«Относительно существования иных миров они находятся в сомнении, но считают безумием утверждать, что вне видимого ничего не существует, ибо, говорят они, небытия нет ни в мире, ни за его пределами».
«Письмовник»
«Виновен ли стрелочник на железной дороге, направивший поезд с евреями в сторону концлагеря?»
«Благоволительницы»
Иногда одного твоего желания все исправить попросту недостаточно. Какой бы сильный или праведный ты не был, от судьбы не уйти. Она всегда тебя найдет и совершит с тобой то, что приписано свыше. Именно так думал Тео, когда умирал. Это было больно, действительно больно. А еще очень одиноко. Тео, по правде говоря, так и представлял себе свой конец: пустой и бессмысленный конец для героя, который не сделал ничего. Тьма была темной и густой, но далеко впереди Нотт все равно видел некое слабое мерцание и ожидал, что это будет его конечной остановкой. Оно приближалось, или Тео был ближе, — он не знал, но с каждой секундой мерцание все больше напоминало ему облако светлячков. «Этого не может быть», — подумал Тео и поразился тому, что смог подумать, ведь он был уверен, что все это ему только снилось. Каждое мгновение времени давало ему осознать неприятную легкость во всем теле, какая бывает после очень долгого болезненного сна. «Неужели я не умер?» Когда Тео все же открыл глаза, он понял, что попал в ад, потому что райской блажи он за свои деяния явно не заслуживал. Абсолютно каждая клеточка его тела вопила в агонии, крики скручивались в горле, но не выходили наружу, словно чья-то рука душила его, не позволяя связкам работать. Глаза закатились, от яркого света их пекло так, будто они вот-вот расплавятся. На зубах скрипела боль с привкусом крови. Последнее, что он помнил — это чувство свободы от порезов на руках, струящаяся горячая кровь вдоль ладоней и потусторонний голос, зовущий его к себе таким же теплым тоном, как мама. Он хотел уйти к Гермионе, но даже это ему не удалось. Шум в ушах начал постепенно оседать, как тополиный пух после дождя. Попытка закрыть глаза, а затем моргнуть, обернулась крахом. Даже дышать было тяжело. Последний вздох ранее охладил его бледные губы, когда он был еще на кладбище, а потом — только тьма. Медленно Нотт, превозмогая боль, открыл глаза и попытался окинуть взглядом помещение, в которое таким странным образом попал. Осмотреться ему не позволил тихий скулеж, переходящий в громкие рыдания. Его сердце сжалось, — настолько ужасен был звук, услышанный им. — Что за черт? — спросил он лишь бы что-то сказать и повернул голову туда, откуда доносились стенания, чтобы после удивлённо замереть. Темные спутанные кудри, мантия Пожирателя Смерти, облепившая плечи волной, дрожащие руки и бьющий в самое сердце тихий плач. Перед Тео сидел он сам, судорожно сжимающийся в приступе истерики. Медленно, стараясь не дергаться, Тео поднялся, попутно осматривая собственное тело. Все его руки были покрыты засохшими бурыми разводами. Под этими пятнами прослеживались толстые розовые шрамы, тянущиеся змеевидным узором от сгиба локтей до самых запястий. Он помнил, что нанес их себе сам, чтобы пустить кровь, и должен был давно уйти в мир иной, но выглядели те относительно зажившими. На секунду Тео пронзила мысль, что, быть может, он просто не умер, но вновь раздавшийся тихий плач вывел его из оцепенения. Нет, это ведь уже было. Уже случалось. Когда он убил профессора Макгонагалл, а после заперся в пустом классе, ему в ту самую проклятую ночь привиделся он сам. «Границы допустимого в мире магии еще веками будут прощупываться, — вспомнил Тео слова Снейпа в один из вечеров, когда они искали способ спасти Гермиону от Реддла, — иногда то, что нам кажется невозможным, на самом деле может с легкостью стать частью нашего привычного мира. Ножницы Атропоса на страницах этих книг кажутся лишь легендой, которой нет доверия, однако есть подтверждения тому, что это реально. Так почему же такое не может случиться и с другими легендами, как думаешь?» — Это какой-то бред, — прошептал Тео и сделал шаг ближе к самому себе. — Эй, — уже громче добавил он и присел на корточки перед плачущей фигурой, но та никак не отреагировала на его появление. — Тео, все в порядке. — Он положил руку ему на плечо. — Ты храбрый. Ты сделал то, что должен был. Полные слез глаза еще мальчика, не мужчины, поднялись и теперь глядели на спокойное