butterfly and wolf

Ремус заваривал кофе, отложив в сторону свежий выпуск «Ежедневного пророка», к которому так и не притронулся. Хороших новостей сообщали мало, к тому же он никак не мог сосредоточиться на чтении. Оставалось надеяться, что напиток поможет ему взбодриться. Ремус, конечно, больше предпочитал чай или какао, но в последнее время стал чаще пить кофе. Особенно после недавнего полнолуния. Ремус полностью восстановился, но всё ещё страдал от бессонницы. Хотя, казалось бы, после стольких лет перевоплощений в волка, постоянных самоистязаний, стоило бы уже смириться со всем. Но Ремус продолжал учиться самоконтролю, каждый раз вступая с полной луной в битву. Хорошо, что новый цикл ожидался нескоро, и у него было в запасе время. Выспаться не получалось по-многим причинам. Ночной покой разрушали жильцы соседней комнаты, которые любили устраивать громкие скандалы. Но чаще всего Ремуса одолевала ностальгия по прошедшим дням юности. Это происходило из-за того, что он вновь должен был отправиться на вокзал Кингс-Кросс и купить билет до Хогвартса. Потом приехать в старый замок, ставший на целых семь лет для него настоящим домом. Родное место, где он встретил своих лучших друзей и первую любовь. Воспоминания о лучших и самых счастливых временах хранили стены школы чародейства и волшебства. Даже необычно было возвращаться туда не в качестве студента, а преподавателя. Ремус много думал о прошлом. В этом году все удивительно сплелось в тугой клубок, сотканный из воспоминаний: письмо от Дамблдора с предложением работы, грядущая встреча и знакомство с Гарри — конечно, они уже виделись с сыном Джеймса и Лили раньше, но вряд ли мальчик запомнил его, — побег Сириуса, о котором Ремус не переставал думать. Какие цели преследовал некогда его друг, а сейчас? Преступник? Предатель? Ремус не верил в виновность Блэка в тот ужасный год, когда убили Джеймса и Лили, но прошло столько лет, и сейчас он не знал, что думать. Ремус пытался настроиться на рабочие будни. Ведь защита от темных искусств — его любимая дисциплина, а заниматься преподаванием он мечтал с детства. Если бы не магическая война, не говоря уже про «пушистую» проблему, Ремус давно бы занялся любимым делом. Повезло, что хотя бы сейчас у него появился шанс. Настоящий подарок судьбы, которая наконец-то решила пойти ему навстречу. Но вместе с ним преподнесла и большое испытание. Ведь каждый уголок, проведенный в замке будет служить напоминанием об их с Мародёрами многочисленных проделках, о патрулировании коридоров вместе и разговорах с Лили, о других их однокурсниках и о ней... Девушке, чей ласковый взгляд и теплоту губ он помнил столь отчётливо, что сердце сдавливало тугой петлей всякий раз, стоило закрыть глаза и представить ее силуэт. Вот она смеялась, сплетая венки из ромашек. Или убегала от него, не боясь секретов, что скрывала лесная тропа. Ее пальцы постоянно были испачканы в краске, а подаренный на рождество хрустальный шар до сих пор хранился у Ремуса, правда смотреть на него было тяжело. И осознавать, как по-дурацки несправедливо устроен мир, ведь вещь уцелела, а человек — нет. Хотя, казалось бы, они совсем недавно вместе проходили подготовку, необходимую для поступления в аврорат, не говоря уже о совместных рейдах. Доркас Медоуз была мертва уже целых четырнадцать лет, а Ремус до сих не избавился от призрака своей первой и единственной любви. Люпин часто слышал и читал, что время способно было залечить самые тяжёлые раны. Что спустя годы многое забывалось, утрачивало значимость. И уж тем более первая любовь, несмотря на всю важность и возвышенность, оставляла не такой уж глубокий