Проявления любви

Благословенная истома, Журчанье вод и шум ветвей — Как эта горечь мне знакома: Вот зеркало любви моей!

Азирафель ел орехи. Аккуратно надкусывал ровными белыми зубами твердые ядра, и те мимолетно исчезали за тонкими, чуть влажными губами, не оставляя после себя ни намека на крошки. Кроули не сказал бы, что жаждал быть этими орехами и исчезнуть навсегда где-то в недрах желудка Азирафеля, но он определенно завидовал им — завидовал их возможности прикоснуться к чувствительной коже губ и прокатиться по рецепторам на кончике языка, прежде чем окончательно умереть в неумолимых объятиях мышц гортани. Опустив взгляд на широкую шею, щепетильно спрятанную за несколькими воротниками, Кроули и сам непроизвольно сглотнул — за шесть тысяч лет Азирафель научился есть настолько эстетично, что от этого зрелища вполне можно было впасть в самый настоящий экстаз. Хотя, оглядываясь далеко назад, Кроули, вероятно, согласился бы с тем, что даже возбужденная физиономия, испачканная бычьим жиром, может навевать весьма эротические мысли. Повернувшись на бок и подложив руку под голову, Кроули стал с интересом наблюдать за тем, как Азирафель, взяв со столика бокал вина, сделал маленький глоток, непроизвольно прикрыл глаза, очевидно, смакуя терпкий, бархатистый вкус Шато Латур, а потом непринужденно вернулся к чтению книги, лежащей на его коленях. Кроули ехидно улыбнулся, не выпуская из поля зрения столь манящий рот, и немного подался вперед, чтобы иметь возможность как следует рассмотреть уголки губ, чуть приподнятые в задумчивой улыбке. Однажды он целовал эти губы, поддавшись моменту, дав разрешение самому себе прибегнуть к единственному отчаянному шагу, который тогда показался ему правильным просто потому, что люди так делают, потому, что таковы человеческие проявления любви. Один поцелуй, и все в ажуре — именно этому учило романтическое кино, придуманное человечеством. Кроули поверил в это и не то чтобы ошибся, но просто, как обычно, опоздал. Он откинулся на подушку и крепко стиснул зубы, пытаясь прогнать непрошеные воспоминания, а потом резко подскочил на кровати и, сняв с себя ботинок, кинул его в Азирафеля, метким броском угодив тому прямо в левое плечо. — Кроули! — возмущенно воскликнул Азирафель, и Кроули мог бы поклясться, что тот хотел приобщить к этому восклицанию какое-нибудь смачное ругательство, но вместо этого Азирафель прикрыл глаза, медленно выдохнул и добавил уже спокойным тоном: — Я думал, что ты спишь. — Ты мне мешаешь, — Кроули вновь принял горизонтальное положение и подпер голову рукой. — Я могу уйти, — Азирафель обиженно надул губы. — Не-е-е, иди лучше сюда, — Кроули похлопал по месту рядом с собой и расплылся в соблазнительной улыбке. — Ты только что сказал, что я тебе мешаю. — Здесь будешь мешать меньше. — Прости, но я не понимаю твоей логики, дорогой. Откинув голову назад, Кроули тихо застонал, вопрошая Рай, Ад и остальные слои бытия о том, почему же ему достался самый упертый ангел из всех возможных. — Потому что здесь я не буду видеть тебя… Целиком. — Мог бы просто попросить. — Вот, прошу. — Ты кинул в меня ботинком, Кроули! — от возмущения голос Азирафеля повысился на несколько октав. — Это, между прочим, больно. — Иди, поцелую, — подмигнул ему Кроули и снова похлопал по кровати. Азирафель медленно встал с кресла, отложил книгу и, все еще не выпуская из руки бокал с вином, одернул край своего потрепанного жилета, не забыв смахнуть с него невидимые пылинки, а потом снова взял в руки книгу и неспешно приблизился к кровати. От надменной серьезности его вида Кроули захотелось смеяться в голос, но он сумел подавить в себе это желание. Тем временем Азирафель отдал ему свой бокал и, присев на край кровати, попытался как можно элегантнее принять горизонтальное положение, просто откинувшись назад, но сделать это изящно у него не получилось. — Ты как будто в гроб ложишься, — засмеялся Кроули и, взяв его за руку, подтянул поближе к себе. — Эта кровать слишком большая, — Азирафель заерзал, кряхтя и сбивая ногами покрывало, но все-таки смог устроиться поудобнее. — Кто вообще это придумал? Вспомнив о том, кто это придумал, Кроули гордо хмыкнул, а потом залпом влил в себя вино из бокала Азирафеля, но, услышав возмущенный возглас «Кроули!», тут же выплюнул его обратно, так и не проглотив. — Прости, — виновато прохрипел он и протянул бокал Азирафелю. Тот осуждающе покачал головой, но, к удивлению Кроули, вино все-таки взял. — Почитать тебе? — Азирафель раскрыл небольшой потрепанный томик и зашелестел пожелтевшими страницами. — Что ты там читаешь? Наверняка какую-нибудь чушь, — Кроули застонал и демонстративно откинулся на подушку, стараясь угодить затылком поближе к плечу Азирафеля. — Ну, если ты считаешь Бодлера чушью… — Азирафель обиженно надул губы. — Конечно, считаю, — возмущенно фыркнул Кроули. — Ты вообще знаком с его биографией? — С каких это пор ты судишь людей за дурной нрав? — Я не сужу. Просто считаю, что дурной нрав не способствует трезвости мысли. — А не твое ли это влияние? — Азирафель бросил на него недоверчивый взгляд. — Нет, ангел, я не был знаком с ним, — пожал плечами Кроули, покосившись на выцветшие страницы. — А ты? — Не приходилось. — Азирафель задумчиво провел указательным пальцем по строчкам, лаская изящные изгибы букв. — Но мне нравятся его стихи. На какое-то время он замолчал, как будто бы погрузившись в чтение, едва покачивая правой кистью, отчего вино колебалось, медленно переливаясь по стенкам, а потом вдруг поднес бокал к губам и сделал большой глоток. Кроули замер и задержал дыхание, загипнотизированным взглядом проследив движение чужого кадыка, а затем, опомнившись, сам проглотил слюну, внезапно скопившуюся в горле. Конечно, он мог бы в самой язвительной форме напомнить Азирафелю, что это вино только что побывало у него во рту, но почему-то сейчас это показалось неуместным. Кроули смотрел на него внимательно, пытаясь понять, что послужило причиной столь странного поступка — забывчивость, или, возможно, провокация, — но выражение лица Азирафеля тщательно хранило этот секрет. Одно Кроули знал точно — это было сравнимо с настоящим поцелуем. Передача генетического материала их человеческих тел, смешение слюны — пожалуй даже, это было чем-то гораздо более интимным, чем обычный поцелуй. В четверг Кроули возил его в Риц, проехав ради этого 130 миль и даже ни разу не превысив скорость более чем на 90 миль в час. В пятницу они ходили в местной ресторанчик французской кухни, где повар — весьма неожиданно даже для него самого — научился готовить отменный фенхелевый вишисуаз и традиционные французские блинчики по старинному рецепту времен Людовика XVI. А буквально вчера они завтракали в уютном кафе с видом на море, наслаждаясь свежеиспеченным сконами с клубничным джемом и шестью шотами эспрессо в случае Кроули, которые, впрочем, не приносили наслаждения или даже успокоения, но порядком обжигали горло, помогая не погружаться в бездну собственных мыслей слишком глубоко. Все, что нужно было Кроули — это Азирафель, в блаженстве прикрывающий глаза от очередной порции причудливо смешанных продуктов, наполняющих его рот. Поэтому Кроули выполнял все его прихоти, совершенно откровенно любуясь на этот чувственный рот, и безуспешно пытался прогнать воспоминания о том, как однажды его целовал. Он не мог сказать, когда это началось — возможно, очень-очень давно, возможно даже, в тот самый момент, когда он встретил этого нелепого ангела на стене Эдема, — только вот раньше Кроули никогда не задумывался о том, что такое любовь и уж тем более ее проявления, а теперь, к собственному ужасу, не мог думать ни о чем другом, кроме этого. Азирафель читал стихи — образно и выразительно, но очень тихо, практически шепотом, словно обращаясь к Всевышнему с молитвой. При мысли о том, что его ангел может молиться стихами Бодлера, по телу Кроули прошла дрожь. Вот так, сгорев от жгучей ласки, Ты всей душой, сквозь ночь и тишь, Легко, безумно, без опаски К волшебным небесам летишь, Чтоб с высоты, достигнув рая, Вкусив и грусть, и колдовство, Спуститься, — тая, замирая В глубинах сердца моего. Азирафель замолчал, коротко вздохнув, и погладил страницу