«Один поцелуй в одни руки! Но я обещаю: в следующий раз, когда мы встретимся, будет кое-что получше. Теперь, если не возражаешь, я хочу съесть этот сладкий рулет в одиночестве. Не осуждай меня! После всего, что произошло, я заслужила маленький сладкий пир!»
Нарью Вириан — Бездушному Герою, после завершения квеста «Сладкий Убийца»
Пресловутое мнение о том, что вечер, проведённый в обнимку с кружкой выпивки — есть хорошее завершение рабочего дня, стало казаться очень даже правдоподобным. Вопрос оставался лишь в одном: назовут ли когда-нибудь жители Ква́тча ремесло убийцы той работой, за успех которой можно пить? Нет, конечно же не назовут. Однако сколь многие из этих самых жителей уже успели протянуть руку просьбы к Матери Ночи и заключить кровавый договор с Тёмным Братством? Естественно, никто из них никогда в этом не сознается, но самими своими деяниями они лишь доказывали, что готовы жить бок о бок с убийцами. Улыбнувшись собственным мыслям, Ри́са толкнула дверь таверны с незатейливым названием «Восемь благословений» и вошла в жар самого популярного в Кватче питейного заведения. Не обращая внимания на богатый набор завсегдатаев, она спокойно миновала середину главного зала и остановилась у длинной стойки, за которой суетилась средних лет имперка. Кажется, её звали Хило́ра — Риса не запомнила точно, несмотря на то, что уже не первый год своей жизни провела на Золотом Берегу. Да уж, не самая лучшая наблюдательность для Устранительницы Тёмного Братства. — Самое крепкое, — достаточно громко, чтобы перекричать гул голосов прочих клиентов заказала она. Трактирщица удостоила её внимательным взглядом, быстро кивнула и, отложив протираемую кружку, уже потянулась куда-то под стойку, но затем резко остановилась и выпрямилась обратно. Взгляд чуть прищуренных глаз был прикован не к кому-либо иному в таверне, а конкретно к Рисе. Решив, что владелица сомневается в её платёжеспособности, девушка нащупала и показательно сняла с пояса увесистый кошель, но трактирщица не изменила выражения лица. — Прошу прощения, сударыня, — наконец подала она голос, который заметно дрожал от волнения, — но, кажется, мне велено передать вам сообщение. Риса подозрительно вскинула бровь. — Кажется? То есть, ты не уверена? Владелица моргнула, секунду осматривала остальной зал своего заведения, после чего приковала взгляд обратно к Рисе. — Не больше получаса назад сюда зашла очень достойная леди и попросила меня пригласить первую вошедшую следом за ней данмерку в снятую ею комнату, — договорив, женщина выпрямилась подобно имперскому солдату, как-то растерянно улыбнулась и плавным жестом руки указала на начинающуюся в коротком коридоре по правую сторону от стойки лестницу. — Наверное, она имела ввиду вас. Прошу, второй этаж, первая комната по правой стороне. Риса не ответила, отдав предпочтение размышлениям. Сообщение через посредника; достойная особа женского пола, знающая, что она зайдёт именно в эту таверну; общая таинственность и секретность происходящего. Вывод был очевиден и, надо признать, оказался очень даже приятным. «Нарью», — подумала Риса и была вынуждена снова улыбнуться. В «Восьми благословениях» все комнаты были хороши, но некоторые стоили дороже, давая понять, что и обстановка, и их обслуживание ставятся владельцем и прислугой в приоритет. Собственно, Рисе было всё равно какую комнату снимать, когда нужда или личное желание приказывали ей провести ночь в черте города. Как бы то ни было, гостевое помещение, указанное трактирщицей, похоже, относилось к разряду самых лучших. Об этом говорило, как расположение комнаты — удалённое от всех прочих, так и сама дверь в неё — изготовленная из достаточно дорогого багряного ясеня и украшенная затейливой резьбой. Риса собиралась войти, не стучась, но уже через секунду пожалела об этом. В едва открывшуюся перед ней щёлочку, прямо на уровне глаз, тут же стал виден блестящий клинок кинжала, мгновение назад вонзившийся в дверной косяк. Замерев, Риса отпустила ручку двери, позволив той открыться дальше самостоятельно. — А, это ты. Вот и всё, что она услышала. Ни тебе извинений, ни неловких отговорок. Хотя, с чего бы им было быть? Риса слишком хорошо знала Нарью, чтобы так наивно ожидать от неё подобного. — Как всегда, всё продумываешь заранее, — произнесла Риса, входя в комнату и изучая пролегающий в опасной близости от собственного лица кинжал. — Только одного не понимаю: по-твоему, никто другой из данмеров сегодня не должен был сюда зайти, чтобы промочить горло? Она взглянула в центр комнаты, но узрела вовсе не то, что ожидала. Более того, увиденное повергло разум в пучину настоящего изумления. Широкая двуспальная кровать, занавешенное алыми шторами окно, небольшой квадратный стол с двумя стульями, длинный комод и высокий шкаф — всё это было вполне нормальным для обыденного обустройства здешних комнат. Но остальное: огромный ковëр с легко узнаваемыми для глаз узорами данмерского стиля, около десятка лежащих поверх него узорчатых подушек самых разных цветов и средних размеров кальян, который эти самые подушки огибали ровным кругом. Риса даже не сразу высмотрела во всём этом цветастом хаосе того, кто, похоже, и являлся виновником подобной… экзотичности. А когда всё-таки смогла понять, где заканчиваются подушки и начинается занимающее некоторые из них женское тело, всё равно не поверила тому, что видела. — Я тебя умоляю, неужели ты не знаешь моих методов? Всего-то надо было шепнуть, что вчера здесь изнасиловали девственную красавицу из народа тёмных эльфов, и что насильником тоже был данмер. Поверь, в ближайшие дни сюда не должен будет сунуться никто из нашего с тобой рода. Риса заставила себя изучить собеседницу внимательнее. Прежде ей не хватало воображения, чтобы представить Нарью Вириан одетой в платье. Мало одного этого умопомрачающего явления, так ещё и сам наряд был сшит по чисто имперскому фасону: преобладающий красным цветом, с прямыми золотистыми линиями «водяного узора» вокруг пояса, длинный, со свободным подолом, суженный в груди для выражения остроты бюста и удерживаемый при помощи лишь одного плечевого бретеля. До моды Рисе, в принципе, не было никакого дела — она вообще была не большой любительницей платьев — но стоило признать, что в таком виде Нарью выглядела совершенно непохожей на саму себя. Как не гляди, а всё равно не скажешь, что перед тобой одна из самых искусных убийц во всём Морровинде (и за его пределами, наверное, тоже). — Что, героиня? Тебя что-то смущает? Именно обращение вывело Рису из глупого ступора. «Героиня» — только Нарью называла её столь глупо и вычурно. Сейчас это звучало почти как оскорбление. Эбонхартский Пакт, героиней которого Риса была когда-то, остался далеко позади, как и ведомое им военное противостояние. За прошедшие годы её взгляд на кровопролитие стал несколько иным. Более точным — наверное, так следовало его теперь описывать. Она решила не отвечать на, несомненно, заранее заготовленную Нарью издёвку и снова изучила комнату. Видимость здесь была чуть затуманена ввиду того, чем владельца апартаментов занималась. На это Риса обратила львиную долю внимания. — Не знала, что здесь гостям подают кальяны, — выговорила она и, мысленно спохватившись, притворила за собой дверь, через которую в коридорный второй этаж уже начал просачиваться созданный стараниями курительного устройства туман. — Не подают, — отрицательно покачала головой Нарью, как раз затягиваясь новой порцией дыма через мундштук. Выдохнув облачко белёсого пара и причмокнув, данмерка ухмыльнулась. — Но разрешают пользоваться. Решила