Эмпат

Текучая и в то же время склизкая чёрная пелена топила в себе душу Америки. Беззвучно, но страшно кричала она в этот момент. Америка наслаждался этим. Словно истощённый нищий ребёнок, не знавший ничего вкуснее гнилых огрызков с подворотни, и однажды попробовавший чёрствый хлеб, он купался в своей ненависти, в первом своём чувстве. Он пил из этого тёмного источника, захлёбывался, кашлял и жадно вгрызался в этот зачерствевший огрызок дальше. Подумать только, так вот каково это- чувствовать. «Смотрите вы все!- хотел закричать он- вот он я, я чувствую, я тоже чувствую, я настоящий, и моя душа теперь тоже! Вы все ничтожны и жалки, ведь из всех вас я- теперь самый настоящий человек!» Он ликовал. Он проследовал за каждой чёрной каплей прямо себе в душу, будто только родился. Он чувствовал всю эту окраску, он видел все градации и ответвления, что сейчас открылись ему по-настоящему. Он с детским восторгом даже ощутил рвотный позыв, лишь только стоило ему ещё раз взглянуть на Союза. У него перехватило дыхание, его сердце ударило в грудь-и он замер во внутреннем крике! Какое блаженство! Капиталист откинулся на спинку стула, ослепительно переливчато дыша после только что пережитого экстаза. Весь в истекающей ненависти. Постепенно он успокоился. Хотя мало кто из стран заметил его странное поведение, впрочем он бы и сам не заметил, слишком уж хороша маска. Вот только была одна страна, которая всё-таки заметила необычную реакцию США. И это был СССР. Лишь только Америка успокоился, как он тут же ощутил струящиеся из его глаз презрение. Он резко осмотрел капиталиста и хмыкнув, отвернулся. В его взгляде смешались желчь, недоверие, злоба и праведный гнев. Америка опустил глаза. Это было... забавно? Да, это забавно, это наверно даже смешно! Это действительно смешно! Америке захотелось засмеяться. Впервые в жизни он действительно он искренне хотел засмеяться. Слава богу, на тот момент собрание уже подошло к концу и кто-то из стран как-то не особо смешно пошутил. Однако Америку такой повод устроил. Он хихикнул. Будто попробовал на вкус. Ему понравилось. Он пропустил пару смешков. Вспомнились злые золотые глаза ангела. Они смотрели с такой чистой справедливостью, с такой наивностью, ах, это так уморительно! Америка захохотал. Он всё смеялся и смеялся, катал по горлу звуки, экспериментировал с тональностью, добавлял кряхтения и смахивал слезу. Как же это прекрасно! Другие страны покосились на него пару мгновений, но позже занялись своими делами. А США всё заливался своим первым искренним смехом, он ликовал и аплодировал себе в душе, но никто кроме него не увидел его триумф. Но тут... он резко замолчал. Оглянулся. Кажется, ему больше не хочется смеяться. И чёрная слизь больше не обволакивает душу. Она... она снова серая. Америка поднял безразличный взгляд на других. Привычно нацепил на себя маску. Он снова опустел. Он оглядел присутствующих. Кажется, не хватает кого-то. Конечно, из зала заседаний вышел СССР! Личный бог покинул Америку так же быстро как и навестил. И его приход был восхитителен. Но Америке было мало. Ему нужно больше. Без своего ангела он снова пустышка. К нему вернулась обычная безучастность. Но только в этот раз помимо неё в груди поселилась и смертельная решимость. Она была сильнее, чем когда-либо. Руководствуясь лишь своим отточенным чутьём, он поспешил в одну из многочисленных дверей. Он быстро оглядел выходящие измученные лица. Где же он, где же он?! Внезапно горло Америки пересохло и он закашлялся, будто резко лишился кислорода. Заслезившимися глазами он из последних сил искал коричневое длинное пальто и красную копну волос над ним. На дрожащих ногах капиталист быстро ковылял по коридору. Внезапно он всё