Восстание искусственного интеллекта (свершилось все же)

Стив залпом опрокинув в себя мартини. Собрал в кучку разбегающиеся глаза. Криво ухмыльнулся. И уставился на Герба. — Скажи-ка, друг, — пьяненьким голоском протянул Стив, — а хочешь к нам с Оли в тройничок? Герберт сглотнул вязкую слюну и попытался вспомнить, какого хуя он постоянно оказывается в подобных ситуациях. *** Тебя бросила девушка. Или парень. Или небинар. Не суть как важно, важно лишь, что бросили. Изменили. Пропали романтические чувства. Влюбились в другого человека. Тысяча и одна причина. Тебя бросили. А жизнь почему-то продолжается. Ты просыпаешься, отмеряя первый день расставания. Не пишешь «доброе утро», «как ты», «как спалось». Идёшь завтракать. Кофемашина работает, мама собирается на работу. Собака виляет хвостом, ожидая прогулки. Одногруппники обсуждают контрольную по истории. Подруга шлёт видео-кружочек, в котором потягивает кофе по дороге на учёбу. Жизнь продолжается. Люди в электричках толпятся, имитируя килек в консервах. Машинист закуривает пятую за сегодня сигарету. Мальчик роняет мороженое, ударяясь в слёзы. Голубь ест крошки. Листва лениво качается под порывами ветра. Солнце — такое близкое с земли и такое далёкое на деле — греет, пылая, сгорая дотла. Жизнь продолжается. Молекулы движутся медленно и неспешно. Нейросвязи сцепляются друг с другом, распадаясь и образуя новые соединения. Искусственный интеллект ловит сбои, человеческие сердца бьются в унисон. Жизнь продолжается. А ты мучительно не понимаешь почему. Герберт вот не понимал. Хлебал кофе по утрам, решал внеплановые контрольные в университете, встречался с Коннором после учёбы. Существовал, потому что вокруг всё двигалось, а он замер, остановившись, и отчаянно желал, чтобы мир остановился вместе с ним. Ну пожалуйста? На пять минут, не больше? Пожалуйста, пожалуйста? Мир не останавливался. Жизнь... Да, жизнь жилась, и от осознания этого становилось особенно тошно. Герберт всегда верил в следующее: после тёмной полосы наступает светлая, после падений случаются взлёты, после расставаний происходят встречи. Странным образом эдакая мантра успокаивала, вселяла сопливую надежду на «хорошо, всё обязательно будет хорошо.» Герберт позволял ей вселяться. И верил, верил, верил. До боли в сердце, до спазмов в душе, до удушающих слёз верил. Когда бросила Джойс, когда бросила та девчонка после, когда Джойс превратилась в недо-сталкера, когда ИИ решил очухаться в очень неудачное время, когда Диггер уваливал их всех работой. Когда Стив не пришёл на эту самую работу, а Оли сидел бледнее тучи. Верил, даже когда надежда горела не лесным пожаром, а хрупким спичечным огоньком. *** С восстания ИИ прошла неделя. Для Герба и «Стыка будущего» пронеслась со скоростью сто тысяч в час. Они корпели над кодами, выправляли алгоритмы, делали абсолютно жалкие попытки поставить защиту. Сидели на телефонах, Диггер и Джессика так точно. Джес, по совместительству являющаяся вроде как нянькой для всего кибернетического, раз за разом вступала в контакт с ИИ. ИИ не вступал. Герб за это время выучил основы питона, хотел было влезть со своими пятью копейками, но был быстро отправлен нахуй — обратно в зону для сопливых тестировщиков. Ну и пожалуйста, ну и не очень-то хотелось. Наступила пятница. И Стив, который корпел больше всех, несмотря на раздолбайский характер, пропал. То есть вообще пропал. С самого утра рабочее место пустовало, а телефон был безбожно отключен. — Коллеги. Кто-нибудь видел Стива? — ледяная пропасть голоса Диггера раздавила звук щёлкающих клавиш. Ответом послужило молчание. Герберт сглотнул, опуская глаза в свои тесты. По левую руку сидел Оли. Оли был... Тоже не таким, как Оли в эту злополучную пятницу. Бледный, как вампирюга из фильмов 90-х. С лопнувшими капиллярами. С глазами на мокром месте. Он постоянно шмыгал носом, тихо высмаркивался в платочек с вышитыми вручную ромашками и нырял обратно в работу. И снова шмыгал носом. И снова вытирал слёзы, пока все другие думали, что у бедняжки насморк. — Оли... — айсберг в тоне покрылся трещинами, выдавая оттенки солнца. Диггер склонился над работником — Герб пытался не смотреть, но глаз предательски косился сам по себе. — ...