А вдруг пить будет? Или ещё чего похуже?
Несмотря на это, Женька разрешил, потому что Глеб, у которого у самого два младших брата, решительно сказал «возраст такой, ничего не подеалаешь». За окном начинается ливень, который по прогнозу будет идти до ночи. — Останешься на ночь? — спрашивает Женька, задумчиво глядя в окно. — Не вариант. — вздыхает Глеб. — Челошкин мне ещё утром сказал, чтоб я в десять у себя дома был, а не шлялся где попало. К тебе у него просьба та же, кстати. — Так ты ж не где попало будешь, а у меня. Оставайся, а? С меня ужин и завтрак. А то у тебя, небось, совсем жрать дома нечего. — Есть такое. — признается Глеб. — Ладно, останусь. — Вот сразу бы так. Сначала все было тихо и мирно. Парни покойно приготовили ужин, при этом обошлись без ссор, спокойно поели в дружеской обстановке, без лишних шуток, потом так же спокойно начали готовится ко сну. Женька выделил Глебу свои шорты, и тот ушел в ванную, затем его сменил Женька. «Тихо и мирно» кончилось в тот момент, когда Женя вернулся в спальню после душа. Глеб сидел на кровати с очень недобрым взглядом. Заметив в проходе Женьку, он перевел этот взгляд на него. — Все хорошо? — интересуется Женя. — У меня?! У меня просто отлично! Ты лучше про себя расскажи! — резко отвечает Глеб. — Ты чего? — Женька искренне не понимает, в чем дело. — Я ничего! Это ты чего! — Глеб сильно бьет кулаком по стоящей рядом с кроватью тумбочке, от чего Женька вздрагивает. Женя друга таким озлобленным видел крайне редко. Такого Глеба Женька, если честно, побаивался. — Ты можешь спокойно объяснить, что произошло? — просит ошарашенный Женя. — Это я тебе ещё что-то объяснять должен?! — выпалил Глеб и подскочил с кровати. — А ты сам ничего не хочешь мне рассказать?! — Да нет. — хмурится Женька. — Да ты что! Уверен?! Вот прям ничего-ничего не хочешь мне рассказать?! Вот прям ничего-ничего?! — почти кричит Глеб, на глаза которого навернулись слёзы. — Извини, не понимаю, о чем ты. — выдавливает Женька. Глеб схватил с тумбочки упаковку таблеток и поднес их к лицу Жени. —А так?! Так понимаешь?! — не прекращает повышать голос Глеб, и по его щеке катится слеза.Блядь! Влип!
Женька ещё давно, в конце марта этого года, сказал Глебу, что головные боли для него в прошлом, чтобы тот не нервничал лишний раз, ведь Глебу вся эта тема особенно не нравилась, она его пугала. Он вечно приставал к Женьке с тем, что ему немедленно стоит заявится к врачу, а Женька по врачам таскаться не хотел, вот и ляпнул, что все, боли больше нет. Таблетки Женя от друга всегда прятал, прятал и приступы, так как они, слава богу, не приходили в то время, когда Женя находился рядом с Глебом. Сегодня Женя таблетки спрятать забыл. Как итог он получил взбешенного Глеба на грани истерики. Отмахиваться бесполезно. Глеб точно знает, что именно это обезболивающее Женя использует только для приступов головной боли, затмевающей сознание, поэтому Женька выдает тихое «так понимаю». — Я полгода, Жень, полгода думал, что все в порядке, что боли ушли, что ты здоров! — вещал Глеб, еле сдерживая новую порцию слез. — А ты просто врал мне! Ты просто меня обманывал! — Я видел, как тебя это напрягает. — произнёс Женя, которому смотреть в темные глаза напротив сейчас почему-то было больно. — Я хотел, чтобы ты был счастлив. — А я хотел, хочу и буду хотеть, чтобы мой, сука, лучший друг был жив и здоров! — не успокаивался Глеб. — Вот что мне для счастья нужно! Только это! Больше ничего и не нужно! — Слёзы все же покатились из озлобленных глаз. — Ты что, не знаешь, что люди чувствуют, когда близкого человека теряют?! Знаешь! Ты же видел, что творилось с Димой, когда Макар подыхал! Это, по-твоему, было счастье?! Дима был счастлив?! А Саня?! Он тоже?! Он тоже был счастлив?! От счастья из окна вывалился?! Да что они?! Ты же и на себе подобное чувствовал! Скажи, весело ли тебе было похоронах Миши?! Ты был счастлив?!Бедолага… совсем тяжело ему…