лицо Тео. Тот нахмурился, и слезы плотными каплями скатились вниз по его бледным щекам с новой силой. — Ч-что… как это… Но Тео не ответил ему, лишь привлек его в свои объятья, убаюкивая, как ребенка. — Ты должен жить дальше и сделать то, что хотел. Ты понимаешь? Живи дальше, не смотря ни на что. Как же тяжело давались ему эти слова. Потерянный и убивший сам себя, Тео теперь утешал ребенка, слыша в своих словах лишь иронию. «Правильно! Ты живи, старайся, а потом убей себя. Перережь себе вены в одиночестве, потому что у тебя больше никого не осталось! Повтори мою судьбу!» — думал он, сжимая чужую одежду. Мальчишка перед ним совсем ничего не понимал, потому лишь утвердительно качал головой и плакал. Тео помнил, как потом все произошедшее казалось ему лишь странным сном, поэтому исступленно гладил мягкие кудри, пропуская их через пальцы. Странная тяга родилась в душе Тео, впиваясь невидимыми пальцами в его грудину. Тяга настолько сильная, что его подняло вверх с пола, а после лишь золотое сияние ослепило глаза. Часто моргая, Тео оглянулся по сторонам. Он находился уже не в Хогвартсе, где был до этого. Соленый аромат моря ласкал его дрожащее от шока тело, крики чаек приветствовали, как старого друга, а перед ним на камнях и песке лежали он сам и Гермиона, едва касаясь друг друга кончиками пальцев. Он прервал одну из самых важных сцен собственной жизни. — Что за… На звук его голоса Тео и Гермиона резко повернули головы, и снова золотое сияние, состоящее из тысяч мотыльков, окружило его и заставило исчезнуть с пляжа. Перед ним появилась стена из книг. Тихий стон удовольствия раздался совсем рядом. Прикусив губу, Нотт наклонился к стеллажу, предугадывая, что он может там увидеть. Через тонкую щель Тео с отчаянной болью наблюдал, как Реддл склонил Гермиону над столом, впиваясь пальцами в ее бедра. Пытаясь нащупать палочку, чтобы убить Темного Лорда, он понял, что ее нет. Отчаяние сразило его. Он не хотел смотреть на это, потому быстро отвернулся, собирая всю выдержку, чтобы не выйти и не напасть на него голыми руками. В карманах обнаружилась лишь пачка сигарет и спички. Ни палочки, ни его сумки не было. Закурив и выпуская дым в воздух, он стоял как мертвец, сжав зубы, считая секунды-минуты, когда это все закончится. Гермиона всегда говорила ему, насколько ей противен Реддл, но сейчас же он не хотел разглядывать ее лицо, покрытое муками наслаждения, в поисках правды. Иногда врать самому себе — тоже удобно. Мечущийся взгляд зацепился за полку с книгами. Идея спонтанно родилась в голове, и он вытянул одну из них, желая написать: «Не доверяй Пэнси», но писать ему было нечем. С немым рычанием он оставил эту книгу чуть выдвинутой, уже чувствуя, что его снова начинает утягивает дальше. Окурок он сжал в зубах, не забывая не оставлять следов. Тут и там он попадал в странные моменты своей уже ушедшей жизни. И все, что он делал — уже случилось и никаким образом не принесло им счастья… Нотт, лишь поддаваясь своим порывистым желаниям, писал записки, разрывал книги, видел людей, видел себя, поразил ядом Гермионы тела Реддла, повсюду, как подсказки, оставлял котиков из дерева, видел, как Темный Лорд дал задание распылить опасный химикат, от которого позже начали умирать маглы, — но он знал: он ничего не смог сделать, чтобы исправить ключевые события уже завершенной пьесы. Очутившись около могилы собственной матери, Хоупи и Гермионы, обессиленный от своего «путешествия», он рухнул на колени и закрыл лицо руками. Рыдания сдавили грудь. Как же больно осознавать, что ничего нельзя исправить. — Зачем я здесь, если все это бесполезно? Зачем мучить меня снова? — он подавил всхлип, быстро моргая. — Ты уже понял свои ошибки, мальчик? Тео медленно поднял глаза и замер. Чернота клубилась перед ним, напоминая сожженную заживо фигуру. Под «ногами» этого нечто трава стала жухлой, как осенний пейзаж. Несколько птиц, сидящих ранее на ветках и исполнявших песни, застыли, а после тушками упали замертво. Казалось, что сама жизнь на земле остановилась с появлением этого необъяснимого явления. — Ты уже понял, что делал все неверно, не так ли? — снова спросила фигура, и Тео сжал кулаки в гневе. — Я показала тебе лишь то, что уже было свершено. Именно я отправила тебя сюда. Он не боялся увиденного. Он уже совсем ничего не боялся. Даже собственной смерти. — Издеваешься