чистое золото

Музыка в подвале такая же кислотная, как и освещение. Может, даже сильнее. Венти ловит каждый из этих цветов голографическими вставками на широкой кропнутой футболке и отвратительно коротких шортах. Он как чертов диско шар; если повернется под удачным углом, сможет даже подработать софитом. По нему почти нельзя сказать, что сегодняшний клуб из разряда «худшее заведение этого полугодия, где я хочу выблевать всю душу». Ему даже как будто нравится, пока он глупо бултыхает разноцветной трубочкой в разноцветном коктейле, привалившись к барной стойке и поглядывая по сторонам. Мобильник в руке светит открытым мессенджером: «Ветерок нашептал, ты сегодня свободен? Мне продали чистое золото, и я знаю, с кем хочу поделиться». Ниже – получасовой акт уговоров, в которых Венти преуспел, хотя и был не слишком убедителен. Последнее сообщение: «Кидай локу и жди». И Венти ждет. В мутном от дрянной дым-машины воздухе воняет дешевыми сигаретами и чужим потом; место ничем не отличается от последнего такого же, где они встречались в прошлый раз, и откуда Скару вывели со скандалом. Такой же блядюшник, Венти чувствует чужую потную ладонь на своей голой спине, и как чье-то крупное тело прижимается сзади и сбоку, обдавая кислым запахом. Потом глухой удар, и чья-то грубая ругань, и пропадает запах и чужое тело, и Венти слышит знакомый голос: – Цепляешь торчков на баре? Он разворачивается медленно, успевая периферийным зрением, самым его краешком захватить ровно тот образ, за которым пришел. Всё быстро развеялось, когда Скара, цапнув его трубочку в яркую спиральную полоску, глотнул пару раз и ожидаемо кривился. Венти тут же картинно завозмущался, отводя свою сахарную бомбу подальше от покушений. Привет, пять видов ягодных ликеров, от которых твое сердце не слипнется в ком только потому, что девчонка по ту сторону стойки щедро влила туда чего-то совсем прозрачного. Венти готов поставить двадцатку на то, что Скаре на самом деле нравится. – Одного точно подцепил, разве нет? Венти пока абсолютно чистый, но под кожей покалывает обычная радость, натуральные эндорфины, за которые не надо платить сомнительным типам, оглядываясь по сторонам. Скарамуш, вообще-то, нечасто соглашался. Венти сказал бы – один раз из пяти. Задымленный подвал, даже не имеющий приличной вывески над железной дверью, начинает казаться примерно самым лучшим местом из всех возможных, несмотря на то, что Скара цокает, так же картинно закатывая глаза. – Надеялся, он подсыплет тебе порошок в коктейль? Прости, я его спугнул, – Скарамуш кивает девушке, обслуживающей бар, на холодильник с энергетиками. Спустя пару секунд бокал уже у него в руках. Он пьет, хотя, очевидно там та же сладость и лед. – Но могу организовать замену. – Организуешь мне кого-нибудь сомнительного, кто подсыплет мне что-то сюда? – Венти качает высоким бокалом, удерживая его за края подушечками пальцев, и обнимает трубочку губами. Эндорфинов становится еще чуточку больше. Раньше, чем он успевает сделать глоток. – Если так, я собираюсь очень внимательно рассматривать вон ту стену столько, сколько потребуется. Закутанный в черное вплоть до запястий Скарамуш выглядит неуместно рядом с ним, скандально раздетым, и цокает языком снова. Ничего необычного, Венти провоцирует, Скара уворачивается, обычный сценарий. – Чтобы стать жертвой, одевайся скромнее, местному контингенту будет интереснее тебя накачивать. – Фу, я никого здесь не ищу и умею убедительно отказывать, – в голосе Венти достоинство и шальная насмешка. Если Скара думает, что эти блядские шорты предназначены кому-то из присутствующих, то пускай думает. Венти не собирается объяснять, почему одевается именно так. Разве что его унесет настолько, что никому не нужные гадкие откровения хлынут сплошным потоком. Он серьезно надеется что до этого не дойдет, но какие гарантии. – Мы договаривались не мешать сегодня, – музыка резко становится громче и хаотичнее, и Скаре приходится почти кричать. – Учти, завтра утром я не буду таскать тебе завтрак или заставлять выпить литр воды. Он цокает тонким стеклом своего стакана по цветному коктейлю в подобии тоста, делает еще сразу несколько больших глотков и приближается к Венти