Перевозбуждение, новый наряд и безосновательная ревность

      Его откровенного вида наряд вызывает волну сильнейнешего возбуждения, что, накрывая страшной волной, сводит с ума, заставляя невольно, будто под гипнозом, податься корпусом вперед, уперевшись локтями в свои колени, и, сгорбившись, серьёзно насупиться, изучающе пробегая алчным взором по телу, еле как закрытому мелкими обрезками шелковой ткани, одновременно не открывавшей слишком многого, соблюдая рамки приличия, но и не прикрывавшей совершенно ничего, – контраст сей выводил из себя, заставлял взыграть беспочвенной ревности, что огоньками мелькала в беспокойных, васильковых очах.       Ризли, выдерживая паузу, – долгую, тягучую и ужасно нервирующую, наконец кивает каким-то своим, спутанным в комок мыслям, затем в пригласительном жесте выпрямляясь и похлопывая по пустому месту на кровати рядом с собой, на которое тотчас же робко, все еще не получив явного одобрения и вообще какой-либо определенной реакции, опускается Нёвиллет, хлопая вопросительно густыми светлыми ресницами и устремляя вопрошающий взгляд на чужое лицо.       На его теле всего-навсего два, от силы три куска ткани, что "прикрывают" грудь, а именно соски, – держалось это великолепие на плечах тонкими шёлковыми бретельками: одно неловкое движение и грудь обнажена. Вдобавок, комплект, как никак, была на стройном, чуть дрожащем от вожделения, – месье верховный судья с самого начала рабочего собрания, только окончившегося, того глядишь уже час, возбужден нехваткой внимания, – теле юбочка. Короткая настолько, что ее и нет: складчатая, приятная глазу своим спокойным цветом ткань еле как прикрывала округлые сочные ягодицы, манящие и только пуще заводящие.       Вздохнув глубоко, Ризли тянет губы в загадочной, пугающей улыбке, сразу же молодого человека на кровать опрокидывая, и, нависнув сверху, поцелуй начиная, совершенно бесстыдно-развязный, от которого в груди, сдавленной недостатком кислорода, языки пламени разгораются, дико и беспощадно скапливаясь самым жаром внизу живота и принося с собой возбуждение такое, что, того гляди, точно безумным оставит.       Нёвиллет глядит ошалело, стыдливо взгляд надолго не задерживая; отворачивается и стонет, стоит только чужим рукам его коснуться в пробной попытке доставить удовольствие, – тело, остро реагируя, изворачивается, избегая прикосновений, но Ризли упорно продолжает, наконец находя своим ладоням место на ещё сильнее задрожавшем теле; на изгибе талии сжимается крепкая хватка, пока, оттянув зубами ткань, молодой человек, явно удовлетворённый долгожданным действием, мажет по насыщенно-розовому соску языком.       Горячая слюна, мигом остывая на коже, заставляет, вздрогнув, выгнуться в пояснице и рефлекторно упереться локтями в кровать, вскричав от столь необходимых ласк, блаженно при этом запрокинув голову, – Нёвиллет, точно в горячке, принимается сбивчивым, то и дело срывающимся голосом благодарить, лишь смутно понимая, за что, и просить, умолять о большем, не смея раскрыть очей, поминутно чуть было не вскрикивая; с губ однако же слетает лишь тихий скулеж, изредка повышающийся до рваных стонов.       Стыдно до ужаса, но столь приятно и необходимо, что, забыв напрочь про всякое самолюбие, мужчина, занимающий не последнее место в иерархии региона, превращается в покладистого мальчишку, готового абсолютно на все игры своего хозяина, лишь бы кончить, – вот так просто и безнравственно пошло, ведь уже не важно, что может подумать то самое высшее общество, коего в конкретно этой, забвенной и забытой вселенной, в которую сейчас устремляется душа, не существует.       – Пожалуйста, прикоснись ко мне.       