опробовать подарок одного друга, — она опять качнула головой, теперь подчёркивая пояснение. — Ну, то есть, это был подарок ему от кого-то, но он предпочитает придерживаться более здорового образа жизни и потому передарил мне. — Разум-Дар, — тут же догадалась и высказалась Риса. — Он самый, героиня. Наш общий мохнато-хвостатый друг. Сам не курит — решил меня сгубить, — Нарью оттолкнулась от занимаемой подушки, села прямо и жестом указала на место напротив себя. Поистине заинтригованная столь необыкновенным приёмом, Риса поочерёдно наступила самой себе на ноги, чтобы избавиться от сапог, затем расстегнула лямки наплечников, сняла их вместе с крепящимся позади коротким плащом, отложила всё это подальше, а сама села между двух подушек. В мыслях параллельно возрождались события нескольких последних дней. Их неожиданная встреча с Нарью произошло здесь же — в Кватче. Опуская детали пребывания последней так далеко от Морровинда, можно было сказать, что она находилась здесь «по рабочим делам», уладив которые, вроде бы, собиралась уезжать. Риса была уверена, что так и произошло, но оказалась неправа. Следом за Нарью в городе нарисовался и Раз. Так уж получилось, что оба шпиона заинтересовались одной и той же личностью, стремясь остановить её незаконную деятельность — каждый по отношению к стороне своего государства, а Риса оказалась замешана в их делах случайно. Давно уже ей не приходилось выступать на стороне закона. Честно говоря, после произошедшего она чувствовала себя унизительно. Она — Устранительница Тёмного Братства, собственноручно сразившая Чёрного Дракона и казнившая стоящего ещё выше Примаса Арто́рия, была вынуждена охотиться за тем, кто был известен на Золотом Берегу и в других сторонах света под именем… Сладкий Убийца! Уведомитель Терен как-то сказал ей, что в Пустоте никто не смеётся, но Рисе казалось, что в тот момент сам Отец Ужаса надрывался хохотом, прославляющим её занятие. Возвращаясь к действительности, после решения проблемы с таинственным убийцей, Риса предпочла удалиться, дабы не быть больше ввязанной в глупые дела войны, которой Раз и Нарью по-прежнему предпочитали заниматься для своих держав. Наверное, следовало хотя бы попрощаться с ними. Раздумывая над этим, девушка сосредоточенно поглядела на сидящую сейчас перед ней ассасинку. Похоже, Нарью была того же мнения. А, может, это какой-то коварный способ вновь привлечь её к делам Пакта? — Так, к чему это всё? — вопросила Риса, недвусмысленно обводя взглядом частично затуманенную комнату. — Просто предложение совместного отдыха, — отозвалась Нарью спуская с тёмных губ ровненькое колечко дыма. — Должна признать, у меня не всегда это происходит именно так, но по уровню мягкости, — данмерка похлопала свободной от курительной трубки рукой по ближайшей подушке, — очень приблизительно. Рисе эти её слова совсем не понравились. Только глупый ребёнок не разглядит подвоха. — Нарью, можешь не стараться, — твёрдо высказалась она. — С Пактом покончено. Это всё в прошлом. — Ужель и с нашей крепкой дружбой тоже? — голос данмерки не скрывал издёвки. — А я-то думала… Риса улыбнулась, но наигранно, не желая давать старой знакомой лишних козырей для дальнейшей игры. — Быстро же Отец Ужаса вымыл из тебя любовь к жизни, — продолжила Нарью, отложила трубку и, откинувшись назад, чем-то звякнула. В дыму Риса не сразу разобрала два серебряных кубка и широкой формы бутылку из тёмного стекла. — В Тёмном Братстве нет приличий что ли? — данмерка спешно наполнила оба бокала и протянула ей один. — Устала, поди, от всей этой мрачной тоски, которую вы терпите ради золота? Риса приняла кубок, но пить не спешила. Жизнь тёмной сестры в Братстве, как и вся та её длина, что была прежде, не раз доказывала один крайне неприятный факт: даже друзьям не всегда стоит доверять; а уж друзьям, которые служат в организации, тесно сотрудничающей с Эбонхартским Пактом и знают чем ты занимаешься сейчас, после ухода из-под флага триумвирата — тем более. Чтобы не вызвать подозрений, Риса притворилась, что пытается сесть поудобнее, на деле с вниманием зазывая в ноздри аромат выданного ей питья. Натренированное обоняние и познания в изготовлении ядов всё-таки не раз спасали её за время службы Отцу Ужаса. Жидкость не отдавала отравой, а сама, если, конечно, Рису не подводила память, являлась ничем иным как фли́ном. Вот ведь приятный сюрприз! — Я не забыла ни тебя, ни Пакт, ни всего того, что тогда было, — старясь говорить жёстко, ответила Риса и отпила крепкого пойла, за которым, к слову, и зашла в таверну изначально. Напиток приятно обжог язык и горло. Стерпев осадок, девушка продолжила. — Мы уже говорили с тобой об этом, и я объяснила, почему Тёмное Братство стало частью моей жизни. — Да-да, — не меняя легкомыслия в голосе пропела Нарью. — Ты стала считать, что войны, боги, системы и правила бесполезны; что всё в итоге вертится по одной и той же оси: сильные возносятся над слабыми, слабые терпят или восстают против сильных, боги игнорируют направленные к ним мольбы, мир пропитывает ложь, амбиции и интриги, — данмерка ухмыльнулась во весь рот. — Я ничего не забыла? Риса глубоко, но тихо вздохнула. Решив молчать, она просто отхлебнула ещё флина. Разумеется, Нарью описала всё слишком поверхностно, намереваясь пошутить, но мнение Рисы обо всём перечисленном не было настолько простым и убогим, чтобы над этим хотелось смеяться. Когда-то Риса действительно верила в то, что начавшаяся война (кою уже успели прозвать Войной Альянсов) — это шанс для всего Тамриэля. Когда одна из сторон одержит верх, когда несогласные будут раздавлены или переубеждены, когда власть и правопорядок перейдут лишь к одной державе — тогда и только тогда в мире воцарится мир. Эбонхартский Пакт поддерживал Трибунал — сами Живые Боги. Зная это, Риса даже не думала о шансах на победу для Альдмерского Доминиона или Ковенанта Даггерфолла. Но шло время, лилась кровь, горели города, велись споры и переговоры, плелись интриги… Война Альянсов чуть не поставила весь мир на грань гибели, ослабив Империю и допустив то, что произошло много лет назад в Имперском Городе. Взрыв Душ, начавшееся слияние Нирна с Хладной Гаванью, восход к власти психопата-Маннимарко — всего этого бы не произошло, если бы война на самом деле имела благородный смысл. Но смысла никакого не было — ни благородного, ни безумного, ни разумного. Это было просто кровавое поприще, где гибли все подряд, начиная от невинных и заканчивая самыми отпетыми негодяями. Риса предпочитала не вспоминать это слишком часто, но и она сама пострадала из-за всего того бессмысленного хаоса. Она не забыла своего плена в Хладной Гавани и того чувства, когда тебя убивают и посылают твою душу на потеху Молаг Балу. Вот что дала ей война на стороне Эбонхартского Пакта: боль, сомнения, ужасы по ночам и жуткое осознание наяву. Осознание — пожалуй, в противовес общим страданиям, это был единственный, принесённый ей войной дар. Смерть приходит ко всем, но никто не знает её сути. Суть смерти — вечное забвение и смирение перед ним ведает лишь Пустота, лишь сам Ситис. Только его рука направляла Рису в том глупом копошении, которое она когда-то считала своим долгом и призванием всего Пакта. Ситис показал ей сторону смерти и дал понять важную вещь: жизнь существует только для того, чтобы потом умереть. Кто-то (да хоть бы даже и Нарью), наверное, скажет, что в таком случае надо всех подряд записывать в ассасины Тёмного Братства, но такая логика будет сродни глупому и бездумному овечьему блеянию. Да, Тёмное Братство отнимало жизни, но уважало при этом