Обычный сентябрьский понедельник и уже родная для Женьки и Глеба раздевалка. Женька уже переодет, он готов идти на разминку, но он ждёт Глеба, который спросонья пытается сообразить, как завязать шнурки на кроссовках. Он возится и возится, шнурки выскальзывают из его пальцев, и ничего не выходит. Женьке на это смотреть надоело.
— Эх, Глебка-Глебка. — вздохнул он. — Дай я сделаю! — Женька сел перед Глебом на колено и занялся его шнурками.
— Эй, мне не пять лет! — возмутился Глеб, но Женя уже зашнуровал один кроссовок и приступил ко второму, игнорируя возмущения.
— Да помню я, что уже пять с половиной. — отозвался Женя. — Не переживай.
— Ну Же-е-ень! — обиженно протянул Глеб, дергая коленом.
— Не дергайся! — приказал Женя, затягивая шнурки потуже. — Готово. — заключил он и встал на ноги. Глеб явно надулся, и Женька, еле сдерживая улыбку, наигранно завздыхал: — Ох уж этот Женька. Взял и шнурки ребенку завязал. Как он мог? Какой ужас!
— Ой, всё, умолкни! — буркнул Глеб и встал. — Пошли разминаться. Времени в обрез.
— То-то же. — Женька все-таки позволил себе улыбнуться.
Женя и сам не заметил, как с исчезновением Миши стал относится к Глебу немного по-другому, стал приглядывать за ним чуть больше. Глеб и не возражал, а, возможно, и не замечал. Кто знает?
Возле бортов катка Матвей уже играет с малышами в футбол, очевидно, пользуясь тем, что тренеров ещё нет, а Лиза уехала на шоу.
— Чего встали? Помогайте, блин, а то меня молодежь обыгрывает! — говорит Матвей, окруженный детьми, стараясь не упустить мяч.
Глеб мгновенно проснулся и полетел на помощь Матвею, проталкиваясь через ребят. Женька же в такой толпе играть боялся, а если быть точнее, боялся ненароком задеть кого-нибудь из малых и получить люлей от Сони или Софьи Вячеславовны, если говорить официально, потому что Женька очень хорошо помнил, какой разнос она устроила Глебу, когда тот случайно задел маленького Семёна локтем, и у того остался синяк на скуле. Соня тогда очень громко и не без мата вещала на весь каток, что Глеб, тварь такая, искалечил ей восьмилетнего ребенка, а Мишины на это кивали головами в поддержку Сони и смотрели на Глеба с осуждением. Соня вообще своих детей очень любит и, несмотря на то, что иногда бывает с ними строгой, готова рвать и метать за них. Именно поэтому Женька следил за игрой, разогреваясь на скакалке, и молился, чтобы Глеб и Матвей не затоптали кого-нибудь из мальчишек. Андрею Коцину, кажется, все-таки прилетело не то от Глеба, не то от Матвея, и игра приостановилась, потому что в разминочной зоне появились Соня Самодурова и Егор Челошкин. Парни первым делом пожимают руку Челошкину, а дети летят обнимать Соню, конечно же. Кое-что Женю напрягает. Челошкин выглядит каким-то мрачным, он даже не улыбается Матвею в ответ, хотя обычно так и делал. Да и Соня, облепленная детьми, не светится от счастья, что странно, ведь своих детей она любит, как уже было сказано. Челошкин приоткрывает рот, намереваясь начать говорить, а Глеб, Женька и Матвей уже знают, каким будет первое слово. Это будет уже приевшееся обращение «деточки», и ни что иное.
— Деточки, давайте отойдём. — говорит он. — Поговорить надо.
Парни переглядываются между собой и выходят в коридор вслед за тренером. Челошкин, оказавшись в коридоре, переходить к разговору не спешит, молча стоит с задумчивым видом.
— Слушаем. — изрекает Глеб.
— Пацаны, пойдёмте в вашу раздевалку? — предлагает парням тренер. — Сядем, как люди, спокойно поговорим. Ну или в тренерскую. Выбирайте.
— Раздевалка. — выдали парни хором и сдвинулись с места.