книги ладонью. — Разве это не прекрасно? — прошептал он и чуть наклонил голову, будто опасаясь посмотреть Кроули в глаза, но тот все равно успел заметить яркий румянец, проступивший на бледных щеках. — Ты же понимаешь, что речь здесь не о тех самых небесах? — презрительно хмыкнул Кроули. — Конечно, я же был там. — Вот именно! Кроули понял вдруг, что эти строки слишком сильно перекликаются с его собственными переживаниями, и почувствовал раздражение. На мгновение ему даже показалось, что Азирафель выбрал это стихотворение нарочно и читал с таким придыханием только для того, чтобы позлить его. Кроули резко выдохнул и хотел обиженно перевернуться на другой бок, но вдруг почувствовал, как руки коснулись теплые пальцы — Азирафель накрыл его ладонь своей и крепко сжал ее, заставив Кроули замереть. — Я знаю, о чем оно, Кроули, я же не дурак, — Азирафель повернулся к нему, лукаво улыбаясь, и ласково погладил запястье Кроули большим пальцем. — И о чем же? — тот заинтересованно приподнял бровь. — О любви, конечно же. — По-моему, ты перепутал любовь с сексом. — А разве это не одно и то же? Кроули чуть не засмеялся в голос, но вовремя прикусил язык и только многозначительно шмыгнул носом. — Секс нужен для удовольствия, ангел, к любви он не имеет никакого отношения. — Секс нужен для продолжения рода, Кроули, — Азирафель гордо вздернул нос, и Кроули все-таки не сдержал короткий смешок. — Да, таков был изначальный план, но он быстро провалился, и за короткое время люди превратили секс в индустрию. — Кроули придвинулся поближе и, наклонившись к его лицу, кивнул на книгу: — Даже стали восхвалять его в стихах. — Но ведь это и есть любовь! — разочарованно воскликнул Азирафель. — Одно из проявлений любви. Услышав эти слова, Кроули не смог сдержать улыбку и, слегка повернув голову, заглянул в его глаза: — Ты правда так считаешь? — Конечно! Любовь — это чувственность в том числе. Ясный взор Азирафеля светился неподдельным энтузиазмом — он абсолютно точно верил в то, о чем говорил, — и Кроули поймал себя на мысли, что это даже немного смущает. А потом Азирафель снова отпил вина из бокала. Они жили в одном доме. Вместе. Как пара. Кроули всегда считал, что именно это сделает его счастливым, но почему-то теперь все равно не мог назвать себя таковым. Как будто бы осознание нынешнего положения никак не могло окончательно догнать его, как будто для этого не хватало какой-то детали, какого-то доказательства — «проявлений любви», как, возможно, назвал бы этот недостающий кусочек мозаики какой-нибудь французский поэт, и, вполне вероятно, Кроули поспорил бы с ним по этому поводу. Секс — это не любовь, даже поцелуи — не любовь, а демоны вообще не испытывают любви, и Кроули не знал, везение ли это — оказаться неправильным демоном. Они были парой и любили друг друга — этот факт не требовал доказательств. Когда они только переехали в этот милый загородный коттедж, Кроули выбрал самую просторную комнату на втором этаже и объявил, что это будет спальня. «Наша спальня», — уточнил он, недвусмысленно подмигнув Азирафелю, и тот смущенно улыбнулся в ответ, заставив древнего демона-искусителя покраснеть. Потом Кроули купил самую большую кровать, которую смог найти, и чудом сделал ее еще больше, идеально вписав в пространство комнаты так, чтобы не осталось места для книжных шкафов. Азирафель с легкостью признал тот факт, что и кровать, стоящая в их спальне, тоже является общей, но все равно, по своему обыкновению, долго брюзжал и возмущался ее размерами. Кроули соврал ему, сказав, что это придумали люди, и даже не испытывал угрызений совести по этому поводу, — в конце концов, демоны иногда лгут, — ведь Азирафель все равно поверил ему только после того, как смог впихнуть в комнату небольшое кресло для чтения. В итоге они проводили большую часть своего времени именно в этой спальне — разговаривали, молчали, занимались каждый своим делом, — но неизменно были здесь вместе. Иногда они даже лежали рядом на огромной кровати, и Кроули совершенно устраивала такого рода близость, но где-то в глубине его души все равно периодически возникала коварная мысль — не так проводят время в спальне люди, которые любят друг друга. Они не были людьми, поэтому Кроули всегда безжалостно затыкал свой внутренний голос, и все-таки немного жалел о том, что сделал кровать такой огромной. Кроули проводил очередную порцию Шато Латур взглядом и уставился на влажные губы, которые Азирафель плотно сомкнул, чтобы сделать глоток. — Что ты творишь, ангел? — прохрипел Кроули, когда тот снова поднес бокал ко рту. — О чем ты? — Азирафель замер, бросив на него непонимающий взгляд. — О вине, которое ты пьешь. — Да, а что с ним не так? — Что с ним не так? Ты серьезно? — глядя в его невозмутимые глаза, Кроули удивленно нахмурился. — Может быть, то, что оно побывало у меня во рту, а потом я выплюнул его обратно? — Боже, Кроули, я даже забыл об этом, — Азирафель театрально закатил глаза и снова отпил из бокала. — Не понимаю, что тебя так смущает. — Я же знаю, какой ты брезгливый! — Моя брезгливость на тебя не распространяется. — О, да неужели? И чем же я заслужил такую честь? — Я тебя люблю! — Азирафель с возмущенным видом развернулся к нему всем телом, выпустив его руку из своей ладони. — Разве этого недостаточно? — То есть, по-твоему, это проявление любви? — Кроули приложил все силы, чтобы не засмеяться, и машинально сжал внезапно осиротевшие пальцы. — Да, если тебе угодно. — Ты же в курсе, что люди проявляют любовь совсем по-другому, ангел? — Конечно, Кроули, я же не дурак, — уже второй раз за вечер сказал Азирафель и смущенно отвел глаза. — Ты целовал меня. — Если хочешь знать, этот поцелуй к любви не имел никакого отношения, — Кроули откинулся на кровати и заложил руки за голову, демонстративно уставившись в потолок. — Но я говорю о том, что твой язык побывал у меня во рту, — Азирафель вытянул руку с бокалом перед собой и качнул ею из стороны в сторону. — Не понимаю, почему меня должно смущать вот это. — Нгк, — ответил Кроули и закрыл глаза. Азирафель всегда ему нравился. Наверное, с первого дня встречи. Или со второго, или, возможно, даже с третьего, но Кроули отчетливо помнил, что, стоя на стене Эдемского сада и глядя на это нелепое существо в белых одеждах, он уже точно был по уши влюблен. А еще Кроули неизменно привлекало его тело — да, человеческие проявления любви были ему чужды, но он все-таки был демоном и умел замечать прекрасное, более того, он умел наслаждаться им. Плавные изгибы спины, в обязательном порядке скрытые под несколькими слоями ткани, выступающий живот и широкие бедра всегда услаждали взор Кроули, даря ему своего рода чувство насыщения, словно бы он умел питаться одними лишь глазами. Иногда он подолгу рассматривал его смешные белые кудряшки, думая о том, что на ощупь они, должно быть, мягче и нежнее любого самого дорого шелка; ласкал взглядом тонкие розовые губы и высокий лоб, достаточно часто нахмуренный и покрытый мелкими полосками морщинок, которые нисколько не портили лицо Азирафеля, напротив, придавая ему нотку романтической задумчивости. Периодически Кроули поил его вином, только для того, чтобы посмотреть, как соблазнительный румянец постепенно проявляется на бледных щеках, как серые глаза подергиваются пеленой дурмана, и в глубине их вспыхивают озорные, похотливые искры, словно отражение его собственных демонических мыслей. Кроули любил его глаза, любил его лицо и очень любил его тело. И даже убежденный в том, что человеческие проявления любви ему совершенно чужды, он все равно испытывал непреодолимое влечение к Азирафелю и даже не пытался бороться с этим. Теперь, когда они жили вместе и были парой, Кроули позволял себе рассматривать его гораздо более открыто, чем раньше. Азирафель часто оставлял пиджак на вешалке, особенно в теплое время года, жалуясь на духоту старого дома. Кроули прекрасно знал, что ангелы не чувствуют жары, если не захотят этого, и ехидно улыбаясь, откровенно ласкал взглядом широкий зад и острые, чуть красноватые локти, виднеющиеся из-под закатанных рукавов рубашки. Он без стеснения пялился на его ноги, которые Азирафель по привычке сдвигал, когда сидел в кресле, и ему хотелось