желания каждого, кто хотел принести в мир смерть — заказчики чётко высказывали свои причины и требовали устранить того, кто был по их мнению виновен. Война забирала всех без разбора, но Братство… Дети Ситиса уважали мнение всех, прислушивались к каждому отдельно и не вставали ни на чью сторону. Что же лучше — взмах косы, что обрежет сотню колосьев разом и без какого-либо раздумья свалит их на землю общей кучей? Или единственный аккуратный срез, что заберёт одну жизнь, но заберёт её со смыслом, не потревожив остальное поле? Риса свой выбор сделала. Она выжала из Пакта всё, что было ей необходимо для восполнения утраченного. Воспользовавшись слабостью и слепотой этого триумвирата бездумных палачей, Риса совершила свой последний подвиг — возглавила воинов, отбила нападение из Хладной Гавани, вернула себе душу и остановила Слияние Миров. Знали об этом совсем немногие. Знала Нарью, знал Разум-Дар, знали правители Пакта и других альянсов и ещё парочка отдельных лиц, но более никто. Забыв о красно-чёрном стяге, проведя долгое время в мучениях, страхе перед будущем и позорных запоях, в конце концов Риса услышала о Тёмном Братстве. Услышала и разглядела в этом названии истину, которую так долго искала. Истину, разделяющую и полностью оправдавшую её новый взгляд на мир. Девушка посмотрела на Нарью. Ассасинка снова взялась за кальян и во всю ширь лёгких пыхтела из него, продолжая затуманивать воздух и наблюдать за ней своим поистине умелым невинным взглядом. Взвесив в голове всё обдуманное, всё прошлое и в довесок мнение самой Нарью, Риса подняла перед собой ещё наполовину полный кубок. Она не собиралась злиться и обижаться, как это делают маленькие дети. Только не на друзей, пусть даже они и могут быть в чём-то неправы. — Тост? — лицо Нарью засветилось интересом, и она поспешно вооружилась собственным бокалом. — За что же? — Мы давно не виделись, — пояснила Риса, в этот раз улыбаясь искренне. — Что ни говори о мотивах, отлично сработались. Мы обе живы в конце концов. — Поэтично, — проворковала Нарью и качнула кубком, добавляя. — В таком случае: за встречу, за нас и за нашу дружбу, которая, похоже, всё-таки не закончится поножовщиной. Кубки звучно столкнулись. Риса с удовольствием отпила новую порцию флина, облизнула губы и повертела головой, ища чем бы заглушить крепкий, стремительно сковывающий язык вкус. Нарью, должно быть, заметила её метания, и через секунду перед девушкой появилась широкая тарелка с разнообразными нарезками сыра, фруктов, мяса и ещё чего-то мучного. Подумав мгновение, Риса взяла кусок Золотой Коловианской Груши, сок которой, как ей было известно, едва ли отставал от вкуса чистого сахара. — Ты всерьёз думала, что наша встреча закончится поножовщиной? — уточнила Риса, наслаждаясь первым откушенным куском популярного в этих землях фрукта. — Ни в чём нельзя быть уверенным, дорогая моя, — отозвалась Нарью, залпом опустошая свой кубок и возвращаясь к кальяну. — А вот готовым к тому, что может случиться — можно. С этим спорить не то что было сложно, а, скорее, не хотелось.***
— Ну, как тебе? Приложив определённые усилия, Риса сдержала позыв кашля и медленно выдохнула дым. Курить ей прежде не доводилось, а тут ещё и через кальян, пользование которыми распространилось лишь благодаря культуре каджитов. Благо, Нарью не стремилась уподобиться жителям Эльсвейера, кои не стеснялись вдыхать в себя всякую дрянь, а использовала обычный табак, выращиваемый где-то здесь, в Сиродиле. — Горьковато, — выдала свой вердикт девушка и передала трубку обратно в руки Нарью, немо давая понять, что больше не будет. — Увы, а мне понравилось. Так что, если Раз-Королевский-Глаз задумал этот подарок как попытку поскорее отправить меня на встречу с Прядильщицей, то ему это удалось. Риса не сдержала смешка, представив себе, что Разум-Дар мог бы сказать в ответ на подобное. Не найдясь с предположением, девушка отсела на прежнее место и снова потянулась к оставленной там бутылке. Флин они благополучно прикончили, и Нарью достала из сделанных запасов такой же объёмный пузырь суджаммы. Чего-чего, а по напиткам родных краёв Риса всё же успела соскучиться. Контракты и дела последних лет водили её в стороне от Морровинда. Порой, оказываясь где-нибудь ещё — например, в Вэйресте или Марбруке — она набиралась желания и спрашивала у тамошних торговцев что-нибудь из данмерского спиртного, но те либо качали головами, либо запрашивали такую цену, за которую можно было бы неделю жить в лучших трактирах и ни на что не жаловаться. — Значит, хорошо, что мы успели попрощаться перед тем, как ты отправишься в Пустоту, — проговорила Риса с чётким намерением зацепить Нарью, пусть даже сама эта идея чёткостью и трезвостью мысли уже давно не поддерживалась. Всё-таки, первая бутылка не прошла без последствий. — Пустота или Вечные Сети, — заговорила Нарью, отодвигаясь к стене и упираясь спиной в занавеску, — смерть однолика, Риса, в этом я с тобой согласна. А вот её направление и её смысл — это другое дело. Так же и в жизни: важен путь, важно происходящее на нём, каждая его извилина, но в конце всё равно ждёт смерть, и неважно в каком она явится воплощении — как нечто чёрное и в балахоне, коим образом некоторые её описывают, или на острие чужого клинка. И снова Риса не нашлась с ответом. Нарью выпила не меньше неё, но на провокацию не поддалась и даже смогла высказаться так, чтобы продолжать казаться вполне рассудительной. Да и вообще, ей не хотелось думать о подруге плохо — в её подходе и взгляде на мир всегда имелось разумное зерно. Если честно, Риса понятия не имела — говорит ли Нарью теми словами, которые в неё заложили наставники из Мораг Тонг, или же она имела собственное мнение, коим оправдывала и личные домыслы, и основы своего древнего ордена. Когда сама Риса служила под флагом Пакта, Нарью казалась ей очень мудрой и способной найти выход из любой ситуации. Но иногда даже ей была нужна помощь со стороны, совет или поддержка. Например, тот печальный случай с её ученицей — Ве́йей Реле́т — когда Нарью встала на грань между выбором: подчиниться суровым требованиям Мораг Тонг или чувствам. Тогда Риса убедила её рискнуть и спасти запутавшуюся девочку от самой себя. Вновь окунувшись в прошлое, Риса не удержалась и поглядела на Нарью. Сейчас, после стольких лет, стольких ошибок, переосмыслений, потерь и обретений, она бы, наверное, дала ей в корне противоположный совет. Очередная, обжёгшая рот порция суджаммы, позволила приглушить разыгравшуюся память. Они уже решили не вспоминать столь тревожные нити былого. Куда приятнее было бы припомнить что-нибудь более весёлое из вместе пережитого. Нельзя не признать, Нарью оставила в жизни Рисы очень яркий след. Накуренный кальяном туман сделал комнату подобием жарко натопленной нордской бани. Стараясь совладать с той дымкой, что понемногу отнимала силу зрения из-за действия алкоголя, Риса моргнула и неожиданно поняла, что Нарью пропала, хотя ещё минуту назад сидела на прежнем месте, продолжая периодически затягиваться из «подарка» Разум-Дара. Девушка уже собиралась было окликнуть сестру-данмерку по имени, но тут услышала справа от себя хруст и перевела взгляд в ту сторону. Нарью обнаружилась сидящей на кровати, усердно изучающей нечто в собственных руках. Периодические хрустящие звуки продолжали то и дело звучать. — Ты чего? — подала голос Риса, приподнимаясь на коленях, чтобы потом встать. После долгих сидения или полу-лежания на подушках, мягкое место у неё протяжно заныло глубинной мышечной болью. — М? — отозвалась Нарью. — Ничего. Просто наслаждаюсь шутками