Если бы не недавний несчастный случай с Мишиными, Женя бы на Глеба за такие слова обиделся, нагрубил бы в ответ, но сейчас он понимал, что Глеб просто тяжело переживает утрату, что он устал, что ему плохо, что он элементарно не в себе. У него даже капельки пота на лбу выступили, до такой степени он отчаялся. Вот и выдал монолог о смерти. — Глебыч, ну ты чего? Ну какая смерть, какие похороны? — тихо проговорил Женька, с трудом сдерживая всхлип, вызванный жалостью к другу, и попытался обнять Глеба, чтобы хоть как-то успокоить ураган эмоций у него внутри, но тот отскочил, не позволил Жене обвить себя руками. — Ты так ничего и не понял! — выпалил Глеб. Глеб схватил со стула свою кофту, быстро нацепил её на себя и вылетел из спальни. Женька, у которого выбора особого и не было, шумно выдохнул, старясь успокоится, потому что если он тоже орать начнет, то они с Глебом совсем рассорятся, и вышел вслед за ним. Глеб уже стоял у входной двери и в спешке влезал в кроссовки. Он уже в открытую плакал, не сдерживался. — Глеб, ну куда ты? — Женька старался говорить как можно спокойнее. — На улице дождь. И холодно очень. Глеб слушать не стал. Он распахнул дверь, выскочил из квартиры и понесся по лестнице, и Женя выбежал в подъезд за ним. — Постой! — бросил Женя ему вслед, остановившись на лестничной клетке.Нет смысла бежать. Все равно не догоню. Больно Глеб шустрый.
— Я УСТАЛ ХОРОНИТЬ ЛЮДЕЙ! — проорал Глеб, который был уже на два пролета ниже Женьки. — СПАТЬ ЛОЖИСЬ! — ВОЗВРАЩАЙСЯ В ЛЮБОЙ МОМЕНТ! — закричал Женя, пока Глеб ещё бежал по ступенькам. — ДВЕРЬ НЕ ЗАПЕРТА! Топот вскоре прекратился, и в подъезде стало тихо. Ситуация хуже некуда. Глеб ушел налегке. Ни телефона, ни ключей от его квартиры. Идти ему некуда. Так ещё и на улице не май месяц и льет как из ведра, а Глеб в шортах и в толстовке. Женька устало вздохнул и пошёл обратно в квартиру. Дверь он не закрыл, надеялся, что Глеб все же одумается и вернутся. Женя тихо подошел к окну и встретил взгляд на улицу. Ливень всё ещё шел. Глеб сидел на скамейке у подъезда, спрятав лицо в ладонях. Женька, завидев, что Глеб совсем не далеко, задумался.Сходить за ним? А вдруг убежит сразу, как только я подойду? Но он же промокнет насквозь и окоченеет! Куртку ему принести, может? Но подходить опасно, спугну. Пусть он лучше возле подъезда сидит, чем уйдет в неизвестном направлении. Тут хоть фонари работают. И камеры есть.
Женька ещё немного поглядел на одинокого Глеба, которому сейчас жутко холодно, до глубины души обидно и больно, и направился в спальню, ибо Глебу сейчас ничем нельзя помочь, как бы сильно не хотелось. Женя лёг на кровать и забрался под одеяло.Ну ничего. Сорвался. Бывает. Сейчас успокоится и вернётся.
Женька обещал себе дождаться Глеба, старался не заснуть всеми силами, но веки уж очень сильно стремились сомкнуться, и Женька сопротивляться не смог. Сил не было. Женя открывает глаза и видит, что Глеб сидит на полу, облокотившись спиной на кровать.Вернулся всё-таки.
