Короткая так короткая. Меня устраивает.
— Всё. Раскатывайтесь, готовьтесь, напрыгивайте, что вам надо. — проговорил Рукавицын, и группа разъехалась кто куда. Как оказалось, в прокате произвольной, когда все катают короткую, есть свои плюсы. Катаешь в числе первых, получаешь замечания и задания, и спокойно работаешь до конца тренировки без мыслей о том, что тебе ещё, о ужас, программу катать. Женьку же впихнули куда-то в середину очереди. Выстраивали очередь как-то так: сначала «особо инициативные», потом девушки, потом парни. Место в очереди сразу после Ани и Насти достается Артуру, хотя он об этом не просил. Как понял Женя, тренеры просто опасаются, что он все силы расплескает в борьбе с лутцем до проката, если поставить его в конец. После Артура шел Глеб, потом Женька, а в самом конце находились Миша с Димой. Женька сам для себя не мог решить, удобно катать в конце или нет, ведь с одной стороны, время можно использовать, чтобы не спеша размять каждый элемент, что тоже своего рода преимущество, а с другой, не потерять настрой на прокат при таком долгом ожидании очень непросто.Боже, какой настрой на короткую тебе нужен? Ты чемпион России или как? Ты короткую должен катать чисто в любое время суток!
Женька отбрасывает мысли о настрое и начинает готовиться к прокату. Времени у него пруд пруди, поэтому он делает большие, а иногда и огромные, паузы между элементами, во время которых наблюдает за новыми одногруппниками. Интересно ему, всё-таки, кто на что горазд, особенно девушки. Парней он и так часто видел. Да и за реакцией тренеров на ошибки в прокате хочется понаблюдать, чтобы знать, к чему готовиться. Впечатлил Женю уже первый прокат, а именно прокат Маши. Очень тяжело у неё шли прыжки, но какая она яркая и харизматичная, как она живет в программе — вот что Женьку зацепило.А я раньше за девочками не следил никогда, Только за Лизой и Соней. Видимо, зря.
Макар, не изменяя традициям, первую часть с тремя четверными и тройным акселем отпрыгал так, что придраться невозможно, даже если очень сильно захочется, но во второй половине слетел с ребра на выезде с тулупа, потому что перекрутил. Расстроился по окончанию проката жутко. Катился к тренеру с опущенной головой.Это правда очень обидно. Стоял же уже на ноге! И тут раз и…
— Макар, солнце наше, вот ты на то и Макар, что у тебя все не как у людей. — громко поговорил Евгений Владимирович, который, судя по позитивному тону, ничего такого в сорванном тулупе не видел и хотел Макара приободрить, а не отругать. — Пока все с недокрутами борются, не знают, как от них избавиться, ты перекручиваешь. — Момент зависти присутствует. — на весь лёд, чтобы Макар точно слышал, сообщает Маша, улыбаясь. — Аналогично. — подключается к ней Женька. Хочется Макара поддержать. — Чуть перестарался. — заключает Рукавицын, отлавливая подъехавшего Макара за плечо. — Перестарался на втором тулупе, а не на первом. Ты понимаешь, что это значит? — Макар пожал плечами. — К сезону готов, готов чисто кататься. Вот что это значит. Что сил у тебя на этот тулуп было хоть отбавляй, что он вполне реальный. Чуть-чуть отдельно тулуп настроим, и всё… Миша, лутц-риттбергер готовь, я спрошу с тебя в прокате! Дальше начался разбор непрыжковых и выдача заданий, но Женька уже не слушал, так как осознал, что через четыре человека его очередь, и что пора бы уже начать более активно элементы собирать, а не еле-еле душа в теле. И собирать связками нужно, а не по одиночке. Собирая прыжки, Женя ну очень старается толкаться на тулупе так, как просил Рукавицын, чтобы не терять ось и не клевать носом на выезде. Он прям максимально концентрируется на заходе и отталкивании. Как Женька понял позже, его бешеную сосредоточенность было видно. Понял он это, когда после проката Ани Евгений Владимирович спросил: — Жень, все нормально? — Да. — отзывается Женька. — Просто ну… стараюсь больше с ног толкаться, а верхом не дергать, как вы просили. Не довел до автоматизма ещё. В процессе. — Понял. — кивает Рукавицын. — Глеб, осторожнее, ради бога! — бросает он Глебу, чудом избежавшему столкновения с бортом, и возвращает взгляд на Женю. — Ты не спеши с этим, не все сразу. Спокойно, по мере возможности нарабатывай. И сигнализируй, если голова начнет болеть, хорошо? Женька застыл на месте не в силах пошевелиться. Сердце заколотилось в груди быстро-быстро, дышать стало тяжело, стенки живота что-то защекотало, по коже пошли мурашки.ОТКУДА ОН ЗНАЕТ?!
— Женя? — голос тренера заставляет Женю вздрогнуть всем телом. — Конечно, скажу. — проговаривает Женя на автомате и снова начинает набирать скорость, перебирая непослушными от потрясения ногами.Так, ладно, не впадай в панику. Может быть, он просто предположил, что головные боли со сборов сохранились. Скорее так. Иначе быть и не может. Я сам виноват. Нефиг с такой кислой миной кататься.
Теперь Женька уже ни на кого не смотрит. Он не следит ни за прокатами других, ни за реакцией Рукавицына. Следит он теперь только за своими прыжками, вращениями и шагами, и все думает о том, как он умудрился спалиться. Женя отошел от мыслей о том, откуда Рукавицын в курсе его головных болей, после прокатов Ани и Насти и снова начал глядеть по сторонам. Макар точит разладившийся в прокате тулуп, Дима собирает каскад, Миша с Глебом то и дело переговариваются между собой, улыбаясь, что Женьку радует.Не отвлекайся, а то прокат развалишь!
Не отвлекаться не получилось, потому что программу поехал Артур, за которого Женька очень переживал. Программа Артура развалилась целиком. Артур сдвоил стартовый лутц и, несмотря на неудачу, мужественно пошёл на еще один лутц, к которому, по правилам, он должен был прицепить другой прыжок, но каскада не случилось, случилось жесткое падение с лутца. Оставалась надежда на тройной аксель, но он вышел у Артура, который, казалось, вот-вот заплачет, одинарным. В том месте, где программа должна кончится, Артура очень ловко подловил Макар, и, как только музыка стихла, молча притянул к себе Артура. Женька лица Артура не видел, но без труда догадался, что тот плачет, уткнувшись носом Макару куда-то в плечо. Евгений Владимирович ничего не говорит Артуру, полностью доверяя его Макару. Он лишь кивает Макару, мол ты все правильно делаешь, и зовёт Глеба на прокат. Женя, вспоминая сборы, про себя отметил, что Макару действительно можно доверить любого плачущего человека, не сомневаясь в том, что Макар сможет его утешить.Так! Хватит! Ты следующий катаешь! Соберись уже!