надо мной? Даешь мне право все исправить, но исход все тот же? — его глаза налились кровью. — Что ты такое, черт возьми?! Фигура затряслась, будто молчаливо высмеивала его. Или у Тео просто двоилось в глазах от слез. — Я та, кому ты подарил себя. Та, для кого ты пролил кровь и вырвал магию из своего сердца. Кровь Тео застыла после этих слов. Он смотрел на смерть, будучи живым. Хотя… какая это жизнь? — Ты уничтожил мой славный подарок, — снова заговорила фигура. — Это спасло тебя и дало осуществить то, о чем просили многие, но не будь самонадеян. Как ты теперь знаешь — все исправить непросто. Порой… взмаха крыла бабочки недостаточно, чтобы вызвать бурю. — Тео в неверии смотрел вперед. — Я дала тебе столько шансов, столько возможностей, но ты запятнал этот мир своей смертью, и он для тебя впредь закрыт. Тео рассмеялся, тяжело вдыхая горячий воздух. Казалось, будто он стоит лицом к огню — настолько сильный жар исходил от фигуры. А он думал, что Смерть всегда холодна. — Палочка, да? Я уничтожил палочку и теперь ты здесь, — прошептал он. — Мучаешь меня. Рассказываешь какие-то сказки… — Все верно. Палочка. — Голос Смерти был абсолютно пустым. — Ты здесь, но для этого мира тебя нет. Тео взлохматил волосы, медленно пытаясь собраться с мыслями. — Я понял, что этот мир я, как ты сказала, запятнал. И куда мне теперь идти? Это загробная жизнь? Мой личный ад? Я просто… я просто хотел умереть… я… Однако Смерть перебила его. — Порой наши самые сокровенные желания не могут исполниться, но у тебя есть выбор. Ты можешь остаться здесь навсегда, будучи бестелесным призраком. Или… — Или? — Тео задержал дыхание. — Или пойти в другой мир, такой же, как твой. Копию. Есть миллионы копий, миллионы возможностей, но и миллионы ошибок… Они похожи, как близнецы, но все же абсолютно разные. — Копии? Миллионы копий наших миров? — Тео в неверии смотрел на клубящуюся массу. — Сколько у меня возможностей все исправить? Сколько? Скажи мне! Он подошел ближе к ней, но за чернотой миазмов так и не смог разглядеть лица. — Я скажу тебе позже, — раздался хриплый смех. — Ты вернешься в тот момент своей истории, какой захочешь, но через время ты прибудешь ровно в день своей смерти. В каком бы году ты не был, ты вернешься на это кладбище и пожнешь то, что посеял ранее, Теодор Нотт. — Ему хотелось кричать от восторга, у него получилось! — Однако, ты должен знать, что твоя копия будет там, когда ты уйдешь. Другой Теодор Нотт будет принимать решения за тебя, которые могут все испортить… или все исправить. Теодор проживет свою жизнь здесь, пока ты будешь дрейфовать в ожидании собственного конца. Ты посмеешь занять чужое место после? Решишься отнять жизнь у самого себя? Тео не ответил, и Смерть усмехнулась. — Я выполнил Ритуал? — Да, — Смерть, казалось, смотрела прямо ему в глаза. — И я могу попасть в любое время копии собственной жизни? — Можешь, но у тебя ограничено число попыток. Тео, пытаясь осмыслить все происходящее, по итогу не понимал ни черта. — Сколько у меня попыток? — Я не скажу тебе, Теодор Нотт. Попыток столько, на сколько хватит твоей магии. Он прикусил губу. Если ему нужно было вернуться и что-то исправить, то на ум приходило лишь одно решение. — Верни меня на шестой курс Хогвартса. Апрель. Любое число. Огонь обжег его еще сильнее. Мерцание светлячков ослепило усталые глаза. — Да будет так. Первая попытка зачтена. Его утянуло в чернильную воронку, оставив после себя лишь тени мигающих светлячков — проводников Смерти. Однако сама Смерть уходить не собиралась. — Я знаю, что ты здесь, Том Марволо Реддл, — произнесла она, и фигура мужчины, бледного, как восковая свеча, появилась перед ней. Они молча смотрели друг на друга, изучали друг друга. Смерть знала, что он слышал и видел все, что они обсудили с Теодором, скрывая себя под чарами невидимости, но для нее те были ничем. — Почему я здесь? — Реддл подошел ближе, его серые глаза казались прозрачными. — Я понял, как здесь оказался Нотт, но как здесь оказался я? Смерть подплыла ближе, покрывая саваном черноты землю под собой. Запах гари ударил Тому в нос. — Теодор Нотт забрал магию Гермионы Грейнджер себе, а так как ты — плод ее магии, тебя потянуло вслед за ним. — Смерть наблюдала за Реддлом и его реакцией. — Однако, в отличие от Теодора, ты все еще жив в этом мире и можешь остаться