самолично раздвинуть эти мягкие бедра, чтобы только полюбоваться на обтянутую тканью брюк промежность. Вопреки любым убеждениям, тело Кроули обычно реагировало на созерцание Азирафеля вполне конкретно, но он никогда не стеснялся собственной эрекции и часто даже не обращал на это внимание, все еще убежденный в том, что секс, как и любые другие проявления любви, придуманные человечеством, совершенно им не нужны. И он никогда не подумал бы, что какой-то несчастный бокал вина сможет пошатнуть его убеждения. Или это были сочинения Бодлера? Кроули и сам толком не знал ответа на этот вопрос. — Не думай, что эти стихи о Рае, Кроули, — шурша страницами, тихо сказал Азирафель, и Кроули открыл глаза, удивленно уставившись на широкую спину, обтянутую жилетом. — Эти стихи о любви, а в Рае ее нет, как нет и в Аду. Любовь есть только здесь — на Земле. — Это стихи о сексе, ангел, — Кроули перевел взгляд на кудрявую макушку и улыбнулся. — Почему ты так уверен в этом? — повернулся к нему Азирафель. — А почему ты уверен в обратном? — Потому что я люблю тебя. — Да, ты уже говорил это. — И не устану повторять… — Азирафель торжественно поднял указательный палец, но вдруг осекся и, опустив голову, стал разглаживать ладонью покрывало. — Пока тебе не надоест, конечно. — Даже не надейся, — хмыкнул Кроули и опять закрыл глаза, но практически сразу приоткрыл правый и стал с интересом наблюдать за задумчивым профилем, рассматривающим невидимые складки на кровати. Он молчал какое-то время, отчетливо понимая, что должен сказать хоть что-то, но язык словно прилип к небу. Они были парой, они любили друг друга, и это не требовало доказательств, ведь разговоры о любви — это просто очередное ее проявление, придуманное людьми, а Кроули не был человеком. Зато он был совершенно невообразимым трусом. — Я тоже, — собрав всю волю в кулак, наконец пробубнил он, и Азирафель резко вскинул голову, вопросительно подняв брови. — Я имею в виду, что я… В смысле, что это взаимно. — Ты что, пытаешься признаться мне в любви? — засмеялся Азирафель. — Вообще-то да, и я не понимаю, что в этом смешного, — Кроули обиженно хмыкнул. — Прости, дорогой, но красивые речи — не твоя сильная сторона. Лучше оставь это Бодлеру. — То есть ты желаешь, чтобы Бодлер признавался тебе в любви вместо меня? — Конечно, нет! В любом случае он уже умер. — Знаешь что, ангел? — Кроули подскочил на кровати и, сев напротив Азирафеля, впился в его лицо разъяренным взглядом. — Я могу написать гребаный сонет о любви, если тебе это так нужно. — Нет, Кроули, сонетов не нужно, — сверкнув глазами, Азирафель лукаво улыбнулся, а потом залпом допил остатки вина. — Лучше бы ты еще раз поцеловал меня. — Ты правда этого хочешь? — растерянно прохрипел Кроули, и Азирафель коротко кивнул, смущенно прикусив нижнюю губу. — Тогда почему сам меня не поцелуешь? — О нет, я не могу, — очень живо возразил Азирафель и даже протестующе поднял руки. — Боюсь, у меня недостаточно опыта в данном вопросе. — А с чего ты решил, что у меня его достаточно? — Ну, в прошлый раз у тебя получилось. — Да я же телек смотрю, Азирафель, — Кроули махнул рукой куда-то в сторону, сам не понимая, на что конкретно указывает. — Значит, телевизор многому тебя научил, — Азирафель вновь лукаво улыбнулся, и Кроули вдруг понял, что тот пытается с ним заигрывать. — Намекаешь на то, что тебе понравилось? Азирафель снова кивнул и опять начал терзать зубами свою несчастную губу, нервно теребя покрывало в пальцах. Кроули внимательно рассматривал его напряженное и слегка испуганное лицо, отчетливо понимая, что Азирафель был откровенно смущен и ему наверняка понадобилось очень много храбрости, чтобы вообще заговорить об этом. Любуясь на милые морщинки, собравшиеся вокруг глаз, и покрасневшие щеки, сам Кроули никак не мог подобрать нужные слова, чтобы передать то, что скопилось у него внутри. — Черт, ангел, ну почему ты такой… — начал он, а потом запнулся о странное слово, вертящееся на языке. — Дурацкий. — Дурацкий? — практически пропищал Азирафель, подняв на него удивленный и слегка разочарованный взгляд. — Нелепый? — Кроули улыбнулся, пожав плечами. — Ты хочешь оскорбить меня? — Нет, я хочу сказать, что люблю тебя очень сильно. — Ох, Кроули… — Вообще-то, я хочу сказать, что… В смысле, разве поцелуи что-то решают? — голос Кроули дрогнул. — Я ведь тоже был уверен, что решают, ангел. — Прости, — Азирафель попытался заглянуть в его глаза, но Кроули отвел их. — Прости, мой дорогой, я совсем не подумал о том, что для тебя это был, скорее всего, не слишком приятный опыт… Кроули вдруг понял, что больше не хочет слушать его оправдания, поэтому резко наклонил голову и прижался к его губам своими — очень отчаянно и крепко, практически как в первый раз, но гораздо более целомудренно, даже не пытаясь вторгнуться языком в чужой рот. Азирафель явно был удивлен и первые пару секунд сидел совсем неподвижно, никак не реагируя на поцелуй, но в конце концов Кроули почувствовал ладони на своем затылке и ощутил легкое давление — Азирафель попытался прижать его к себе еще крепче. Этот странный, немного наивный поцелуй длился достаточно долго — больше десяти секунд, как был уверен Кроули, который в какой-то момент, кажется, начал считать, — но потом Азирафель отстранился и стал хватать ртом воздух, словно бы все это время не дышал, словно бы ему вообще это было нужно. — Я… — начал было Азирафель, но запнулся, и Кроули вдруг стало страшно. — Если ты сейчас скажешь, что прощаешь меня, я тебя убью, — испуганно прошептал он. — Я люблю тебя, — засмеялся Азирафель и неожиданно обнял его, спрятав лицо на чужом плече. — И прощаю за то, что ты не сделал этого раньше. — Ты сволочь, Азирафель, — фыркнул Кроули. — И теперь твоя очередь. Азирафель согласно кивнул в его плечо, отстранился и, притянув голову Кроули ближе к себе, осторожно прикоснулся к его губам своими. Практически сразу отстранившись, он снова невесомо прикоснулся к его рту и повторил это действие несколько раз, пока Кроули не почувствовал чужой язык на своей нижней губе — Азирафель несмело лизнул его, словно пробуя на вкус новое блюдо, потом лизнул снова, уже смелее, и наконец толкнулся языком в приоткрытый рот. Кроули никогда бы не подумал, что запомнит его вкус, но за пряным вином и горьковатыми орехами он отчетливо различил привкус Азирафеля — ни с чем не сравнимый, приторно-вязкий, но невероятно нежный и пленительный. Именно этот вкус он чувствовал, когда целовал его первый раз — несмотря на всю горечь и обиду, что испытывал тогда, Кроули ощущал его очень явно и, как оказалось, хорошо запомнил. Азирафель прошелся языком по кромке зубов и задел кончиком небо, заставив Кроули вздрогнуть. От избытка ощущений у него закружилась голова, и он наклонился вперед. Не найдя лучшей опоры, одну руку Кроули положил на бедро Азирафеля, а вторую завел за его спину и оперся ладонью о кровать, в результате практически навалившись на него всем телом. Азирафель, заключенный в капкан его рук, сжал волосы на затылке Кроули в кулак и углубил поцелуй, наконец сталкиваясь с его языком своим, а потом протяжно застонал прямо в чужой рот. Уверенный в том, что от поглотивших его эмоций он сейчас потеряет сознание, Кроули резко отстранился. — Что ты со мной делаешь, ангел? — прошептал он в губы Азирафеля и вдруг понял, что сам задыхается. — Целую, — неуверенно ответил Азирафель, и Кроули различил нотки паники в его голосе. — Тебе не нравится? — Нравится. — Кроули отчаянно прижался губами к его горячей щеке, пытаясь привести чувства в порядок, но они, казалось, застряли где-то в горле и силились вырваться наружу, не позволяя ему нормально дышать. — Очень нравится, ангел. Мне так хорошо, что даже плохо. Ты понимаешь о чем я? — Кажется, да, — Азирафель бережно взял его лицо в свои руки и заставил Кроули посмотреть на себя. — Мое сердце бьется так быстро, что я, наверное, сейчас умру. — От любви еще никто не умирал, — улыбнулся Кроули, глядя в его серые глаза, которые в полумраке комнаты казались практически черными, и почему-то подумал о том, что такие глаза, вероятно, были бы у Азирафеля, если бы тот пал. — А этот поцелуй имеет к ней какое-то отношение? — вдруг спросил Азирафель