В раздевалке Челошкин усаживает парней на одну скамейку и сам садится напротив них.
— Значит так, деточки, хоть я и называю вас «деточки», вы уже парни взрослые, уже мужчины, поэтому я прошу вас с достоинством принять то, что я вам сейчас скажу. — начал Челошкин, и у Женьки в груди все зашевелилось, а по телу пошли мурашки. — Вчера вечером Алексей Николаевич и Татьяна Николаевна вызвали такси, чтобы вернуться с дачи… Мне сообщили… Я не знаю всех обстоятельств произошедшего, не знаю, кто прав, кто виноват, но знаю, что автомобиль попал в автокатастрофу и… Мне очень жаль, все погибли.
Внутри у Жени пусто. Нет ни слез, ни всхлипов — ничего не рвется наружу. Просто что-то в районе грудной клетки, что строилось много лет, сейчас обрушилось, как по щелчку пальцев, и провалилось вниз, вызывая странные ощущения в животе. Женьку собственная нулевая реакция не напугала, так как он уже по себе знал, что первые пару дней эмоций нет никаких. Глеб и Матвей тоже спокойны на вид, но в их глазах читается, что «не может быть такого…».
— Я полагаю, что вы сможете мужественно пережить эту утрату, справится с горем. — снова заговорил Челошкин, глядя в пустые глаза парней напротив. — А сейчас вы поедете отдыхать. Я сниму большой номер в гостинице, там вы полежите, отдохнете, спокойно все переварите. Потом, если будет настроение, закажем пиццу, посмотрим фильм какой-нибудь или в фифу зарубимся. Я могу привезти туда плейстейшн. Хороший план? — парни в ответ закивали головами. — Переодевайтесь.
Все встали со скамеек. Было понятно, что Челошкин не хочет оставлять кого-то в одиночестве, которое наступит, если развезти Матвея и Глеба по домам, ведь у них в Питере никого нет, они живут одни. У Женьки в городе есть родители, но он их уже вычеркнул из своей жизни, и есть у него младший брат, которому Женька должен уделять внимание, должен заботиться о нём, так как родители этого не делают уже больше года.
— Я не смогу. — вздыхает Женька, натягивая футболку. — У меня там Игорь, понимаете? Спасибо вам большое за проявленную инициативу, но я, с вашего позволения, пойду домой.
— Ты уверен? — спрашивает тренер, и Женька кивает в ответ. — Хорошо, Жень, пусть будет так, но давай договоримся о паре вещей: ты не потащишься домой один, я тебя отвезу, и ты будешь на связи. Идёт?
— Угу.
Глеб, который по утрам часто на долю секунды подвисал, сейчас, после не самых приятных новостей, застыл на месте на более продолжительное время, глядя в одну точку.
— Глеб. — позвал Челошкин, но Глеб не отреагировал. Тогда тренер подошел к нему, положил руку ему на плечо и протянул чуть громче: — Гле-еб!
Глеб вздрогнул всем телом и начал испуганно глазеть по сторонам.
— Тихо-тихо-тихо, дружок. — Челошкин начал легонько поглаживать Глеба, вид у которого все ещё потерянный, по плечу. — Ты просто задумался, ничего страшного. Тебе сейчас нужно переодеться, да?
Глеб закивал головой, хлопая безумными глазами, и начал пытаться снять с себя ледовую кофту, но на его попытки больно смотреть было. Он не мог нормально схватить край кофты и вылезти из неё. Руки его не слушались. Судя по всему, у него от шока начались проблемы с координацией.
— Давай я тебе помогу? — предлагает Челошкин, берет в руки подол кофты и поднимает голову на Глеба. — Можно? — осторожно, чтобы не напугать, спрашивает он, и Глеб слабо кивает. — Хорошо. Только я без тебя не справлюсь. Поможешь? — снова кивок. — Поднимай руки.
На такого Глеба Женьке смотреть страшно. Теперь он очень хорошо понимает желание Челошкина собрать всех в одном помещении и уложить в кровать, потому что Глеба в таком состоянии оставлять в безлюдной квартире точно нельзя.