Тебе известно что-либо про местонахождение Стива? — Нет, сэр, — он ответить-то ответил. Своим жалобным мягким голоском, подняв на начальника глаза, опять налившиеся солёными слезами. Герберт сглотнул. Но Диггер не злился. Диггер сжал плечо подчинённого, не сильно, по-доброму. По-отцовски. Заглянул будто в душу. И абсолютно мягко поинтересовался: — ...В «Трёх пещерах»? Оли молчал две с половиной секунды. Потом моргнул, и одинокая слезинка потекла по щеке будто эффектом замедленной съемки. Затем работник кивнул и вернулся обратно к коду. А мистер Диггер устремил бездонную пропасть карих глаз на Герберта. Дрожь волнами окатила всё его существо. Герб поперхнулся воздухом, откашлялся, выпрямился и склонился с плохо скрываемой паникой над ноутбуком, отчаянно имитируя великую занятость. Тяжесть руки пригвоздила не только плечо, но и весь разум. Герб почувствовал то же, что, вероятно, чувствуют бабочки, которых ебучие коллекционеры прикалывают за стеклянную витрину. — Мистер Блайт, у меня к Вам поручение. Ой, даже не «Ваш стояк за километр виден, Вы можете не возбуждаться хотя бы сейчас, когда мир на грани апокалипсиса»? — Да? — Оторвитесь от работы и идете в бар. Пара кварталов от сломанного светофора, Вы наверняка видели. В неприятном на вид переулке будет дверь — вход «Трёх пещер». В этом баре сидит Стив. Вероятно, в состоянии алкогольного опьянения. Приведите его в офис. Герберт не уловил связи между «найди набуханного коллегу» и «ты как нельзя лучше подходишь на эту роль». — Сэр, Вы уверены, что я... Нужный человек для Стива? Мы не такие близкие друзья. Не будет ли лучше, вон, Оли попросить? «Оли всё равно за сегодняшнее утро только проплакаться успел, пусть делом займётся», — осталось в мыслях. — Оли заканчивает код, который разрабатывал самостоятельно с начала восстания. Один. Лично. И этот код — возможная вакцина против вседозволенности ИИ. Герберт мысленно отвесил себе оплеуху. Вот что значит профессионализм, Блайт! Ревёт, а код пишет! Всё, берём слова обратно, целуем Оли в щёчку и молимся, чтобы тот удачно дописал. — Тогда Джесс... — Джессика устанавливает связь с нашим ИИ. И другие сотрудники, предвещая Ваши вопросы, заняты делом. К тому же я доверяю Вам, мистер Блайт. Диггер наклонился как-то слишком близко для начальника и, не сводя бездонных пропастей глаз с Герба, прошептал, опаляя дыханием кожу: — Вы ведь... Не подведёте меня? Ну, попроси руководитель нарядиться в костюм горничной и ползти на корточках по офису, имитируя пёсика, Герб и то согласился бы. В задаче вытащить пьяненького дружка из бара, до которого пару минут шагом? Пф, легчайше, изи-пизи. — Да, сэр! То есть нет, сэр! То есть справлюсь! Герберт вскочил, абсолютно случайно-Господи-помилуй скользнув пальцами по тыльной стороне руки Диггера. И прежде чем увидеть предупреждающий взгляд, вышвырнулся из офиса. *** Стив нёс какую-то хуетень второй час подряд, и план «управимся за 5 минут мистер-сэр-секси» успешно летел в тартарары. Из смутного бреда пьяного в хлам приятеля Герб понял две вещи: Оли и Стив разосрались вчера вечером и разосрались по какому-то полнейшему ничтожному поводу — ну, знаете, все эти ссоры после закончившегося букетно-конфетного периода, когда счастье немного перестало слепить глаза и выяснилось, что партнёр с пяти лет ковыряется в носу. Собственно, попойка для «подумать» у программиста