Женька осторожно рукой гладит Глеба по затылку, ощущая, что волосы сырые, и Глеб резко оборачивается, почувствовав прикосновение. — Прости, если сможешь. — тихо поизносит Глеб. — Такого наговорил тебе, что самому страшно вспомнить. Как будто это не я был. — Да ничего, ты ж не в себе был. — отмахнулся Женя. — Нормально всё. Ложись сюда. Женька двигается на кровати, освобождая место для Глеба, и тот встает с пола, но лечь не решается. — Я мокрый. — напоминает Глеб. — Да и хрен с ним. Главное, что это ты, а мокрый или нет это уже встростепенно. Падай. Глеб всё-таки слушается. Он стягивает с себя кофту, швыряет её куда-то на пол и ложиться рядом с Женей, и Женька накрывает его одеялом. Кровать у Женьки хоть и не совсем двуспальная, скорее полуторная, но места парням хватает. — Прости. — снова шепчет Глеб. — Да спи ты уже! — бурчит Женька. — А то не встанешь завтра. — Так у нас тренировки теперь позже начинаются. — Спи! Утро действительно началось позже, чем обычно, ибо первый лёд у старшей группы Рукавицына начинается, как оказалось, в одиннадцать. Глеб с Женькой встали, умылись, быстро позавтракали и вышли из квартиры. Они зашли к Глебу за его вещами, немного прокатились на метро, и вот они уже у входа в академию. Пару поворотов в коридорах, и дверь в нужную раздевалку оказывается перед парнями. — Чего стоим-то? — выдает Глеб спустя тридцать секунд молчания и поворачивает голову к Жене. — Пошли? — Щас, погоди. — пробубнил себе под нос Женька и постучал по двери. — Да! — донеслось из-за двери, и Женька распахнул дверь. В раздевалке уже была вся мужская часть старшей группы. И Дима, и Артур, и Макар. Артур с Димой ещё не переоделись, из чего Женя сделал вывод, что они тоже только что пришли. — О! — обрадовался пришедшим Артур. — Залетайте. Глеб с Женькой прошли внутрь, поздоровались с парнями и начали переодеваться. — Зачем стучали? — спрашивает Дима. — Ну… неудобно как-то сразу вламываться в чужую раздевалку. — почесал затылок Глеб. — Так а что такого-то? — не понимает Дима. — Это же теперь и ваша раздевалка. А так только пугаете стуком своим. — Пугаем? — переспрашивает Женька. — Агась. — кивает Макар. — К нам только Ольга Германовна без стука не входит, а все остальные заходят как к себе домой, ей богу. Думали, что это она пришла, а у нас тут вот. — Макар обвел рукой раздевалку. — Срач. Я даже представить успел, как по башке получаю. — Никогда бы не подумал, что Ольга Германовна может дать кому-то по башке. — признался Глеб. — И не думай. — говорит Макар. — Она никого и пальцем не тронет. Максимум руку на поясницу положит и скажет «спину выпрями». А так она сама никого не трогает, просто Руку жалуется, а там уж всегда пожалуйста. — Так говоришь, как будто бы сильно больно прилетает. — подключился к беседе Артур. — Да ты просто под «сильно больно» ещё не попадал. — заявляет Дима. — А Макарыч у нас чаще всех под хорошую раздачу попадает. — Интересные у вас порядки. — фыркнул Женька. — Подзатыльники на любой вкус. — Ну в большинстве случаев подзатыльник чисто формальный. Бьет, но так, чтоб не больно было. Так что не боись. Вас и бить-то не за что. — успокаивает Макар. — Вот только не понимаю, зачем бить, если не больно. — А зачем вообще бить? — спрашивает Артур. — Это вместо слов. — отозвался Дима. — Что-то вроде «убил бы тебя, дурака, но не могу, ещё нужен». — Блин, разминка скоро! — выпалил Артур, поглядев на часы. — Давайте шустрее, а то опоздаем. Нехорошо будет. Сегодня всё-таки праздник. — Праздник? — вскинул брови Глеб. — Да, Макар сегодня раньше всех пришел. — пояснил Дима, и Макар закатил глаза. — Большая редкость, между прочим. — Не сомневаюсь. — улыбнулся Женька. Парни похватали сумки и переместились в зал. Спортивный зал академии Женьке нравился. Просторное, светлое помещение. В юбилейном залов больше, но они почти все мелкие и без окон. Девочки, разумеется, уже во всю разминались. Завидев в зале Женьку с Глебом, Аня с Настей и Машей переглянулись, Настя шепнула что-то Ане с Машей, и те согласно кивнули. Чем вызвана такая реакция, Женя не знал, да и не волновало его это.Ну шепчутся и шепчутся. Что-такого-то? Девчонки же.