поближе, почти касаясь губами уха: – За хороший вечер. Заканчивай побыстрее, у меня нет настроения торчать тут трезвым. Благословенные эндорфины позволяют Венти совершенно не вздрогнуть от фантомного касания к уху. Послушно кивнув, он действительно заканчивает всё быстро – полупустой бокал летит из разжатых пальцев прямо на пол, чудом не запачкав сладкими брызгами голые ноги. Девочка за стойкой и бровью не ведет – за возможный бой посуды и грязь он приплатил заблаговременно. Упоминание завтрака с доставкой заставляет память подкинуть видение парочки-другой таких случаев. Было чертовски мило и, может, еще будет. Тонкая рука с исключительно блестящим высоким напульсником, безвкусно усыпанным стразами, цепляет руку, интригующе закутанную в черное. Тянет в самую гущу дыма и пересечения лазерных лучей, туда, где на невысокую сцену как раз вымелась группа как будто бы пытающаяся исполнить рейв. Скара только успевает улыбнуться осколкам несчастного бокала и легко позволяет утянуть себя в толпу. – Я говорил ведь, что сегодня угощаю, – Венти похлопывает по крошечному карману на шортах, откуда выглядывает краешек прозрачного пакетика. – Но я соврал, кстати. С тебя ровно половинка танца, и только после – обещанное. – Зачем тебе эти игры? Через полчаса я буду танцевать с тобой, сколько хочешь. И все остальное, что только захочешь, сколько захочешь, – Скара щурится, цепляет пальцами лямку для ремня на чужих шортах и резко тянет Венти на себя. Полоска голой кожи между шортами и майкой касается чужой ткани, Венти шумно выдыхает, округлив губы, и тут же улыбается тонко-тонко и щурит глаза. Вторая вещь, которая давно еще понравилась ему в Скаре: он всегда делает, что говорит, и не уходит, когда уже согласился провести вместе вечерок. Еще вся его одежда мягкая, и Венти нравится ощущать это как есть, чистым сознанием, нравится лениво уложить вытянутые руки на плечи, по пути только чуть задев ткань кончиками пальцев. Даже этого хватило, чтобы Скара мог бы заметить – зрачок уже начинает затапливать светлую радужку, сам собой, без всякой помощи. Венти есть, что ответить, но идущая со сцены мешанина звуков вдруг складывается в почти ровную мелодию, неожиданно голосистый солист изо всех сил пытается подражать Глории Джонс и разгоняет Tainted love до уровня почти приличного клуба. От этого Венти глупо хихикает. Он умеет делать это совершенно виртуозно – звонко, запрокидывая голову и показывая блестящую кромку зубов. И тут же прижимается еще поближе, всем телом, чтобы на ухо, чтобы слышно было, пока ненастоящая Глория с мужским голосом раз за разом повторяет, что «ему нужно убежать от этого». – Четвертинку? Одну пятую? Всего минуту, давай, это же классика, – он тянет это и, не дожидаясь согласия, тянет Скарамуша на себя и в бок, легко переставляя белыми кроссовками в такт хорошей старой музыке. Ему ужасно хочется сломать их привычный порядок хоть немного, пускай Скарамуш почувствует с ним что-то новое, пускай не теряет интерес, пускай. Половинка танца, половинка таблетки. Скара всё-таки позволяет ему вести и повторяет за Венти его движения, явно уделяя этому мало старания. Меньше чем движению своих рук, которые касаются то открытых рук, то талии, так, словно это просто часть танца. Венти ловит их все, танцуя незамысловато, но с большим наслаждением Once I ran to you, Now I'll run from you. Он переставляет ноги в такт припеву, нарочно отдаляясь спиной вперед и вынуждая Скару идти за ним и возвращать к себе, притягивать за талию. Венти считает, что руки у Скары исключительные: они проводят почти математически выверенную линию по его телу. От открытого живота, где большими пальцами трогает край ребер, до кромки шорт, куда ныряет только на одну фалангу, поглаживая нежную кожу. – Я был уверен, что мы пришли на рейв. А ты привел меня на свидание, – Скара коротко смеется, покачиваясь в такт музыке с ним в руках. – Ого, какие слова ты знаешь! «Свидание», надо же, – Венти хохочет и не прекращает даже когда кто-то грубо мимоходом толкает их сзади, потому что теперь ему действительно весело. Потому что Скарамуш улыбается, тоже смеется, и это даже лучше, чем когда он крадет прикосновения, которые можно считать совершенно