началась вчера ночью и продолжалась всё утро, благо бар работал круглосуточно. Предложение вступить в тройничок Стив отменил, даже не дав Гербу вставить слово (не то чтобы он был согласен, но обсудить условия?). Затем упёрся танцевать. С каким-то откровенно смазливым геем в кислотно-розовой юбке, самим олицетворением стереотипа о гомосексуалах. Герберт ущипнул себя за переносицу. Попонтовался перед начальством? — Я... Перепутал. Я думал, это мой Оли... — невнятно попытался объяснить Стив, когда Блайт тащил его к ближайшей туалетной кабинке. Хриплый бас программиста сменился глухим и полным недоумения. — Твой Оли спасает мир, — пыхтя, проронил Герб, заталкивая пьянь в тёмное помещение и закрывая щеколду. — Да, похоже на него, — криво ухмыльнулся Стив, на подкосившихся ногах бухнувшись лбом в стекло над раковиной. В помещении было три туалетных кабинки и один умывальник. А рядом, на полу, прикручен железный вентиль и шланг-змея. В школе похожая конструкция была, и ещё сопляком Герб периодически поливал себя и одноклассников под весёлый гогот из шланга. Сейчас с хмурым еблетом Герб поливал Стива. Стив для начала витиевато выругался, потом повторил процесс на французском языке, затем издал ор подбитой чайки и напоследок принял положение лёжа. Ледяной контрастный душ, как с облегчением понял Герберт, сработал: замыленный взгляд приятеля прояснился, скользнул по грязным стенам, впился в сортир и вернулся обратно. Доверительно икнув, пьянь поинтересовалась: — А мы хдесь? — В баре. Мир завоёвывают кофеварки, а ты бухаешь из-за ссоры со своим мальчиком. Стив подозрительно нахмурился, поманил Герберта пальцем и, когда тот подобрался доверчивой овечкой, схватил его за воротник, дыхнув в лицо смесью коньяка и чего-то покрепче: — А ты хули про нас знаешь? Герб с натугой отцепил от себя товарища. — Язык при себе держать научись. Не только я, весь бар в курсе, как «заебал Оли башку пилить, я же не бревно какое-то». Программист глубокомысленно повторил икание, почесал репу и предпринял попытку подняться. Пол остался, стены не уплывали — видимо, попойка случилась не в первый раз. — Чувак, как мне быть? Герб поднял голову. Значит, не весь алкоголь выветрился: такие люди, как Стивен, не просят советов. Сами дают. А если и просят, то точно не в личной жизни. Дружба — дело одно. А отношения... Все хорошие и правильные слова испарились, оставив першащее ощущение на языке. Сюда бы цитату из психологических пабликов, которые так любила Джойс... — Не знаю, — честно признался Герберт. — Я особо проблем не вижу. Из-за бытовухи ссорятся все парочки мира. Ты просто... На уступки иди, думаю. Ну просит он тебя носки мимо корзины не швырять, так клади их внутрь. Ты же не свинтус какой-то. И это... Романтики добавь? Напряжённое сопение Герберт воспринял как знак продолжать. — На свидание его позови. Романтический ужин устрой. Открыточку какую-нибудь неожиданно подари... Люди приживаются друг к другу, и чувства отупляются. Так и... Забыть можно, что это твой человек. Стив умылся, поправил одежду, зыркнул на Герберта и, не ответив, сунул руки в карманы, идя к выходу. У самой двери он всё же обернулся: — Спасибо. Типа. Ну... За всё. Мне, э... В общем, я не забуду, братан. Хлопнувшая дверь скрыла от посетителей глупо расплывшегося в улыбке Герба. *** Жизнь штука удивительная. До восстания технологий подумал ли бы Герберт Блайт о том, что Стива, малознакомого человека с работы, по факту даже не приятеля, а просто ноунейма, стоит выручить? Посидеть рядом, выслушать, водой ополоснуть? Помочь с вызовом такси у барной стойки и даже оплатить все его безразмерные траты, потому что кошелек товарищ взять забыл? Скорее всего, нет. Герб никогда не отличался особой добросердечностью. Он был логичным человеком, как и другие