судьбы. Стараясь твёрдо ставить ноги, Риса подобралась ближе к ней и пригляделась к тому, что данмерка держала при себе. Смысл до неё дошёл довольно-таки быстро. Пальцы Нарью сжимали небольшой, но искусно приведённый в форму конуса рулет. — Ищешь послание Сладкого Убийцы? — поддавшись не особо оригинальной, но всё же задорной шутке, Риса в голос рассмеялась. — Ну и как? Нарью не ответила. Молча жуя сладость, она повертела рулет в руке, выждала какое-то время, а затем надкусила его с другой стороны. Риса успела подумать, что дело обстоит серьёзнее, чем ей показалось на первый взгляд и уже собиралась спросить в чём дело, но Нарью всё же обогнала её и заговорила первой: — Я всё думаю о том, что эта гуарья задница сказала мне. Не особо хочу, но всё же думаю. Рисе сделалось несколько неудобно за поспешный юмор. Подобно озвученному мнению подруги, она и сама старалась не думать о произошедшем. Ей никогда не нравилось само понятие предсказаний, ибо такой подход к будущему был всего лишь глупой попыткой объяснить влияние слабых Богов на жизнь смертных народов, однако Нарью, похоже, всё-таки поддалась сомнению, несмотря на то, о чëм говорила ранее. — Ты же не хочешь сказать, что жалеешь о том, что мы убили эту психованную? — осторожно уточнила Риса. Нарью обратила к ней взгляд, и в её ярко-рубиновых глазах на мгновение мелькнула искра раздражения. — Поверь, нет. Я пытаюсь не придавать значения её словам, но жизнь уже давно научила меня, что за свои поступки мы сами несём ответственность. Думаю, ты это тоже поняла. Риса села на кровать рядом с ней и кивнула, соглашаясь с каждым пунктом. Да, в её жизни были личные деяния, за которые приходилось отвечать. Теперь же, все сделанные выводы укрепились в уме железным кодексом, нарушение которого могло произойти лишь по глупости или умышленному капризу. — К чему ты завела этот разговор? Губы Нарью дрогнули улыбкой. Рисе даже показалось, что улыбка эта была какой-то детской — глупой, такой, которая выражала ребяческий подход к серьёзным вопросам. Продолжая сиять ею, данмерка откусила от рулета ещё кусок, переживала, проглотила и, только повторив весь процесс по новой, продолжила: — Можешь не верить, но я всерьёз думала о том, чтобы завести ребёнка, — она засунула в рот остатки рулета, быстро расправилась с ним и добавила. — Без глупых брачных обрядов, естественно. Опыт показывает, что наставник из меня не очень, но так я бы доказала, что могу исправится. Риса сидела, едва удерживая на месте челюсть. Голос у Нарью оставался вполне серьёзным, поэтому версия о возможном опьянении и ослаблении мыслей казалась неуместной. Как бы то ни было, намного больше её занимала глубинная суть услышанного. Совсем недавно Риса думала о том случае с Вейей, а тут… — И ты теперь боишься? — выпалила она. — В этом проблема? — Проблемы нет, — покачала головой Нарью, по-прежнему улыбаясь. — Дело в моём подходе к таким делам. Риса поняла, что начинает путаться. Не сумев продумать достойный ответ, девушка просто пожала плечами. — А ещё в банальной слабости духа и плоти, — дополнила данмерка, и её улыбка изменилась, став какой-то… загадочной что ли? — Помнишь ты как-то сказала, что я кажусь слишком серьёзной и неспособной к отдыху? Осознав, что Нарью намекает как раз на более светлые моменты из их общего прошлого, Риса довольно ухмыльнулась и, единожды кивнув, ответила: — А ты уверяла меня, что совершенно не такая, и что умеешь расслабляться. Даже обещала продемонстрировать, но до этого у нас с тобой как-то не дошло. — Верно. Однако поспешу заметить, что предложение всё ещё в силе. Риса подавила глупый смешок. Только неразумное дитя или вусмерть упившийся скумой каджит не поняли бы такого прозрачного во всех стезях намёка. В голову тут же стали закрадываться шальные мысли. Тогда — много лет назад — она также прекрасно понимала всё, что Нарью говорила ей, но не видела в этом смысла. Зачем привязываться к кому-то, чтобы потом терзаться и беспокоиться? Тогда её сердце и голова были забиты жалкой бравадой, прославляющей дело Пакта, а подобные предложения казались чем-то лишним и отвлекающим. Немного насладившись глупостью собственных мыслей о былом, Риса решила вернуться к происходящему ныне: — Так, что у тебя за «подход», про который ты сказала? Нарью села прямо, упёрла руки в колени и, вытянув их, шумно вдохнула через нос. — Одна важная деталь, героиня, — данмерка повернула голову к Рисе и вперилась в неё почти сквозным взглядом, не убирая с губ всё той же улыбки, ставшей теперь уже слишком буквально-понятной. — Будь ты хоть дважды собой в плане милоты характера, богатства умений и ширины мысли, но болтайся у тебя между ног член, и тогда никакое бы из моих предложений в твой адрес не светило. Надеясь, что накуренный дым скрывает хотя бы часть отразившихся на лице эмоций, Риса приложила все возможные усилия, чтобы удержать смех между зубов и ответить спокойно: — Вот оно что. Нарью Вириан отдаёт предпочтение женскому телу? — она на секунду задумалась, осознавая прежние слова ассасинки по-новому. — Стало быть, и твой «отдых» всегда проходил в условиях строго женского общества? — Именно. Может быть, смешанный алкоголь притупил реакцию, а, может, Риса сама не проявила нужного стремления к сопротивлению, но уже через пару секунд она обнаружила себя лежащей на спине, с силой вжимаемой в перину кровати весом чужого тела. Чувствуя на задворках разума некое недовольство тем фактом, что кто-то (пусть даже это и далеко не самая безразличная тебе душа) пытается единолично контролировать ситуацию, Риса рванулась обратно, призывая мышцы пробудиться от ослабления. Она действительно приложила немалую толику усилий, но почти не сдвинулась с места — руки Нарью крепко держали её запястья, бёдра сдавливали поясницу, а общий вес яростно вдавливал в кровать. Со стороны это, наверное, выглядело мощно и даже сексуально, но искреннего желания продолжать находиться в таком положении у Рисы не было. — Хватит, — сказала она, состроив максимально-спокойное выражение лица. Сидящая прямо на ней Нарью чуть опустила голову, выровняв их взгляды. Губы данмерки всё ещё кривилась улыбкой, но теперь из-под неё показался по-настоящему хищный оскал белых зубов. — Ещё один тонкий намёк, героиня, — Нарью говорила тихо, но не шептала, а практически шипела. — Мой отдых — это полностью мои решения и моя воля, поняла меня? От такой наглости Риса практически поперхнулась воздухом. Едва успев понять всю серьёзность услышанных слов, она оказалась прижата к месту ещё плотнее, так как Нарью сместилась вперёд и немного вбок. Правая рука освободилась от цепких пальцев, но тут же грубо и довольно болезненно вдавилась в матрас коленом. Всё произошло слишком быстро — ей не хватило то ли силы, то ли скорости, чтобы воспротивиться. Ловко орудуя теперь обеими руками, Нарью полностью сосредоточилась на её левом запястье. Испытывая практически грызущее насквозь возмущение, Риса упустила нужный момент, не смогла освободиться, и левую руку туго стянуло нечто плотное. Метнув взгляд в ту сторону, девушка обнаружила намотанный поверх предплечья жгут из простыни. Возмущение мгновенно переросло в полноценную злость. — Нарью, прекрати это немедленно! — закричала Риса, вкладывая в чуть подёрнутый пьяной слабостью голос все имеющиеся силы. — Молчать! — рявкнул яростный ответ. Обескураженная, негодующая, а теперь ещё и разозлённая, Риса рванулась снова, в этот раз подключая ноги. Нарью сидела у неё на груди, поэтому какой-никакой простор для действия имелся. Ей удалось согнуть правую ногу в колене и со всей силы поднять