Нёви несдержанно толкается бедрами в воздух, приподнимая таз и застывая на считанные секунды в таком положении, из-за чего тонкая нежная ткань, прилипая к мокрой от выделяющейся смазки головке члена, натирает, заставляя судорожно выдохнуть, опустившись назад и поднять глаза, заплывшие скупыми слезами на чужое лицо, искривленное противной, столь неуместной усмешкой.       Этому дьяволу во плоти ещё и нравится видеть чужое перевозбуждение, – нравится и чувствовать себя тем, кто способен прямо сейчас разрешить эту проблему, – перевозбуждение это, меж тем, находится на медленно стирающейся грани откровенной боли. Внутри светловолосого клокочет чувство, заставляющее кровь кипеть, когда окончательно становится ясно, что Ризли попросту издевается, наслаждаясь зрелищем.       – Я тебя ударю, – шипит злобно Нёвиллет, когда чужие руки, вновь проигнорировав член, предэякулят с которого уже просачивался сквозь ткань, мокрое пятно на которой разрасталось уж слишком явно и быстро, поглаживают впалый живот, словно в этом всё спасение.       – Да ладно, – ехидничает брюнет, слабо касаясь кончиками пальцев чертовски мягкой, притягательной кожи и с вызовом сверкает взглядом. – Ну, дерзай.       Громкий вскрик непрошено срывается с приоткрытых губ, когда чужие уста, а сразу после зубы, вновь смыкаясь на чувствительном соске, сносят голову излюбленным прикосновением, – вздрогнув, «месье судья» чувствует неожиданно сильную жажду, и, опустив затуманенный взор, выпячивает, подставляя под грубые укусы грудь, боясь лишний раз выдохнуть. Добивает его чужая ладонь, наконец-то вспомнившая про каменно-твердый стояк.       Ризли то и дело липнет к милого вида юбке, смысла в которой до сих пор не видит и решается на довольно заманчивый эксперимент, – отпустив орган из ладони, под аккомпанемент недовольного требовательного стона, он натягивает ткань двумя руками, дразняще водя ею по головке, размазывая до неприличия большое количество естественной смазки по светло-розовому шёлку и явно остаётся доволен реакцией.       Нёви, пытаясь увернуться, – снова тщетно, – рефлекторно сжимает бедра, обнимая ими крепко чужой торс и кричит, жмуря очи, пока в кулаках сминает простыню; были бы у него силы, он покрыл бы брюнета трехэтажным матом. Не был бы он таким ничтожно-нуждающимся, точно ударил бы нахала, так издевающегося над ним, – но, признаваясь самому себе, верховный судья четко понимает, что ничего подобного сделать не решился бы, ведь удовольствие это ни с чем не сравнимо.       И самое ужасное, что Герцог это знает и использует внаглую, заставляя потерять рассудок сразу в нескольких волнах оргазма.       Брюнет задирает юбку и кладет под поясницу блондина подушку, помогая дракону, что сейчас выглядит точно ребенок, которому не дали вдоволь наиграться, устроиться удобнее. Ризли, как всегда, заходит издалека, путая и действуя непредсказуемо, – поцелуи, оставаясь на внутренней стороне бедра, опускаются ниже, снова дразня и проверяя на выдержку, благо, сейчас молодой человек хоть рукой помогает не чувствовать себя полностью забытым, двигая кистью умело и приближая к действительно долгожданной разрядке, после перемещаясь, как бы меж делом, к анусу, из-за чего светловолосый, резко выйдя из небытия, отползает, не обрадованный таким жестом.       – Не сейчас, – боязливое сжатие ягодиц совершенно не идёт в такт с серьезным тоном, из-за которого изначально просьба превращается в приказ. Заприметив этот насупившийся взгляд, Герцог даже возражать не смеет, молча и несколько угрюмо подхватывая оба чужих колена и безмолвно заставляя блондина плотно сжать бёдра.       Вид горячего до невозможного члена, просачивающегося через узкое пространство меж пышных бёдер возбуждает настолько, что Нёви, не издав ни звука, изливается густой белесой жидкостью себе на живот, при этом неотрывно завороженно наблюдая за тем, как чвокает предэякулят, размазываемый по внутренней стороне бёдер, что после начинает течь по коже, щекоча.       