таким язвительным тоном, словно бы уже превратился в демона. Кроули захотелось крепко стиснуть его в своих руках, или же сжать челюсть на бледной шее, скрытой за дурацкими воротниками, и выпустить змеиные клыки прямо в тонкую пульсирующую артерию, потому что в этом поцелуе было столько любви, что она, кажется, отравила весь его организм. Поцелуй этот разительно отличался от того, первого, в котором не было ничего, кроме страха, боли и отчаяния, отличался от всего, что Кроули позволял себе представлять временами, когда привычная вселенская меланхолия накатывала на него особенно сильно. Этот поцелуй был настоящим проявлением любви, придуманным не людьми даже, а, вероятнее всего, самим Богом, и Кроули с трудом справлялся с этими мыслями. — Не смей шутить так, — яростно прошипел Кроули и снова подался вперед, краем сознания успев уловить, как счастливая улыбка засияла на лице Азирафеля. На этот раз он сам вторгся в чужой рот и начал с жадностью терзать податливый язык, сталкиваясь с ним и дразня, пытаясь проникнуть как можно глубже. Кроули чувствовал, как рот Азирафеля наполняется слюной, как его собственный рот наполняется ею, и целовал его еще яростней, в попытке смешать, соединить, стать единым целым. Азирафель опять издал протяжный стон, и Кроули сжал пальцы на его бедре, мимолетно подумав о том, что оставит синяки, но эта мысль еще больше завела его. Азирафель дернул ногой, пытаясь, видимо, ослабить его хватку, но неуклюже упал на кровать и, не желая прерывать поцелуй, утащил Кроули за собой. Кроули был между его ног, практически лежал на нем, если бы не ладонь, все еще упирающаяся в матрас, но теперь придавленная весом чужого тела. Он почувствовал, как пальцы Азирафеля крепко сжали его лопатки, и чуть надавил на бедро, которое все еще удерживал, — Азирафель инстинктивно раздвинул ноги шире, крепче сжал пальцы на спине и потянул его на себя, избавляясь от малейшего свободного пространства между их телами. Правая рука затекла, и Кроули попытался вытащить ее, но, потеряв точку опоры, окончательно повалился на Азирафеля, прервав их страстный поцелуй. — Проклятье, ангел, прости, я не раздавил тебя? — он попытался привстать, но Азирафель обвил его шею руками и, притянув к себе, крепко обнял. — Нет, мой дорогой, но, по-моему, мы увлеклись, — засмеялся Азирафель. — Увлеклись?! — возмущенно пробубнил Кроули, потеревшись носом о его шею. — Ты просто не знаешь, что такое увлеклись… — Все я знаю, Кроули, — тихо вздохнул Азирафель, и Кроули оторвался от его шеи, удивленно подняв голову. — Я же книги читаю. — Значит, это слишком быстро для тебя? — Нет, думаю, что в самый раз. В подтверждение своих слов. Азирафель слегка надавил пальцами на его кадык, заставив Кроули нервно сглотнуть, и медленно опустился ниже, задев ключицу, потом проследил впадину яремной ямки, двинулся дальше, по груди, щекоча обнаженную кожу, и остановился у первой застегнутой пуговицы рубашки. Когда он подцепил ее пальцем, Кроули резко выдохнул. Он пристально наблюдал, как Азирафель нервно кусает нижнюю губу, чувствовал, как напряженное тело подрагивает под ним, и опять хотел его целовать. Мысли в голове блуждали от чувственного рта и искусанных губ к манящей шее, к округлым, покатым плечам, скрытым под рубашкой, к полной груди, мягкому животу и, наконец, заканчивались где-то между его ног, не смея даже оформиться во что-то более-менее конкретное. — Ты хоть представляешь, что я хочу сделать с тобой? — прохрипел Кроули ему в лицо и сам не узнал свой голос. Игриво улыбаясь, Азирафель помотал головой, а потом расстегнул первую пуговицу на его рубашке. Следом за ней последовала еще одна пуговица, затем еще одна, и еще. Кроули замер, боясь, что может спугнуть Азирафеля одним словом или даже неуклюжим движением, но тот так ловко и самозабвенно расстегивал маленькие черные пуговицы, как будто занимался этим постоянно. Покончив со всеми пуговицами, Азирафель распахнул полы рубашки и осторожно положил обе ладони на его напряженный живот. — У тебя очень красивое тело, Кроули, но ты, наверное, это и так знаешь, — прошептал Азирафель, завороженно глядя на него. Кроули почувствовал, как теплые руки поднялись выше, ласково очертили грудь, поднялись до шеи, слегка сжав горло, а потом опустились обратно, как будто нарочно сжав чувствительные соски между пальцами. Кроули резко втянул воздух и непроизвольно двинул бедрами, стараясь вжаться в Азирафеля еще сильнее. — Теперь знаю, когда ты сказал мне об этом. Кроули наклонил голову и снова поцеловал его — жадно и нетерпеливо, кусая губы и яростно толкаясь языком в чужой рот. Руки Азирафеля переместились на его обнаженную спину, пальцы впились в мышцы, а ногти начали несдержанно царапать, и Кроули не выдержал — резко схватив Азирафеля за ноги, развел их в стороны и вжался в него со всей силой. Выдохнув в его рот, тот вдруг разорвал поцелуй и, тяжело дыша, прижался к его лбу своим. — Я хочу тебя, Азирафель, — как можно ласковее прошептал Кроули, подумав о том, что, вероятно, просто напугал его. — Я всегда хотел тебя и даже купил эту чертову кровать в надежде на то, что однажды мы займемся на ней любовью. Но я остановлюсь, если ты не хочешь, если ты не готов… — Зачем такая большая? — перебил его Азирафель, глупо хихикнув, и Кроули даже не понял сначала, о чем тот говорит. — Что? — Кровать. Зачем такая большая? — Не знаю, наверное, чтобы удобнее было. — А я думал, что когда люди занимаются любовью, они очень близко прижаты друг к другу, — смущенно улыбнулся Азирафель. — Да, но они почему-то все равно любят большие кровати, — пожал плечами Кроули, чувствуя себя полнейшим идиотом. — Но мы же не люди. — Нет, не люди. — Я тоже хочу тебя, — вдруг сказал Азирафель, а его руки, все это время обнимающие спину Кроули, скользнули вниз и, остановившись на пояснице, слегка надавили. — Здесь и сейчас, на этой огромной кровати. Первой на пол полетела бабочка, которую Кроули аккуратно снял с него, мимолетно подумав о том, что Азирафель должен быть ему благодарен — в данный момент Кроули вполне мог бы разорвать ее зубами, но сдержался. За ней последовала верхняя пуговица рубашки — пальцы Кроули так сильно дрожали, что не смогли вытащить из петли маленький кусочек перламутра, поэтому он просто оторвал ее одним резким движением, и пуговица отскочила в другой конец комнаты. Азирафель ничего не сказал, только нервно сглотнул, когда Кроули положил ладонь на его ничем не защищенную шею и осторожно отодвинул воротник в сторону, обнажая манящий своей бледностью изгиб, переходящий в надплечье. Кроули опустил голову и практически невесомо прикоснулся губами к коже — в этом скрытом от глаз месте она была непередаваемо нежной и приятной, хотелось попробовать ее на вкус, ощутить на кончике языка и прикусить зубами. Не в силах сопротивляться желаниям, Кроули приоткрыл рот и всосал небольшой участок над ключицей, заставив Азирафеля застонать, потом отстранился и с жадностью облизнулся, любуясь на ярко-красный след, оставленный им. Кроули прекрасно знал, что такое засосы, и теперь ему хотелось оставить их на всем теле Азирафеля, словно метки, кричащие о том, что это тело принадлежит ему. Кроули отчетливо видел в этом действии что-то очень порочное, но все равно получил от него невероятное удовольствие — он же был демоном, в конце концов. Эта мысль словно подстегнула его, и Кроули снова с жадностью припал к шее Азирафеля, на этот раз смело целуя и облизывая ее, оставляя все больше красных следов на бледной коже. Расправившись с еще одной пуговицей, он спустился губами к ключице, оставив след и здесь тоже. Потом расстегнул еще одну пуговицу, нетерпеливо сдвинул край рубашки и проследил языком влажную дорожку по правой стороне груди, вниз, обведя вокруг темного твердого соска, чуть задев его носом, отчего Азирафель заметно дернулся. — Кроули, — еле слышно прошептал он и снова поднял ладони к его лопаткам, притягивая к себе. — Это слишком? Хочешь остановиться? — Кроули поцеловал его в уголок рта и потерся носом о щеку, прекрасно понимая, что сделать это сейчас будет уже слишком трудно. — Не знаю, — Азирафель помотал головой, словно действительно сам не понимал чего хочет. — Нет. Он