невинными для их отношений. Лучше, чем спина, сама собой прогибающаяся под уверенной рукой. Может даже, заведомо лучше момента, когда мир вывернется наизнанку, давая ему именно ту картинку, за которой он пришел. – Тебе еще не хватило? – Хватило. Хорошо. Мне нравится, – моментально заблестевшие глаза должны показать, как Венти на самом деле понравился простой короткий танец под хорошую музыку с грустным текстом. Он немного разворачивается корпусом и выгибает бедро выше, заодно притираясь им к чужой толстовке и телу под ней. Бедро то, что с заветным зиплоком в кармашке. – Вперед. И найди нам, чем запить. Take my tears and that's not nearly all. Песня заканчивается, группа всё-таки вспоминает, что здесь принято играть, и по ушам бьет Firestarter. Момент «свидания» заканчивается так же быстро, как начался, рвано движущихся в клубах вонючего дыма людей вокруг становится заметно больше. Скару не надо просить дважды, он зубасто улыбается и цепляет пакетик, пряча его в ладони. И исчезает в толпе, бросив только: – Жди здесь. Ожидая, Венти изображает сам с собой пару глупо-романтичных танцевальных движений, потому что мурашки по всей коже требуют продолжения. Он ловит на себе заинтересованный взгляд и показывает высокому мужчине с красной рожей язык. Тот, выпятив подбородок и ухмыльнувшись, начинает движение в его сторону, но Венти беспечно разворачивается к нему спиной и просто ждет, момента, когда его хватает узкая, родная, ладонь и силой тянет за собой, маневрируя в дергающейся толпе. Венти как дурацкая Золушка, сбегающая с бала, и фея крестная крадет его у толпы безобразно пьяных принцев, чтобы подарить кое-что покруче какой-то туфельки. Хотя он не отказался бы от туфельки: может, так он тоже сумеет удивить Скарамуша в следующий раз, вызвать интерес, который заставил бы его прийти снова. Скара классно держит за руку, Венти думает, что мог бы бежать за ним так очень долго, пока ноги не сотрутся до крови. От себя, правда, не убежишь. Можно только в который раз найти себя в тесной кабинке туалета наипаршивейшего бара с темнющими глазами совсем близко. Замок щелкает, света мало, Венти знает, как выглядят эти глаза на самом деле, но даже не пытается сейчас выискать в них и проблеска хоть какого-то цвета. – Половина сейчас, половина на пике, – говорит Скара, выуживая одну из маленьких таблеток из прозрачного пакета, рассматривает ее на свет. – Другие варианты не принимаются. Он поддевает подбородок Венти и заставляет его поднять голову. Венти делает это без возражений и думает, что у него сейчас теплые от духоты и предвкушения щеки, что глаза в зале слезились от густого дыма, и ресницы слиплись. Скара выглядит холодным, и у него прохладные пальцы на его подбородке, хотя они только что танцевали. Еще у него красивый немного резковатый голос, когда он почти приказывает: – Открой рот. Таблетка бирюзовая, с крошечным крылышком на одной стороне, и это, возможно, стало решающим фактором, когда Венти выбирал товар. Бирюза – никакое не чистое золото, хотя здесь действительно почти нет примесей, никакого мусора, он правда не хочет, чтобы Скаре было плохо потом. Вдруг тогда больше ни разу. Венти выдыхает горячо и влажно: – Обожаю. Обожаю тебя, или экстази, или тискаться в толчках, или когда ты показываешь зубы и я знаю, что они могут сделать, или или или да какая разница. – Ты знаешь как лучше всего, – да, скажи еще что-то этим своим голосом. Венти отрывает рот – не очень широко, но красиво, ему говорили. Быстро облизнуть нижнюю губу – даже не провокация, просто – Хорошо. Хороший... Скара кладет первую таблетку на его язык, проводит большим пальцем по мокрым губам, размазывает слюну. Прежде чем поднести к губам Венти бутылку воды, он будто колеблется пару секунд. О, он точно думает о том, что всё это ему аукнется – Венти знает этот взгляд и задерживает дыхание. Сердце уже бьется как бешеное: сейчас вот сейчас, сейчас, обещал же. Скарамуш решает в его пользу. В их пользу. Хоть он отлично умеет следить за дозировкой таблеток, контролировать их дозировку друг в друге ему не под силу. Не тогда, когда, придерживая за горло, чтобы просто чувствовать движения кадыка, он дает воде залить холодом внутренности