— Миша где? — спросила у парней Маша, когда те подошли поздороваться. — Не знаю. — пожал плечами Макар. — Не видел его сегодня. — Во мужики, а. — вздохнула Настя. — Одного бойца не досчитались, и дальше по своим делам пошли как ни в чем не бывало. На вас двоих даже одного ребенка оставить нельзя уже, не уследите. — Ребенка? — переспросил возмущенный Дима. — «Ребенок» ваш с Макара ростом уже. Восемнадцать стукнуло летом. В этот момент, когда уже небольшой ссорой попахивало, на входе появился Миша. Женька за юниорскими соревнованиями давно не следил, поэтому Мишу он даже не узнал по сначала, ведь он в последний раз видел его года три назад ещё мальчишкой, а сейчас передним высокий, действительно с Макара ростом, а то и выше, широкоплечий и уже сформированный молодой человек. Если бы не лицо, Женька сейчас смело дал бы Мише и двадцать — до такой степени он крепкий. Само-собой Женя видел Макара в этом возрасте, и, конечно, тот тоже был уже высоченным, но, в отличие от Миши, достаточно тощим, а окреп он только спустя время, но в прошлом сезоне Макар снова выглядел так, как будто его месяц не кормили, а на чемпионат страны и вовсе приехал болезненно худым. Женька тогда опасался, что Макар в обморок свалится во время проката, а то и во время шестиминутки или разминки в зале. Ещё Женя выдел, как зло смотрела на Рукавицина Соколовская, и, проходя мимо тренеров где-то в гостинице, слышал, как она сказала ему: — Угробишь парня. — Еще раз тебе говорю: он сам. Я не приложил к этому руку. — отвечал Евгений Владимирович. — Ну как «сам», Жень? Ну как «сам»? — А вот так. Очень уж самостоятельный он у меня. Знаешь же. — Знаю. — говорила Светлана Владимировна. — Только не понимаю, куда ты смотришь! — Не него и смотрю. Взгляда не отвожу, хотя я сюда ещё двоих привез. И ест он как обычно. Просто вечно ломаные ботинки у него из головы не вылезают, отсюда стресс постоянный. Да и объем работы больше стал перед чемпионатом. Вот и скинул. — А ты на что? Не можешь парню объяснить, что раз нагрузок больше и стресса больше, то жрать больше надо? — Свет, да ему хоть в лоб, хоть по лбу. К тому же ну не лезет в него больше, и всё. Не запихивать же мне в него еду силой… Дальше Женька не слышал, потому что далеко отошел. — О! Вспомнишь лучик, вот и солнце. — заметил Мишу Макар и повернулся к Маше с Настей. — Успокоились? Вошедший Миша выглядел удивленным, и вот тут Женька уже не мог сказать, что ему не интересно, в чем же дело, потому что это уже вторая странная реакция на его с Глебом присутствие. Миша прошелся по залу, обнялся с девушками, и принялся жать руки парням. Женя, сжимая в руке чужую крепкую ладонь, пользуется случаем и разглядывает Мишу вблизи. Что сразу привлекло внимание Женьки, так это ярко-голубые удивительной красоты глаза. Такие Женя ранее видел только у Лёши Ерохова, ибо никто другой из русских фигуристов похвастаться таким же ярким цветом глаз не мог. В целом Миша выглядит добрым, но не очень в себе уверенным, поэтому Женька решил, что нужно обязательно наладить контакт с Мишей. К тому же само имя «Михаил» ассоциируется у Жени с чем-то светлым. Ладонь Миши переходит к Глебу, и тот, сразу после «привет», выдает: — У тебя глаза очень красивые. — Спасибо. — благодарит Миша и смущенно отводит взгляд. Разминка прошла хорошо. Женька даже не чувствовал того, что недоспал до тех пор, пока во время растяжки не зацепился взглядом за сонного Макара. Тогда его самого в сон клонить начало. А вообще Женька постоянно поглядывал на Глеба. Тот, казалось, и позабыл совсем о том, что было ночью, и вел себя как обычно.Ну и хорошо.
