С восьми до шести

В четверг Хистория распечатывает очередную пачку ароматизированного чая — клубника, сливки, лепестки роз. Заваривает его в кривой и неказистой керамической кружке, читает маленькую открытку, спрятанную в букете. — Что на этот раз? — скучающе зевает Имир, попивая свой неизменный кофе три в одном из пакетика — растворимый и купленный за пару центов. — «У тебя красивые глаза» и грустный смайлик. — Третьи «глаза» за месяц, никакой фантазии! Какой-то тупой тайный поклонник попался. Хистория лишь смущённо опускает глаза, считая резные снежинки на аккуратно слепленной из глины кружке Имир. Две, три, четыре. Её тайный поклонник просто очень ранимый человек, да и букеты шлёт каждую неделю уже то ли от отчаянья, то ли по привычке. Сам-то он ни на что особо не претендует. А так в офисе красиво. Поклонник присылает скромный свёрток хризантем «белоснежные, как твои волосы», а Имир приносит букет ещё больше: «Выкуси, Браун!». Последние Хистория уносит вечером домой. Все в офисе только глаза закатывают при виде милующейся парочки. Завистливо так закатывают. И тайно вздыхают, представляя себя на их месте. Счастливыми, взаимно влюблёнными. Но пока получается быть только не выспавшимися, злыми и, благодаря Хистории, ещё и мучиться от кофеиновой ломки. — А почему Имир можно пить кофе, а нам нет? Ты что, не заботишься о её здоровье? — Я предложила, она отказалась, — Хистория пожимает плечами. — В отношениях никто не в праве никого заставлять, даже если это во благо. Она посылает своей девушке ещё один влюблённый взгляд и, кажется, если бы не офис, не люди вокруг, они непременно бы поцеловались. — Имир, может, ты уже вернёшься? Что толку было уходить к конкурентам, если ты постоянно у нас торчишь? — всё-таки не выдерживает Жан. Запах химозной, порошковой бурды из чужой кружки так и манит, раздражает рецепторы, вот бы сейчас… — Мы и вакансию открытой держим, — пожимает плечами Армин, подошедший забрать с ресепшена курьерскую доставку. — …да, и вот это тоже мне. Ответить она не успевает, снова звонит телефон. — Добрый день. Парадиз, чем могу помочь?.. да…да…хорошо, сейчас, — Хистория кладёт трубку, переводя взгляд на Имир, — тебя мистер Йегер ждёт. — Точно! Я же ему отчёт обещала к обеду. — Передавай Энни привет! — Армин открывается от бумаг, чтобы мягко улыбнуться медленно плетущейся к лифту Имир. — Сам передай. Тут на этаж выше. Когда двери за Имир закрываются, все облегчённо выдыхают. — …ещё немного, и я отхлебнул бы у неё прямо из кружки, — шёпот Марко оглушительно-громкий посреди внезапно разреженной тишины. До конца недели остаётся всего день. Эрэн с Жаном буравят друг-друга глазами, как два ковбоя в дешёвом вестерне. — А и чёрт с ним! Я выбираю жить с удовольствием! — всё-таки не выдерживает Кирштейн, на обеде срываясь в кофейню и утягивая с собой Марко, Сашу и Конни. — Это потому что Конни вчера нагадал, что тебе нельзя себя ограничивать? — Саша жуёт заботливо собранный Николо сэндвич — один из шести. — Нет! И вообще не верю я во всю эту чушь! Вся компания многозначительно переглядывается, усмехается. Да-да, конечно, заливай. Когда после работы они вчетвером собрались, чтобы немного поиграть в приставку, и Спрингер достал купленное по примеру Хистории таро, Жан очень даже верил. — «Конни, Конни, спроси, сколько девушек в меня влюблены?» — хохот Саши разносится по всей улице. Марко — только бы не задеть друга, только бы не обидеть, — то краснеет, то зеленеет, пытаясь сдержать смех. — Не было такого! Но даже Ботт не выдерживает: — «Конни, пойдёт ли мне новая стрижка?». — На себя посмотри, «Повысят ли мне зарплату?». Про запросы вроде «Взаимны ли мои чувства?» они не вспоминают. Смеяться легче, чем грустить. По поверхности лучше, чем вглубь. — Почему никто не говорит, как мне шёл тюрбан, а? Девчонки-бариста радуются Жану, как пропавшему без вести брату-близнецу. Щебечут, улыбаются, хвалят новый галстук — такой же чёрный и узкий, как и все остальные в его гардеробе. И Кирштейну отчего-то думается: почему бы не с одной из них? Жан утыкается в свой стаканчик — как-то спешно и судорожно. В этой жизни у него совсем немного