Венти, заставив выступить мурашки на всей открытой коже. Вот так. Это замечательно, как же это замечательно. Таблетка горчит и отдает послевкусием смерти, Венти следит за Скарой, который допивает всю бутылку и кривится, выбрасывая ее в переполненный мусорник. Он достает телефон из заднего кармана, раздраженно щурится на яркий экран, но всё равно ставит таймер, чтобы не потерять счет времени. – Можем пойти покурить, пока ждем. Или есть планы получше? Вместо ответа Венти ладонью вытирает мокрые губы и вытягивается телом весь вверх: поднимает руки над головой и даже привстает на мыски; выгибается позвоночник. Места в кабинке недостаточно, чтобы по-настоящему толкнуть, но Венти всем собой прижимает Скарамуша спиной к стенке и прижимается к нему сам. Палец на губах в простом жесте: – Шшш. Слушай. Он почти тычется носом ему в щеку и почти касается подбородка губами, и это феноменально головокружительная близость-не-близость, идеальная на этом этапе. Ладонь трогает острое плечо через толстовку: – Как растворяется, как впитывается в кровь, слышишь? Шипит, кружится, находя свое место внутри. Плавится, втекает в каждую клетку, никаких препятствий, скоро будет везде, слышишь же? Так громко. Венти хорошо запомнил, как в один из разов Скамуш описал это «как белые крупицы красивой таблетки рассыпаются в разноцветные блестки и смешиваются с красно-черной кровью под тонкой кожей, играя румянцем и светом изнутри». Невероятно поэтично для того, кто порой слова вежливого не скажет. Венти нравилось и то, и то. Его рука легко сжимает чужое плечо. Скара под его незначительным весом расслаблен и кривовато улыбается всей его чуши. Венти то громко шепчет, то мурлычет и жмурится от удовольствия. Рука ползет ниже и останавливается в самой середине живота: – У нас будет... будет ребенок, знаешь ли. Эти маленькие таблеточки превратятся в него. И он проживет всего пару часов, и будет повсюду, и как же он будет прекрасен и страшен, – Венти хихикает над этой первоклассной мерзостью; разум расслабляется вперед тела, сам по себе просто потому, что Венти его отпустил. Он собирается болтать абсолютно всё, что придет в голову. Скаре это вряд ли нравится, он кривится, его рука хватает запястье Венти, сжимая сильнее, чем стоило бы. Он снова проигрывает свою пластинку «цокнуть языком, закатить глаза», но теперь в глазах блестят крохотные звездочки. Блестят, распадаются на мельчайшие крупицы и блестят снова. – Какой у тебя красивый рот и приятный голос, Венти, и какие мерзости ты выбираешь сказать. Венти продолжает совершено глупо хихикать, реакция Скары его нисколько не пугает. Окей, да, он скажет любую чушь, которую сгенерирует его мозг, пока он еще может генерировать хоть что-то. Венти всерьез считает эту очаровательно-отвратительную черту своей изюминкой. Большой такой изюминкой, темной и вязкой. Звон в ушах, приглушенный бит с танцпола, отдающий, кажется, прямо в кости, и сбитый ритм дыхания обоих. Скара поглаживает и выпускает запястье. – Если ты хочешь со мной ребенка, то просить надо иначе и немного другое, – он повторяет недавний лихорадочный шепот Венти и смеется. Немного хрипло смеется. – Не особо. Хочу с тобой курить, – Венти пожимает плечами, отлепляясь, и не успевает договорить, когда в него летит чужая толстовка. Та самая, мягкая. В хлипкую дверь нетерпеливо колотятся, Скара щелкает замком, пока Венти копошится, червячком проскальзывая в ворот и рукава, беспечно продолжая: – Только вот, мы уже сделали для малыша всё, что нужно. О, он уже растет и скоро откроет свои глаза. Знаешь, какие у него будут глаза? – уже сделав шаг за порог, Венти тормозит, чтобы заглянуть Скаре в лицо и выдать очередную свою самую довольную улыбку. – Твои. Обязательно твои. В зале, кажется ничего не изменилось, только солист съедает половину слов, но Венти всё равно прислушивается и хмыкает под нос, прежде чем добраться до задней двери с горящей над ней табличкой. You just can’t believe me When I tell you what you mean to me. Душное и вонючее сменяет действительно прохладный воздух, который мог бы отрезвлять тех, кто хотел бы стать трезвым. Они оба не смогли бы, даже если бы хотели. Чистое-чистое золото в каждом из них уже распалось на