— Кому-нибудь куда-нибудь надо сегодня или завтра? — интересуется Челошкин, помогая Глебу одеваться.
Глеб мотает головой, Матвей выдает короткое «нет», а Женька…
— Мне надо в институт.
— А нельзя отложить? — спрашивает тренер.
— Ну, в целом, можно, наверное. — почесал затылок Женька.
— Слушай, Жень, будь другом, отложи, пожалуйста. Посиди дома пару дней. Погулять сходить, конечно, можно, если хочется, но учится сейчас тяжело будет… Отложишь?
— Отложу.
На самом деле Женька согласился только для того, чтобы Челошкин не дергался лишний раз, так как не считал, что можно ни с того, ни с сего пропускать учебу, на которой он и так появляется крайне редко. Но способен ли Женька сейчас учится? Вряд ли. В его голове сейчас лишь одна мысль крутится, не пуская в мозг новую информацию.
Челошкин припарковал машину у Жениного подъезда и вместе с Женей вышел из машины, попросив Глеба с Матвеем спокойно посидеть. Женька был уверен, что нужды в этой просьбе нет, потому что парни всю дорогу молчали. Челошкин проводил Женю до самой двери в квартиру и, делая вид, что не слышит протестов, сунул Жени в руки коробку с пиццей, которую купил по дороге.
— Спасибо. — поблагодарил Женя.
— Да не за что, деточка. — отмахнулся Челошкин и притянул парня к себе. — Давай без глупостей, хорошо?
— Угу. — промычал Женя в чужое плечо, и его отпустили.
Рукопожатие, прощание, поворот ключа в скважине, скрип двери, и вот Женька уже в своей квартире. То, что Игорь в школе, Жене только на руку, потому что встретится с ним сейчас он не готов. В последнее время Игорь — Женина боль. Он очень сильно похудел за последний год, вследствие чего стал таким же угловатым, как Женька, у него появились такие же синяки под глазами, как у Женьки, он стал пропадать на улице целыми днями, поздно возвращаться домой и приносить двойки из школы. Женька винил в этом себя, ведь нет смысла приходить домой вовремя, если там тебя никто не ждёт, и нет смысла делать уроки, если проверить их некому. Женя же весь день где-то, но не дома. Он то на катке, то в институте, а Игорь один.
Вдруг он не чувствует себя нужным?
Женька о своих переживаниях по этому поводу рассказывал только Глебу, а тот всегда его поддерживал, говорил, что это возраст такой, и что Женя для брата все сделал, что мог: поселил его в своей квартире, купил ему кровать и поставил её в спальне, чтобы он не спал на диване в гостиной, устроил его в новую школу, потому что Женя живет далековато от родного Пушкина. Женька с Глебом был согласен, но чувство вины все равно его медленно пожирало.
Женя прошелся по скромной гостиной, объединенной с кухней, прошел в спальню, уселся на одну из кроватей и устремил взгляд в пол. Он прекрасно понимал, что хорошо бы переодеться, вымыть руки и лечь, как человек, но желание что либо делать отпало совсем. Женька просто замер и ушёл в себя, отключился от внешнего мира.
Что теперь будет? Я остался без тренеров. Куда податься? Кто меня возьмет? А может, стоит закончить? Тогда я наконец смогу уделять Игорю достаточное количество времени.
Мысли о том, что продолжать кататься не нужно, нужно заняться младшим братом, кажутся Женьке самыми правильными. С этими мыслями он и сидит на краю кровати, опустив глаза в пол.
Раздаётся звук проворачивающегося замка, оповещающий о том, что Игорь вернулся, и Женька вздрагивает всем телом и смотрит по сторонам. За окном уже темно. Он смотрит на часы и приходит в ужас, так как время полдвенадцатого.
Как так? Я что, все это время так и сидел, глядя в пол? Не может быть!
Женька встает с кровати и бежит встречать брата, мысленно призывая себя не подавать виду, что что-то случилось. Игорь, мелко дрожащий и мокрый насквозь, появляется на пороге, выдает «привет» и захлопывает за собой дверь.
