В плену песков и серой пыли

***

      — Дан-Ша! Не стой столбом! Иди, впусти лекарей! — голос, все еще не вернувший былую звучность, сбивался через слово. — Нет! Погоди! Я сам. Останься здесь. Не трогай его, просто сиди рядом и смотри... Сказал же, не трогай! Отойди на шаг. Еще дальше. Никакой от тебя помощи. Забудь, давай, быстро бегом к воротам! Да хватит медлить, что ты снова застыла, бестолочь песчаная, сказал же — бегом!       Нервозность в поместье Сула чувствовалась даже по ту сторону высокой стены. И всю суматоху умудрялся развести только один человек.       Невысокая крепкая девушка с несвойственной юности степенностью выпрямилась, подождала — не переменит ли ее паникующий хозяин решение и, приподняв цветастые юбки, быстро, но без суеты пошла за лекарем.       Старинное родовое поместье пустовало уже четвертое десятилетие. После смерти отца Сула бывал здесь лишь редкими быстрыми наездами. Не имеющий возможности оставить вместо себя слуг, он только и мог смотреть, как с каждый годом дряхлеет сад, скрипом дверей все громче жалуется на старость дом, и сквозь трещины в дорожках прорастает трава.       Возможно, в этот раз, он сумеет остаться тут подольше.       С возвращения прошло уже два дня, а слуг в поместье до сих пор не появилось. Чтобы не взваливать всю работу по дому на Дан-Ша — потомственную рабыню семьи Остер, которую генерал на время передал в пользование, Сула распорядился подготовить для Аше комнату в глубине дома и вымыть полы в купальне. Наросшие солевые корки на камнях целебного источника будут вычищать совсем другие слуги — Остер обещал оформить документы и прислать надежных людей, которым можно будет доверить поместье.       Что бы Сула не говорил, но сейчас Остер больше остальных заслуживал доверия. Он не просто выделил ему охрану, он и сам сопроводил их до границы престольного округа, и только потом повернул назад, забрав с собой большую часть солдат. Остальных как раз хватило доехать до столицы.       А за столичными стенами, куда чужим войскам вход бы запрещен, охраной занялись специально выделенные имперские гвардейцы — со всем уважением и вниманием провели его карету до поместья и с не меньшим уважением остановились в доме напротив, выселив оттуда лишних постояльцев. Полтора десятка гвардейцев поступило в полное распоряжение командующего на время его пребывания в столице. Если бы не тайком провезенный и спрятанный в глубине дома Аше, Сула не постеснялся бы гонять гвардейцев по поместью с метлами и ведрами.       Так и не удосужившись отдохнуть, Сула, словно выпустил на свободу сдерживаемый в себе фонтан энергии, планов и второй день едва мог усидеть на месте. Посетил императорский дворец, поругался с советниками, заручился поддержкой гильдийских лекарей, вернулся домой на взводе и начал суетиться — запер ослабшего и большую часть времени спящего Аше в глубине дома за тремя дверьми, а сам остался вдвоем с новой рабыней в купальне. Не для того, что обычно делали бы в купальне с рабынями. Он заставил ее пять раз перестилать детскую колыбель — когда-то и Сула спал в ней, и его отец, наверное, тоже. Маленькая люлька, снятая с высоких качающихся ножек, лежала на полу, выстланная по дну слоями шелка, обвешанная защитными амулетами — совершенно лишенными магии, и полезными только для одного — успокаивать того, кто эти амулеты использует, даря иллюзию поддержки предков.       Рядом он разложил все найденные в поместье амулеты здоровья — старые и хорошо знакомые — от самых сомнительных в нынешней ситуации — головных лент, помогающих пережить похмелье, до облегчающих дыхание и придающих силы.       У люльки стоял ларец. Все тот же знакомый, но уже чистый, омытый в целебном источнике, насухо вытертый.       Пальцы дрогнули, соскочили с краю, и в первый раз ларец остался запертым. Сула обтер вмиг вспотевшие ладони о плечи и попробовал снова. В этот раз слюдяная створка знакомо открылась.       Некогда прозрачная, как роса, оболочка иссыхала и уже помутнела настолько, что сквозь нее больше не проглядывался даже силуэт того, кого она защищала. Со дня отъезда из Диркейма больше всего он страшился, что ребенку придется родиться прямо в дороге. Но обошлось. Осторожно вынув то, что Остер назвал яйцом — мутный упругий кокон, Сула легонько покачал его на ладони, будто баюкая. Было бы легче, верь он в богов - для собственного успокоения достаточно было бы молитвы и жертвы на алтаре. Но в богов он не верил, и расплачивался за это нарастающей с самого раннего утра тревогой, выливавшуюся в бестолковую суету и шпынянии Дан-Ша по поводу и без.       Острие ножа для резки по дереву подцепило суховатую и уже напоминающую пергамент пленку. Хватило одного надреза. С тихим хрустом оболочка лопнула. Вязкая мутноватая жидкость выплеснулась на руки, брызнула в лицо, оставив в ладони младенца — до несуразности крохотного, неподвижного, с кожей сизоватого оттенка.       