её, что в нынешнем положении было сродни удару. Колено крепко врезало Нарью по спине… но не остановило происходящего. Зарычав, Риса повторила удар опять, а потом ещё раз, вкладывая больше энергии. Слишком поздно до неё дошло, что, сконцентрировавшись на ногах, она совсем забыла о том, что нахалка усердно вытворяла с её руками. Белая ткань простыни теперь цепко впилась узлом и в правое запястье. — Шеогоратова борода, Нарью, это не смешно! — протестуя всем естеством, крикнула Риса. — О-о-о, теперь уже Шеогорат? Отчего же не Ситис, м? Нарью выпрямилась и сдвинулась в прежнее положение, вновь уместившись прямиком на её бёдрах. Теперь шевелить ногами почти не удавалось. Риса продолжала предпринимать попытки, но все они ограничивались жалкими и короткими движениями одних только ступней. Руками же она неистово молотила по матрасу, стараясь не обращать внимания на жгучую боль от впивающихся в кожу жгутов. После нескольких, так и не давших плодов секунд сего действа, Риса яростно выдохнула и внимательнее изучила сковавшие её в таком унизительном положении путы. Похоже, простыня была скреплена с матрасом где-то в области его дна. Если так, то отодрать её от основы вряд ли получится, а саму ткань, будучи многократно закрученной и скреплённой узлами, не выйдет ни разорвать, ни ослабить. На смену распалённой до жара кузнечного горна ярости пришло позорное успокоение. Риса едва могла поверить, что позволяет себе вот так просто сдаться. А какой у неё выход? Тут не то что полноценно сопротивляться, даже банально двинуться с места не удаётся. Она стрельнула глазами по Нарью, которая молча (и нагло) сидела у неё на бёдрах. Данмерка по-прежнему улыбалась, а руки держала лежащими крест на крест на груди, всем своим видом будто говоря: «Никуда ты не денешься». Думать об этом было не менее противно, чем осознавать в действительности. — Ладно, я поняла, как ты расслабляешься, — Риса вкладывала в голос максимум контроля, тщательно цедя на языке каждое слово. — Удивлена, признаю. Теперь, когда ты всё продемонстрировала, давай-ка притормозим. — Мы только начали, героиня. Сперва Риса испытала возрождение в груди гневного огня, но тот быстро затух в потоке не то смущения, не то отвращения. Вероятно, всё же от второго. Взгляд сам улавливал каждую деталь происходящего, каким бы недопустимым оно ни казалось. Медленно, показывая этим свои абсолютные свободу и расслабленность, Нарью плавным движением сбросила с плеча бретель, коротким движением за спиной, должно быть, ослабила шнуровку, а потом… снятое через верх платье полетело на пол. Риса понимала, что будет выглядеть ещё более низко, если её уличат в «глазении» и поспешила отвернуться, но кайма зрения всё же скользнула по тому, что Нарью не постеснялась открыть для обозрения. Как оказалось, она даже не удосужилась одеть под свой наряд исподнего. «Она продумала всё заранее!» — осознание практически завыло в голове Рисы горном. От этого ей стало во стократ ещё более мерзко. Мало того, что Нарью её обманула, завуалировав такую подлую и похабную затею за тем, что по невинному называла «дружеским приглашением», так ещё и позаботилась, чтобы она была «готовенькой» к этому. Может, Нарью и про частичную тоску Рисы по напиткам их народа знала и именно потому предоставила именно их, чтобы успешно её опоить, оставшись вне каких-либо подозрений? А те её слова про: «Быть готовым к тому, что может случиться». Вот ведь извращённая тварь! — Чего ты так напряглась? Риса держала голову отвёрнутой, чтобы не смотреть ни на лицо Нарью, ни на всё остальное, что она сейчас демонстрировала, но все потуги тщательного контроля враз рухнули, стоило лишь почувствовать, как чужие пальцы ловко расправляются со стягивающими грудной вырез на рубахе шнурами. Риса инстинктивно дёрнулась, но далеко сместиться не удалось из-за всё той же тяжести на плотно прижатых к кровати бёдрах. Мыслей коснулось сожаление от того факта, что она успела дополнительно избавиться от куртки и наручей. — Не смей, — зашипела девушка. — Хватит, Нарью, остановись. Мне это не интересно. — Я же сказала, — Нарью говорила, но глаза её были прикованы к узелкам и петлям, которые стремительно расставались друг с другом, освобождая ворот, — мои решения и моя воля. Молчи, а не то пожалеешь. В груди опять возник твёрдый ком возмущения. — Прекрати этот цирк! Я не собираюсь с тобой ничем таким… Слова застряли в горле не высказанными, ибо само горло в этот момент сдавила плотная хватка. Остаток фразы прозвучал задавленным хрипом. Риса ощутила напряжение каждой мышцы на шее, дëрнула головой из стороны в сторону, но ничего не могла исправить. — Ни слова, — пальцы Нарью сжались сильнее, вызвав полноценную боль. — Будешь говорить, когда позволю. На груди стало свободнее, что заставило Рису мгновенно позабыть об удушье. Сжимающая еë шею рука не давала видеть всë полноценно, но тут и без глаз было понятно, что с воротником рубахи Нарью расправилась. Вдоль левой ключицы отрывистым движением скользнул острый ноготь. Завершив свой ход и опустившись ниже, он коснулся основания прикрытой повязочным лифом груди. — Теперь понятно, что доспехи у тебя всегда были на размер больше, — голос Нарью пропитывало нечто походящее на разочарование. — Наша героиня недовольна тем, что имеет от рождения, да? Риса не могла заговорить из-за нехватки воздуха в лëгких, но и не собиралась никак оправдываться. Что за мерзкие, приправленные наглыми домыслами вопросы? Ей вообще никогда не было дела до того, что кто-то может думать об еë теле. Плотские наслаждения остались в прошлом вместе со всей той жизнью, в которой подобные глупости имели хоть какую-то ценность. Тогда, находясь под знаменем Пакта, часто участвуя в сражениях, рискуя лишиться жизни, конечно же, порой приходилось задумываться о способе сбрасывать напряжение. Но это всегда были мужчины! Сослуживец-однокровник — какой-то младший офицер, перевëдшийся в их отделение из-под Эбонхарта; один нордский выскочка — любитель дребезжать на лютне и сделать лишний комплимент еë «подобным снежным ягодам» глазам; даже один бывший жрец из числа агонианин, с которым она хоть и не делила ложе, но чувствовала себя в покое и умиротворении. Кожи на наполовину открытой груди коснулось нечто холодное и острое. Одно движение с характерным звуком рассечения и плоти стало ещë свободнее, а из-под рубахи выскользнула ранее прикрывающая откровение полоса ткани. Понимание вгрызлось в чуть плывущий от удушья разум новой нотой злости напополам с отвращением. Рука Нарью скользнула по правой груди, задев ореол соска. — Зря ты была не уверена в себе, дорогая. Красота каждой женщины по-своему уникальна и верно служит ей. Как оружие, преимущественно. Сдавливающие горло пальцы наконец разомкнулись. Жажда воздуха вынудила Рису сделать вдох, но он тут же перевоплотился в лëгкий неконтролируемый вскрик — чувствительную сердцевину всë той же правой груди разорвала боль от укуса. — Тише, — снова раздался голос Нарью, звучащий в чуть потемневшем разуме удивительно чëтко. — Ты же не хочешь, чтобы нас прервали здешние постояльцы? Как раз этого Рисе хотелось больше всего — чтобы кто-нибудь ворвался в комнату и прервал творимый Нарью беспредел. Осознавать собственные беспомощность и невозможность сопротивления было невыносимо до истеричной пульсации крови, которая, к слову, сейчас именно так и вела себя по длине каждой пролегающей в теле Рисы жилы. Бурлящая ярость жарко трепетала в обездвиженных руках, заставляя сжимать кулаки и продолжать бесплодно молотить ими по матрасу. Рубаха натянулась вверх и отстала от