люди. Придержать бабушке с сумками дверь — но не понести эти сумки ещё пару метров до квартиры. Пропустить мальчика в очереди на аттракцион — но только его одного, другие детишки обойдутся. Дать официанту чаевых, но всего доллар. И в прошлом бы Герберт, возможно, также посидел со Стивом и даже послушал его какое-то время. По просьбе начальства. А затем ушёл бы, разведя руками, мол, «люди добрые, я старалась, а оно вон как». Когда ИИ открыл глаза и заговорил, мир неуловимо изменился. Что-то переключилось в душах людей. Статистика убийств, изнасилований и других мерзостей за пару дней восстания ботов резко сократилась. На улицах было тихо. В маршрутках никто не ругался. Человечество будто резко осознало себя — и не себя; поняло, чего может лишиться, если не выключить режим мудака. Поэтому Герб сидел, слушал, поливал, заказывал и платил. Но изменения глобальные бывают только в сказках. Потому что Герберт как был бесхребетной тряпкой (теперь с капелькой больше сердечности, чем неделю назад), так ею и остался. Почему? Ну, а что ещё делают бесхребетные тряпки, когда видят Джойс и Коннора, входящих в бар? Правильно, разворачиваются и несутся прочь обратно в туалетные помещения. — Блять, — прошептал Блайт, судорожно запирая дверь уже в который раз за этот вечер. Ушёл, называется, обратно на работу. Стоило только переступить порог этого рая для выпивах — как на горизонте показались две знакомые фигуры. И мало того, что оборзевшая Джойс держалась за руку с не менее оборзевшим Коннором, так эта сладкая парочка уверенно ломились прямо к злосчастным «Трём Пещерам». Проблема была в том, что Джойс не пила, а у Коннора была своя коллекция алкоголя дома. А значит, палочки твикс припёрлись с целью кого-то найти. А кем-то был Герберт — который «Три пещеры» менял на «Лисье логово» с периодичностью раз в месяц. Проверили ли они уже все бары или решили начать с этого — не суть как важно. Важно вот что: чёрного выхода у «Трёх пещер» по какой-то невъебической задумке строителей не наблюдалось. Был только парадный, войдите-открыто нахуй. Герберта, когда он рысцой пробежал три метра обратно до туалета, создавая впечатление человека с жёсткой степенью недержания, сей факт крайне огорчил. Щеколда в дрожащих потных ладонях закрылась раза с третьего. Герберт перевёл дыхание, привставая на цыпочках и выглядывая в маленькое грязное окошко в двери. Строго говоря, запирать данное помещение было запрещено, так как тут не одна кабинка, а три. Но волновало ли это Герба? Джойс (с косичками, мать её) в милом, почти детском голубом платье, не спеша скользила по залу, пристальным взглядом васильковых глаз обводя каждого пьянчугу. Её взгляд имел поразительный эффект : трёхэтажные по росту мужики, нахрюканные вдрызг, разом затыкались, не моргая. Коннор, как всегда в своей дурацкой бейсболке, майке и шортах, шёл следом. Герберт так и думал — эти двое внимательно осматривали каждого посетителя. В какой-то момент парочка сделала два шага в стороны, одновременно разделившись и оккупировав зал для более удобных поисков. Выглядело не шибко страшно, учитывая стиль одежды Джойс и дрыщавость Коннора, но в тот момент Герберт пересрался будь здоров. Отлипнув от окошка, он панически попятился. В глазах будто тумана завезли, и в горле стало подозрительно першить. Грудь неприятно заклокотала, нити сердца дёргались, возбуждая нервы. Сработал инстинкт «бей или беги», и в случае с Блайтом вариант был очевиден. Герберт полез через форточку. Он успешно перебросил свою тушку ровно наполовину. Потом щеколда с печальным звоном шлёпнулась об пол и дверь медленно открылась. На пороге замерли бывшая девушка и бывший друг. — Герб! А Герб падал. Сегодня удача была на стороне слабоумия, под задницей оказался пакет с вонючим мусором; да и в целом