секретов: карамельный латте, песни Тейлор Свифт, Микаса и расстроенные вздохи Марко. Поэтому он просто рассчитывается и улыбается девчонкам. — Вы спасли мне жизнь! Первый глоток расходится во рту ядерной вспышкой, фейерверком над рекой, несётся взрывной волной по рецепторам. Пряная сладость, нежная пенка на языке. Это лучше, чем первый поцелуй. — Уединитесь уже! — пихает в плечо Конни, снова закатываясь вместе с Сашей. — Нам уже стоит начать ревновать? — Зато я не мучаюсь, как Йегер! Марко, ты? — спрашивает, кивая на стойку кофейни, жмурится от удовольствия, как сытый кот, треплет Конни по отросшим волосам. — Потерплю до понедельника, — пожимает плечами, улыбается обеими ямочками. — Хочу знать, что могу поменять любую привычек. Саша и Конни переглядываются. И зачем кому-то менять себя? Вот Саша обожает газировку, баббл-чай, ля раф с огромной шапкой взбитых сливок над стаканчиком. И пара выходных этого не стоят. Что уж там какие-то изменения? В курилке около офиса ожидаемо встречают Райнера. И весь он какой-то нервный, растерянный и угрюмый, смотрит в одну точку, затягивается так, будто хочет убиться пресловутым никотином. — Эй, полегче, ты же не лошадь! — Теперь понятно, почему ты не куришь, Жан. — Браун меняется, как картинка в телевизоре — быстро и без плавных переходов. Расправляет широченные плечи, тянет по лицу ухмылку. — Райнер, привет! — машут ему Саша с Марко и Конни, проходя в офисные двери и оставляя Кирштейна стоять в курилке. И это отчего-то кажется таким правильным: не оставлять всех друзей в одной компании. — … «красивые глаза», ничего умнее придумать не мог? — Так это же ты мне подсказал. И вообще я не знаю, как эту доставку отменить теперь. — Райнер достаёт из кармана телефон новой модели в чехле-книжке, что-то кликает по экрану, поочерёдно открывая стандартные приложения в поисках браузера. — Вот! Подсовывает Кирштейну телефон под самый нос. — Как ты её вообще подключил? Здесь даже функции на сайте такой нет. — Не знаю, нажал куда-то. — А позвонить не пробовали? — голос у Энни хриплый, чуть простуженный, раздаётся за спиной так неожиданно, что Жан едва сдерживается, чтобы не вздрогнуть. — Энни, ты не могла бы не подкрадываться, вдруг мы говорили о чём-то личном? — Снова слюни на чужих девушек пускали, ничего нового. Жан, — кивает прежде чем сделать глоток из чужого стакана. Даже не кривится от трёх пакетиков сахара. А у Киштейна по сердцу текут густые, горячие слёзы: его латте, его долгожданный кармельный латте… Но она возвращает стакан, деловито отбирая у коллег телефон. — Эй! — Если Райнер не явится сейчас в офис, то Бертольд начнёт обзванивать морги. — Я смотрю, вы все там у себя на этаже странные, — всё-таки вставляет Жан и ухмыляется — хитро-хитро. Нет ничего приятнее, чем вспоминать о старой вражде между двумя офисами. И пить латте, конечно. Интересно, как там Йегер и его ломка? — Зато у нас не вводят неделю без кофеина. Кстати, смотрю, ты проиграл. — Но с каким удовольствием. Энни отзванивается в цветочный магазин и отменяет доставку, попутно успевая покурить и потушить сигарету о рядом стоящую урну. Вместе с Райнером они уезжают на свой этаж, оставляя Жана на третьем. Эрен встречает его чуть ли не у дверей — вскакивает со стула, страшно довольный, взвинченный, гиперактивный. Будто на пару лет до выгорания откатился. — Ууу! Посмотрите, неудачник пришёл! — На себя посмотри, суицидник, у тебя ломка! Все в офисе смиренно вздыхают. Леви, закатывая глаза, опирается о стену рядом с кулером. Стычки этих двоих ощущаются как необходимое зло, неотъемлемая рутина и неповторимый шарм рабочих будней. Время от времени можно делать ставки, кто из них глупее. Нужно же как-то развлекаться, когда у тебя всего два выходных. — Эрен победил! — провозглашает Саша, подзывая Марко с его блокнотом. — Победителю достаётся… а на что вы спорили? Продажники смотрят друг на друга, топчутся на месте, и в глазах их такая растерянность, такое страшное осознание. Будто не закрыли план за месяц. Будто Леви прямо сейчас оставит на ген.уборку. — Мы не… Аккерман у кулера едва заметно улыбается. Эрвин с Ханджи должны ему десятку.