тела. Послышался тихий лязг, а за ним треск рвущейся ткани. Подняв отяжелевшую голову, Риса увидела, как Нарью рывком расправляется с остатком стана рубахи, окончательно обнажая еë торс. Закончив, данмерка несколько коротких секунд изучала открывшееся, после чего направила к ней в ответ прищуренный, полный одного лишь дикого желания взгляд и приподняла правую руку, меж пальцев которой обнаружился блестящий наточенной остротой кинжал. Клинок дважды звучно крутанулся на перстах, был подброшен, ловко пойман обратно в ладонь и опустился остриëм вниз. Губительное окончание кинжала зацепилось за продетый сквозь шлёвки кожаный ремень, тут же оставив на нëм крошечную засечку. Продолжая хищно лыбиться, Нарью нагнулась и, оттолкнувшись, отсела назад, ясно давая понять, что собирается делать далее. Ремень лопнул. Рисе хватило одного мгновения. Сдвигаясь, Нарью ощутимо ослабила прежнюю жëсткость того захвата, которым удерживала еë бëдра и ноги на месте. Не теряя ни секунды и действуя максимально тщательно и быстро, Риса повторила прежний приëм — согнула правую ногу в колене, успешно выдернув ту из ловушки, и сразу направила ею удар-толчок. Стопа вонзилась Нарью точно в середину лица. Почти неслышно гаркнув, данмерка отлетела к изголовью кровати и рухнула с неë спиной и головой назад, скрывшись из виду. Удовлетворение от успеха Риса чувствовала недолго. Откровенно говоря, она ощущала себя полной дурой. Ну, врезала ей — а дальше что? Сама не зная зачем именно, девушка в очередной раз поглядела на жгуты из простыни и слегка подёргала руками. Бесполезно. Нахлынувшее и кольнувшее всё сознание ощущение было очень неприятным. Это был не страх, нет — Риса ничего не боялась. Скорее, это походило на… тревогу, опасливость, беспокойство? Обычно так чувствует себя тот, кто умышленно собирается нарушить какое-то правило, зная, что последствия неизбежны. Немного постанывая, из-за кровати показалась Нарью. Кривя лицо и вдыхая воздух с отчётливыми хлюпаньями, данмерка выпрямилась и даже по гордому высоко подняла голову, будто не замечала льющейся из носа крови, тонкие струйки которой сочились равномерно с обеих ноздрей, капали на обнажённую грудь и либо медленно стекали вниз и пропадали из виду, либо застывали на коже, успев свернуться. Рубиновые глаза ассасинки были прикованы к Рисе так же плотно, как она сама была «распята» на кровати. Как ни странно, злости или недовольства в этом взгляде не было, а из-за пятен и подтёков засохшей крови далеко не сразу удавалось разобрать, что Нарью ещё и улыбается. Вопреки знанию крепости собственного характера, под давлением выражения смотрящего сейчас на неё лица Риса ощутила явственную жуть. Она знала Нарью много лет, но даже помыслить не могла, что ей однажды придётся «отбиваться» от неё в условиях, подобных нынешним. Как можно вообще быть готовой к откровению в лице того, что женщина, которую ты, казалось бы, достаточно хорошо знаешь, скрывает… такие наклонности? Не обращая никакого внимания на кровотечение из разбитого носа, Нарью медленно уместила одно колено на матрасе, оттолкнулась, встала и замерла на кровати уже на обоих. Риса молча глядела на неё, но взгляд, как неохотно приходилось признавать, то и дело самопроизвольно опускался ниже лица данмерки, заставляя мысленно отмечать строение её нагого тела: гладкая тёмно-серая кожа, оттенок которой отличался разве что на лице, да на предплечьях (вероятно, из-за полученного здесь — на Золотом Берегу — загара), изгибы местами подчёркивались очертаниями мышц; далее шла сокровенная часть, выражающаяся аккуратной тёмной порослью, напоминающей формой берёзовый лист, а выше — над прессом и пупом брали начало две средних размеров округлости. Словом, Нарью была куда более «женственной», чем Риса могла бы предположить, а предполагать ей приходилось разве что в тот раз, когда Нарью впервые намекнула о своих предпочтениях. То была просто невинная и шальная мысль — не больше, не меньше. — Несгибаемая героиня, — голос Нарью теперь подёргивался лёгкой гнусавостью, но всё равно не скрывал в своём тоне насмешки. — Я всегда восхищалась твоей силой, Риса. Не физической, конечно же, — она, будто бы показательно, хлюпнула кровоточащим носом, — а силой твоего духа. Всё пережитое тобой… Такое не каждый сможет осилить и не сломаться. Знала ли Нарью, что она всё-таки дала слабину? Не сломалась, но «надломилась». Месяцы, что пролетели единым потоком позора, пьяного угара и жалости к самой себе закаменели в её памяти несмываемой печатью. Лишь потом она нашла ответы, услышала про Братство, где прошлое членов Семьи не играло роли. Но всё же… Скованная всем обдуманным за последние минуты, Риса осознала, что не смогла пошевелиться, когда Нарью продолжила пробираться вперёд по кровати и снова разместилась поверх её ног. Если это и был шанс дать хоть какой-то отпор, то теперь он точно упущен. Она безмолвно уставилась на свою мучительницу, но, несмотря на глубинный смысл сказанных ею слов, лицо данмерки по-прежнему ярко выражало похоть и желание. Прочие мысли прорезала одна единственная, кажущаяся единовременно ужасно-глупой, но и почему-то разумной: быть может, если успокоиться и, проглотив гордость, подчиниться, то Нарью быстрее расстанется со своим безумием и отпустит её? То, что она делает — она ведь делает это для себя, а значит получает от этого удовольствие. Какими бы противными и ненормальными ни были её взгляды и предпочтения, Нарью была и будет убийцей — охотником, который, нанося удар, заявляет жертве о своём превосходстве. А какой азарт для охотника, если жертва не сопротивляется? Уверенная лишь наполовину, Риса глубоко вдохнула, прогоняя всё ещё тлеющую в голове слабость от недавнего удушья, и отвернулась от Нарью. Во имя Ситиса, скорее бы это закончилось! — Зря ты связалась с Тёмным Братством, Риса, — успешно разрезанный ремень ослаб ещё сильнее, а тонкие пальцы скользнули вдоль пояса штанов, чуть касаясь и открытого живота. — Не из-за того, что они древние предатели моей организации или плохие убийцы, нет. Просто ты создана для большего. Я знаю это и верю в тебя. Набранный в лёгкие воздух будто загустел и стал ощущаться внутри груди чем-то колющим. Несмотря на отсутствие реальных преград, Риса ощутила себя так, словно её опять пытаются душить. Ей не хотелось слушать этот бред. Её клятва перед Ситисом была сильнее и твёрже, чем всё, что когда-либо имело смысл в жизни. Окровавленное лицо Нарью с погнувшимся носом резко появилось перед глазами. Пытаясь выстроить безмятежность на собственном и придерживаться задумки о простом ожидании и терпении, Риса моргнула, но долго после этого смотреть в глаза данмерки всё же не смогла и отвернулась. — Зря, — повторила Нарью. Следом за её словами случилось то, чего Риса и ожидала, и одновременно совершенно не ждала — по крайней мере, не так быстро. Лежащая так близко к сокровенному месту рука рывком нырнула под штаны и сразу под оставшееся на ней исподнее. Одно лишь прикосновение к нижним губам заставило Рису вздрогнуть, как от мороза, но пальцы Нарью не дали ей передышки даже в жалкое мгновение, тут же проникнув в неё. — Нет, — она была не уверена, что действительно хотела сказать это, но единственное, отразившееся в мыслях слово само вырвалось на свободу. Похоже, её просьба не была услышана. Чужие персты погрузились дальше в обитель чувствительной плоти, взорвав её изнутри жжением и колкостью. Погрузились и сразу устремились обратно, чтобы потом опять вернуться. Риса зажмурилась, плотно стиснула зубы, но злость всё же оказалась сильнее всех принятых решений. — Прекрати