butterfly and wolf

— Тебе уже лучше? — заботливо спрашивала Доркас, наклоняясь к нему, чтобы на прощание поцеловать в щеку. — Намного, — честно отвечал Ремус и с улыбкой наблюдал за тем, как Доркас небрежно собирала свои черные волосы в пышный пучок так, чтобы две пряди обязательно оставались свободными. Она заправляла их за уши. Серьги-ромбики сверкали. Доркас заглянула к нему сразу же после окончания уроков и просидела около двух часов, рассказывая про дополнительные занятия у профессора Дирборна и факультетские новости. Так продолжалось на протяжении двух недель. Доркас всегда находила время, чтобы проведать его и искренне беспокоилась. Оттого Ремуса одолевали всякий раз два противоречивых чувства, которые прочно переплетались между собой. Первым была нежность, которая возникла всякий раз, когда Ремус видел девушку. Ему хотелось обнять ее, привычным жестом заправить прядь непослушных локонов за ухо, слушать ее смех, смотреть новые зарисовки в блокноте и читать вместе книгу у камина. Но все это портило возникавшее отвращение. Оно, как опасная и ядовитая змея, скользило и намеревалось ужалить всякий раз. А все из-за того, что Ремус устал врать ей. Ремусу никогда не нравилось лгать о причинах своих исчезновений из замка и о последующих болезнях. Хотя, конечно, отчасти доля правды скрывалась в его вынужденном обмане. Ремус заболевал всякий раз, когда полная луна поднималась на ночном небосклоне и первые слабые лучи освещали округу. Луна звала к себе монстра, что дремал в нем все это время, набираясь сил, и Ремус, несмотря на попытки контроля, не всегда преуспевал в этом. Иногда Люпин и вовсе забывал о бессонных ночах, которые он проводил, бегая по лесу. Лес преображался. Становился шире. Наполненный разными запахами и голосами. Ремус мог быть опасным во время полнолуний. Но не для животных, в которых умели превращаться его лучшие друзья-анимаги. Вместе с Мародерами процесс перевоплощения в волка пусть и был болезненным, но их поддержка помогала справляться. Джеймс, Сириус и Питер, не считая, конечно родителей и преподавателей, были единственными, кому Ремус доверил свою тайну. Но Люпин не исключал вероятности того, что некоторые студенты стали догадываться о причине его отсутствия на уроках. Например, Снейп недвусмысленно намекнул на даты в лунном календаре, когда они учились на пятом курсе. Даже последил за Сириусом и пришел в Визжащую хижину, подтвердив свою догадку. Ему повезло, что вовремя вмешался Джеймс. После этого случая Снейп оставил свои попытки. Наверное, обо всем ещё знала Лили. Но она была невероятно добрым и чутким человеком, и никогда ничего не говорила Ремусу. Но порою ее выдавал взгляд зелёных глаз. Ликантропию невозможно было излечить. Оборотни становились изгоями для всего магического сообщества и жили по своим законам, объединяясь в стаи, среди которых выделялась возглавляемая Сивым. Ремус не хотел думать о такой жизни и не терял надежды. Несколько месяцев назад он прочитал, что исследовательский центр стал разрабатывать снадобье, способное сохранять трезвый рассудок, во время перевоплощений. Но проект всё ещё находился на стадии разработки. Ремус не должен был распространяться о своей пушистой проблеме. Ни к чему были лишние пересуды среди студентов, особенно слизеринцев, большинство из которых гордились чистокровной родословной и уж тем более последующие за ними письма от разгневанных родителей, которым явно не понравилось бы, что вместе с их детьми учился оборотень. Учеба в Хогвартсе занимала важное место в жизни Ремуса, как и общение с друзьями, с которыми они были связаны именно благодаря этому месту. Но время шло, незаметно подкрался седьмой курс. С Хогвартсом придется попрощаться и начать взрослую жизнь. Ремус с детства отличался особой рассудительностью, но порою принятие решений давалось ему тяжело. Особенно, если они были связаны с дорогими людьми, которых ему не хотелось потерять. Всякий раз в голову лезли глупые мысли, что он не достоин ни друзей, ни любви девушки, которая ему нравилась. Оттого Ремус чувствовал себя скверно, когда Доркас приходила навещать его в Больничное крыло, принося шоколад из «Сладкого королевства» и прочие милые вещи. Доркас верила, когда он говорил про болезнь кого-то из родителей и уж тем более, видя его бледное лицо, покрытое ссадинами, не сомневалась в том, что он чувствовал себя плохо. И всегда окружала его заботой. А что делал