сияющие звездочки; фальшивый аурум скоро заменит каждую вторую клеточку в теле, а после – Скарамуш проследит за таймером и вовремя сделает так, чтобы все остальные заменились тоже. Коленки мерзнут, бедра тут же покрываются мурашками, и Венти приплясывает под белой одинокой лампой скорее для вида, чем действительно в попытке согреться. Толстовка замечательно греет его чужим теплом и дополнительно – пахнет чем-то пряно-свежим, забирается в ноздри и там пощипывает; и Венти смешно морщит нос, и это так далеко от всех предыдущих попыток быть соблазнительным. Непривычно голые плечи и руки Скары тоже делают ему холодно, и кажется, что оранжевая точка на кончике сигареты обязательно это исправит. Подперев собой тяжелую дверь, Венти запускает обе руки в карманы чужой толстовки (ему она вот-вот прикрывает край шорт) в надежде найти там искомое курить. Пальцы не нащупывают ничего, а Скарамуш гнет ему брови и протягивает сигарету с белым фильтром. Венти всегда считал, что у Скары руки волшебника. Он раскусывает капсулу, и язык тут же обдает ментолом и сладостью клубники. Венти расширившимися глазами смотрит за тем, как Скара закуривает простым и четким движением. Как под его удивленным взглядом Скара тянет к нему шею, давая прикурить от его сигареты. Венти сказать ничего не может, и это при том, что слова, а не шлюханский прикид, всегда были его главным козырем на этих встречах. Только когда между ними смешиваются два облачка – сладкое и несладкое – Скарамуш ухмыляется: – Запомнил. Что такого? Венти думает, что в этом полно чего-то такого. Что после их встреч вся одежда Скары и его волосы (он надеется, что кожа и внутренности тоже) пахнет стремными клубничными сигаретами. Что Скара или сохранил пачку с прошлого раза или заморочился и купил такие же. Кто-то еще делал для Венти такое? Он сглатывает мерзкий густой комок и толкает его как можно глубже. Прошло минут пять, еще пятнадцать осталось. Как мало ему надо. И дело вовсе не в скорости разнесения экстази по организму. – Хочу начать здесь, – у Венти твердый взгляд, и зрачки цепляются за бирюзовую радужку также настойчиво, как сам он цепляется пальцами за волосы Скары, проползает ими от недавно остриженных ровных кончиков и до самой кожи головы. – Торопишься, – тот ожидаемо дергает шеей и громко цыкает, но не отдаляется, наоборот, опирается руками о стену позади него и оказывается так близко, будто они не на улице, а снова в той туалетной кабинке. – Тебе не идет моя одежда. – Классно, да? Они целуются какое-то время, стоя под задней дверью паршивого клуба. Венти держится за бока, обтянутые тонким черным топом; Скарамуш обеими руками держится за кирпичную стену и не трогает его нигде. Целуются просто, незатейливо, время от времени прерываясь, чтобы сделать затяжку. Слышно остервенело колотящие внутри клуба биты и как кто-то бьет стекло; ноздри остро щиплет; щеки и лоб горят, жарко, а коленки совсем ледяные; и Венти действительно торопится, и в этот раз всё особенно ярко. Фильтр у его стремных сигарет вымазан в чем-то синтетически клубничном, делающим его губы сладкими. Скаре это не нравится (Венти всё еще ставит двадцатку, что нравится), и он остервенело слизывает эту клубнику после каждой затяжки, так подолгу, что у Венти начинают болеть губы, и он требовательно выпрашивает вторую. Сахар на свежем фильтре еще слаще. Скарамуш отрывается, чтобы мельком глянуть на таймер. По его лицу Венти видно – еще нет. Еще не все звездочки остыли настолько, чтобы залить всё внутри у него ровным бело-голубым светом, дальше которого – вывернутая наизнанку вселенная, в которой у них двоих нет ничего общего, в которой они видятся впервые и угодливо исполняют желания друг друга. – Весь мокрый, – Венти вздрагивает всем телом от этих слов и вздрагивает еще раз, когда носом и щекой Скарамуш трется о его лоб, не слишком успешно убирая с него часть слипшейся от пота челки. Венти кивает – он, в общем-то, прав – и лезет целоваться дальше, внутренне обсасывая это странное проявление нежности. Как там дальше у New Order? Ask me no questions, I’ll tell you no lies. Они как пубертатные подростки лижутся на улице в паршивом закутке, Венти нравится. Губы до тошноты скользкие, вместе