sleepless night

Ник не спит. Потому что это получается у него отвратительно. Пока он в сознании — его преследуют мысли, а когда засыпает — кошмары.  Он убил Отто. Застрелил, чтобы не пришлось матери. Нажал на курок, застыл в ужасе, но никакого адреналина, о котором часто упоминается при ситуациях повышенного стресса, подобных этой — он не ощутил. Только страх и злость. На обстоятельства, из-за которых находился там и убил человека. Старик был ублюдком, его не было жалко, на самом деле, по настоящему Нику было жаль только себя. Убийство меняет человека, так ведь? В тот момент он ощутил, как меняется. Словно под кожу забрался совсем другой человек и заставил его чувствовать то, чего он ещё никогда не испытывал. Глубинное, необъяснимое чувство, поглотившее его целиком и остающееся с ним по сей день. Оно стоит за спиной и нашёптывает, что скоро это повториться и Ник может прервать этот бесконечный, начавшийся зарождаться круг убийств, только собственной смертью.  Да, он точно жалел себя. С самого детства ему твердили, что это не кончится ничем хорошим, но не учили, как не падать в пропасть этого состояния. Ему оставалось только пытаться не поддаваться, хватаясь за края бездны и не давать себе испытывать те эмоции, которые так отчаянно рвутся наружу.  Не лучшая стратегия.  Иногда Ник думает, что возможно, он убил Отто, потому что видел и знал, что из-за него стало с Троем. Он был плохим отцом. Наверняка не заслуживал умереть из-за этого, но дело сделано. К тому же, благодаря этому, они смогли установить мир. Последствия не велики: Троя больше нет в его жизни. И они больше никогда не встретятся снова. Это к лучшему. Конечно, к лучшему. Он правда, изо всех сил старается убедить себя в этом. Вновь открывая глаза, он недолго смотрит в потолок, освещённый приглушённым уличным светом, но потом включает светильник стоящий на тумбе рядом с кроватью. Бросает взгляд на нож лежащий там и снова откидывается на подушку.  Он думает о важности ношения с собой оружия и возможности убить себя, когда хватает его, пачку сигарет, зажигалку и идёт на балкон.  Делая первую затяжку и выдыхая дым, он смотрит перед собой, задумываясь о  звёздах, поблёскивающих вдалеке.  Скрипят половицы и это заставляет Ника обернуться в сторону звука, а увидя на пороге фигуру в грязной рубашке поверх футболки, закатанной до локтей грязных рук и с сальными, вьющимися волосами, аккуратно лежащими на голове (слово он заботился об этом больше всего), он то ли вскрикивает, то ли шипит, в испуге дёргаясь всем телом: — Боже! — Его органы скручиваются в тугой ком, а к горлу подступают отчаяние и восторг. Может, это ещё одна галлюцинация? Такое бывало, и возможно, сейчас повторяется снова. Но сейчас его организм не обезвожен и Ник может рассуждать здраво. Так что он уверен: это Трой. Измученный и уставший, с силами почти на нуле, но живой и стоящий напротив, облокотившись на деревянную раму.  — Эта хрень убьёт тебя, Ники, — Трой говорит обыденно, но без привычной нежной полуулыбки, которая всегда сопровождает его слова, обращённые к Нику, только обессилено, словно это даётся ему слишком тяжело, поднимает ладонь и выставляет указательный палец, указывая им на сигарету. Ник, почему-то, слышит только сладко сказанное «Ники». Это обращение падает в грудь мягким, пушистым комочком. Хотя сейчас ему следовало бы думать о другом. Этого кретина изгнали из-за того, что он начал размахивать автоматом. И он правда решил, что заявиться на ранчо, в дом своего отца Ника — хорошая идея?! Если его заметят — конец обоим! И в этот раз они не отделаются железной будкой и выживанием в пустыне.  — Тебе нельзя здесь быть, — Ник чувствует, что находится на грани паники, он неловко вертит телом и руками, бегло оглядываясь и стараясь придумать, что ему стоит делать с Троем.  — И всё же я здесь, — Трой делает несколько шагов вперёд, которые Ник мог бы расценить как угрозу: отступить назад и схватив нож, выставить его перед собой. Но он только топчется на месте, переступая с одной ноги на другую, сжимает между пальцами сигарету и беспокойно бегает глазами по фигуре и лицу Троя, способный думать только о том, что тот выглядит действительно плохо. Так, словно едва держится на ногах, а его взгляд выражает потерянность и что-то, граничащее с безумием.  — Ты хочешь сесть?  — Нет. Если сяду — усну. А мне нельзя, — Трой смотрит перед собой пустым взглядом, — У меня миссия.  — Я рад, что ты жив, — Ник хмурит брови из-за сказанного Троем, но позволяет себе совсем немного расслабиться и сказать то, что начало крутится у него в голове с того момента, как он увидел его, смотрящего из темноты. Кажется, теперь он жалеет не только себя.