он в ответ? Скрывал истинную причину. Потому что, как последний трус, боялся, что, узнав его тайну, Доркас разочаруется в нем и бросит его. Или ещё хуже — испугается. — Я так рада, что мы наконец-то увиделись не в Крыле, — обняв его, говорила Доркас. — Я тоже скучал, Дори, — Ремус пытался улыбнуться, но не смог. Не потому что он не разделял чувств Медоуз. Вовсе нет. Просто он смотрел на нее и понимал, что нужно наконец-то поговорить обо всем, что его тревожило. Когда они с Доркас только начали встречаться, Ремус не спешил с откровениями по понятным причинам. Но с тех пор прошло достаточно времени. Доркас заслуживала знать правду. И если он не признается во всем, то их отношения точно разрушатся. Это будет неизбежно. Приближалось экзамены и выпускной, а вместе с ним лето. Доркас предлагала поехать в Шотландию, а ещё уже начала присматривать себе вечернее платье. Выпускной вечер мог многое решить для них. Только если Ремус наконец-то приоткроет завесу правды и прольет свет на все. Ему не нравилось думать о том, что их чувства останутся приятным воспоминанием о старших курсах в Хогвартсе, ему хотелось сохранить их. Конечно, если и Доркас испытывала то же самое. — Давай погуляем в лесу, — предложил Ремус. Он долго думал, куда можно позвать девушку, чтобы все обсудить без лишних ушей и лучшего варианта у него не возникло. Ремус хорошо ориентировался в лесу, и они с Доркас любили прогуливаться по тропам. Правда, больше осенью и поздней весной. Сейчас стояла середина марта, снег в некоторых местах ещё не растаял и было довольно-таки прохладно. — Тогда тебе нужно одеться потеплее, — заявила Доркас, — Всё-таки ты только выздоровел. — И тебе тоже, — кивнул Ремус. Они ненадолго заглянули в башню Гриффиндора. По иронии судьбы Доркас надела бордовый плащ, и у Ремуса невольно возникла ассоциация с «Красной шапочкой». Действительно, их прогулка идеально отображала сюжет известной магловской сказки. Красная шапочка собралась идти через лес в компании волка и совсем не подозревала об этом. Ремус повязал шарф, который Доркас подарила ему на Рождество. — Шапка испортит прическу, — хмыкнула Доркас. — Не нравится она мне. Она поморщилась, разглядывая теплую шерстяную шапку, и Ремус умильнулся. — Зато в ней ты не замерзнешь, — подбодрил он девушку, а та лишь лукаво посмотрела на него. — Я не замерзну, если ты меня поцелуешь, — Доркас и потянулась к нему, но Ремус бережно поцеловал ее в лоб. Они заговорили про учебу, Доркас весело рассказывала о прошедшем матче по квиддичу, о котором Ремус уже слышал от Джеймса, и говорила, что близнецы Пруэтты умудрились закрыть Филча в одной аудитории с Пивзом. Тот облил завхоза водой и скрылся. Рассказ немного развесил Ремуса. Но он все не решался сменить тему. Доркас выглядела счастливой. Неужели обязательно портить ей настроение? Девушка говорила о чем-то ещё, но Ремус потерял нить повествования. И, видимо, полностью погрузился в свои размышления, раз не заметил, как Доркас замолчала и остановилось. Их окружали голые и тонкие ветви деревьев и кустарников. Зелени было совсем мало. — Ремус, тебя что-то беспокоит? — спросила Доркас, замедляя шаг. В последнее время Ремус часто становился задумчивым и в какой-то степени напряжённым. Особенно в те моменты, когда они оставались наедине. Доркас не понимала причины столь странного изменения настроения Люпина и переживала за него. Сначала в голову лезли нелепые мысли. Может, Ремус ее разлюбил? И не решался рассказать ей, потому что не хотел обижать? Но, если это так, то почему Ремус продолжал проводить с ней свободное время? Доркас не умела читать мысли, но когда их взгляды пересекались или она смотрела на его выражение лица, то сразу понимала, что у них все по-настоящему. Но осознание этого проблему не решало. Доркас размышляла дальше. Возможно, у него были какие-то более серьезные проблемы? Но почему тогда Ремус не делился с ней? Она же могла, если не помочь ему, то хотя бы поддержать? Доркас терялась в догадках, не зная, что ей предпринять. Лили посоветовала подруге спросить обо всем, что ее волновало, у Ремуса. Зачем что-то выдумывать, когда можно поговорить по душам? Но Медоуз долго не могла выбрать подходящий момент и не хотела наседать на Ремуса. Он ведь только что пошел на поправку. Доркас была рада, что они отправились гулять вместе, и все было, как раньше. Но вскоре Ремус опять выглядел отстранённым и немного поникшим. Доркас