здесь. Жить, состариться и умереть, как и положено любому человеческому существу. — Я не собираюсь умирать, — резко ответил Том, глядя на нее без опаски. Она знала это. Многие из ее братьев и сестер следили за этим человеком, изменяющим естественные процессы жизни. — Через несколько лет данный мир падет в огне из-за болезни, которую ты создал и распространил. — Том Реддл не удивился этим обвинениям, даже идеальная бровь не была приподнята ни на миллиметр. Он знал, что так и будет. Но он не знал, что теперь и волшебники болеют. — Если Теодор запятнал этот мир своими ошибками и достойно умер в нем, принимая их, то ты — главная отрава всего сущего. Ты уничтожишь всех. Том незаметно поежился при этих словах, маска спокойствия начала таять, как воск над огнем. Сдержать себя в руках не вышло. Он ощущал, как страх начал скапливаться потом на висках. — Я не этого хотел. Совсем не этого. Смерть двинулась ближе к нему. — Чего же ты хотел, сын мой? Славы? Чести? — Она обошла его и остановилась за спиной Реддла. — Ты хотел любви. — Смерть громко захохотала, кладя свои чернильные пальцы на его плечи. — Самый недостойный, из встреченных мною людей, хотел простой любви и семьи. Я знаю тебя, я вижу все, что в тебе есть. Власть была лишь инструментом! Меня не обманешь. — Это чушь! — Реддл попытался сбросить с себя чужие руки, но обжег ладони, когда дотронулся до Смерти. — Ты отрицаешь это, но в глубине души, ты бы отдал все, что у тебя есть, за отцовскую ласку и мамин поцелуй на ночь. — Том закрыл глаза и приложил ладони к ушам, но голос Смерти отчетливо раздавался в его голове. — Ты создал себе здоровое тело, не подвергнутое тем пыткам из детства, без травм и шрамов, идеальное, как ты считал. Вот только душа твоя — все та же: душа избитого сиротского мальчика, который подвергался насилию, которого били каждый день и который не знал, что такое совесть. Дитя, созданное в пороке, дитя, ненавидящее саму суть человечества, ты не мог быть лучше, даже если бы очень сильно захотел. Смерть отпустила его и снова встала перед его лицом. — Но ты изменился. Множественные травмы головы, влияющие на сознание, исчезли, — она провела пальцем по его виску. — А магия Гермионы Грейнджер лечила твою душу. Я вижу все это, даже если ты врешь самому себе. — Это было не так! — яростно ответил ей Том. — Я справился сам. — Ты все тот же глупый мальчишка, ворующий игрушки. Но за тобой и вправду интересно наблюдать. — Она возвысилась над ним, произнося следующие слова, как клятву: — Я помогу тебе так, как помогла Тео. Я отправлю тебя вслед за ним, и ты будешь жить все то время, пока он будет ожидать встречи со своей смертью здесь, на этом кладбище. Но ты должен мне кое-что пообещать… — Что? Вслед за этим мальчишкой? Реддл фыркнул. Идея следовать за одним из самых непредсказуемых созданий была ему не по душе. — Мы оба знаем, куда приведет тебя этот мальчишка. Не лги хотя бы самому себе, ведь в каждом мире есть живая и здоровая Гермиона Джин Грейнджер, о которой ты мечтаешь. Том облизал пересохшие губы. Об этом он даже не подумал, ведь теперь все можно было изменить в свою пользу. — Что я должен делать? Смерть рассмеялась. — Тут, скорее, вопрос в том, не что ты должен делать, а что ты должен не делать, а именно — никогда не создавать ту болезнь, которой заразил немагический народ. Через год этот вирус начнет заражать и магов тоже, и как итог — все человечество умрет. Этот мир уже заражен. Не скажу, что таких прецедентов не было ранее, но… ОН недоволен. Ты переписал судьбу этого мира, вернувшись с кровью Гермионы Грейнджер. Этого не должно было произойти. Но теперь ты есть — переменная, которую мне, к сожалению, нельзя уничтожить. И я даю тебе тот же выбор: остаться здесь и умереть достойно или попытаться искупить свои грехи и обрести то, чего ты так желаешь. — Я смогу прожить новую жизнь? — Реддл затаил дыхание. — Это уже тебе решать, что ты будешь делать, — неопределенно сказала Смерть, — ты остаешься или идешь? Реддл склонил голову набок, как любопытная птица. — Иду. Конечно же, я иду. — И добавил чуть тише: — До сих пор не понимаю, почему мне это позволено. Смерть лишь ответила: — У НЕГО интересное чувство юмора. Иди. Чернильное пятно появилось также, как и под Ноттом ранее, утягивая Реддла вслед за юношей. Смерть через мгновение исчезла. Вокруг стояла гробовая тишина.