Размявшись, парни пошли в раздевалку и принялись натягивать одежду для льда и влезать в ботинки. Женька и Глеб сделали это раньше всех, поэтому ввалились они на арену, где ещё докатывалась юниорская группа, тоже раньше всех. Первым делом парни подошли к тренерам, чтобы поздороваться. Молотова нет, Глинки тоже, Усатов уж очень занят работой с юниорами, его даже отвлекать не хочется, да и вряд ли получится, потому что он действительно сильно вовлечен в работа, а вот Рукавицын более-менее свободен, он скорее просто наблюдает за процессом. Стандартные рукопожатия, стандартный обмен слов «здравствуйте» и «привет», и начался разговор. — Ну, как дела у вас? — интересуется Евгений Владимирович, опуская руку Глебу на плечо. Женька во взгляде тренера видит жалость и сочувствие. — Хорошо. — хором выдали Женя и Глеб. — Вы уже работать готовы? — спрашивает Рукавицын, глядя на обутые в коньки ноги Глеба и Жени. — Да. — кивнул Женька, который сути вопроса не понял. — Что-то не так? — Вы меня извините, но я думал, что вы придете только через неделю-две. — признался Евгений Владимирович. — Вы точно в состоянии? Время же нужно, чтобы в себя прийти. Хоть пять-шесть дней дух перевели бы. Теперь Женька понял, почему Маша, Настя, Аня и Миша так удивились его с Глебом появлению в зале. Они, как и тренеры, ждали их через неделю. — Так этап скоро. — подключился Глеб. — И что? Ребят, этапы этапами, но эмоциональное состояние тоже играет роль. Вопрос со сменой этапа очень просто решается. Если не готовы вернуться к тренировкам, то не стоит этого делать. По своему опыту скажу, что ничего хорошего из этого не выйдет. Будет много шума, мало толку. — Не стоит. — помотал головой Женька. — Всё хорошо, правда. — Точно? — спросил Евгений Владимирович, дождался кивков от парней и продолжил. — Ну, как знаете. Раз хорошо, то добро пожаловать. Девочки у нас дружелюбные, а парней вы и так знаете всех, кроме Миши. — А есть какие-то ну… — Глеб замялся. — Правила, что ли? — Прям правил нет, есть просьбы. — отозвался Рукавицын. — Первое и самое главное: не молчать, а говорить. Болит что-то, плохо себя чувствуете, какая-то другая проблема — сразу сказали, решили, забыли. Даже если просто какие-то личные переживания, говорите, не бойтесь поделиться. Теперь ваши проблемы — мои проблемы. Второе, но тоже немаловажное: не убиваться о прыжки. Вот просто не надо ни в коем случае. Раз не получился прыжок, два не получился прыжок — подъехали, сказали «у меня не получается, посмотрите, помогите», и я помогу. К сожалению, я при всем своем огромном желании не могу уследить за всеми вами одновременно и солому везде и под каждого подстелить не могу, хотя, повторюсь, очень хотелось бы. По пятьдесят раз заходить на неполучающийся прыжок, пока я не вижу, и исходить на злость к себе не надо. Вот «нет», и всё! Ну и просьба по возможности матом не выражаться в полный голос. На льду и в зале, я имею в виду. В раздевалке хоть как сапожники разговаривайте, только без негатива друг к другу. И ещё, очень прошу, если замечаете, что с кем-то что-то не так, то говорите, пожалуйста. Это не стукачество. Пока сами будете пытаться решить, время потеряете. Я понимаю, вы уже взрослые, самостоятельные, но не дай бог ненароком какую-нибудь кашу заварите, а нам потом расхлебывать. Не потому что мозгов у вас нет, а потому что у нас, тренеров, влияния на человека больше, больше ресурсов для решения проблемы, больше опыта и полное понимание того, как с кем разговаривать, кто как себя ведет. Договорились? — парни кивнули. — Ну вот и отлично. Евгений Владимирович отошел обратно к Роману Александровичу, а Женька начал оглядывать заканчивающих тренировку юниоров. Что касается мальчиков, так все, за исключением одного, достаточно высокие. Женя вспомнил Мишинских юниоров и про себя отметил, что Алексей Николаевич к себе в группу парней с такими параметрами не взял бы. В старой группе Жени большинство юниоров были низкорослыми. Что Андрей Коцин, что Рома Хамзин. Все миниатюрные. Не хилым для своих лет ростом мог похвастаться только Семён, которому вот-вот стукнет девять. А так с аномально длинными ногами у Мишиных были только Макар да Петя, и те ушли. У Пети, если Жене не изменяет память, тройной аксель не шел ни в какую, а Макара Женька почти не застал, ибо как только Женя перешел в старшую группу, он ушел, но по рассказам Мишины и Татауров заигрались с ним в игру «скрути четверной тулуп в одиннадцать и тройной аксель в двенадцать, и пофигу нам, что ты растешь» и поломали парню колени. Зато Петю с Женей потом этим тройным акселем Макара пытались расшевелить. Шеф говорил, что вот, Плющенко запрыгал во столько-то то лет, Ягудин во столько-то, а Макар в двенадцать, и ты к двенадцати запрыгай, а ещё лучше в одиннадцать прыгни. Женька-то аксель к двенадцати запрыгал, а вот у Пети акселя не было еще очень долго, и в итоге он ушел. С тех пор сильно высоких спортсменов в своей группе Женя не наблюдал, а тут целая орава.Их тут поливают чем-то, чтоб росли, что ли?
Женька переключился с юниоров на сам какток.Смогут ли эти стены стать для меня домом, как юбилейный?