потянулся к Кроули и стал целовать его неистово и рвано, пытаясь одновременно кусать и облизывать губы, а потом прервал поцелуй и со стоном откинул голову назад, когда Кроули положил обе ладони на его грудь и сжал мягкие, податливые мышцы. — Нет, — эхом повторил за ним Кроули и припал губами к словно нарочно подставленной шее, одновременно пытаясь справиться с оставшимися пуговицами. Азирафель был красивым. Кроули никогда еще не видел его обнаженным и теперь никак не мог насмотреться на естественные, органичные и плавные изгибы его фигуры. Он смотрел на его округлый живот, немного стянутый поясом брюк, и ему хотелось обладать всем этим великолепием, иметь возможность прикасаться каждую секунду, трогать руками, губами, всем собой, накрыть собственным телом, вжать в кровать и оставить в этой клетке насовсем. — Я, наверное, не слишком привлекателен по современным стандартам… — смущенно начал Азирафель, но под горящим взглядом Кроули осекся. — Ты просто совершенство, ангел, — практически прорычал Кроули и, резко наклонившись, накрыл его сосок губами. Азирафель протяжно застонал, впился ногтями в его спину и выгнулся навстречу. Кроули лизнул его, ощутив под языком очень нежную, практически бархатную кожу, слегка прикусил зубами и снова лизнул, вырвав у Азирафеля еще один громкий стон, а потом наконец полностью втянул сосок в рот, одновременно зажав второй в пальцах. Стоны Азирафеля сводили Кроули с ума и кружили ему голову, пока он самозабвенно и неистово вылизывал то один, то второй сосок, каждый раз оставляя между ними тонкие ниточки слюны. Азирафель под ним нетерпеливо метался и ерзал, продолжая царапать спину, и Кроули снова крепко ухватился за его ногу в попытке хоть немного удержать его на месте, но, кажется, это еще больше распалило Азирафеля — он попытался закинуть вторую ногу на Кроули и впился в него ногтями еще сильнее. Кроули собирался сказать что-то, собирался спросить у Азирафеля, чего тот хочет, но, не в силах оторваться от влажных, набухших сосков, только промычал что-то нечленораздельное. Он немного ослабил хватку на чужой ноге, переместил ладонь на внутреннюю сторону бедра и, слегка надавив, скользнул выше, заставив Азирафеля тихо всхлипнуть. Продолжая вылизывать его грудь и ласкать бедро, Кроули, кажется, совсем потерялся в мыслях. Он определенно знал, что делать дальше, — он смотрел порнофильмы и, вполне возможно, даже поспособствовал их изобретению, просто подкинув невинную идею какому-то французу, — но почему-то именно сейчас растерялся. Он очень любил и хотел Азирафеля, знал, что это взаимно, и не думал о стеснении или неудобстве, но просто не представлял, с какой стороны подступиться, с чего начать. — Кроули? — тихо позвал Азирафель, и, вскинув голову, Кроули встретился с темно-серыми глазами, горящими желанием. Азирафель опять кусал нижнюю губу, очень сильно сжимая ее зубами, словно сдерживая что-то внутри себя. Двумя руками он взялся за воротник рубашки Кроули и раздвинул его в стороны, неуклюже попытавшись стянуть одежду с чужих плеч. — Сними это, — выдохнул он, опустив жадный взгляд на грудь Кроули, а потом просунул руку между их телами и, скользнув ею вниз, подцепил пальцами край металлической пряжки ремня. — И это тоже. Кроули напряженно сглотнул — не отрывая взгляд от раскрасневшегося лица Азирафеля, он сел на кровати, примостившись между его ног, и скинул с себя рубашку, затем потянулся к поясу и дрожащими руками расстегнул ремень. Сразу за ним последовала пуговица на брюках и молния, но потом Кроули остановился и виновато улыбнулся: — Штаны снять будет сложно. — Как жаль, — Азирафель изобразил печальную гримасу, но сразу же рассмеялся и, привстав на локтях, скользнул ладонью по груди Кроули, опустившись к напряженному животу. — Тогда можешь снять мои, если хочешь. — Черт, Азирафель, какой же ты… — начал Кроули, хищно прищурившись. — Какой? — спросил Азирафель невинным голосом и, опустив ладонь ниже, оттянул пальцами резинку его белья. — Мерзавец! — зарычал Кроули, наклонился и снова начал целовать его, ненасытно терзая припухшие, искусанные губы. Кажется, это неожиданная смелость Азирафеля придала уверенности и ему самому, запутанные мысли постепенно начали отпускать, а на смену им пришли совершенно обычные животные инстинкты, которых не должно быть у демонов, но Кроули откуда-то точно знал, что ему нужно делать, и сейчас он непременно собирался сделать это. Он снова вцепился в бедро Азирафеля, в нетерпении поглаживая и пытаясь раздвинуть ноги как можно шире, а потом опустил ладонь на его пах и сжал, даже через несколько слоев одежды ощутив, как сильно тот возбужден. Азирафель простонал в его рот и, разорвав поцелуй, откинулся на подушку и закатил глаза. Чуть сильнее сжав пальцы, Кроули с шумом выдохнул и сжал челюсть — мысль о том, что он еще ни разу не прикасался к Азирафелю вот так, будоражила и сводила с ума. Азирафель снова застонал, вскинув бедра, и Кроули потянулся к пуговице на его брюках, пытаясь расстегнуть ее дрожащими руками. — Сейчас, ангел, сейчас, — лихорадочно шептал он, подбадривая скорее самого себя, стараясь сдержаться и не разорвать эти паршивые брюки ко всем чертям. Когда ему наконец удалось вытащить пуговицу из петли и расстегнуть молнию, Кроули сжал в руках пояс и одним резким движением потянул вниз. Азирафель охнул, едва успев приподнять бедра, но белое хлопковое белье все равно практически снялось вместе со штанами, и Кроули замер, завороженно глядя на светлые кудрявые волосы, покрывающие низ живота, и на розовую головку члена, едва показавшуюся из-под резинки трусов. Азирафель попытался свести ноги вместе и протянул руку вниз, намереваясь, видимо, натянуть белье обратно, но Кроули перехватил его ладонь и прижал ее к кровати. — Даже не думай, — он наклонился к его лицу и хищно улыбнулся, наблюдая, как Азирафель смущенно краснеет, потом опустил голову ниже и, лизнув мочку уха, взял ее в рот. Азирафель тяжело вздохнул и вновь выгнулся, когда Кроули снова положил ладонь между его ног, медленно провел ею снизу вверх и осторожно забрался под резинку трусов. Ощутив под пальцами гладкую горячую головку, Кроули издал тихий стон прямо в ухо Азирафеля и закрыл глаза, стараясь раствориться в ощущениях, нахлынувших на него. За свое долгое существование Кроули повидал немало членов и никогда не понимал, почему люди воздают столько почести фаллосу, порой буквально поклоняясь совершенно обычному органу, который, по сути, просто несет в себе физиологические функции, служащие для поддержания жизни во всех смыслах этого слова. Кроули никогда не хотелось любоваться чужими членами и уж тем более прикасаться к ним, так же как и к другим человеческим органам. В процессе наблюдения за людьми ему определенно было интересно, как это все работает, но для экспериментов у него имелось собственное тело, и он экспериментировал, иногда — крайне редко — думая о том, что и у Азирафеля тоже есть тело. Да, Азирафель определенно вызывал в нем желание, но Кроули никогда не думал, что прикосновения к его телу могут вызвать в нем настолько яркие эмоции. Очень осторожно кончиком пальца он обвел гладкую кожу и, немного повернувшись, бросил взгляд на все еще выглядывающий из-под белья край головки. Подцепив резинку, Кроули потянул ее вниз, обнажая темную складку крайней плоти и твердый, испещренный венами ствол. Он сглотнул и приподнялся на локте, любуясь открывшимся ему зрелищем. Член Азирафеля показался ему необыкновенно красивым, совсем не похожим на те, что он видел раньше, и Кроули вряд ли нашел бы подходящие слова, чтобы описать то странное чувство гармонии, которое всколыхнулось в нем, — член Азирафеля, казалось, был безупречным по виду, цвету и пропорциям, он просто идеально подходил его ангелу, и Кроули вдруг понял, что этот фаллос он вполне мог бы обожествлять, воспевая ему молитвы. Он еще раз обвел головку пальцем и остановился на отверстии в центре, надавив чуть сильнее, что заставило Азирафеля вновь громко застонать, затем спустился к уздечке, проследил пальцем всю длину ствола и опять поднялся выше, бережно очерчивая выступающие темные вены. Кроули прибавил к одному пальцу второй, потом третий, потом накрыл ствол ладонью