Так, надо вести себя естественно! Что я обычно делаю, когда он возвращается домой в ночи? Слегка отчитываю. Да. Этим и займусь. Конечно, то, что я не позвонил ему раз десять, уже меня выдает, но тут уже ничего не поделаешь.
Но отчитать брата у Женьки не получилось. Он даже не смог спросить, почему Игорь вернулся так поздно. Слова встали в горле комом, не желая выходить наружу. И вот Женька, вместо того, чтобы отругать брата, прижимает его к себе крепко-крепко, запускает пальцы в мокрые волосы и чувствует, как хрупкое тело мелко трясется от холода.
— Замерз, да? — спрашивает Женя, отстраняясь и рассматривая брата, и Игорь кивает. — Беги переодеваться в сухое, а я пока тебе чай сделаю, хорошо?
Игорь снова кивает, шмыгнув носом, скидывает с себя ветровку, разувается и уходит в комнату, оставляя на полу мокрые следы. Женька же переходит на кухню, где заваривает брату чай, а себе варит кофе покрепче. Он ставит кружки и коробку с пиццей на стол, садится, и на кухне появляется уже переодетый Игорь. Он смотрит на Женю как-то настороженно.
Ждёт, что я его наругаю.
— Садись, кушай. — выдает Женя и открывает коробку с пиццей.
Игорь послушался: сел напротив Жени и взял в руки кусок пиццы. Сам Женька к пицце не притрагивался, только хлебал горький кофе из чашки, витая в своих мыслях.
— Жень? — вытягивает его из размышлений голос Игоря.
Женя вздрагивает и поворачивает голову в сторону брата.
— Да?
— У тебя что-то случилось?
Ну, вот, я сам себя выдал своим поведением! Пять баллов!
— Нет, все хорошо. — Женька выдавил что-то на подобии улыбки. — Ты чего это вдруг?
— Не знаю. — пожимает плечами Игорь. — Просто ты какой-то грустный. И не ешь ничего.
— Все в порядке, Игорь, правда. Не забивай себе голову всякой ерундой, пожалуйста. — проговаривает Женя и убирает брату чёлку со лба. — Давай допивай чай и в кровать, хорошо? Поздно уже.
Игорь кивает, вливает в себя последние глотки чая, встает, забирает посуду и тащит её к раковине.
— Оставь, я помою. — говорит Женя. — Иди ложись.
Игорь ставит посуду в раковину и уходит, а Женя с тяжелой головой остаётся сидеть за столом над чашкой до ужаса крепкого кофе.
Интересно, как там Глебушка? Ему совсем плохо стало, когда он узнал… А Матвей?
Женя, игнорируя позднее время, вытаскивает телефон из кармана и набирает номер Челошкина. Челошкин берет трубку почти сразу, и из динамиков доносится «Да, Жень?»
— Здравствуйте. Не отвлекаю?
— Нет, конечно, не отвлекаешь. Что-то случилось?
— Не-а. Просто хотел поинтересоваться, как там парни?
— Ну, слушай, хорошо. Вот сидим с Мотей в фифу играем. Два-ноль в его пользу.
— А Глеб?
— Деточка устал и лёг спать. Время-то не детское.
Женька выдохнул с облегчением.
— Хорошо, спасибо. Хорошего вечера.
— Угу. И тебе доброй ночи.
На этом разговор и прервался. У Жени голова кругом. Он не знает что делать, и речь не о планах на будущее, а о текущем моменте. Вот сейчас он допил кофе, а дальше что? Что делать? Женю сковало ощущения, что нет смысла жить дальше, что все его дальнейшие действия будут бессмысленными.
Хватит сопли на кулак мотать! Иди и удели время брату, голова твоя садовая!
Женька поднялся со стула и утопал в спальню, оставляя почти пустую кружку на столе. Игорь только забирался под одеяло, свет ещё горел. Женя выключил основной свет, оставив тусклый ночник, и уселся на край кровати брата. Заговорить с братом ему сил не хватило, поэтому он просто начал ласково гладить Игоря по головн, чтобы хоть как-то обозначить свое присутствие, выразить свое «люблю» и «мне на тебя не все равно». Начинать разговор Жене и не пришлось, спустя время Игорь заговорил сам. Точнее, не заговорил, а вытянул из транса вновь зависшего Женьку.