ещё непривычно ощутил отчаяние. Да, отчаяние! Так вот, как это чувствуется. Раньше Америка почти даже не мерил такую маску, хотя у него в репертуаре она была. Но какое же это чувство гадкое, он даже не мог себе представить. Впервые в жизни он с омерзением ощутил подкатывающий к горлу ком, а вместе с ним и горячие настоящие слёзы в глубине на момент потеплевших и ставших почти мятного цвета глазах. Это было так неожиданно, что он и не заметил как из них выкатились две крупные горячие слезы, которые он, впрочем, почти сразу смахнул. Но даже несмотря на всё это, он из последних сил сохранял самообладание и продолжал почти что ползти к своему богу. Мимо него сантиметр за сантиметром полз нескончаемый грязный ковёр, а воздуха становилось всё меньше и меньше. Америка с ужасом всё больше осознавал, что если сейчас, прямо сейчас он не увидит своего личного ангела, то он имеет вполне реальный шанс умереть прямо в этом коридоре. Но именно в момент своего последнего хриплого вздоха США нашёл его. Союз спокойно обсуждал что-то с лысоватым низкорослым мужчиной в кепке, по видимому, своим правителем. СССР, кажется, говорил о своём впечатлении от других стран. На лице его собеседника застыла добрая улыбка, и было видно, что слова воплощения его страны кажутся ему забавными, будто слова ребёнка. Хотя на фоне своего правителя СССР и вправду выглядел совсем юным. Его телу можно было дать около 17-18 лет. Как жаль, что очень скоро эти живые, искренние, золотые глаза столкнутся с тем, что надолго сделает их хмурыми, уставшими и сосредоточенными, как-то отстранёно, будто предсказание, пронеслось в голове Америки. Его фантомная нехватка воздуха несколько отступила, но капиталист всё ещё был твёрдо намерен поговорить со своим богом. Хотя бы просто представиться. Это поможет сбросить лишний балласт в виде лишних переполняющих его душу эмоций, главным образом пожирающей всё на своём пути ненависти. Он решил подождать, пока мужчина в кепке уйдёт, ведь его присутствие всё только испортит лишним потоком эмоций. Наконец эти двое улыбнулись друг другу и бородатый мужчина по-отцовски похлопал коммуниста по плечу, после чего удалился из здания. Всё ещё умирающий от фантомного удушья Америка со всех ног бросился к своему ангелу. Он успел удержать себя от резко появившегося желания нанести несколько точных ударов под дых Союзу от накатившей волны ненависти. Вместо этого он старательно выдавил из себя ядовитую ухмылку и несколько раз учтиво кашлянул. Внутри помимо заполняющей всё чёрной субстанции вдруг появилось неведомое до этого волнение. Америка должен произвести наибольшее впечатление на этого мальчишку. До этого он никогда не испытывал волнения. Он всегда точно знал, что он добьётся поставленной цели. Так что же случилось с ним сейчас? Надо успокоиться. Нельзя нервничать. Отступать некуда. Америка мог бы поклясться, что как только СССР обернулся на него, из его собственных малахитовых глаз вытекло несколько капель его концентрированной ненависти, приобретшей материальную форму от столь сильного сжатия. - Приветствую,- максимально нахальным голосом начал он,- Соединённые Штаты Америки, рад знакомству,- он улыбнулся ещё шире, ощущая как из-за белого ряда зубов вытекает фантомная чёрная жидкость, ощутимая только им самим и протянул руку. СССР пару мгновений недоумённо посверлил в протянутой ладони дыру, видимо, соображая, что ему нужно сказать в ответ. Наконец он отмер, дёрнулся и пожал руку Америки: - Здравия желаю, Советский Союз, я тоже рад знакомству и надеюсь на наше дальнейшее сотрудничество. Как же забавно и неумело он врёт, подумал США, впервые за свою жизнь испытав умиление. В глазах СССР читалась неприязнь к капиталисту. Впрочем, