Становление Бесстрашным.

В тот вечер Роан был в одном из своих секретных укрытий, о котором даже Эрик не мог и догадываться. Он видел, как зомбированные солдаты сами, как послушные собачки, выполняли команду Лидера: сами шли к поезду, сами грузились и не было ни единого лишнего шума. Это всё вселяло по-настоящему животный страх, и немец на девяносто процентов был рад тому, что не стал участвовать в этом перевороте. Он хоть и питал неприязнь к Отреченцам, но не планировал никогда в своей жизни не поддерживать интересы нарциссичной личности, жадной к власти над Чикаго. И сердце рвалось на части от того, что Эрик не понял, как его завербовали. Пока солдаты грузились, Ковин позволил себе предаться воспоминаниям. Он вспомнил, как они оба распевали песни, пока брюнет играл на гитаре, как они охотно поддерживали романтичное настроение один одного, как начинали позволять себе гораздо больше, чем просто захаживание в гости и организация спектакля друг для друга… Немец до сих пор помнил, как однажды разыграл Прайор, заставив её себя бояться только из-за грозности звучания немецкого языка. В отличие от партнёра, парень не заводил себе врагов и не выделял среди учеников любимчиков, желая, чтобы все были на равных, и к Трисс в частности не питал ненависти или неприязни. Благодаря этому в его группе никто не выбросился с обрыва, никто не покушался на жизнь другого человека, возымев желание заколоть вилкой, стащенной со столовой. Внезапный шорох позади вынудил прийти в себя. Проморгавшись, брюнет быстро поднялся и принялся сбегать с места, предполагая, что его вполне могли заметить. Теперь он не выглядывал объект своей симпатии. Теперь, кажется, и симпатия испарилась ровно в тот момент, когда разведчик ударил ему по лицу. Костяшки до сих пор ныли, напоминая об этом, и это начинало злить. Ковин пришёл в их жилище когда ещё было темно, чтобы собрать некоторые вещи. Почему-то ему казалось, что это будет его последнее пребывание здесь, и не хотелось оставлять о себе каких-нибудь воспоминаний. С болезненным выражением лица, поджатыми губами и сведенными в домик бровями разведчик собирал в кучу одежду, которую носил, пока был тренером, чтобы спрятать или выбросить её, а потом наткнулся на гитару. В этот миг сердце в очередной раз болезненно сжалось, и просто физически, не то что морально, рука не поднялась уничтожить инструмент. А затем чуть позже в жилище вошёл тот, кого сейчас хотелось видеть меньше всего. — Роан… — немного неуверенно, боясь чужого гнева — ведь уже ни для кого не секрет, каков немец в нём -, позвал Лидер, надеясь, что его хотя бы почтут, обернувшись на зов. Увы, этого не произошло. Разведчик даже не дёрнулся в осечке, продолжая своё дело. — Роан, послушай меня, — через пару минут снова попросил Эрик, начиная осознавать, как его жажда власти, гордость и предвкушение сменяются на разочарование и сожаление. — Я не хочу тебя слушать, — холодно и отстранённо произнёс Роан, не оборачиваясь назад. Достав своё снаряжение, предназначенное для выполнения миссий, он стал экипироваться, делая вид, что вообще никого не слышит в этой комнате. Движения были быстрыми, даже резковатыми, было видно, что он хотел сбежать отсюда как можно быстрее. — Пожалуйста, дай мне всего пару минут. Я… — набрав целые лёгкие воздуха, русый вдруг вынужденно замолчал и запнулся, потому что оппонент вдруг снова заискрился: — Для чего? Для того, чтобы ты рассказал мне ту информацию, которую я не могу знать? Я же просто разведчик, зачем ты нарушаешь правила? — все же обернувшись на собеседника, парень заметил, как набухла и покраснела чужая губа после удара. Губа, которую он ещё прошлым утром имел возможность целовать, а теперь… Теперь и думать об это не нужно. — Я не хочу тебя слушать. Ты проявил слабоволие, как Лидер, поддавшись на сладкие речи нарциссичной личности, которая сделала из тебя собачку на поводке, которая исполнит все её приказы. Я не собираюсь быть таким, как ты, — уже больше с презрением добавил он, скривив губы, словно смотрел на человека без фракции. Или, скорее уж, как на предателя. — Я делал это для нас, — не выдержал Коултер, смело делая пару шагов к искромётному, — я хотел, чтобы мы жили как не просто Лидер и разведчик, а как главенствующее звено, занимали посты более высокие, чем нынешние. Неужели тебе бы не хотелось не быть ограниченным одной сферой работы? Неужели плохо было, когда мы вместе выполняли твои миссии, когда вместе выполняли мою работу? Когда были… нами? — с тем же разочарованием говорил он, всё пытаясь заглянуть в чужие глаза, которые собеседник прятал с каждым вопросом. — Я бы хотел услышать это не от подчиненного Джанин Мэтьюс, а от человека, который имеет своё мнение и точно знает чего хочет, — спустя время произнёс Ковин, немного сбросив пыл, но вместе с тем и перехватив чужое разочарование. — Когда я узнаю, что ты не подчиняешься ей, а имеешь свою голову на плечах, тогда, может быть, моё мнение изменится. Подобрав с кресла гитару, разведчик развернулся, чтобы выйти из комнаты и вынести её в другое место, но вдруг его остановили. Полный безнадежности, Эрик поднял глаза на Роана, а тот вынужденно ему подчинился, создавая зрительный контакт, и рывком отобрал инструмент, словно хотел что-то показать. Последний козырь перед тем, как они расстанутся. Занимая место на том же кресле и зажимая инструмент, он настроил его и вдруг заиграл, самостоятельно, без нот, а чуть позже и запел.* Кажется, что в этот момент всё внутри перевернулось. Роан никогда не знал и даже ни разу не видел, чтобы его партнёр играл на гитаре, только слышал, как он подпевает, поэтому сейчас видеть эту картину было как минимум удивительно. Каждый раз, когда чужой голос дрожал или завивался в отчаянности, что-то внутри сжималось с новой силой. Куда уж сильнее, когда и так все внутренности были сжаты в ком? Могло показаться, что весь пыл утихнул, что вся эта буря сошла на нет. Играя, Эрик иногда заглядывал в чужие глаза, старался заметить изменения и не сбиться с ритма, но заметил лишь грусть в чужих глазах. — Finden Sie mich, wenn Sie diesen verdammten Nebel los sind, — произнёс Ковин, прежде чем защелкнуть крепление на груди и исчезнуть из этого помещения. Кажется, в тот миг у них обоих внутри что-то сломалось, когда они отныне стали сами по себе. Нужно было зайти к Максу, чтобы получить сведения о своем псевдо-задании. Почему-то в голове была твердая мысль о том, что это ссылка за стену, чтобы он умер от лучевой болезни или нищеты, не имея ни воды, ни еды. Если это было так, то он всё правильно сделал, не уничтожил вещи, а просто спрятал их, чтобы в случае чего Эрик нашёл их и похоронил вместе с ним. — Ты задерживаешься, — произнёс Старший Лидер, когда в кабинет вошел человек, которого он ждал уже полчаса. — Я всего лишь разведчик. Дай мне условия моего задания и я уйду. Исполняйте свой план без меня, — твердо заявил немец, стоя смирно, как солдат в строю. Как те, кто уже давно уехал в поезде, чтобы убить целую фракцию. — Ты же знаешь всё, зачем ты устраиваешь этот цирк? — спросил Макс, поднимаясь с места и подходя к Роану, чтобы посмотреть в его глаза и понять чужие намерения. Как-будто отрепетировано, глаза бывшего ученика были бесцветными, он игнорировал силуэт перед собой, не пытаясь заглянуть в чужую душу, как обычно это делал. — Я не марионетка. И не убийца, готовый купаться в крови невиновных людей. — Тогда ты наверняка знаешь, что это не задание, — с выдохом опустив глаза, темнокожий отступил на пару шагов назад, — это ссылка, чтобы ты не мешал нам исполнять наш план. — Я знал об этом с самого начала. Ты не умеешь держать интригу, — заметил Роан, крепко смыкая веки и жмурясь, словно ему в лицо брызнули водой, а потом снова раскрыл глаза, поднимая их на бывшего командира, — посмотрим, будете ли вы так довольны, когда остальные фракции признают вас соучастниками в убийстве ни в чем не повинных людей, в частности детей и пожилых. — Ты слишком сердоболен. Ты точно Бесстрашный или Эрудит? Твой отец ведёт себя совсем иначе. — Мой отец — диктатор и садист. Ему небось доставляет удовольствие знать, что он подчинил себе всю фракцию. — Прощай, Роан. Спасибо за службу, — приняв решение закончить этот бессмысленный разговор, мужчина отвернулся от парня, а тот тут же сорвался с места и безмолвно ушёл прочь. Ему не составило труда пробраться мимо всех окружающих. На ходу в спешке закреплённый наруч слетел с его руки и улетел вниз по лестнице, как след и повод для меланхолии. Как оказалось, ничего из этой экипировки не было нужно, чтобы просто выйти за стену и умереть.