Женька действительно собрался и не отвлекался больше ни на что, несмотря на желание проследить за прокатом Глеба. — Валь, посмотри дорожку у молодого человека. — эта громкая фраза, произнесенная Рукавицыным, вытаскивает Женьку из мыслей об элементах и говорит ему о том, что Глеб недавно закончил катать, и что настала его очередь. Женька немного нервничал, ведь это его первый прокат в новой группе, но волнение его не пошатнуло. Единственным недочетом в прокате стала кривоватый выезд с тулупа, но все остальное Женя сделал в своей манере: идеально чисто. — Тулуп опять по старой схеме. — пробормотал Женька, подъезжая к тренеру для разбора. — Ничего-ничего, главное, что выехал, а этот момент уйдет со временем, мы же поняли уже что с этим делать. — отозвался Рукавицын. — А так сальхов-тулуп здорово сделал. По акселю вопросов нет, молодец. Уровни я бы везде четвертые поставил, кроме последнего вращения… Насть, ребро!… Ты сейчас чуть подыши, воды глотни и займись вращением, хорошо? Отработаешь вращения, перейдешь на тулуп. Женька закивал головой и подъехал к тому участку борта, где стояла его бутылка с водой. В этот момент к Евгению Владимировичу прикатился Миша с необычной просьбой: — А можно мне произвольную? — Ну здрасьте-приехали. — развел руками Рукавицын, оглядывая Мишу. — Сейчас в конце тренировки самое оно. Где ж твое желание было, когда я спрашивал желающих? Я бы тебя в начало очереди поставил. — Да я не знаю. Я думал, что не пойдёт сегодня произвольная, но потом что-то на Макара посмотрел и надумал. Подзарядился от него энергией, понял, что смогу. — заговорил Миша. — Господи, какой же ты смешной, а. — вздохнул Евгений Владимирович и потрепал Мишу по голове. — Иди. Организуем тебе произвольную сейчас. За прокатом Женька особо не следил, был занят вращением. Видел только, что лутц-риттбергер Мише все же покорился. Остаток тренировки пролетел незаметно. Откатал Миша, откатал Дима, занимавший почетное последнее место, как самый старший и опытный, все повозились с заданиями ещё немного и Рукавицын скомандовал выходить со льда, мол хватит с вас на сегодня. Женька вместе со всеми вышел со льда, нацепил чехлы на лезвия, накинул кофту и уже собирался уходить, но чья-то рука осторожно схватила его за плечо, не давая сдвинутся с места. — Жень, задержись немного. — попросил Рукавицын. Он и держал Женю за плечо. Все ушли, хлопнула тяжелая металлическая дверь. Жене почему-то чуть страшно. Он и сам не знал, чего боялся, ведь уже понял, что не такой уж Рук и зверь, каким он его считал, но ничего поделать с собой не мог. — Давай присядем. — произнес Евгений Владимирович, подвел Женьку к скамейке, посадил его и сам сел рядом. — Ну, как ты? — Нормально. — дежурно ответил Женька. — Как тебе в группе в целом? Никаких проблем нет? — В группе… комфортно. Как будто всю жизнь тут и был. — Макар с Димой не достают? — Да нет, конечно. — сразу выдал Женька. — Макар, мне кажется, вообще не способен причинить кому-то вред. Дима тоже, наверное. — Я так, на всякий случай. Я знаю, что добрые, но мало ли что. — объяснил Рукавицын. — Слушай, я знаю, что говорить об этом тебе не хочется, но все же, расскажешь, что у тебя с головой?Вот блин! Разговорил меня, и на тебе! Как узнал вообще?
— Болит иногда. — уныло доложил Женька. — И всё. — Сильно болит? Только честно. — По-разному. Иногда сильно, иногда не очень. — Что с тобой происходит, когда сильно болит, можешь мне рассказать? Женька напряженно выдохнул, говорить не хотел, но, превозмогая себя, заговорил: — В глазах темнеет, на свет смотреть больно, от громких звуков больно. Невозможно сконцентрироваться ни на чем, кроме боли. — Я правильно понимаю, что это со сборов тянется у тебя? — интересуется Евгений Владимирович, и Женька кивает. — Больше года уже, получается. Это серьезный срок, Жень. И боли, как я понял, серьезные. К врачу обращался с этим? — Нет. — помотал головой Женька. — Послушай, я понимаю, сезон на низком старте, этап скоро, не хочется сейчас брать паузу, но нельзя это так оставлять. Я не могу это так оставить. Это ведь не шутки, Жень. Возможно, ничего страшного там нет, и я на это надеюсь, какая-нибудь мигрень, ещё что-то, но может ведь оказаться и по-другому. И если мы с тобой сейчас упустим момент, затянем что-то, с чем нельзя тянуть, то я себе не прощу. Пусть на тебя специалисты посмотрят, сделают все необходимые исследования, ладно? — проговорил Рукавицын, и Женька кивнул в ответ, устремив взгляд а пол. — Я договорился уже со всеми. Все тебе вышлю. Завтра начнешь проходить обследование. Пока не будет у меня заключения, что все хорошо, я, извини, на лёд тебя не выпущу, не могу. В зал тоже. Сейчас офп, туда можешь сходить, если сильно охота, и всё. Тайм-аут. Договорились? — Да. — отозвался Женька. — Можно вопрос задать? — Конечно, можно. Мы же разговариваем с тобой. — Как вы узнали? Если не секрет. — Да нет, не секрет. Я не намерен что-либо от тебя скрывать. Я за прямой разговор. Глеб сказал.Так вот где он был весь перерыв!