с подбородком мерзнут на резких глубоких вдохах; чье-то тяжелое тело дважды сильно ударяется о дверь с той стороны, толкая Венти в спину и заставляя их столкнуться зубами; вокруг нет никакой улицы, только два тяжелых дыхания, и не хватает воздуха, и глаз не открыть. Буквально насильная мера, чтобы заставить мир скорее подчиниться, разойтись, разъехаться по шву, задергаться, выворачиваясь, срастаясь заново, принимая в себя и растворяя в себе. Венти думает, что уже началось, или это эффект плацебо – когда Скарамуш наконец кладет свои руки на его бедра, ниже края шорт (и это не так уж низко), и его руки холодные и со вкусом кирпичной стены на задворках паршивого бара. Венти вдыхает этот ненастоящий запах, подаваясь бедрами вперед, и стонет, и это куда больше похоже на сорванный смех. Этот звук останавливает всё на какое-то время. Скарамуш смотрит на него молча, в глазах не разглядеть ни единой искорки, блестки, звездочки, совсем ничего похожего. Скалится. Венти захлебывается новым стоном – вот, вот, вот вот вот за этим он и пришел. Чернота закручивается, наматывает на себя притихший окружающий мир и сознание Венти, несколько глубоких вдохов ему требуются, чтобы не размазало по всей длине тугой пружины. Высоко и раздражающе пищит будильник таймера, это тоже помогает Венти удержаться сейчас. Это всегда тяжело на этом этапе – сейчас нужно еще подождать, крошечный пакетик с золотом еще не пуст. Нужно подождать, даже если хочется уже сейчас – откусить от Скары пару хорошеньких кусков, отгрызть зубами эту кривую улыбку, упасть на колени и так остаться подольше, пальцами влезть под кожу, втечь через уши прямо в голову и там похозяйничать. Кое-где сделать поярче, что-то поменять местами, что-то затереть, а чьи-то рыжие веснушки измолоть в порошок и порошок этот сжечь, чтобы не помнилось больше и не болело. Венти не знает, знает ли Скарамуш, что он знает. Но Венти знает, что если когда-то сорвется сам, если выболтает, выплеснет всю свою внутреннюю мерзость – в таком случае, Скара не побрезгует сделать всё то же самое для него. Вплавится в его голову, в самую глубину, найдет там каждый отблеск янтарных глаз, каждый намек на них, и все замажет черной краской. Будет добавлять по слою этой краски в каждую их новую встречу, если только Венти сумеет сделать так, чтобы они продолжались и дальше. Венти будет очень стараться. Будильник таймера больше не пищит, когда Венти выдергивает из черноты резковатый голос, от которого колет под ребрами: – Давай обратно. Я брошу тебя здесь, если решишь сейчас отключиться. Это, скорее всего, значит «Хочу тереться о тебя полтора часа не прекращая и говорить, какой ты красивый, ты зовешь это танцами, я зову это двойной дозой за твой счет, мы оба этого хотим, и я облапаю тебя прямо здесь, если не начнешь шевелиться». Венти знает, что это даже не угроза: в прошлый раз, когда ему не хотелось тащиться в душный зал, Скаре хватило примерно половины минуты на убеждение, и тащиться в душный зал пришлось еще и в мокром белье. Не то чтобы самое плохое, что с ним случалось, но определенно не то, что входит в планы на сегодня. Тяжелая дверь гудит и не хочет отпускать Венти, почти сплавившегося с ней. Он разворачивается и тянет на себя железную ручку, когда под чужую толстовку ныряют чужие руки, трогают бока и спину, даже подмышками, залезая ненадолго и под его футболку. Над ухом резкое обидное хмыканье, которое звучит ужасно ласково. Ага, он потный насквозь, особенно спина, эта кофта реально отлично греет, бросишь ее в стирку сразу, как придешь? Перед глазами снова чернота, и ничего не слышат уши, это чужая мягкая ткань перекрыла весь обзор ненадолго, а потом Скарамуш вернул себе толстовку, снова скрывая всю свою кожу. Покрываясь крупными мурашками, Венти думает – он точно хочет смотреть на его белые блестящие шмотки – не зря выбирал. Скара не морщится, ему не противно, хотя ткань влажная изнутри; он просто смотрит, взгляд тяжелый, ощутимый; им нужно на танцпол, им нужен частый бит и чужие громкие слова, им нужно больше движения, которое скоро станет некуда девать, им нужны мелькающие огни и густой дым. Им нужно всё, что существует только в этом вывернутом наизнанку мире.