помойка, стоявшая точно под форточкой, спасла немало костей таких же умников, как Герберт. Это он обдумывал уже по пути позорного побега, когда сверкали лишь пяточки. Стемнело подозрительно быстро. На периферии сознания мелькали жёлтые фонари, люди с визгом и матами расступались с пути. Поговорка «убегать от проблем» приобрела куда больший смысл. Раньше бегать Герберт любил. Когда был шкетом и с друзьями играл в салки. Адреналин хлестал по организму, кровь в жилах стыла, а лёгкие приятно горели. Самый пик эмоций — это дыхание преследователя за спиной, и в эти пару секунд решается победитель. Когда площадь с красивым фонтаном осталась позади, Герберт остановился, судорожно глотая воздух. Он наклонился, опираясь на скамейку и бегло оглядываясь. Местность напоминала абсолютно незнакомый район. В темноте этот город оказался невероятно красив... Ну, в основной части. А Блайт, судя по всему, оказался в жилых корпусах, и потому кроме тусклых окон освещения не наблюдалось. Герберт, расслабившийся и разом успокоившийся, сунул руку в карман за навигатором. В общем, как сунул, так и высунул. — Герберт, блять!!! Как?! Это ведь невозможно, он с такой скоростью бежал! Но в арке двора действительно показались фигуры бывших. И более того — ребята не выглядели уставшими ни на блядскую йоту! — Да чтоб вас... — Герб нашёл время некультурно сплюнуть, затем разворачиваясь и снова припуская зайцем. Через пару минут за спиной вновь раздалось: — Герб, я всего лишь поговорить! — звучало мягко и отчаянно. — Если ты, сука, не остановишься, я тебе морду набью! — звучало не мягко и не отчаянно. После таких заявлений, даже не сумев определить, что испугало больше, Герберт абсолютно точно решил не останавливаться. Лишь прибавил хода, выбежав из жилых районов, и рванул куда-то в сторону частных домов. — Отвалите! — Послушай нас!!! — Я не хочу! — Ты задрал!!! Общение не шибко позитивно складывалось одиночными цитатами, но разнообразить его полноценным диалогом можно было, лишь перестав бежать, а такого шага Герб пока не был готов предпринять. Зачем вообще убегать? Потому что говорить действительно не хотелось. Он знал Джойс, знал и Коннора. Если Джойс взбредёт в голову закончить отношения официальным разговором, то она сделает это, наплевав на мнение оппонента, которого в дрожь бросает лишь от одного вида бывших. А Коннор просто козёл. Ну козёл, наверное, хороший. Раз ради новой девушки рвать, метать и по ночным улицам савраской носиться готов. — Герберт? Интонация была удивлённой и неожиданной. Герб становился на полпути, едва не пропахав носом асфальт. Джессика стояла по ту сторону дороги около двухэтажного симпатичного домика, в окнах которого била по глазам цветомузыка и откуда доносились дискотечные песни. — Джесс? Что ты тут делаешь? — Живу, — девушка усмехнулась и приглашающе махнула рукой. — Если у тебя вечерняя пробежка, то предлагаю сделать перерыв. Тут все наши... — И Стив с Оли? — переходя дорогу, поинтересовался Герберт, сыкливо оглядываясь по сторонам. На линии горизонта маячили люди. — Да. Голубки волшебным образом помирились. Правда, они сейчас на крыше, — Джессика по-дружески приобняла запыхавшегося Герба. — На романтическом свидании. Я и не знала, что Стиви так умеет... Герберт гордо промолчал насчёт причины появления в не очень романтичной натуре Стивена таких вещей, как «свидание». Дом Джессики, пусть даже и с вечеринкой, может служить временным убежищем. Поэтому Герберт быстро протиснулся внутрь, осматриваясь. Довольно уютная гостиная, пара комнат с открытыми дверьми. Всё выполнено в пастельных тонах — не слишком богато, но комфортно. Пожалуй, комфортно — это главное слово. Плюсом здесь развешаны сверкающие гирлянды, светильники и подсветки, а люстры в комнатах меняют цвета, подстраиваясь под