Возбуждение не спадает, – глянув на себя, светловолосый краснеет кончиками ушей и резко отворачивается, ловя себя на мысли, что чужая сильная хватка на ногах просто потрясающа до дрожи и скулежа, – мужские руки, оставляя видимые следы на белоснежной коже, сквозь которую видно каждую синенькую, вьющуюся венку, несмотря на слабость дракона, прижимают его ватные ноги друг к другу, придерживая под коленями.       Только немного отойдя от смущения судья придумывает свою собственную «дразнилку», – он подставляет пальчики как раз туда, где выходит головка, мягко по ней поглаживая, собирая и размазывая прозрачную смазку по фалангам пальцев каждый раз, и, слыша одобрительные тихие стоны, принимаясь надрачивать слабо рукой, по которой в скором времени, точно как по бедрам, огибая каждый палец, начинает течь вязким ручейком естественная смазка, один вид которой возбуждал до безумия; её неимоверно много, замечает, сглотнув жадно слюну, Нёвиллет.       – Да блять, сожми нормально руку, – взвывает разочарованно Ризли, отпуская чужие ноги, что сразу же обессиленно падают на кровать, и нависая над мужчиной, строго глядя на него исподлобья.       – Войди в меня, – интонация снова получается настолько смазанной, что вполне может восприниматься как приказ; только вот вряд ли возбужденный до беспамятства выходец из высшей аристократии будет так дерзить, когда ему настолько нужно.       Нужно почувствовать, нужно сорвать голос в стонах, и плевать, как потом оглашать приговоры, – Нёвиллет умный, на работе он запросто выкрутится, но вот с вожделением он справиться в одиночку ни за что не сможет, ведь останется горький неприятный осадок, называемый недотрахом. И Ризли в такие моменты настоящая панацея, спасающая всегда безотказно.       По искромётному взгляду блондин видит, что разозлил мужчину своими переменными хотелками, ведь иначе их никак не назовешь, – убеждается он в этом, когда, безо всякой подготовки, чужой член проникает внутрь, повергая в оцепенение, так неправильно смешанное с наслаждением и адской болью, впрочем, быстротечной, вскоре уходящей на второй план.       Нёвиллет неуверенно приподнимается на локтях, буквально на пару толчков и сразу же валится назад на мягкий матрас, выстанывая одно-единственное ругательство, что пропадает в унисоне довольных стонов.       Пальцы, чем только не испачканные, путаются в чужих черно-пепельных волосах, когда Ризли наклоняется, упираясь руками в кровать по обе стороны от чужой головы, – Нёви притягивает его к себе и целует кратко, тотчас же спускаясь на шею, но перед этим сменив позу одним рывком, в который, без преувеличения, был выложен весь остаток сил.       Восседать на своем возлюбленном, безусловно, изумительное чувство, убеждается блондин, когда, сев на столь желанный член, он вновь тянется к чужой шее, бесцеремонно прокусывая кожу, покрытую паутинкой старых шрамов, оставляя после себя яркую метку и кончая, не выдержав.       Дракону приходится упереться руками в грудь лежащего под ним с неподдельным упоением Ризли, чтобы, не свалившись от дикой усталости и неуёмной дрожи во всем теле, выдержать последние глубокие толчки, после которых следует странный, но до одури приятный ток по всему телу.       Подхватывая чужую ладонь, Ризли переплетает пальцы и с улыбкой тянет мужчину на себя, укладывая сверху и тихо, мягким шёпотом, раз за разом повторяя комплимент за комплиментом, позволяя перевести дух, впоследствии чего месье верховный судья задремал прямо на чужой широкой груди.       – Чертовски милый, – подмечает брюнет, поглядывая украдкой на чужое лицо, аккуратно убирая с него прилипшие пряди светлых волос и счастливо улыбаясь, стараясь не разбудить чуткий сон.