и осторожно сжал ее. Член Азирафеля не был большим и толстым, так же как и слишком маленьким, и длинные пальцы Кроули сомкнулись на нем так идеально, как будто тот был создан специально для этой руки. Кожа под пальцами ощущалась такой тонкой и нежной, что Кроули прикрыл глаза от удовольствия и двинул рукой вверх, затем снова опустив ее, отчего Азирафель сразу же заскулил и вцепился пальцами в его плечо. — Кроули, — он практически захлебнулся словами, когда Кроули повторил движение, — пожалуйста. — Тебе нравится? — прохрипел Кроули, наклонившись к его уху, и задвигал рукой быстрее, заметив уверенный кивок Азирафеля. Он снова взглянул вниз, туда, где манящая розовая головка то скрывалась под тонким слоем кожи, то появлялась вновь, следуя движениям его собственной кисти, и это зрелище казалось ему просто восхитительным — изящным, эстетичным и очень правильным, словно было самым лучшим произведением высокого искусства, доселе скрытым от посторонних глаз. Выпустив член из руки под недовольное хныканье Азирафеля, Кроули сполз немного ниже и полностью снял с него белье, потом развел его ноги в стороны и, устроившись между ними, вновь обхватил упругий ствол ладонью. Он опять задвигал рукой, чуть наклонился и, не сдержав порыва, подул на головку, отчего Азирафель мелко задрожал и попытался нащупать его руку, но в результате просто крепко сжал в пальцах покрывало. Кроули хищно улыбнулся — неторопливо двигая рукой, он не отрываясь смотрел на столь влекущую его головку и хотел только одного — взять ее в рот. Он не знал, понравится ли это Азирафелю, будет ли тому приятно, или, возможно, наоборот, но, когда первая прозрачная капля выступила на конце члена, Кроули плотоядно облизнулся и, не удержавшись, накрыл головку губами. Азирафель громко охнул, вцепился в его волосы и дернул на себя, заставив Кроули резко вскинуть голову. — Ангел? Тебе неприятно? — прошептал он, испуганно глядя на Азирафеля. — Нет, скорее наоборот, — Азирафель погладил его по голове и виновато отвел глаза. — Просто… — Что? — Неожиданно. — Ты не хочешь? — Кроули приподнялся на локте и потянулся ближе к его лицу. — Я не буду делать того, что ты не хочешь. — Очень хочу, дорогой, — улыбнулся Азирафель и, смущенно опустив взгляд, стал водить пальцем по его груди. — Но мне бы тоже хотелось прикоснуться к тебе. — Но ты же… — начал было Кроули, а потом осекся, сообразив, о чем тот говорит, и первый раз в жизни возненавидел собственные брюки. — Да, конечно, просто эти чертовы штаны… — Так сними их чудом, — засмеялся Азирафель, а после сам щелкнул пальцами, и Кроули облегченно вздохнул, когда узкие брюки, сдавливающие пах, наконец исчезли. Все еще выводя на его груди замысловатые узоры, Азирафель наклонил голову и явно оценивающе осмотрел нижнюю часть его тела. — Ты красивый, — он хитро приподнял бровь и сжал в пальцах сосок Кроули, заставив того резко выдохнуть. Азирафель опустил ладонь на его подтянутый живот, согнул пальцы и скользнул вниз, царапая ногтями кожу. Спустившись еще ниже, он зарылся в темные жесткие волосы, словно поддразнивая, а потом неожиданно резко опустил руку на член и крепко сжал ее. Кроули задохнулся и, застонав, спрятал лицо в изгибе его шеи. — Я сделал тебе больно? — встревоженно спросил Азирафель и чуть ослабил хватку. В ответ Кроули отрицательно помотал головой и, всхлипнув, слегка прикусил кожу на его плече. — Тогда могу я… поласкать тебя? — Дождавшись утвердительного кивка, Азирафель снова сжал ладонь и медленно задвигал рукой. Конечно, Кроули занимался мастурбацией и раньше, просто для того, чтобы понять, как работает его человеческое тело. Не сказать чтобы он когда-либо находил в этом наслаждение и радость, но разрядка приносила приятные ощущения, а общая расслабленность мышц после нее как будто бы давала организму необходимый отдых и перезагрузку. Возможно, это была обыкновенная иллюзия, возможно, он просто слышал или читал об этом, принимая желаемое за действительное, но иногда Кроули хотелось этого, особенно в те моменты, когда его мысли сосредотачивались на Азирафеле. В своих фантазиях Кроули представлял, что не он сам, а Азирафель делает это с ним — гладит, ласкает, возможно, даже берет его член в рот, — но если бы он вспомнил те ощущения, которые испытывал тогда, они бы и на миллиардную долю не сравнились с тем, что Кроули испытывал сейчас. Руки Азирафеля были очень мягкими и нежными, но движения его отнюдь не были таковыми — он двигал кистью на удивление твердо и уверенно, достаточно сильно сжимая ладонь вокруг члена и постепенно наращивая темп. Иногда он будто бы нарочно отставлял большой палец и проходился им по головке, смазывая преякулят, отчего Кроули задыхался, совершенно теряясь в ощущениях. — Ангел, твои руки… Они как будто созданы для этого, — прошептал Кроули ему в ухо, в очередной раз подавившись воздухом. — Для чего же? — Азирафель, кажется, смущенно хихикнул и еще быстрее задвигал рукой. — Чтобы дрочить мой член, — прорычал Кроули и начал сам непроизвольно толкаться в его кулак. — Как вульгарно, дорогой. Кроули представил, как мило Азирафель сморщил нос, произнося эти слова, и в затуманенное сознание пришла мысль, что тому тоже нужна ласка. Он потянулся рукой вниз, но Азирафель в очередной раз задел головку члена, заставив его зашипеть и отчаянно вцепиться пальцами в чужое бедро, так и не добравшись до цели. Кроули ощущал тягучую тяжесть внизу живота, ощущал напряжение в каждой мышце тела, во всех нервных окончаниях — он чувствовал себя бомбой с часовым механизмом, готовой взорваться в любую секунду, стоило Азирафелю надавить чуть сильнее или ускорить движения. Бросив взгляд вниз, на истекающий смазкой чужой член, Кроули вдруг понял, что не выдержит долго и, взяв себя в руки, резко схватил Азирафеля за запястье, вынуждая остановиться. — Не так быстро, мой ангел, — тяжело дыша, прохрипел Кроули и увлек его в очередной жаркий поцелуй. Наконец оторвавшись от его рта, Кроули спустился поцелуями к шее, затем ниже, переключившись на грудь, накрыл губами сосок, заставив Азирафеля вздрогнуть, и, высунув язык, прочертил влажную дорожку по мягкому животу до самого пупка. Неторопливо спускаясь вниз, Кроули изучал его совершенное тело своим ртом, стараясь не оставить без внимания ни одну часть, ни одну складочку или маленькую родинку, кокетливо спрятанную в каком-нибудь незаметном месте. В какой-то момент он снова оказался между его ног, продолжая целовать бледную кожу внизу живота, чувствуя, как мягкие волоски щекочут губы, и вдыхая знакомый запах Азирафеля, который ощущался теперь намного острее, а потом взял в рот головку его члена. Когда Кроули сделал первое пробное движение языком, Азирафель под ним дернулся и застонал. Не вынимая член изо рта, Кроули лизнул его еще раз, стараясь задеть кончиком языка чувствительное отверстие уретры, отчего Азирафель всхлипнул и, отвернувшись, спрятал лицо в сгибе локтя. Выпустив член изо рта, Кроули высунул язык и снова лизнул головку снизу вверх, отчетливо ощутив на рецепторах солоноватый привкус смазки, потом спустился ниже, проследив языком тугие выделяющиеся вены, и остановился практически у самой мошонки, припав губами к основанию ствола. Ощущения от мягкой, бархатистой кожи под языком были настолько яркими, что рот Кроули непроизвольно наполнился слюной, а сам он почувствовал себя голодным хищником, наконец-то добравшимся до первого горячего и сладкого кусочка, который подарило ему тело жертвы. Не в силах больше сдерживать себя, он сжал член у основания и опустился на него ртом, заглотив практически наполовину, отчего Азирафель вскрикнул и высоко вскинул бедра. Головка ударила по небу, и Кроули кашлянул, подавив рвотный рефлекс, но так и не выпустил член изо рта. Стараясь не обращать внимания на выступившие в глазах слезы, он начал неспешно и аккуратно двигать головой вверх, сосредоточившись на том, чтобы случайно не задеть чувствительную кожу зубами. Добравшись до головки, он сжал ее губами и обвел языком, подразнив уздечку, потом снова немного опустил голову и, чуть оттянув кожу рукой, облизал шейку ствола, что заставило Азирафеля громко застонать. Кроули прикрыл глаза от удовольствия, услышав этот протяжный