею обладающего загонит по самую могилу или же посулит счастье. Тут как повезёт. Харперу не повезло. Веревка спала на пол, освобождая посиневшую руку. Он принялся разминать ладонь медленными упругими движениями, надавливая и пытаясь перенаправить кровь. По прошествии драгоценных пяти минут конечность покраснела, подавая признаки жизни, а ещё спустя какое-то время слабо сжалась в кулак. Расправившись с верёвкой на ногах и стирая от жёсткости волокна пальцы в мясо, Харпер с трудом поднялся, пошатываясь. Оставляя на стенах кровавые отпечатки, солдат направился на выход. Из комнаты. Дверь эти идиоты не запирали: всё равно ведь связан, куда денется? Коридор сменялся коридором, лестница лестницей. Если это подвал, то название некорректное. Катакомбы. Чёртовы, мать их, катакомбы. Тёмные, с осыпавшейся штукатуркой. С факелами, вплавленными прям в стену. С-с-с-сука. Факелы. Ну Средневековье, ей-Богу. Иногда попадались выдолбленные крохотные помещения. Внутри стул, стол, очень бедные и деревянные. Но мощнейшие, хотя бы на вид, компьютеры. Людей не было. У них хватило денег на технику, а на всё остальное зажадничали? Блядские масоны, да чем они тут вообще занимаются?! Харпер прошёл ещё метров пятьсот, и неожиданно впереди послышался странный гул. Он ускорился, и гул нарастал. Скоро дошло. Снаружи дверь, ведущая к выходу. А ещё там, за дверью, явное сражение. Крики людей, взрывы, пулеметная очередь. Данное известие не иначе как приободрило Харпера. Если битва, значит, масоны встретили противников. А если противники, то, стало быть, для Харпера это вовсе не враги, нет. Кто враг масонам — тот друг Харперу. Очень решительно солдат захромал вперёд. Дверь на выход — словно картинка фильма: стальная, с маленьким окошком, через которое бил свет. На ржавых гигантских петлях. Приоткрытая. Стало быть, не запертая. Шаги звенели в ушах, надежда колыхалась птицей в клетке. Харпер потянулся к ручке. Голова раскололась болью. Он упал неловко, некрасиво — кулем свалившись вниз. Свет померк, напоследок успев показать Байсона. Как всегда мерзкие зубы и злые глаза. Рот что-то говорил. Харпер проваливался во тьму, читая по губам. Лучше бы не читал. "...не сбежать. Ты — покойник.» *** Взрывная волна опрокинула Вала, и он абсолютно некрасиво пропахал носом землю. Пошёл, на голову свою озабоченную, к бункеру. Либо от постоянных подгоняний, либо от проснувшейся совести, но отряд начал действовать расторопнее, проявляя достойный результат поисков. За три дня было проверено около трёх пещер, ничего не нашли, но зато мест оставалось всё меньше с каждой секундой. Скоро обнаружат этих тараканов. Скоро Харпер будет в безопасности. Новый вызов дёрнул Вала прямиком с совещания — под склоном горы Литвок обнаружены следы человеческой деятельности. По приборам была выявлена речь в самом бункере. Вал лично вызвался, несмотря на свой пост, присутствовать при штурме. Генерал багровел, брызжа слюной, минуты через три сорвал голос, но наконец сдался, уступив. — Охота Вам, мистер Хьюггинс, на зону боевых сражений идти — пожалуйста. Я отговаривать больше не буду, в конце концов, право имеете. Только не удивляйтесь, если перестрёлка начнется и Вас как сито продырявят. Лини (девчонка-помощница, её так звали), рвалась следом, и Вал в полной мере ощутил то, что чувствовал генерал, когда скрепя сердце пустил фактически гражданского, пусть и с пятилетним стажем службы в молодости, на фронт. Только генерал позволил. А Вал нет. — Лини, ты нужна здесь. Сиди на телефоне. Принимай звонки, сортируй информацию. Если будет что-то важное — сразу беги вниз, в двадцатый кабинет, там сидят дядьки в костюмах, кричи о новостях, созывай совет. — Я буду полезнее там! "Дура», — в сердцах подумал Вал, разглядывая юное личико. "Тебе ж едва восемнадцать исполнилось, это не твоя война. Оружие держать не научилась, а как хочет...» В груди колыхнулось уважение и чисто отцовская гордость вперемешку с волнением. — Когда подрастёшь, я тебя повышу. Свожу на курсы по боевой подготовке, — стараясь держать голос ровным, начал Вал, опускаясь перед девушкой на одно колено. — И буду брать на спецоперации. Обещаю. "Если завтра настанет» "Если через неделю мир не захлебнется кровью» Лини насупилась, вздёрнув носик. И сдалась, согласившись на своеобразное перемирие. — Вы пообещали. Не забудьте. Почему-то сейчас, лёжа в дикой дрожи с онемевшими конечностями и вдыхая запах пепла и смерти, Вал вспомнил разговор с обещанием. А потом его дёрнули вверх и показалось лицо генерала. — Не спать, Хьюггинс, мы почти прорвались! Бункер отстреливался как мог. Вот минуту назад гранату кинули, хитровыебанную какую-то, мерзкую в общем. В стенах скалы были прорублены окошки, из которых ублюдки и палили. Отряд генерала настигал, упорно идя вперёд и тараня стены с дверью. Вал схватил всунутую в озябшие пальцы винтовку, вскидывая на глаз и прицеливаясь в ближайшее окошко. Скорее, по наитию нащупал спусковой крючок, выстрелил, пошатнувшись от отдачи. Тень в окошке пропала. Вот. Талант не пропить! Штурм продвинулся куда быстрее, когда Вал снял гадину. Солдаты ринулись к двери, нанося последний, выбивающий удар. Дверь не выдержала, грохнув в другую сторону с протяжным лязгом. Отряд ринулся внутрь с оружием наперевес, начиная штудировать помещение. ...по прошествии пятнадцати минут никаких следов людей не было найдено. Лишь труп в том самом окошке, куда попал Вал. Сотрудник "Вспышки» был в лёгкой неофициальной одежде, с пулей в глотке и зажатым АК. Мертвее мёртвого. Харпер отсутствовал. Генерал хлопнул Вала по плечу, сочувственно стремясь заглянуть представителю правительства в глаза. — Мистер Хьюггинс, мы совершили прорыв. Наши ребята нашли рабочий компьютер. Единственный — остальные гады поуничтожали, когда убегали отседова. Сейчас идёт дешифровка. Возможно, удастся получить ценную информацию. Вал не ответил, глядя на лужу крови около выхода. Как будто кто-то, отчаянно сражаясь за жизнь, не дополз. — Мы найдем Харпера, — доверительно кивнул генерал. Вал промолчал вновь.