Не пересчитать, сколько раз Сула представлял себе этот миг, предвкушал, как будет счастлив, как уложит сына в старинную люльку, встретится с его взглядом....       Но счастье так и не пришло. Это неподвижное существо хоть и напоминало ребенка, но сероватая кожа его была слишком холодной, глаза, кажется, закрыты, как у слепых котят, и, самое страшное — он не дышал.       Как оглушенный, Сула медленно ссутулился. Полусогнутые пальцы, нависшие над крошечным лицом, задрожали — достаточно только слегка сжать их, чтобы переломать хрупкие, как сухие травинки, косточки, смять неподвижное тельце в бесформенный комок — и одним движением похоронить в кулаке все, что он пережил за последние два года.       В такой позе, с трясущимися руками, его и застал ввалившийся в дверь лекарь из магической гильдии.       Гильдийца Дан-Ша всю дорогу от ворот волокла за руку, не давая ему возможности проявить подобающее положению достоинство, второй рукой она придерживала на плече тяжелый двухъярусный короб с лекарствами, и несла его легко, будто он ничего не весил.       Пока застрявший на входе лекарь пытался отдышаться, Дан-Ша сгрузила ношу рядом с младенцем и благоразумно отошла, освобождая место рядом с хозяином.       — Он не дышит, — прошептал Сула.       Маг приблизился и тяжело опустился на короб, как на табурет, и расправил свободные гильдийские одежды, похожие на подпоясанный балахон из плотного болотно-зеленого шелка. На худом, немолодом лице, которому неудачный оттенок ткани придавал дополнительную болезненную зеленцу, вместо сопереживания или участия светилось только откровенная неприязнь — он еще не отошел от забега, глубоко дышал и враждебно поглядывал на стоявшую у стены Дан-Ша.       — Держите его спокойно, не трясите, — не скрыв раздражения, приказал он, обратив, наконец, свое внимание на младенца. — Или положите куда-нибудь.       Обтянутые пергаментной кожей тощие пальцы осторожно коснулись груди ребенка.       — Осторожно, — прошептал Сула.       Он все еще думал о том, что стоит чуть надавить — крохотные ребра сомнутся, как бумажные полоски, и сероватая полупрозрачная кожа лопнет водяным пузырем. Другой рукой он схватил себя за запястье, пытаясь успокоить трясущуюся ладонь, словно живущую своей жизнью. Все еще стоя на коленях, он взглянул снизу вверх на мага. Отец сказал бы, что эта поза полна достоинства побитой собаки. Сула бы ответил на это, что побитых собак он уважает больше, чем гильдийских немощей. И что унизительно вставать на колени только перед врагом и соперником.       — Такого не должно было случиться... — с отчаянием прошептал Сула.       — Если что-то случилось, значит, случиться было должно, — назидательно проговорил маг.       — После стольких усилий... невозможно, чтобы все закончилось вот так!       — Если что-то случилось, значит, глупо говорить, что это было невозможно, — если маг своими словами пытался успокоить, то у него ничего не вышло.       — Он не дышит, — снова повторил Сула. — Помогите ему дышать. Ради этого я вас сюда и позвал. Или вы умеете только болтать?       — Дайте время. Случай очень непростой, — пробормотал маг. — Свет его жизни тлеет, как фитиль затухающей лампады...       — Избавьте меня от ваших пустословий! — рявкнул Сула. — Что с моим сыном?       Маг вздрогнул, будто его вырвали из глубокого сна. Съежился и попытался отодвинуться от все еще стоящего перед ним на коленях командующего.       — Я ничего не... — он покашлял, будто у него запершило в горле. — Ваш сын, как вы и сами видите, неудержимо умирает, — было заметно, что последние слова дались ему непросто. — Пока я могу сказать только это.       Сула моментально подобрался. Губы раздвинулись в широкой улыбке       — Значит, он еще жив, — Он выдохнул и совсем другим тоном, мягко произнес: — Что требуется, чтобы мой сын перестал умирать? Можете говорить смело. Если вы поможете, я сделаю, все, что пожелаете. Клянусь — хоть правой рукой, хоть печатью.       Не смотря на вкрадчивый тон, маг не только не расслабился, но и еще сильнее напрягся. Избегая смотреть на командующего, он неловко раздвинул свой медицинский ящик и начал доставать инструменты. Первым на полу появился полупрозрачный каменный диск, изрезанный тончайшей вязью магических орнаментов. Следом — кисти, с кончиками тонкими, как волос, бутылочка жидкой черной краски и чернильный карандаш. Одним движением закатал рукав, обнажив сухие, не знавшие физической нагрузки, предплечья. Костлявые пальцы, больше подошедшие пятидесятилетнему, взяли одну из кистей.       Было заметно, как занимаясь привычным делом, он начинает успокаивается.       — Клятвы, данные в момент помутнения разума, не имеют силы, и недостойно честному человеку пользоваться минутами слабости другого. Я бы добавил, что устами командующего подобные клятвы следует приносить перед лицом Его Величества и в присутствии свидетелей, заверять печатями и указами, — размеренно проговорил маг. Он указал подбородком на диск. — Кладите сюда. Ваши руки ненадежны.       Не привыкший подчиняться, Сула, тем не менее, сразу же выполнил приказ без единого возражения. Диск, который можно было бы полностью накрыть ладонью, оказался слишком велик для наследника древнего рода. Чем-то недовольный, маг словно лучник, прицелился и осторожно кистью сделал первые точки, и после уже уверенно начал рисовать на тельце младенца тончайший узор. Филигранная вязь постепенно покрыла грудь, перешла на горло и начала заполнять лицо.       Дождавшись, когда маг сделает передышку, удовлетворенно кивнет и снова полезет в короб, Сула немного расслабился и беззлобно поинтересовался.       — Пускай мои руки и ненадежны, но, уважаемый маг, откуда в вас это недоверие моему слову?       — Бездумно бросаться клятвами недостойно человека вашего происхождения.       — Боитесь, я забуду свои слова?       — Куда больше боюсь, что не забудете, — пробурчал тот. — Пускай в столице и сложно найти стаю оголодавших бродячих псов, но вы справитесь, я уверен. После чего вы отправитесь просить денег у Его Величества, и вам будет дано, — от внезапного отпора Сула только улыбнулся. — А теперь мне нужно сосредоточиться, будьте любезны, придержите необязательные слова при себе.       От подобного обращения улыбка стала только шире. Эти гильдийцы, как и прежде, пренебрегали этикетом, зная, что не понесут никакого наказания.       Сула не был полным дилетантом, но перед работой этого мага оставалось только склонить голову. Возрастом маг, возможно, годится ему в сыновья, но как же точна и опытна была его худая рука, сейчас водившая кистью. Да, гильдийцы учились быстрее, чем сам Сула когда-либо сумел бы, но и среди них встречались особенные дарования.       Сула запрокинул голову, чтобы своим напряженным тяжелым взглядом не давить на грудь сына, мешая ему дышать.       Разноцветные витражи красили проникающий в купальню дневной цвет в золото и изумруд. В наступившей тишине слишком громко и сбивчиво отмеряла время неритмичная капель.       Маг заговорил внезапно. Он заметно побледнел, пряди волос на висках увлажнились от пота, но рука с кистью была по-прежнему тверда и точна.       — Мне едва удается удерживать последние капли жизни вашего сына, — Голос звучал слабо и неуверенно. — Как будто кто-то высасывает ее... Вероятно, рядом есть поглощающие амулеты... Или повреждены стены усыпальницы...       — Усыпальница цела.       — Поднимите барьер вокруг купальни, чтобы исключить стороннее влияние...       — Это обычный горячий источник, откуда здесь барьер? Есть слабый на кухне, но его хватает разве только на то, чтобы молоко не кисло.       — А амулеты?       — Вот, — Сула указал на собранное ранее. — Все, что есть.       — В таком случае, я совсем не понимаю, что происходит, — бормочущий под нос маг бегал взглядом, будто паникующий игрок в «лабиринт императора», который судорожно перебирает в уме ходы. — Совсем не понимаю...       — Значит, зовите того, кто понимает! — вспылил Сула. — Это что, заговор — присылать мне дилетантов и недоучек? Как вообще Его Величество позволил доверить вам жизнь моего единственного сына!       — Будьте любезны прекратить истерику! Ваши крики мешают. — обрубил гильдиец. — Мне нужна мать ребенка.       — Она не его мать! — воскликнул Сула, поняв, что маг смотрит на Дан-Ша. — Она просто служанка.       — Меня не волнуют ваши аристократические предрассудки, мне нужно немного крови матери ребенка!       — Она не мать, говорю тебе, болван ты немощный! Они даже не одного вида!       — Даже если она мертва...       — Ее нет в империи! Вообще нет!       — Тогда кто родил новорожденного? Может, это вы — мать?       — Я — отец, бестолочь ты магическая! — Сула вышел из себя. — Я его, нерожденного, через всю пустыню вынес, потом через половину империи на руках вез.       Маг моргнул.       — Как это?       — Спасешь его — расскажу. Крови матери здесь нет, ни капли, ни полкапли. Есть моя кровь, хоть всю забирай, нужна?       — Без надобности, — маг, что-то решив, быстрым коротким движением рассек собственное предплечье заостренной стороной косточки и смешал кровь с черной краской.       Увидев, как на теле его сына начали появляться новые линии, Сула стиснул челюсти и кулаки и ненадолго затих.       — Не понимаю.... — было заметно, что безобидное, на непосвященный взгляд, рисование забирает у мага много сил — лоб покрылся испариной, темные круги под глазами потемнели еще больше, и пальцы начали подрагивать. — Будто кто-то нацелился только на его жизненную силу. Я пытаюсь подмешать туда свою, но она отторгается. Его жизнь куда-то утекает.       — Говорите, что делать!       — Искать источник. Ваш сын сейчас похож на фонарь, питающийся от усыпальницы. Поднесешь его ближе к источнику, не уследишь, и усыпальница высосет из него весь свет. Поэтому нужен барьер..       — Да что вы раньше молчали! — Сула резко вскочил и пошатнулся на затекших ногах. — Сиди здесь, — приказал он, и торопливо прохромал к выходу, чуть не споткнувшись по пути о лекарский короб. Сквозь боль от приливающей к ступням крови Сула босиком промчался по дорожке к главному дому и, не став оббегать, заскочил внутрь через низкое окно, порвав невесомо-тонкую пыльную занавеску.       Двери залов и комнат пролетали мимо, подставка для благовоний и оружия пошатнулась и рухнула с грохотом за спиной, когда Сула резко сорвал с нее меч и на ходу отбросил ненужные ножны.       В спальные покои — одни из многих в доме, Сула влетел с такой поспешностью, что перекосил дверь, врезавшись в нее плечом.       Вспыхнули лампы — те самые, про которые только что говорил маг — и детскую спальню, маленькую, без окон, залило мягким золотистым светом.       Сегодня утром Сула своими руками укладывал Аше на чистые простыни, заплетал ему волосы и поил по капле из ложки. С утра ничего не изменилось — коса лежала точно так же, Аше будто спал, однако, грудь не поднималась от дыхания, а если прижать руку туда, где должно быть сердце, то невозможно будет уловить даже намека на его биение.       От резкого рывка легкое одеяло отлетело на пол.       Острие меча уперлось в детский живот, ткань ночной рубашки натянулась в том месте, где у людей находится печень.       — У меня сын родился, — объяснил Сула. — Он умирает, хотя должен жить. Поэтому я должен торопиться. Ты же умный, ты все поймешь и ты ведь простишь меня, мой Аше? Я думал, все будет не так, но он должен жить, ты ведь понимаешь?       Он перевел взгляд на детское лицо. Глаза, секунду назад закрытые, теперь смотрели, не моргая. Непроницаемые, как две черные речные гальки.       — Ты же знаешь, у меня просто нет другого выхода... Он слишком слаб.       Сула будто завороженный смотрел в знакомые глаза, ожидая, когда же они начнут бледнеть и выцветать, когда шевельнутся, расширяясь, черные метки на коже...       Но ничего не происходило.       Время утекало с каждым стуком сердца — быстрее обычного. Хватка на рукояти была крепкой, руки не дрожали — но и не двигались.       Сула чувствовал, что вот-вот, возможно, совершит огромную ошибку.       У него никогда не было трепетного отношения к чужим детям. К человеческим, и тем более, к мелким нелюдям, которые, как тараканы, лезли в сухой сезон через границу — те только выглядели безобидными, но если их упустить, через год-два они становились по-настоящему опасными. Одно хорошо — в детстве они слабы и легко умирали под мечами простых солдат.       И Аше тоже умрет быстро. Когда знаешь, куда бить — хватит одного удара.       С коротким разочарованным вскриком он размахнулся и... с силой отшвырнул меч в дальний угол. Взлохматил волосы. Его плечи опустились и решительность, недавно пылавшая в теле, будто разом утекла в землю. Он накрыл глаза мальчика ладонью.       — Спи, Аше. Спи, мальчик мой. Ничего не произошло. Тебе просто приснилось.       И под непроницаемым детским взглядом вышел, прикрыв за собой сломанную дверь.       После короткого дневного дождя дышалось легче. Трава перед домом резала глаза слишком яркой зеленью. Не так давно, глотая пыль сквозь грязную повязку, Сула представлял, как после возвращения будет ценить каждый зеленый всполох знакомого старого сада и молиться на блики голубого неба в водных кляксах заросшего пруда. Со всей искренностью он делился своими мечтами с Аше, и сам черпал в них силы, чтобы двигаться дальше.       Но вот он здесь. В воздухе разносится запах свежести и влажного дерева, от контрастов и цветов рябит в глазах, а местному солнечному свету не хватает золота. Краски не те, небо не то. Вялый шелест листьев — жалкое подражание бархатному шепоту песка в пустыне.       Не знающие засухи листья расточительно роняли капли серебристой влаги на землю. Высоко над головой плыли белые перья облаков. Сейчас что-то сильно раздражало — то ли родовое поместье, то ли холодное солнце, и ветер, не способный донести запахи пустыни через половину Объединенной Империи.       Если маг не справится...       Зрение затуманилось, как бывало, когда Сула рассказывал Аше красивые сказки, вдохновляясь своими приукрашенными воспоминаниями. Может быть, если он снова вернется в пустыню, вместе с этим вернется и любовь к родному дому?       