стон, собственный член дернулся, а рот наполнился еще большим количеством слюны, словно бы жадно требуя продолжения. Он вновь опустился ртом на член, плотно обхватив его губами, и принялся ритмично двигать головой, лаская и дразня его языком. Кроули еще никогда не делал минет. Конечно, он знал, как происходит этот процесс с технической точки зрения, но все равно был очень далек от понимания тонкостей и нюансов, поэтому решил просто довериться своим инстинктам и дать волю воображению. Он самозабвенно сосал член Азирафеля, стараясь обласкать каждый его дюйм, каждый участок, усердно работая губами и языком. Внимательно следя за реакцией на каждое движение, он так увлекся, что, кажется, даже забыл о собственной эрекции, вспомнив о ней только тогда, когда Азирафель вдруг вскинул руку и резко схватил его за волосы. Волна возбуждения прокатилась по всему телу, словно электрический ток, и Кроули мелко задрожал, подавляя желание сжать свой член — меньше всего ему хотелось, чтобы все закончилось так быстро. Азирафель крепче сжал его волосы и, надавив на голову, начал подмахивать бедрами. Кроули немного ускорился, пытаясь еще глубже насадиться на член, и в голове даже мелькнула мысль применить маленькое чудо, но потом он вдруг вспомнил о статье пикантного содержания в мужском журнале. Кроули читал этот журнал, кажется, в девяностые, и почему-то до сих пор помнил, как выглядела его обложка, да и текст статьи с недвусмысленными инструкциями всплыл в памяти достаточно четко, поэтому он опустил голову как можно ниже, постарался максимально расслабить горло и наконец сделал глотательное движение. Гортань болезненно сжалась, из глаз брызнули слезы, и, инстинктивно выпустив член изо рта, Кроули закашлялся, давясь воздухом. — Боже мой, Кроули, ты в порядке? — Азирафель резко сел на кровати и взял его лицо в свои руки, взволнованно пытаясь заглянуть в глаза. — Да, ангел, не волнуйся, — прохрипел Кроули севшим голосом, а потом вытер тыльной стороной ладони собравшиеся вокруг рта слюни, подумав о том, что наверняка выглядит сейчас не слишком сексуально. — Ты меня напугал, — признался Азирафель, смущенно улыбнувшись. — Прости, — Кроули снова кашлянул и улыбнулся в ответ, погладив его по бедру мокрой ладонью. — Хреновый из меня любовник. — О, нет, нет, мой дорогой! — воскликнул Азирафель и, схватив его руку, прикоснулся к ней губами. — Ты был прекрасен, и мне безумно понравилось. — Правда? — Кроули поднял на него растерянный взгляд, и Азирафель воодушевленно закивал. — Тогда, может быть, я попробую еще раз… — Нет, дорогой, не нужно. — Ты больше не хочешь? — Я хочу… — Азирафель закусил губу и нахмурился, словно не зная, как подобрать правильные слова — …тебя. — Но я же… — начал было Кроули, но Азирафель вдруг наклонился и, накрыл его рот своим. Обхватив руками чужие плечи и не разрывая поцелуя, он потянул его на себя и сам откинулся на подушку, заставляя Кроули лечь сверху. — Хочу, чтобы ты был во мне, — прошептал Азирафель, тяжело дыша, когда они наконец смогли оторваться друг от друга, и Кроули удивленно замер. Очевидно, он не был святым и часто представлял это, оставаясь наедине с самим собой: представлял, как овладевает Азирафелем, как вторгается в его тело и сливается с ним в одно целое. Кроули прекрасно понимал, какие греховные мысли его посещают, и все равно фантазировал о такого рода вещах — на то он и был демоном. Но сейчас, когда Азирафель сам предлагал ему себя, Кроули вдруг растерялся. — Кроули? — позвал Азирафель, заметив, видимо, как тот завис, и голос его слегка дрогнул. — Что-то не так? Слишком быстро для тебя? — Нет, ангел, просто… — Кроули смущенно взглянул на него, и Азирафель показался ему таким чистым и невинным, что даже дремавшая доселе совесть приоткрыла один глаз. — Ты уверен? — Конечно, дорогой, я очень хочу этого, хочу почувствовать тебя внутри. — Ты же в курсе, как происходит процесс? Ну, технически? — Я не идиот, Кроули. И не ребенок. — Но ты же невинный ангел. — Не такой невинный, как ты думаешь, — Азирафель смущенно отвел глаза, и Кроули напряженно нахмурился. — Я много читал, много слышал и тоже иногда смотрю телевизор. — То есть ты осознаешь, что коварный демон будет буквально обладать тобой, и все равно хочешь этого? — вопросительно поднял брови Кроули. — Осознаю, — Азирафель лукаво улыбнулся и, погладив его по груди, спустился ладонью к животу, будто нарочно задев истекающую смазкой головку члена. — И очень этого хочу. — Хорошо, — прошипел Кроули сквозь стиснутые зубы, ощутив как дикое, практически животное желание поднимается в нем с новой силой. Сев на кровати, он снова расположился между ног и Азирафеля и, положив обе ладони на внутреннюю часть его бедер, стал медленно поглаживать, все ближе подбираясь пальцами к промежности. Азирафель тяжело задышал, заерзал на покрывале, непроизвольно приподнимая бедра, и Кроули, воспользовавшись этим, резко завел руки вниз, крепко сжав его ягодицы. Услышав негромкий протяжный стон Азирафеля, Кроули сильнее сжал ладони и сам простонал — мышцы под пальцами были такие мягкие и податливые, что их не хотелось выпускать из рук, а только стискивать все сильнее и сильнее две круглые половинки, которые так идеально легли в его ладони. Боясь увлечься и оставить синяки, Кроули все-таки ослабил хватку и свел руки вместе, ласково огладив нежную поверхность ягодиц, а потом немного раздвинул их, игриво нырнув большим пальцем в манящую ложбинку. Азирафель охнул и, откинувшись на подушку, промычал что-то невнятное, когда Кроули впервые коснулся чувствительной кожи и опустился вниз, практически до самого входа. Он пару раз очертил по кругу бархатистую поверхность, покрытую мелкими складками, и наконец, приложив к отверстию палец, слегка надавил, сразу же ощутив, как Азирафель напрягся и сжался. — Еще не передумал? — Кроули убрал палец и бросил взгляд на Азирафеля, который смотрел на него с легким испугом. Азирафель отрицательно помотал головой и улыбнулся ему. — Тогда нам нужна смазка, — подмигнул ему Кроули и облизнул пересохшие губы. — Много смазки. Он щелкнул пальцами, и рядом с ним материализовался достаточно большой тюбик интимного геля и пачка презервативов. Взяв в руки смазку, он продемонстрировал ее Азирафелю. — Как думаешь, нам хватит? — попытался пошутить Кроули, но, заметив, что Азирафель явно нервничает, наклонился и поцеловал его в уголок рта. — Постарайся расслабиться. Дождавшись уверенного кивка, Кроули пододвинулся ближе к Азирафелю и, устроившись поудобнее, разместил его ноги на своих коленях, заставив приподнять бедра. Он щелкнул крышкой, вылил на ладонь приличное количество вязкой прозрачной жидкости и растер ее в пальцах, стараясь немного согреть, потом опустил руку, снова немного раздвинул чужие ягодицы и очертил смазанным пальцем чувствительные края входа. Повторив это движение несколько раз, Кроули надавил сильнее и наконец решительно скользнул пальцем внутрь, отчего Азирафель ойкнул и дернулся. — Тебе больно? — Кроули поднял на него испуганный взгляд. — Нет, совсем нет. Просто немного непривычно, — Азирафель сделал глубокий вдох и как обычно закусил нижнюю губу. — Ангел, если будет больно или неприятно, я сразу остановлюсь. — Тот кивнул, смущенно покраснев, и Кроули аккуратно толкнулся глубже, введя палец практически на две фаланги. Внутри Азирафель был очень горячим и очень тесным. Кроули сразу почувствовал, как плотно сфинктер сжался вокруг его пальца, и эти ощущения показались ему очень приятными и волнительными. Он подождал несколько секунд, давая Азирафелю привыкнуть, и медленно вынул палец, а потом сразу же вошел обратно, проникая внутрь еще глубже. Несколько раз повторив эти движения, Кроули немного увеличил скорость и начал сгибать палец, стараясь каждый раз направлять его под разным углом. Иногда он бросал взволнованный взгляд на Азирафеля, каждый раз боясь причинить ему дискомфорт, но тот тихо постанывал, прикрыв глаза и, кажется, получал удовольствие. В определенный момент кончик пальца коснулся небольшого уплотнения внутри, и Азирафель практически подпрыгнул на кровати, резко сжав в ладони покрывало. — Боже, Кроули, — застонал он и, качнув бедрами, попытался сам насадиться