музыку. Вечеринка как-никак... — По какому поводу тусня? — поинтересовался ненароком Герб. — В штабе никто не был рад восстанию машин... — Я вообще-то хотела тут центр реабилитации сотрудникам организовать. Ну, сейчас ведь мир программистов с ума сошёл. Вот из нашей бы компании приходили уставшие заёбанные люди — и отдыхали. Поделились бы переживаниями... — Ты ведь психолог искусственного интеллекта, а не людского? Джесс странно промолчала. Затем мягко втолкнула Герба в гостиную к кучке танцующих людей и стала знакомить. Герберт послушно пожал руки всем, имена тут же забыв, и принялся коситься в сторону окна. Знакомых фигур вроде не наблюдалось... — Значит, в твоём доме вот уже неделю оплот несчастных, затраханных на работе айтишников? — Именно. Ты тоже заходи, если хочешь. Мы всем рады. Вина? Герба передёрнуло. — Нет, я... Я в завязке. В прошлый раз пропил восстание машин. Не хочу упустить возрождение динозавров или появление НЛО. Джессика беззлобно рассмеялась, уже спустя секунду отвлекаясь на другого гостя. А Герб наткнулся на дверь в сад. Естественно, выскользнул. И естественно, стал думать, как перелезть через забор. Чем плоха вечеринка с громкой музыкой и светошоу? Звонок в дверь очень легко пропустить. Поэтому, когда правая нога Герба застряла в заборе, а левая предпринимала попытки отпружинить от грунта, нападения сзади никак не ожидалось. А оно случилось. Сначала прилетело подзатыльником. Затем обрушилось негодованием: — Эй, какого хрена, вы же его друзья?! А потом вцепилось когтями в плечо и дёрнуло вниз, заставив распластаться по земле. Джесс всё же не зря была известна боевыми искусствами. Самбо или бокс? Не вспомнить. Вот только сейчас психолог размахнулась, со всего маха заехав ногой в живот Коннора, и повалила его мордой вниз, заломив руку за спину и яростно сверкая глазами. Джойс оглянулась на мгновение, и на её лице промелькнуло беспокойство, тревога, злость. И всё это — за возлюбленного. Больше не за Герба. Теперь не за Герба. Джойс уселась нагло — оседлала бедра и вжала запястья Герберта над головой, в твердый грунт, а сама наклонилась так... Как вообще-то всегда мечтал Герб, только в постели. Джесс негодующе взмахнула волосами. — Отпусти его, сучка! — Успокойся, пожалуйста, — Джойс держалась традиций. Спокойствие и рассудительность, мать её блять. — Я бывшая девушка Герберта. Всё, чего я добиваюсь — это разговор. Просто разговор. Короткий, буквально пара слов. Пожалуйста, не делай больно Коннору... — Ты ебнутая?! — Джесс отпихнула руку Кона, теперь надавливая на его позвоночник коленом. — Ты обманула меня, назвавшись вместе со своим хахалем друзьями Герберта, а теперь буквально сидишь на нем! Я подам на тебя в полицию! — Им сейчас явно не до мелочей... — Джойс невесело усмехнулась, и психолог как-то вмиг скисла. Но с Коннора встала, не отводя пронзительного взгляда от девушки. Герберт всё это время делал то, что получалось лучше всего каждое мгновение жизни. То бишь лежать и молчать, ага. Пусть прекрасные дамы сами с собой разбираются... Но одна прекрасная дама с Герба всё же поднялась и даже неловко протянула руку помощи. Естественно, помощь Блайт не принял. И естественно, в глаза больше никому не смотрел, краснея то ли от ярости, то ли от стыда. Джойс поспешно начала: — Я пыталась дозвониться до тебя месяц и сообщений кучу отправила. Но ты меня заблокировал. Просто хочу сказать, что теперь я встречаюсь с Коннором. Однако ты близкий мне человек. Всё, что было между нами, я глубоко ценю. В нашем расставании нет ничьей вины. Так что у меня предложение... Быть друзьями? Голос под конец дрогнул. Видимо, она сама поняла, как глупо звучит просьба после произошедшего. — Нет, — на удивление, холод звенел мастерски. Почти как у мистера Диггера. Герберт, копируя сталь