немедленно! — опять в голос закричала она, возвращая взгляд к Нарью, которая, кажется, всё это время смотрела на неё, не отводя глаз. — В последний раз говорю или… — Или что? — данмерка вскинула тонкую тёмную бровь, а движение её руки стало ощутимо быстрее. — Ну, героиня, что будет? Чёрное Таинство на меня совершишь? Огонь вернувшейся ярости превратился в настоящий внутренний вулкан. Терпя мерзкую, охватившую её лоно пытку, Риса подняла голову так высоко, как только позволяло положение и впилась в Нарью взглядом. Неожиданно ей стало очень жаль, что она никогда не обучалась магии. Было бы такое заклинание, чтобы прожигать врага (или, в данном случае, далеко зашедшего друга) насквозь силой одних лишь глаз. О, она бы тогда испепелила мерзавку прямо на этом самом месте. «Нужно будет потом спросить у Лере́кса о подобном», — подумала Риса. — Ты даже собственные слова не можешь оправдать, — вопреки спокойному голосу, движение руки Нарью стало быстрее и намного грубее. — Что с тобой сделали в Братстве? Ты совсем размякла в объятиях Матери Ночи? — Заткнись! — прорычала сквозь зубы Риса. — Клянусь Клинком Горя, скажешь ещё хоть слово… Увернуться она не смогла, и пальцы другой руки Нарью вновь впились в её шею, задавив слова до их выхода. В этот раз хватка оказалась гораздо более твёрдой. Лицо Нарью дрогнуло: уголки губ опустились, брови тоже, в глазах появился нездоровый блеск. Но хуже всего было то, что происходило внизу — у Рисы между ног: возможно, ей показалось, а, может быть, Нарью подключила ещё один палец и опять ускорилась. Резкие движения загоняли персты всё глубже, заставляя их касаться самых отдалённых и чувствительных мест. Внутри стремительно разгорался жар — греющий, но и одновременно обжигающий. — Субординацию, я погляжу, они у тебя отняли окончательно, — голос Нарью, отражая злость в её глазах, звучал сердито и требовательно. — Ты меня разочаровываешь. «Это я должна испытывать злость!» — Рисе очень хотелось так и прокричать прямо в лицо чокнутой нахалке, но она прекрасно осознавала, что это будет выглядеть глупо. Разрываясь от отвращения, непонимания, гнева и унижения, Риса смотрела Нарью в глаза. Смотрела и терпела, пытаясь замедлить движение её руки бёдрами, что никак не удавалось. Казалось бы, перед ней находится та самая Нарью Вирин, которую она знала столько лет. Но зачем ей всё это? Зачем вести себя таким грязным образом? Зачем мучить её? Зачем задавать все эти вопросы, колышущие покров прошлого? Чего она добивается? Это не походило на то, что Риса думала изначально — Нарью словно и не пыталась получить удовольствие сама, а преследовала какую-то иную цель. Но что за смысл может скрываться за такими мерзкими и по-своему жестокими действиями? Она продолжала смотреть пока не моргнула в первый раз. Она смотрела ещё некоторое время, но потом была вынуждена ненадолго зажмуриться. Распахнув веки через несколько секунд, она ощутила на них слёзы. Внизу всё распалилось до огненного жара, который рвался наружу, но в его глубине таилась боль. Если она выпустит огонь, то боль выйдет тоже. Нарью, видимо, тоже понимала это. Риса бросила на совершаемое ею унижение один единственный взгляд, но сразу пришла к выводу, что та орудует всеми пальцами, не считая большого. Она запуталась во времени. Вынужденная сперва зажмуриться, потом опять стиснуть зубы, а потом позорно застонать сквозь них, Риса поняла, что всё вокруг перестало иметь смысл. Мир сузился до того, что Нарью вытворяла с ней. Огонь продолжал рваться из лона, но не мог покинуть его застенок, ибо чужая рука всё набавляла и набавляла ему жара. Каждая секунда стала казаться длиной в несколько таковых. В конце концов Риса начала умышленно биться затылком об матрас и утробно заревела. Крик не мог полноценно покинуть глотку из-за всё также сильно и болезненно сжимающих шею пальцев. — Остановись, — прохрипела она, едва слыша и едва понимая саму себя. — Убеди меня остановиться. Что это значит? Чего она от неё хочет?! — Остановись, — повторила попытку Риса и, не услышав ответа, почувствовала как разум наполняет отчаяние. — Я не могу больше, Нарью. Останови это. — Убеди, — прозвучали всё те же слова в ответ, а пальцы на шее разжались, но совсем чуть-чуть. — Я сделаю всё, что хочешь, — позорные слова, но ничего иного на ум не пришло. В этот раз Нарью промолчала. Пытка закружила потолок безумным круговоротом. — Умоляю тебя, хватит! Всё замерло: и движение пальцев внизу, и сумасшедшее вращение комнаты, и грохот крови в висках. То ли Риса не решалась пошевелиться сама, то ли не могла сделать этого из-за полностью онемевшего от всего происходящего тела. Это она должна была сказать? Этого хотела Нарью — чтобы её умоляли? Что она задумала? «Ситис, только бы она больше не продолжала! Если она продолжит — я сойду с ума! Пожалуйста, нет! Надо её убедить? Чем?!» Риса просто не видела иного выхода. — Прошу! — закричала она, выпуская сковавшие разум страхи слезами. — Умоляю, умоляю, умоляю! Держащие её шею пальцы разомкнулись, но вместо тока воздуха губ коснулось что-то тёплое. Сквозь слёзы Риса узнала лицо Нарью. Только что душащая рука плавно легла на затылок и подтолкнула голову навстречу. Поцелуй? Сейчас? Это безумие. — Отчаяние, Риса, — раздался спокойный, обжёгший лицо дыханием шёпот. — Вот что принесут тебе Ситис и Мать Ночи. С последним прозвучавшим словом внизу стало свободно. Правой щеки коснулась тёплая ладонь, в то время как что-то мокрое, но также очень похожее на длань скользнуло ей за спину и легло между лопаток. Если так, тогда… Неуверенная полностью, Риса дала выход скопившемуся ниже живота огню и не встретила никакого сопротивления. Боль, как и ожидалось, хлынула из лона вместе с жаром, но оказалась не такой сильной. В отличие от огня, который стремительно заполнял каждую клеточку тела томным наслаждением, она будто испарялась на нижних губах и тут же оседала влагой, как это бывает с облаками. Или? Риса пришла в ужас от осознания того, что происходило там — внизу. — Засыпай, Риса Умавель. Она прислушалась, и нахлынувшая на всё вокруг тьма унесла пережитый страх.***
Некоторое время Риса не понимала смысла того, что видели глаза, считая кучу разбросанных по ковру и полу подушек, кальян, мебель, колышущиеся шторы, закрытую дверь и стены чем-то нереальным. Когда же пришло понимание, и воспоминания пролетели сквозь разум хлёстким потоком, девушка рванулась с места, чтобы ускользнуть от сковывающих тело мук. Лишь оказавшись в сидячем положении, Риса поняла, что вовсе не чувствует никакой боли, а сам тот факт, что она смогла сесть говорил о свободе. Первым делом она оглядела свои руки. На серой коже в области запястий едва виднелись натёртые следы. Никаких жгутов и никакой боли. Ничего не чувствовалось и под бельём. Более того, Риса обнаружила, что грудь у неё прикрыта полноценным лифом, а, прикоснувшись к себе внизу, не почувствовала никакой влаги или чего-то более неприятного. Простыня под ней, как ни странно, тоже казалась девственно-чистой. Как же так? Она же ведь… не сдержалась. За спиной послышалось какое-то копошение. Шелест одеяла что ли? Риса обернулась. Может быть, она всё ещё спит? Может, это просто обман повредившегося разума? Риса моргала снова и снова, но видимое ею никуда не пропадало, настойчиво уверяя в том, что является реальностью. Прикрытая одеялом лишь наполовину, немного подгибая колени к груди, Нарью Вириан лежала на кровати с той её стороны, что была ближе к стене. Внутри у Рисы всё скрутилось в клубок, но почти сразу распуталось на отдельные нити ощущений. Негодование терзало её