У Женьки внутри что-то оборвалось. Он на Глеба вообще не думал, не думал он, что тот проболтался. Женя удивляется и очень малому сроку, за который Глеб раскололся. Его поражает то, как быстро Рукавицын завладел доверием Глеба, как быстро он заставил его доверять на все сто процентов. Глеб же даже Мишиным(!) ни словечка про боли не сказал, а тут за день все выдал Рукавицыну.Да как такое вообще возможно?! Как?! Как блядь?!
— Я вот что тебе скажу: Глеб очень сильно переживает. Очень. Он пришел ко мне с этим в отчаянии. Тут и до слез дело дошло, и я очень долго не мог его упокоить, как бы не старался. Я это все к чему? К тому, что ты если не ради себя, то хоть ради Глеба возьми эту крохотную паузу для проверки здоровья. Нечего тебе не убудет от этого. Если обследование затянется, то я тебя на другой этап перекину. Идёт? — Угу. — Вот и всё. Не понимаю только, как так получилось, что Глеб со мной эту тему открыто обсудил, ты со мной эту тему открыто обсудил, а между собой вы эту тему, как я понял, открыто не обсудили, что-то друг другу не договариваете. Мне казалось, вы дружите. В чем проблема? — Да мы разговаривали с ним об этом, правда. — начал переубеждать Женька. — Просто когда у нас разговор об этом заходит, то мы так… ссоримся немного. Вот. — Почему у вас при обсуждении этой темы зарождается конфликт? — Разные мнения. Глеб считает, что мне к врачу надо немедленно, а я нет. И я полгода ему врал, что приступов нет, чтобы он успокоился, а вчера вечером он узнал. Он и взбесился жутко. — Это естественно, Жень. — произнес Рукавицын. — Кому понравится, когда лапшу на уши вешают и в молчанку играют? Да никому это не понравится. Мой вам совет: говорите друг с другом. Один в поле не воин. Сейчас время такое, что вам нужно вместе держаться, а вы вздорите просто так. Поговори с ним, ладно? — Женька снова кивнул. — Все, Жень, ступай. Свободен. — До свидания. — бросил Женя и ушел.Это. Какой-то. Пиздец.
Женька шагал по коридору и думал, имеет ли он право злится на Глеба. С одной стороны, Глеб лишнего сказал кому не надо, всю малину испортил, хотя малина и так была не в лучшем состоянии, а с другой стороны, Глеб сделал это ради него. Одно Женя понимал: говорить придётся не только с Глебом, а со всеми, ведь причину своего предстоящего недельного (наверное) отсутствия надо объяснить. Да и в курсе уже больше двух, а это значит, что секрет уже не секрет. Женька, находясь в своих мыслях и не заметил, как оказался у двери в раздевалку. Он хотел было постучать, но вспомнил, что Макар с Димой просили этого не делать, и просто распахнул дверь. — Все окей? — интересуется Макар. — Да. — кивнул Женька, захлопнул дверь и уселся на свое место. — Меня теперь какое-то время на тренировках не будет. — Почему? — спрашивает Дима. — Да башка у меня болит постоянно. С тех сборов ещё. Рук узнал про это и сказал, что пока не будет у него бумажки, что жить буду, на тренировки он меня не выпустит. — Как он узнал? — поинтересовался Миша. — Ты же тут первый день. — Глеб, если ты не знал, очень общительный молодой человек. — Женька кивнул на Глеба. — Решил мне отпуск устроить в начале сезона. Самое время. — Блин, Жень, прости. — с сожалением заговорил Глеб. — Я не думал, что он так сразу тренироваться тебе запретит. Я просто хотел, чтобы он тебя на обследование уболтал, правда… — Да забей. Проехали. — отмахнулся Женя. — Сказал и сказал. Что теперь это обсуждать, если в прошлое нельзя вернуться? — Нехорошо получилось. — заключил Глеб, мрачнея. — Я хотел, как лучше, а получилось как всегда. Все испортил, получается.Стыдно ему. Видно это.