Предвкушение скорого долгого путешествия нахлынуло волной, взбаламутило кровь, завладело разумом быстрее, чем он успел ступить на первую ступеньку купальни.       В этот раз он подготовится — возьмет амулеты, деньги, оружие. Он знает, чем подкупить тех, кто переправит его на юг и тех, кто вернет обратно. Предстоит до конца сухого сезона дойти до кольца по ту сторону каньона. Время еще есть. Он обязательно возьмет с собой Аше, который снова станет его лучшим проводником.       У дверей купальни безмолвным идолом застыла Дан-Ша, и в ее прямом взгляде ему почудились невысказанное осуждение. Будто малодушные и постыдные мысли оказались подсмотрены и оценены по их настоящему достоинству. Нашел же Остер няньку.       — Твое время еще не пришло, — отвернулся от нее Сула, коря себя за несвойственную ему мнительность. — Можешь идти. Приберись на кухне, туда давно никто не заходил.       Краем глаза он проследил за переливами цветастой южной юбки, пока фигуру Дан-Ша не скрыла стена купальни.       Сейчас он войдет, увидит мага и поймет, что проиграл. Что бы ни происходило за этой дверью, что бы он ни выбрал, Сула чувствовал, что проиграл в любом случае.       Он шагнул вперед, толкнул дверь, и это далось сложнее, чем толкать повозку посреди Серой Пустоши.       Маг с головой ушел в работу — за это короткое время он подложил под ребенка шелковую подушку и, ползая на четвереньках, что-то рисовал вокруг него чернильным карандашом уже далеко выйдя за пределы каменного диска.       Черная вязь — более размашистая и не такая тонкая, как нарисованная кистью, разрасталась — еще немного и дойдет до воды. Сула затаил дыхание. Твердый стержень, обернутый несколькими слоями бумаги, которые маг сдирал зубами, когда стачивал кончик, испачкал и губы, и пальцы.       — Не знаю, где вы были и что сделали, но что-то поменялось. Я не ошибусь, если предположу, что вы устранили проблему?       Что-то кольнуло острым шипом под ребрами. Надежда? Разочарование?       — Устранил проблему? — повторил Сула, будто не расслышав. Его глаза забегали. Мысли, как река, уже проложившая глубокое русло к скорому путешествию на юг, меняли направление с трудом. — Хочешь сказать, с моим сыном все хорошо?       — Да какое там хорошо, — проворчал маг, — Он слишком слаб и родился слишком рано. Если проблема была в амулете, то не приближайте его к ребенку, во избежание... Лучше храните за барьером.       Губы неудержимо растягивались в кривой ухмылке.       — Значит, мой сын будет жить? — с какой-то непонятной горечью в голосе спросил он. — Умоляю, скажите правду! Он выживет?       — За предсказаниями будущего обратитесь к площадным шарлатанам, я же не могу давать столь опрометчивых обещаний. В моих силах наблюдать за ребенком, пока не удостоверюсь, что опасность миновала.       Улыбка продолжала неудержимо растягивать губы, и Сула не стал сдерживаться — уткнул лицо в ладони и неуверенно рассмеялся. Переполнявшее его напряжение трескалось и отваливалось, как песчаная корка с кожи.       Совсем скоро он сумел взять себя в руки, затолкав недавние малодушные мысли в дальний уголок памяти.       — Вы меняете мое мнение о вашей гильдии, — в его тоне впервые появилось искреннее дружелюбие, а дружелюбие командующего дорогого стоит. Маг должен быть польщен. — Как ваше имя? Знаю, что гильдийцы отказываются от своих родовых имен, но надо же мне как-то вас называть.       — Вы, аристократы, даже не помните, что у простых людей нет никаких родовых имен и титулов. И родовых поместий у них тоже нет.       Сула не смутился словами и тоном мага, в конце-концов, у гильдийцев всегда были проблемы с этикетом.       — Как получилось, что такой талантливый лекарь не заработал себе хорошее имя? Хотите, я вас усыновлю?       Маска невозмутимости слетела с лица мага, короткая вспышка изумления предательски выдала настоящий возраст.       — Сейчас не время для шуток, — нахмурившись сильнее прежнего, огрызнулся он.       Сула, успевший присесть на пол, подпер подбородок ладонью, наблюдая за тем, как гильдиец пытается скрыть смущение за суровостью.       — Такими вещами не шутят, уважаемый маг, — ласково продолжил он. — Вы спасете жизнь моего наследника, и моя благодарность за это выйдет далеко за пределы банальных слов и пошлого золота. Я предпочел бы перекупить вашу верность у гильдии даже если для этого придется прибавить к вашему имени имя Сула.       — Моя верность не покупается, уважаемый господин командующий.       Сула усмехнулся.       — Вернемся к этому разговору позже. Вам что-нибудь нужно?       Было видно, как маг боролся с порывом отказаться.       — Воды, пожалуй. Все остальное у меня с собой.       — Я принесу.       