на палец. — Тебе понравилось? — Это невероятно… Кроули хищно оскалился и опять коснулся пальцем бугорка простаты, вновь заставив Азирафеля стонать и хвататься за одеяло. Когда палец начал легко скользить внутри, Кроули налил на руку еще смазки и прибавил к нему второй, очень бережно и аккуратно растягивая тугие мышцы. Периодически он касался пальцами простаты, вырывая у Азирафеля громкие стоны, и старался не думать о собственном возбуждении, потому что был уверен, что сейчас мог бы кончить только от этих потрясающих звуков. Кроули истратил практически половину тюбика смазки, когда три пальца уже легко входили внутрь, но он все еще сомневался, опасаясь сделать Азирафелю больно, пока тот сам наконец не попросил его. — Дорогой, я уже готов, — прошептал он, тяжело дыша. — Точно? — не вынимая из него пальцев, Кроули наклонился и прошелся легкими нежными поцелуями по влажной шее. — Да, я очень хочу тебя. Больше не могу терпеть, — выдохнул Азирафель, вцепившись руками в его спину, а потом порывисто укусил Кроули за нижнюю губу. Боль от укуса немного отрезвила, и, резко выпрямившись, Кроули схватил пачку с презервативами, вынул один и дрожащими руками разорвал упаковку, все это время неотрывно глядя на Азирафеля. Тот лежал неподвижно и смотрел на Кроули с нетерпением и жадностью, так тяжело и прерывисто дыша, что, казалось, вот-вот задохнется. Кроули кое-как натянул на себя презерватив и, вылив сверху как можно больше смазки, распределил ее по всей длине. Притянув Азирафеля еще ближе, он немного приподнял его бедра, приставил головку члена к входу и немного потерся, дразня чувствительную кожу промежности. — Ты точно готов? — спросил Кроули, и голос его испуганно дрогнул. — Хватит спрашивать, Кроули, сделай уже что-нибудь! — Азирафель возмущенно закатил глаза и со всей силой ударил его по колену. Кроули нервно сглотнул и наконец толкнулся в него. Когда головка легко проскользнула внутрь, он замер, пристально глядя на то, как Азирафель втянул воздух сквозь стиснутые зубы, громко застонал и откинул голову на подушку. Уже через пару секунд он нетерпеливо двинул бедрами, и Кроули толкнулся глубже, стараясь не потеряться в собственных ощущениях, которые разом нахлынули на него, словно волна. Он крепко сжал челюсть, пытаясь просто не кончить раньше времени, снова толкнулся вперед, вырвав у Азирафеля очередной громкий стон, и начал двигаться — сначала очень медленно и осторожно, все еще немного неуверенно, а потом, когда движения стали более плавными и легкими, чуть ускорил темп. Все это время Кроули не отрываясь смотрел на Азирафеля — на то, как тот мечется по подушке, неровно дышит и протяжно стонет. В какой-то момент Кроули чуть поменял угол, и от очередного толчка Азирафель выгнулся дугой и, громко вскрикнув, схватил его за руку. Кроули остановился и замер, изумленно глядя на его мокрое, раскрасневшееся лицо, а потом почувствовал, как по собственной щеке скатилась слеза. Первый раз за всю свою долгую жизнь он вторгался внутрь чужого тела — внутрь существа, которое любил больше всего на свете, — но эти совершенно простые, бездуховные и в какой-то степени даже низменные действия показались ему сейчас единственно правильными. Как будто вторгаться в Азирафеля, быть внутри него, быть его продолжением — и являлось высшим проявлением любви. — Ангел, — прошептал Кроули, наклонившись к его лицу, — я так люблю тебя. — Я тоже. Я тоже. Мой милый, мой любимый, — задыхаясь, пролепетал Азирафель и попытался дотянуться до его губ своими, но сразу же со стоном упал обратно на подушку, когда Кроули чуть качнул бедрами. — Пожалуйста, только не останавливайся. Кроули снова выпрямился, взял его за ноги и, закинув их к себе на плечи, возобновил движения, проникая еще глубже и прицельно задевая простату с каждым новым толчком. Азирафель стал вскрикивать и подмахивать бедрами, пытаясь увеличить глубину проникновения, и Кроули немного ускорился, уже с трудом сдерживая порыв взять бешеный темп и просто начать вдалбливать его в кровать. Он закрыл глаза, с наслаждением слушая чужие стоны, и сам застонал в голос — все его тело напряглось, превратившись, казалось, в один оголенный нерв, сосредоточенный где-то внизу живота и готовый вот-вот разорваться в клочья. Не сбавляя темпа, Кроули опустил ладонь на член Азирафеля, крепко сжал его мокрыми от смазки пальцами и начал двигать рукой, повторяя амплитуду своих толчков. Голос Азирафеля совсем сел, и стоны постепенно превратились в хныканье и рваные всхлипы. Он шептал что-то невнятное, слепо шаря руками по всему телу Кроули, а потом крепко схватил его за плечи и потянул на себя. Кроули навалился на него, практически согнув Азирафеля пополам и, не прекращая быстрых, хаотичных движений, стал жадно целовать его, проникая языком в приоткрытый рот. Он ловил неровное дыхание, ловил неистовый шепот, срывающийся с губ, и чувствовал, что улетает куда-то — вокруг было темно, и только яркие, разноцветные вспышки иногда мелькали где-то на периферии зрения. Кроули подумал, что это, наверное, рождаются новые звезды, пока сам он находится в центре вселенной, крепко держа своего ангела в руках. А потом внутри головы внезапно что-то взорвалось, осветив все вокруг ослепительным светом, и Кроули понял, что из них двоих — из переплетения их тел, из этого простого и такого человеческого действия — тоже родилась новая звезда. Он замер и, открыв глаза, увидел, что Азирафель тоже лежит неподвижно, тяжело дыша. — Кроули, я видел свет. Это было так… — начал он срывающимся шепотом, но потом осекся и, всхлипнув, смущенно отвел глаза. — Божественно. — Да, ангел, я тоже видел, — Кроули осторожно поцеловал его в уголок глаза и почувствовал влагу на своих губах. — Разве это не любовь? — Азирафель взял его лицо в свои ладони и нежно погладил большими пальцами острые скулы. — Скажи мне. — Любовь — это все, что мы делаем вместе, ангел, — Кроули улыбнулся и оставил невесомый поцелуй на его губах. — Ее бесконечные проявления. Он выпрямился и, очень аккуратно выскользнув из тела Азирафеля, снял с себя презерватив, завязал его и кинул на пол. Потом осмотрел их мокрые, липкие тела и уже хотел щелкнуть пальцами, но Азирафель схватил его за запястье. — Не нужно. — Но мы же все грязные. — Ну и что? Будет повод принять расслабляющую ванну, — Азирафель непринужденно пожал плечами, а потом потянул его за руку. — Давай лучше полежим, дорогой. — Надеюсь, ты собрался принимать ванну вместе со мной, ангел. — Кроули лег рядом и, поудобнее устроившись в объятиях Азирафеля, закинул ногу на его бедро. — Иначе я не согласен. — Конечно, мой милый. Без тебя я вряд ли справлюсь, — Азирафель хихикнул и смущенно прикрыл рот ладонью. — Какой ты, оказывается, развратный. Бодлер на тебя плохо влияет. — Неправда, Кроули, это все любовь. — Допустим, — устало кивнул Кроули, зевнул и, закрыв глаза, зарылся носом в его пушистую макушку. Сейчас ему как никогда хотелось спать, и даже мысли о совместной ванне уплыли куда-то на периферию сознания. — Кроули! — вдруг воскликнул Азирафель и даже подскочил на кровати. — А знаешь, что еще у людей является проявлением настоящей любви? — Ну, просвети меня, — Кроули скептически поднял бровь. — Танцы! — глаза Азирафеля загорелись, и он махнул руками, изображая то ли бальный зал, то ли еще что-то, ведомое только ему. — Ты же не танцуешь, — удивленно поморщился Кроули. — Да и я тоже. — Одно маленькое чудо, и мы будем великолепны. Обещай, что пригласишь меня танцевать. — Что, прямо сейчас? — Нет, конечно же. Завтра вечером, например. — Может, лучше завтра вечером еще раз потрахаемся? — Как вульгарно, Кроули! — Азирафель скрестил руки на груди и демонстративно насупился. — Мы могли бы заняться любовью и после танцев. — Ладно, ладно, я обещаю, — закатил глаза Кроули. — Но только не кадриль! — Вальс? Танго? — Чечетку! — Значит, пусть будет танго, — Азирафель радостно засиял и снова лег к Кроули под бок, подставляя свое мягкое бедро под его ногу. Кроули согласно хмыкнул и улыбнулся сияющему Азирафелю, а потом в красках представил, как совершенно «случайно» опрокинет того на диван во время очередного пируэта, — в конце концов, никто не запрещает танцевать танго без одежды.