след и, скорее, ассоциировалась с чем-то безрассудным и по-детски наивным, излишне сентиментальным и глупым. Первая любовь не всегда перерастала во взрослые чувства, но у них с Доркас все сложилось по-другому. Она была тем человеком, благодаря которому Ремус перестал сомневаться в том, что строить с кем-то совместное будущее для него невозможная, непосильная задача. Доркас было не важно, что он — оборотень. — Как ты можешь называть себя монстром? — Доркас утыкалась в его лоб своим, — Ремус, ты же такой добрый, и я не перестану говорить тебе, что мы справимся. Или ты меня разлюбил? Поэтому говоришь такие вещи? Ремусу становилось стыдно, когда он видел, как глаза Доркас окутывал страх. Всегда, когда между ними возникали разногласия из-за его волчьего недуга, Медоуз больше всего беспокоило то, что они могли отдалиться друг от друга из-за охлаждения чувств, а не из-за того, что, оставаясь с ним, она ставила под угрозу свое будущее. Оборотни, не важно поддерживали они взгляды Сивого или нет, в глазах всего магического сообщества были изгоями. И Ремус не хотел, чтобы Доркас отказывалась от всего ради него. Но в то же время никак не мог уяснить, что нельзя делать выбор за нее. — Прости, я просто не хочу, чтобы ты страдала, — говорил ей Ремус, — потому что люблю тебя. Доркас умела смотреть на мир по-особенному и раскрашивать все в яркие цвета, как на полотнах своих картин. У Ремуса до сих пор хранился ее последний альбом, другие работы забрал отец Доркас спустя три месяца после похорон. Они с мистером Медоузом не могли похвастаться крепкими взаимоотношениями, но выбор дочери он уважал. Потому что любил Доркас больше всего на свете. Ремус по-прежнему не представлял, что он испытывал, потеряв единственный смысл своей жизни. Ведь потерять ребенка в разы страшнее, чем любимого человека. Хотя, ему ли рассуждать на эту тему? Ремус помнил, как Доркас задумчиво прикусывала губу, делая набросок карандашом. Она всегда находила время для рисования, не могла без этого жить. Кисти, бумага необходимы были ей, как воздух. Он заметил это ещё в тот день, когда впервые увидел ее, навсегда запечатлев образ маленькой двенадцатилетней девочки с иссиня-черными волосами и выразительными карими глазами. Она перевелась в Хогвартс, когда они перешли на второй курс. До этого Доркас проучилась год в Дурмстранге, потом мистер Медоуз принял решение вернуться на Родину, которую оставил вместе с дочерью после смерти жены. Доркас не нравилось всеобщее внимание во время церемонии распределения, но она смело прошла к табурету, рядом с которым стояла профессор МакГонагалл, опустившая ей на макушку старую шляпу, которая, едва коснувшись кончиков волос, недолго думала и отправила Доркас за стол Гриффиндора, где ее встретили будущие друзья. У нее необычное имя — такой была первая мысль, возникшая у Ремуса, когда они познакомились. И он обратил внимание на то, как она вытащила маленький блокнот с карандашом. Но порисовать ей помешали вопросы однокурсников. Доркас быстро сдружилась с ровесницами, создавала впечатление веселой и общительной девочки. Но порою глаза выдавали тоску. Особенно, когда приходили письма из дома. Конечно, тогда Ремус не задумывался над тем, что Медоуз скучала по матери, которую потеряла. Он попросту не знал таких сокровенных подробностей ее жизни, да и общались они в те дни не часто. Доркас больше времени проводила в компании Лили и других своих подруг, а он — вместе с Мародёрами. Они могли поддержать разговор, обсудив школьные дела, когда их компании встречались в Хогсмиде или на переменах, но не больше. Хоть Ремус и запомнил, что Доркас часто