В дальнем углу купальни из стены выдавалась резная каменная чаша. Чистейшая холодная вода переливалась через ее край и по углублениям в полу текла в общий источник. Рядом Сула нашел оставленный годы назад кувшин и кубок. Ополоснув все, он зачерпнул воды, отпил сам и только после этого наполнил кувшин.       — Пейте, — он присел рядом и пристально уставился в лицо мага, чем невероятно того смутил. — Я распоряжусь о трапезе. Его величество любезно предложил одолжить слуг на кухню, но я отказался — не смею его стеснять.       — Будете готовить самостоятельно?       Сула представил себя со сковородой в руках и расхохотался.       — Мое место по другую сторону стола. Каждый должен заниматься своим делом, согласны, уважаемый маг? Например, по сравнению с вами я плох в магии и, кстати говоря, ничего не понимаю в готовке, а вы, я уверен, совсем не владеете мечом, зато ваш магический талант вызывает искреннее восхищение.       Напившись, маг принялся складывать кисти обратно в короб.       — Я сообщу о ситуации в гильдию, — сказал он.       Ласково, но твердо Сула положил руки на тощие плечи мага, не давая ему подняться.       — Нет-нет, вы не можете уйти вот так. Пока вас нет, может произойти что угодно. Вы обещали позаботиться о моем сыне, и я грею себя надеждой, что ваша забота не закончится с заходом солнца.       — Лекари будут дежурить под вашими воротами, если вы снова не захотите их впустить.       — Мне достаточно одного лекаря. И, позвольте, вам правда, нравится сидеть по ту сторону ворот, а не здесь? А если снова начнется дождь? Вы должны остаться. Я выделю вам лучшую комнату. Дворец любезно предоставил мне лучшие угощения. Вся купальня в вашем распоряжении...       — Вы пытаетесь меня подкупить едой? Я буду вынужден донести это до сведения наставников.       — Да я сам им донесу! Хотя, погодите-ка, у меня есть идея получше.       В кабинет Сула летел, как на крыльях, уже в уме составляя текст послания. Преимущество высокого статуса одного из четырех командующих империи — привилегия направлять письма напрямую Императору и быть уверенным, что письмо будет прочитано в приоритете, и на него будет дан ответ.       Отправив письмо с одними из посланников, караулящих по ту сторону ворот, Сула направился в холодную кладовую при кухне, огороженную слабым барьером, позволяющим еде сохраняться дольше, чем в любом холодном погребе. Он не боялся, что маг уйдет без его ведома — магический барьер вокруг поместья подчинялся только прямым потомкам рода Сула.       Хоть он и отказался от дворцовых слуг, но от дворцовой кухни отказываться не стал. Новых поваров найти быстро не получится, да и с чужими людьми все время нужно будет беспокоиться о шпионах и яде.       Так что в купальню он вернулся с закрытым коробом, до верху наполненным лучшими блюдами и вином.       Маг не сидел без дела, но и не суетился, поэтому Сула решил, что волноваться нет нужды — он расположился рядом так, чтобы подушка с ребенком была в зоне видимости.       — Это лишнее, — отозвался маг, когда Сула разобрал короб, превратив его в три подноса.       — Вы умеете питаться воздухом и водой? Нельзя, чтобы вы потеряли сознание от голода или от переутомления. Вы нужны моему сыну, а уже выглядите так, будто силы вас скоро покинут.       — Гильдия не оставит вашего сына без внимания.       — К сожалению, у меня есть некоторый опыт общения с вашими согильдийцами. С вами мне повезло, а играть с удачей после выигрыша — плохая примета. Поэтому ешьте, уважаемый маг, вам нужно восстановить силы.       — Все необходимое я получу в гильдии.       — Вы попадете туда нескоро.       — Гильдия не подчиняется даже вам, господин командующий. Кажется, вы слишком привыкли, что вам боятся перечить.       Сула не сдержал улыбку, засмотревшись на сына, прикрытого, как одеялом, шелковой тряпицей размером с носовой платок.       — Солдаты, генералы — да, боятся. Но вот вы сейчас дерзите и спорите. На вашем лице не видно ни тени почтительности. Не значит ли это, что вы смелее моих генералов? Ешьте, господин маг, не брезгуйте лучшими поварами Его Величества. Смотрите, эти крохотные пирожные похожи на бутоны цветов, что растут в дворцовом саду. А вот что это, я признаться и сам не знаю, — Сула кинул в рот крохотный, размером с половину пальца, многослойный рулет и картинно закатил глаза к потолку. — Это потрясающе, какой легкий вкус, вы должны попробовать. Ешьте. Возможно, у вас больше никогда не будет возможности поесть по-человечески.       — Я занят, — маг снова поднял карандаш.       — Хоть я и мало смыслю в магии, но отличить настоящую занятость от неловкости еще способен. Не цепляйтесь вы за этот карандаш, ешьте, — Сула поднес рулет ко рту мага. — Давайте же, не упрямьтесь. Или мне придется кормить вас силой, чтобы не обижать пренебрежением доброе отношение Его Величества.       — Я сам... — но едва маг открыл рот, Сула ловко сунул ему между зубов рулет, и магу пришлось прожевать его и проглотить, и только потом продолжить говорить. — Хва...       И второй рулет оказался во рту. Побагровевший маг отвернулся под веселый смех, и даже загородился ладонью.       — Ваше поведение недостойно...! — маг чуть не плакал — от обиды или злости со смущением. — Это унизительно!       — Это ваше поведение недостойно вашего таланта! — прикрикнул Сула, и маг замер. — Думаете, я ничего не знаю о жизни гильдийцев? Чахлые немощи, которым не дают дорасти до второго совершеннолетия! Твои способности, твои заслуги достойны только лучшего, и мне стыдно называться правителем Юга, если спаситель моего сына не хочет принимать от меня то, чего он достоин. Неужели разделить со мной трапезу для вас настолько унизительно? — и мягко добавил: — Я же не прошу сейчас о большем.       Загнанно взглянув на дверь купальни, на ребенка, на еду, маг, видимо, решил, что проще уступить, чем спорить.       Сула все понял, и просто подвинул поднос поближе. Разлил вино по чашам, одну взял сам.       Маг сначала достал из кармана платок, смочил его водой из кувшина и начал вытирать следы карандаша с рук и лица.       — Вот сейчас вы поступаете мудро. Такого талантливого и ответственного человека я бы ценил, как сокровище, — мечтательно отозвался в воздух Сула и пригубил вино.       Маг проворчал что-то невнятное и стал еще тщательнее вытирать руки от черных следов.       — Был бы я роскошной красавицей, попытался бы вас соблазнить. Но, стоит вам только захотеть, и за красавицей я пошлю сию минуту. Наверняка, у вас еще не было женщины...       Это оказалось уже слишком.       Сула с добродушной улыбкой наблюдал, как маг багровеет от смеси смущения и злости, потом просто протянул магу чашу с вином, которую тот проигнорировал, отвернув голову, как обиженный щенок.       — Все же стоило бы купить вам лучшую куртизанку, — задумчиво сказал Сула и неслышно рассмеялся, увидев изменившееся лицо мага. — Не пугайтесь, вместо этого я отправил запрос Его Величеству. Готов поспорить на половину состояния, что мне не откажут в этой мелкой просьбе. Готовьтесь к тому, что вам долгое время предстоит жить рядом с моим сыном, пользоваться целебным источником и есть то же, что подают к столу самому императору, а не то, чем кормят вас в вашей гильдии. У вас еще есть время, уважаемый талант, ваше дыхание еще не прерывается кашлем, вы не цедите поминутно заваренный грудной сбор, поэтому смею предположить — либо вы исключительно молоды, либо же, видя ваши умения, вас берегли пуще остальных гильдийских немощей. Клянусь, я буду беречь вас еще больше, не упустите такую возможность.       Гонец из дворца примчался настолько быстро, что не вызывало сомнений — Его Величество жаждал интересных новостей и пока не собирался мешать роду Сула продолжаться в наследнике. Будь это кто-то другой, а не император, ради сохранения интриги мог бы сыграть в незаинтересованность, затянул бы с ответом, и ответ этот отличался бы туманной двусмысленностью. Но сегодня Его Величество был предельно конкретен.       — Прекрасно. — Сула вернулся в купальню и передал магу свернутый в трубочку ответ из дворца — белоснежная ткань с оттиском императорской печати. — Вы полностью переходите в мое распоряжение. Согласие и печать гильдии тоже есть — вот тут, снизу.       Маг поник, как опустевший кожаный мех.       — Ну-ну, — Сула успокаивающе положил ладонь на сутулое плечо. — Разве у вас есть причины для уныния, а не для радости?       — У меня на эту жизнь были другие планы.       — Я позабочусь, чтобы все ваши планы и желания сбылись десятикратно.       — Не хочу, — совсем по-детски проворчал маг.       — Не хотите быть лекарем? — серьезно спросил Сула, хотя, обернись маг к нему лицом, увидел бы, как тот сдерживает усмешку.       — Я всегда был, есть и буду лекарем!       — Тогда к чему эта печаль? Мне требуется от вас только таланты лекаря. Ни поэта, ни повара, ни даже собутыльника. Или жизнь моего сына недостойна ваших усилий? Или сидеть в этой вашей обители ценнее, чем приложить руку к продолжению одного из древнейших родов Империи? Или боитесь не справиться? Если вам настолько дорога ваша келья в гильдии, то когда мой сын сможет жить самостоятельно, можете отправиться куда пожелаете. Клянусь, что не буду вас удерживать.       Маг молчал долго.       — Я справлюсь, — буркнул он, наконец.       — В таком случае, выпейте и успокойте мысли. Вино не повлияет на ваши умения? Нет?Значит — пейте.       Маг капризно дернул головой, и Сула вложил ему в ладонь белоснежную чашу. Прозрачное легкое вино плескалось и переливалось через край, текло по иссохшим пальцам. Маг пил так неуверенно, будто впервые пробовал алкоголь.       — Вы, и впрямь, еще слишком молоды, — негромко говорил Сула будто бы ни к кому не обращаясь. — Молодые привыкают быстро.       