всего лишь секунду или, может, две. Следом за ним явился гнев, сведший все мышцы тела чем-то вроде общей судороги. Обман ощущений раскрылся также быстро, и слабость в руках осозналась силой. Чувствуя, что готова отдаться ярости с головой, Риса рванулась вперёд, замерла в стоячем положении на коленях и нависла над Нарью с поднятым кулаком. Она уже хотела совершить удар, но знакомое ощущение холода в правой руке заставило слепое желание чуть замедлиться. Риса знала, что сейчас должно произойти, но всё равно внимательно следила за каждой деталью начавшегося процесса. Холод вырвался за пределы плоти и кожи в образе чёрной дымки, которая обволокла предплечье и устремилась по нему вверх. Сжатые в кулак пальцы почувствовали твёрдую рукоять, а завитки дыма собрались в короткую заострённую форму, и через мгновение Риса уже была вооружена Клинком Горя. «Один удар и Ситис примет новую душу», — прозвучали в голове старые слова Уведомителя Терена, как это случалось всякий раз, когда она приводила в исполнение прописанный в контракте приговор. Риса не била. Смотрела. Нарью, в отличие от неё самой, была обнажена, как девушка и помнила по событиям вечера. В комнате было прохладно из-за открытого окна и едва прикрытое тело данмерки заметно подрагивало. Только сейчас Риса и сама ощутила окружающий холод, заставивший её содрогнуться и даже застучать зубами. Игнорируя неприятное, но и непреодолимое дрожание, она продолжала смотреть на Нарью, теперь изучая её лицо. Нос ассасинки заметно отличался по цвету и чуть кривился влево, над верхней губой застыло пятно засохшей крови. Глаза у неё были закрыты. Риса пригляделась. Веки с небольшой россыпью тёмных ресниц оставались абсолютно покойны. И ещё: то, что девушка сперва приняла за реакцию на окружающий холод, оказалось правдой лишь наполовину — тело Нарью содрогалось ещё и от ритмичных вдохов. Она просто спала. Клинок Горя в руке потяжелел. Риса знала это ощущение и потому сперва испугалась, а после разозлилась пуще прежнего. Доверенный ей на эти несколько секунд канал связи с Пустотой слабел. Это происходило лишь тогда, когда убийца отменял своё решение убить. Так ей это объяснял Терен, впервые продемонстрировав явление оружия: «Если ты, убийца, чувствуешь в себе слабость — значит ты недостойна нести оружие, присланное тебе волей нашего Отца Ужаса». Клинок рассеялся в той же дымке, что его и породила. Риса же, почувствовав опустошение в груди, сперва сникла, а потом сползла с кровати спиной назад, оказавшись перед ложем на коленях. Руки и плечи задрожали, из глаз покатились слёзы. Всё происходящее — в том числе и давние объяснения Уведомителя — сходилось на одной простой истине: она не хотела убивать Нарью. Несмотря на всё, что память так явственно возрождала, сама Риса этого не хотела. Тогда — ночью — она хотела, чтобы творимое Нарью безумие прекратилось, хотела остановить её и потому сопротивлялась, потому ударила ногой, когда представился шанс. Но убивать — нет, не желала, как бы ни сильны были унижение и боль. Иной исход просто невозможен, ведь, если бы дело обстояло иначе, то Риса призвала бы Клинок в любой момент, не задумываясь. Но у неё даже мысли такой не возникло. Она подбежала к окну, нырнула под штору и высунула голову на улицу. Успев порадоваться тому, что на дороге внизу никого не было, Риса дала волю тому, что резко подступило к горлу со стороны желудка. Причиной рвоты могло быть всё выпитое за вчерашний вечер (как-никак она уже давно так не налегала на спиртное), но, скорее всего, проблема имела совершенно иной и куда менее приятный корень. Вытирая губы о штору, Риса случайно заметила блик света в стекле на открытой ставне и, осознав его источник, поглядела через улицу, чтобы удостовериться. Сияние брало начало на востоке. Занимался рассвет. На одном из двух имеющихся в комнате стульев обнаружилась стопка ровно-сложенной одежды. Под тем же стулом, в похожем аккуратном состоянии покоились куртка, наручи, сапоги и наплечники с плащом, а также нагрудный чехол с ножами и ножны с коротким мечом. Быстро вспомнив разорванную рубаху и исподнее, а также перерезанный ремень, Риса предпочла не задаваться лишними вопросами. Действуя быстро и бесшумно, ведомая одним единственным желанием — поскорее убраться восвояси, она едва справлялась с застёжками и петлями, но продолжала задуманное. Последняя ступенька лестницы оказалась настроена недружелюбно. Лишь уперевшись ладонями в пол, Риса защитилась от того, чтобы позорно растянуться в двух шагах от барной стойки. — Сударыня! — окликнул её знакомый, наполненный беспокойством голос трактирщицы. Риса вскочила, подняла руку с раскрытой ладонью в знаке того, что «всё в порядке» и двинулась к выходу. Скорее бы добраться до конюшни, забрать оставленного там мерина и выйти на дорогу. До Убежища, если загонять скакуна, один день пути. Можно управиться быстрее, но тогда придётся ехать по бездорожью, а это на Золотом Берегу всегда было и всегда будет риском — наткнёшься ещё на стаю волков или, чего хуже, на минотавра. — Сударыня, постойте! Достойная леди велела передать вам письмо, когда будете уходить. Риса замерла, не дойдя до двери всего-то двух-трёх шагов. Письмо? Зачем? Нарью израсходовала все силы, измываясь над ней ночью, и теперь решила обратиться за помощью к бумаге? Простояв на месте, наверное, треть целой минуты, Риса всё же вернулась к стойке и подняла взгляд на трактирщицу. Владелица заведения, не медля, протянула ей квадратный конверт, сложенный из самого письма и скреплённый размазанное посередине каплей тёмного воска. Внешний вид послания говорил о том, что процесс его изготовления был очень спешным. — И ещё вот это, госпожа. Следом за письмом трактирщица протянула Рисе небольшой кусочек бумаги в ширину никак не больше двух пальцев. Тонкий рулончик, несмотря на свой размер, выглядел куда более достойно, чем первое послание и был перетянут тонкой алой ленточкой с удерживающим его в свёрнутом положении узелком. Несколько растерявшись, Риса отложила вторую передачку на стойку, села на ближайший стул и, переполненная искренним желанием поскорее покончить со всем этим бредом, сорвала печать. Текста на удивление оказалось совсем немного, написан он был криво, а чернила успели размазаться: «ЧИТАЙ ДО КОНЦА! Я не могла приступить к делу, пока не познала тебя по-настоящему. Прости слабость моего духа. У тебе есть два выхода, Риса: — вернись в комнату, убей меня, возвращайся к тем, кого ты зовёшь своей «семьёй» и живите столько, сколько у вас получится; — или беги подальше от Золотого Берега, чтобы я могла замести все следы и спасти тебя. Если мой план удастся, то я свяжусь с тобой, когда придёт срок. Помни, моя дорогая героиня, что смерть однолика. Если не встречу тебя при жизни — обниму после смерти. В Пустоте или в Вечных Сетях.Н.
Помятый и погнутый лист вывалился из дрожащих пальцев и плавно спорхнул на пол. Кажется, трактирщица что-то спросила у неё, но Риса не расслышала слов. Глядя строго в одну точку перед собой, она вслепую нащупала на столе вторую часть послания, расправилась с удерживающим его узелком, развернула бумагу полностью, но взглянула лишь в начало скрывающегося внутри текста и в самый его конец. Ошибки, разумеется, не было. Хозяйка «Восьми благословений» опять что-то кричала вслед, но в этот раз она не слушала умышлено. Переполненная горем, гневом, страхом, ненавистью ко всему миру и — да, отчаянием — она выбежала через дверь гостиницы и помчалась по улице к городским воротам, сминая в сжатом кулаке заверенный печатью Мораг Тонг приказ на казнь Рисы Умавель.