было неспокойно. Дыхание от волнения участилось, и она потянулась за его ладонью. Пальцы у Ремуса были холодные, но такие родные. Когда она прикоснулась к нему, он, словно, опомнился. — Ремус, скажи, что происходит? — снова спросила Доркас. — Может, ты устал? — Ты должна знать правду, Доркас, — вдруг серьезно сказал Ремус, и Доркас вздрогнула, будто ее пронзило холодным дыханием ветра насквозь. Ремус смотрел на Доркас так пристально, словно пытался запомнить ее образ в голове. Ведь возможно, что все закончится после того, как девушка узнает, что он — оборотень. Нужно решиться. Сейчас или никогда! В конце концов, это попросту возмутительно! Доркас и без того нервничала, впрочем, как и сам Ремус. — Какую правду? — непонятно переспросила Доркас. — Ремус, я ничего не понимаю... Его ладонь бережно скользнула по ее скуле, едва касаясь губ. Таким осторожным жестом Ремус, словно просил ее молча выслушать то, что он собирался сказать. — Доркас, ты должна знать правду обо мне, — решился Ремус, не отводя взгляд в сторону. — Я — оборотень. Возможно, ты уже стала обращать внимание на то, что каждое полнолуние я отсутствую, а потом оказываюсь в Больничном крыле... Доркас смотрела на него так, словно он стал невидимкой. Он не мог понять, что скрывалось за озадаченным выражением лица, которое в одно мгновение стало таким незнакомым. Лучше бы Доркас начала кричать на него, обвинять в том, что столько времени скрывал все от нее, но она просто стояла и учащенно дышала. — Я пойму, если ты захочешь со мной расстаться... — произнес Ремус, пытаясь выдавить из себя улыбку, но не получалось. Ему хотелось провалиться сквозь землю и никого не видеть. Он вдруг вспомнил, как они с Доркас летом гуляли в Лондоне и ели мороженое у Флориана Фортескью. Доркас тогда испачкала нос, и он пришел к ней на помощь, после этого они ели один фисташковый рожок на двоих и были счастливы. А сейчас все разрушилось. — Так вот, откуда у тебя шрамы... — наконец-то нарушила молчание Доркас, — а я все гадала, как они у тебя появляются... Оборотень... Сначала Доркас подумала, что это розыгрыш. Но она слишком хорошо знала Ремуса. Он не стал бы о таком шутить. Он всегда был искренним и честным с ней. Потом она стала прикидывать, какие даты приходились на время его «болезни», и пазл сложился. А ведь раньше она об этом даже не думала... Доркас не могла произнести ни слова не из-за того, что была обижена или разочарована. Ей совершенно ничего не лезло в голову, когда Ремус смотрел на нее потерянным взглядом. Он, будто стыдился самого себя, и ей становилось больно. Доркас не хотела видеть Ремуса таким. Ее рука скользнула по его подбородку. Пальцы аккуратно прошлись по тоненькой полосе, видимо, этот шрам был новым, служил последствий полнолуния. Ремус опешил, ожидая услышать от Доркас нечто иное. Девушка выглядела грустной, но что-то нежное проскальзывало в ее взгляде и касаниях теплых рук. — Доркас, ты же понимаешь, что я — монстр... — начал говорить Ремус, — Ты... — Монстры не умеют заботиться, — рассудила Доркас, — Ремус, не надо так говорить о себе. Я знаю, что ты не такой. На мгновение ему показалось, что Доркас говорила так, потому что ей стало жалко его. Но своим признанием он не этого добивался... Ремус всего лишь хотел предоставить ей возможность выбрать лучшее будущее. Но больно было думать, что будущее разведет их разными дорогами. — Ты ещё не видела, на что я способен, — тихо сказал Ремус, — Доркас, это не шутки... Я могу быть опасным для тебя. — Я не шучу. Но я не хочу отказываться от тебя, слышишь? — решительно произнесла Доркас, — Разве не важнее то, что мы вместе? Или... — она вдруг замешкалась, — Ты всё-таки этого не хочешь, Рем? Доркас стало больно. Ремус остро прочувствовал все то, что девушка испытывала, когда на глазах навернулись слезы, и она отвернулась от него. — Прости меня, — Ремус подошёл к ней, положив ладони на плечи, — Я не хотел тебя обидеть, и мне хочется, чтобы мы были вместе. Но... Доркас развернулась к нему, прикоснувшись к его губам своими. — Тогда мы справимся, — прошептала она, — Но только, если не будем отталкивать друг друга и верить, что есть шанс. — Хорошо, — Ремус обнял ее, а Доркас положила голову к нему на плечо. — Прости. Я такой идиот. — Ты не идиот, Рем, — возразила Доркас, — Спасибо, что рассказал. — Спасибо, что выслушала, — Доркас улыбнулась, и Ремусу стало легко. Наконец-то груз тайн спал с плеч.