Оставив на время мага наедине со своими мыслями и вином, Сула все внимание перенес на сына.       — Поразительно, — он любовался им, как редким цветком или рассветом в пустыне. — Я вижу, как он дышит.       — Он дышит, пока дышу я, — подал голос маг. — Он слишком мал, чтобы дышать самостоятельно.       — Вот как. Вы это сделали из опасений за свою жизнь? Не бойтесь, в поместье нет бродячих псов, а если бы и были, я бы вас от них защитил.       Маг задохнулся от возмущения.       — Мне нет дела, что вы не способны оценить проделанную работу по достоинству, но меня коробит, когда вы смеете судить других мерой собственной низости и трусости! Мне не пришлось бы привязываться к вашему сыну, если бы у вас самого хватало способностей удерживать его дыхание в своей груди!       — Не сердитесь, — примирительно поднял руки Сула, ничуть не задетый резкими словами. — Я не прав только в том, что не сразу разглядел вашу честность и ответственность, мой взор затуманило восхищение вашими познаниями. И я признаю — мы разные, мой дорогой маг, и вас я несправедливо судил по себе, потому что будь я таким же честным и прямым, как вы, вряд ли бы дожил до совершеннолетия.       Опустошенная чаша требовала от мага каких-то действий. Слегка охмелев и осмелев, он потянулся к разложенному коробу, а, точнее, к кувшину. Но Сула успел раньше и забрал вино, всунув магу в руки рулет, обернутый слоем белых лепестков, оставляющих на языке легкий холодок и свежесть. Маг, кажется, собирался возмутиться, но только до того, как сделал первый укус. После этого он молча жевал, иногда что-то неразборчиво ворча под нос, а Сула в ответ улыбался — одними глазами, опасаясь задеть мага открытым смехом.       — До ночи нужно будет определиться с вашими покоями. В доме много места. Можете выбрать любую спальню, я прикажу Дан-Ша приготовить для вас постель.       — Я останусь здесь, — уже мягче ответил сытый маг. Его спина и плечи расслабились, и он снова сделал попытку дотянуться до вина, но Сула не отдал, посетовав вслух, что уважаемый лекарь слишком быстро пьянеет. Вместо этого он подсунул ему кувшин сока, разбавленного водой и крохотные золотые пирожные в хрустящей глазури.       — Тут довольно жестко спать.       — Я не привык к вашим перинам. А здесь испарения лечебного источника наилучшим образом влияют на здоровье вашего наследника. И на мое здоровье тоже.       — Как пожелаете.       Сула оставил мага наедине с едой, забрав, на всякий случай, вино, и пошел искать помощников. У ворот сторожили имперские гвардейцы. Поманив четверых за собой, Сула приказал взять две кровати из дома для прислуги и перетащить в купальню, чем вверг мага в немой ступор.       — Я бы предоставил достойную вас кровать, но она не пролезет в эту дверь, — когда они вновь остались вдвоем, пояснил Сула.       — Почему их две? Вы собрались претерпевать лишения, — в голосе прозвучала явная издевка. — и спать на этой недостойной вашего положения кровати? А перины?       И тут Сула уже открыто рассмеялся.       — Когда я возвращался из Безночных земель, периной мне долгое время служил горячий песок. И если вы говорите, что вдыхать водные пары источника полезнее, чем прочий воздух поместья, я тоже должен воспользоваться этой возможностью. Как вы наверное знаете, это непредвиденное путешествие сильно подорвало мое здоровье.       — То есть, вы не всегда выглядели ожившим скелетом?       — Вот уж не вам говорить о моей худобе... Мне кажется, или вы опьянели еще сильнее? Вам в голову ударил сок или эти милые золотые пирожные?       — Я просто пробовал. Вы же не едите... нельзя оставлять такие маленькие вещи без внимания...       Сула взял последний золотой шарик и осторожно раскусил.       — Ясно, — сказал он, почувствовав привкус сладкого ликера в начинке.       — Ну вот я о том и говорю, — пояснил маг. — Вы даже один не съели.       — Мне все еще трудно глотать, — признался Сула.       — Вас не долечили? Я проверю...       — Не стоит. Сохраните себя для моего сына, а я положусь на силу крови предков. Если я до сих пор жив, то уже не умру, нет повода для тревоги.       Когда ночь накрыла темнотой поместье, и маг, утомившись, задремал, Сула покинул купальню. Босиком по влажной от вечерней росы траве направился к главному дому и вошел — на этот раз через дверь.       В маленькой комнате без окон ничего не изменилось.       Сула присел на край кровати.       — Ты молодец, Аше. Мой сын жив, он дышит, и я пьян от радости без вина. Пора бы и тебе просыпаться. Мы уже далеко от пустоши, тут безопасно и спокойно. Я обещал тебе показать мой старый сад и пруд. Пруд, правда, безобразно зарос, но тебе понравится. А теперь давай, просыпайся, тебя ждет много интересного.