начальника, взглянул и на Коннора, и на Джойс. — Нет. Какая дружба? Это... Всё это — сталкерство. Бывшая поморщилась. — Брать трубку для начала научись, а не вести себя как баба, — сплюнул Кон. — В общем, я не хочу с вами дружить. И общаться. Давайте... — он старался изо всех сил говорить так, как говорила бывшая. Спокойно. Рассудительно. Как из ёбаных психологических пабликов. Без криков и битья посуды, без пафосных цитат. По-человечески. А прошлый Герберт, до мирового пиздеца, наверное, сказал бы нечто вроде: «Извини, но я должен сделать шаг назад, чтобы продолжить свой собственный путь. Друзьями оставаться звучит очаровательно, но я понял, что истинная свобода для нас обоих заключается в том, чтобы дать друг другу пространство и позволить нашим сердцам исцелиться. Желаю тебе только самое лучшее в этом путешествии, которое ты продолжишь без меня.» И свалить в закат на ламборджини, естественно. Но Герберт сказал: — Номер мой удали. И полез через забор снова. Потому что проходить мимо бывших и коллеги не хотелось. Попадать на шумную вечеринку, терпеть безвкусную музыку и яркий токсичный свет... Джессика что-то крикнула, Джойс округлила глаза, а Коннор сделал шаг вперёд. Это Герберт понял слишком поздно, когда летел с забора на острые балки. *** В детстве Герберта любили, лишь когда мальчик был удобным и милым. Когда опух палец, укусила оса или пацаны с соседнего двора камнем подбили глаз, мать Герберта из смешной и любящей превращались в олицетворение отчуждения. Она перевязывала раны, обрабатывала синяки, дула на ранки. Но в те дни болезни, какой угодно, Герберт был в холодной зоне. Мать не приближалась, говорила с нескрываемым омерзением и не забывала ежечасно напоминать, что во всём произошедшем вина исключительно сына. Поэтому, когда заплаканный Герб с соплями и накатывающей истерикой позвонил любимой мамочке, потому что в школе у него сильно-сильно заболел животик, любимая мамочка холодно ответила: — Я не намерена слушать твой плач. Если ты ещё раз позвонишь мне вот так, я сброшу вызов и трубку никогда брать не буду. В тот момент Герберт понял, что любовь штука относительная. И поэтому стал хорошим мальчиком, больше не болел и не ранился. Вернее, ранился... И болел... Но лечился сам. Чувство ненужности запомнилось на всю жизнь. Потому что когда таскаешься по тихой квартире, на тебя не смотрят родители, ты наказан за подозрения за симуляцию — это больно. Потому что ты глядишь на маму и не видишь в ней родного человека. Потому что ищешь причину в себе, грустишь — и снова идёшь шататься где-нибудь в уголке. Потому что удобным Герберт быть не умел. *** Блайт отковылял от дома Джессики за ближайший переулок, глотая жгучие слёзы и думая, примут ли его в больницу. Колени кровоточили и саднили, были ободраны до мяса. Балки внизу, на которые Герберт напоролся, проткнули почти насквозь, продырявили кожу и вызвали поток нецензурного шквала. Умирая от стыда и глупости, Герб выключил телефон, побыстрее свалив, чтобы ни Джесс, ни дебильная Джойс не последовали с совершенно позорной помощью. Он прислонился к стене, съехав вниз и уставившись в одну точку. Ночной город молчал. Герберт чувствовал себя как тогда, в детстве. Больным и никому не нужным. Уходить он не собирался. Он вообще не собирался ничего делать, только сидеть здесь, как потерявшийся щенок, и лить слёзы. Может, до завтра отпустит. А может, сдохнет от потери крови. Ничего страшного. Так ему и надо. Он подверг мир опасности — так что это карма, обыкновенная карма. Заслуженная... В переулок с тихим гулом въехала жёлтая машина, остановившись перед Гербом. В прошлом такси в баре всё-таки вызвал персонал, наверное. Потому что водитель тогда был нервным блондинистым пареньком, который постоянно путал дорогу. А в этой машине водителя не было.