рисовала. Впрочем, этот факт был доступен для всех. Доркас не скрывала своего хобби. Они были, скорее, приятелями нежели друзьями. Да и девчонки не особо жаловали мальчиков. Ремус чаще общался с Лили, с которой они с сдружились ещё в купе поезда, да с Марлин. С этой веселой светловолосой девчонкой хорошо ладили Джеймс и Сириус. А Ремус, ко всему прочему, не мог похвастаться той лёгкостью, с которой многие его ровесники вливались в большие компании. Он был счастлив, что в его жизни появились Мародёры, разделившие его тайну. Но к третьему курсу все постепенно изменилось, а началось все с простой встречи в библиотеке. Доркас тоже заинтересовало изучение древних рун. Эта дисциплина не входила в список обязательных, и студенты оставляли за собой полное право посещения уроков. Ремуса нравилось разгадывать разные ребусы, к тому же руны были одним из древнейших носителей тайн магии. Особенное хранилище знаний представляли древние записи. Остальные Мародёры его рвения не разделили. От их курса в принципе набралось не так много желающих изучать руны. Количеством преобладали рэйвенкловцы. Преподаватель в качестве разминки задал прочесть и понять смысл записей со старого свитка. Ремус не хотел откладывать задание на выходные и вечером отправился в библиотеку, где и застал Доркас. Девочка, соорудив на голове пучок, расположилась за одним из столов. У нее было очень сосредоточенное и даже в какой-то степени напряженное выражение лица. Совсем не такое как, когда она рисовала или отвечала на других занятиях, точно зная ответы. Никого из их потока больше в зале не оказалось, и Ремус внезапно для себя подошёл к соседнему столу, вытащив из сумки необходимые принадлежности. — Привет, — заметив его, Доркас махнула рукой, — Тоже решил заняться рунами? — Да, по крайней мере, попытаться, — Ремус улыбнулся, почувствовав себя неловко. — «Попытаться» — очень точно подмечено! — Доркас улыбнулась в ответ, — Но у тебя, наверное, получится все-таки быстрее, чем у меня. Доркас вернулась к своим записям. Ремус промедлил с ответом, но всё-таки сказал: — Не стоит сомневаться в себе. — Ты просто сообразительный и много знаешь, — спокойно рассудила Медоуз, но в ее карих глазах блеснуло что-то теплое. Как маленький огонек, готовый к действиям. — Но ничего, я тоже справлюсь. — Можем попробовать вместе? — предложил Ремус. Обычно, когда они с Мародёрами сталкивались с затруднениями, то всегда помогали друг другу, и в сложившейся ситуации он не видел ничего особенного. Доркас быстро подвинула свои вещи, освобождая Ремусу место. Так начался совместный мозговой штурм. Они потеряли счёт времени, желая разгадать запись, попутно делая небольшие перерывы и общаясь на отвлеченные темы. И Ремус поймал себя на мысли, что с Доркас было легко. Она была веселой, быстро усваивала материал и с ней обстановка становилась непринуждённой. — Ничего себе! Неужели, это правда часть артуровских хроник! — Доркас от удивления подняла бровь вверх и забавно всплеснула руками, чуть не опрокинув чернильницу. — Ой, извини. Как говорит Мэри, у меня вечная привычка внести везде творческого беспорядка. Она, наверное, смутилась. Особенно, когда заметила на своих пальцах следы от чернил и красок. Но Ремус не придал этому особого знания. Наоборот, это показалось милым. — Ничего, — сказал Ремус, — Да, похоже, это фрагмент старого друидского обряда. С этим народом, согласно легендам, была крепко связана сама Моргана. — Да, я слышала, что она считалась прародительницей темной магии, — согласилась Доркас и хотела сказать что-то ещё, но ее прервала мадам Бинс. Она сказала, что библиотека закрывается и, несмотря на просьбу