— Женя?
— Да?
— Всё точно нормально? — интересуется Игорь.
— Ну ты чего? Я ж сказал уже, что да, нормально. С чего ты взял, что что-то случилось?
— Да ты просто… — Игорь замялся. — Ну, не знаю… как будто пропадаешь постоянно. Вроде здесь, а вроде и нет.
— Устал просто. — Женя не врал, устал он. Казалось бы, отчего он устать мог? Тренировок не было, учиться — не учился, а все равно устал. — Засыпай, Игорек. Поздно уже. Я с тобой посижу чуть-чуть, и тоже спать лягу.
А вот тут Женя уже врал, не краснея. Сам понимал, что в ближайшие пору часов сна не выйдет, но Игорь, казалось, поверил. Он закрыл глаза и вскоре отрубился, а Женька утопал обратно на кухню, сварил себе ещё кофе, перелил напиток в кружку и уселся на стул. Он сидел, смотрел больными глазами на стену и изредка отхлебывал из кружки горький кофе. Женька думает, что если он сейчас порыдает хоть полчаса, то ему станет легче, но слёзы не текут из глаз.
А вот когда не надо, вода из меня льется ручьями…
Время тянется жутко медленно, но в тоже время пролетает незаметно, если Женька уходит в себя. Мысли в голову лезут какие-то нечеткие и абстрактные, но неприятные. От них по телу шли мурашки, голова кружилась, появлялась тошнота.
Ну ладно, хватит, прекрати!
Женя резко встает со стула, хватает кружку, делает пару шагов и… Боль, темнота, столкновение тела с твердой поверхностью, звук битой керамики. Головная боль такая сильная, что Женька в силах лишь тихо стонать. Вдруг Женя на своих плечах чувствует чужие руки и слышит обеспокоенный голос брата:
— Жень! Женечка, что с тобой?! Женя?! Скажи хоть что-нибудь?! Ты меня слышишь?!
По голосу брата Женя понимает, что тот плачет, почти рыдает.
— Таблетки, мгмх… — стонет Женя, извиваясь на полу. — На тумбочке… мгмх… у кровати…
Руки с плечь тут же исчезают, но вскоре на одном плече снова появляется теплая ладонь. Женька, поняв, что брат вернулся уже с таблетками, наощупь сел и почувствовал, как ему в ладонь вкладывают две капсулы. Он поднес ладонь ко рту и заглотил сразу две таблетки не запивая. Женька осторожно открывает глаза. Он уже все видит, но свет на кухне теперь кажется жутко ярким, от него боль становится сильнее, хотя казалось бы, куда уж больнее. Женя с трудом фокусирует взгляд на сидящем рядом, уже рыдающем, а не просто льющем слёзы, Игоре. На заплаканном лице младшего брата он, несмотря на головную боль и потерю концентрации, сразу читает ужас и панику и притягивает того к себе, обвивает руками.
— Тшшшш. — шипит Женька, поглаживая перепуганного брата по спине. — Все хорошо, Игорь. — с трудом произносит он. — Ничего страшного не случилось. Так бывает у меня. Сейчас пройдет.
Боль действительно скоро становится второплановой, но Игорь не успокаивается, все плачет и плачет.
— Все, Игореш, иди в кровать. — тихо проговаривает Женя. — Я сейчас уберусь тут и приду, правда.
— Н-никуда я без т-тебя не пойду теперь. — всхлипывает в объятьях Жени Игорь.
— Ладно, пошли вместе. — вздыхает Женька, решив, что осколки можно и утром убрать.
Он встает вместе с братом, отводит того в спальню, подводит к кровати кивает на неё головой. Игорь ложится, и Женька натягивает на него одеяло, собирается уже отходить к своей кровати, но Игорь хватает его за запястье.
— Не уходи. — жалобно просит он, и Жене приходится лечь рядом с ним.
Миша был прав. С головными болями надо было что-то делать. Приступы случаются все чаще, а боль при них становится все сильнее. Но у меня сейчас другие проблемы, и эта проблема подождет. Перетерплю.