— Да ну тебя. — бросил Женя. — Скажешь тоже, испортил. Портить так, как я, никто не умеет. Так что нормально всё. Ты ж из лучших побуждений. — Вообще правильно Рук сделал. — подключился к беседе Макар. — Не дай бог усугубишь ситуацию нагрузками… Ты сейчас домой уже, получается? — Нет, на офп сегодня отпустили меня. — ответил Женька. — А потом всё. Занавес. — Слышь, Макарыч. — позвал Димка. — Я с тобой, конечно, согласен, что Рук правильно сделал, но, знаешь, если бы он тебя тормознул сейчас, в начале сезона, то мы бы сейчас здесь сидели и слушали, как вы друг на друга орете. — Ой, умолкни, а. — буркнул Макар и взял сидящего рядом Диму на удушающий. — Я бы Мишу попросил, чтобы он закрыл тебе уши, и ничего бы ты не слушал. В этот момент Женька обратил внимание на поникшего Артура, тихо сидящего в углу раздевалки. Глаза стеклянные, взгляд направлен в одну точку. — Артур. — позвал Женька. — Ты как? — Да как обычно. — отозвался Артур и шмыгнул носом. — Пора уже привыкнуть к таким прокатам, понять, что как раньше уже не будет… Произнеся последнюю фразу, Артур изменился в лице, поджал губы. Он снова на грани того, чтобы заплакать. Макар тут же подскочил сл своего места, подсел к Артуру и обвил его руками. У Женьки уже складывалось ощущение, что у Макара смысл жизни заключается в том, чтобы помогать, защищать, утешать и успокаивать других. Самого Макара, когда он взрывается, успокоить очень сложно, скорее, невозможно — это Женя ещё на сборах усвоил. — Как раньше не будет, будет в сто раз лучше. — произнес Макар. — Просто чуть-чуть переждать надо, потерпеть, понимаешь? На офп Женька пошел вместе со всеми. — Ты это, говори Борисычу, если голова. — проговаривает Миша, когда фигуристы поднимаются по лестнице. — Он нормально отреагирует. Если тебе неловко будет самому сказать, говори мне, а я ему скажу. — Спасибо. — отзывается Женька. Самые яркие воспоминания о тренере по офп остались у Женьки с ночи, в которую бесчувственное тело Макара на руках вынес из спальни Молотов. Эта ночь для Женьки даже хуже, чем та, в которую он изо всех сил колотил по двери ванной комнаты и звал Мишу в надежде, что тот отзовется. О случившемся с Мишей Женька узнал быстро. Чуть постучал в дверь, её открыли, и всё, пазл в голове сложился. Да и Женька душераздирающей картины почти не видел, ибо Макар заботливо прикрыл ему глаза. Ночь, в которую из спальни унесли Макара, прошла иначе. Женька сам долго мучился от кошмарных предположений и был вынужден смотреть на то, как мучаются другие, на то, как Саня вылезает из окна, как Дима трясется от рвотных позывов, как уснувший Марк вздрагивает, проснувшись, как бунтует нервный Глеб, еле-еле жевавший мармеладных медведей. За Глеба Женька сейчас немного переживает, ведь у Андрея Борисовича, наверное, сложилось впечатление, что Глеб тот ещё хам.Не будет ли он издеваться над Глебом?