гриффиндорцев дать им ещё несколько минут, не пошла на уступки. Ремусу и Доркас пришлось вернуться в башню Гриффиндора. В гостиную они, разумеется, пришли вместе, и Ремус не подумал, что из-за простого совпадения Сириус пристанет к нему с излюбленными шутками. — Да, отстань ты от него уже, — немного раздражённо сказал Джеймс, — Серьезно, Бродяга, сколько можно? — Что я не могу порадоваться за Лунатика? — спросил Сириус, — Учебный год только начался, а он уже нашел себе подружку! Ремус усмехнулся, качнув головой. Бродяга лето провел вместе со своим дядей Альфардом и рассказывал, что познакомился с хорошенькой девочкой. Ее звали Эстель, и она была их ровесницей, только училась в Шармбатоне. Эстель с родителями приехала в гости к Альфарду Блэку, с которым дружили. Сириус говорил, что они с Эстель поцеловались, когда шла настоящая гроза, кругом сверкали молнии, и в особняке даже распахнулась окно. Эстель так испугалась, что прижалась к нему, а дальше все произошло в одно мгновение. Джеймс, когда слушал эту историю, смеялся. Ему казалось странным целовать девочку, с которой только что познакомился, в тринадцать лет, хотя сам он не переставал бегать за Лили Эванс. А Ремус о таком даже не думал. В его жизни и так все нелегко. Девочки, конечно, красивые и милые. С ними интересно общаться. Но есть ли смысл сближаться с кем-то, у кого столько секретов? И каково это, дружить с оборотнем? Ремус не мог избавиться от этих навязчивых мыслей. Ведь, чтобы он не делал, одна его часть всегда будет связана с монстром, что просыпался каждый раз, когда полная луна озаряла округу. — Мы делали задание по рунам вместе, — просто пояснил Ремус, — Ничего такого романтичного, Сириус. — Какие вы все скучные! — с досадой заявил Сириус, явно подумав, что они гуляли в «Сладком Королевстве», — Что с вами дальше-то будет? После проведенного времени в библиотеке Ремус и Доркас стали больше похожи на приятелей. Даже иногда вместе сидели на уроках по рунам или на истории магии, когда кто-то из их соседей по парте болел. Иногда Ремусу казалось, что с ними играла сама судьба. Очередным совпадением стало то, что они в одно время попали в Больничное крыло под конец третьего курса. Ремус тяжело справлялся с последствиями очередного обращения в оборотня. Он сломал руку, которая, благодаря хлопотам Мадам Помфри, быстро зажила. Но его самочувствие оставляло желать лучшего. А Доркас заболела после того, как попала под дождь, возвращаясь из Хогсмида на выходных. Кроме них, в крыле находились ещё один старшекурсник и несколько первокурсников. Ночью не спалось. Ремус встал, чтобы попить воды и, не удержавшись, выскользнул в коридор. Сейчас бы не помешала мантия-невидимка Джеймса, но Ремус понадеялся на собственную удачу. Он чувствовал себя получше, и ему хотелось немного пройтись. Так он наткнулся на Доркас, которая сидела на подоконнике и разглядывала звёзды на небе, делая зарисовки в маленьком блокноте. — Тоже не хочешь спать? — спросил Ремус, разглядывая ее рисунок, — Красиво. — Моя мама любила рисовать небо, — сказала Доркас, — не важно, дневное или ночное. У нее получалось намного лучше, чем у меня. — А я думаю, ей очень нравятся твои рисунки, — ответил Ремус, тоже взглянув на небо за окном. Как же хорошо, что были видны одни звёзды. И никакой луны... — Не знаю, но, наверное, ты прав, — шепот Доркас был едва различим, — и, если бы она увидела, ей правда понравилось бы. Доркас выглядела задумчиво, но выдавила из себя слабую улыбку. Спустя несколько лет они вернуться к этой теме, но в тот вечер Ремус чувствовал себя неловко, догадываясь, что ее мама умерла. Он собирался извиниться, но Медоуз лишь взяла его за руку. — Давай возвращаться, — Доркас пошла вперёд, — Скоро мадам Помфри придет с проверкой, и, кажется, я слышала Филча. — Мне жаль, — только и успел сказать Ремус, а Доркас лишь улыбнулась. Думая о случившемся на следующий день, Ремус сошёлся на мысли, что у них с Доркас есть кое-что общее: она тоже начала рано взрослеть из-за пережитого. Кофе оказался слишком крепким, но пить его было приятно. Следующее воспоминание, которое Ремус хорошо помнил, было связано с рождественской вечеринкой, которая проходила на четвертом курсе в их гостиной. Череда магловской музыки смешивалась с привычными легендами магического мира. На столике стояло сливочное пиво и кексы, а кругом взрывались хлопушки. Скоро все должны были разъехаться на каникулы к семьям, поэтому Джеймсу пришла в голову идея отпраздновать вместе. Никто не был против, все хотели отдохнуть от учебы и насладиться атмосферой праздника. Ремус разговаривал с Фрэнком Лонгботтомом. Тот все время смотрел на Алису, которая что-то оживлённо обсуждала с подружками, но, видимо, не решался пригласить ее. Они играли в плюй-камни. Скоро к ним присоединился Питер. Сириус и Марлин ускользнули на кухню, а Джеймс и Лили успели поругаться из-за глупой выходки Поттера. Джеймс всячески пытался помириться с Лили, а та не обращала на него внимания. Ремус налил себе в стакан еще сливочного пива, когда послышался грохот. Оказалось, что неподалеку от ёлки переполох устроили первокурсники. У них оказались клыкастые фрисби, которые у них, разумеется, изъяли старосты. Вскоре об этом забыли. Заиграла музыка, подходящая для медленного танца. Ремус случайно задел кого-то плечом, и обернувшись, увидел Доркас. Она, наверное, тоже наблюдала за выходкой малышей. Девушка поправила красный колпак Санты, съехавший с головы. Повезло, что ее стакан оказался пуст, иначе она заляпала бы платье сливочным пивом. — Прости, Доркас, я не тебя не заметил, — извинился Ремус, остановившись. — Брось, все же в порядке, — Доркас рассмеялась. Она хотела сказать что-то ещё, но смутилась, так и не решившись. Они молча стояли и смотрели друг на друга, пока другие танцевали. Прядь волос из прически Доркас выбилась, и она заправила ее за ухо. В этом жесте скрывалось что-то удивительное, и Ремус предложил: — Не хочешь потанцевать, Доркас? — Только, если ты этого хочешь... — Доркас замешкалась. Но явно была рада. Ремус вместо ответа протянул свою ладонь. Когда они танцевали что-то вдруг произошло. Что-то волшебное и непостижимое. Ремус не знал, что именно. Но все окончательно и бесповоротно изменилось. Куда-то исчезли все плохие мысли. Появилась лёгкость. Доркас была красивая, у нее были нежные руки, а аромат духов сладким. Они весело проводили время. Ремус чувствовал волнение и ему нравилось осторожно обнимать ее за талию. Он влюблялся в нее. Так во время каникул они стали вести переписку друг с другом. Сначала зимой, потом летом. Доркас даже присылала ему забавные, нарисованные ею открытки. А осенью они вместе покупали учебные принадлежности, встретившись в Косом Переулке. Пятый курс, наполненный случайными взглядами, немногочисленными встречами наедине и все чаще в общих компаниях, пролетел незаметно. Закончился долгожданным поцелуем в щеку на первом свидании. Ремус дал шанс себе полюбить кого-то, хоть это чувство принесло в дальнейшем много боли. Но думая об этом сейчас, собираясь на вокзал, Ремус понимал, что вряд ли бы хотел, что-то изменить. Без Доркас все в его жизни было бы по-другому. Ведь они были так счастливы, несмотря ни на что. И это было самым ценным. Память о ней дарила светлую грусть и надежду.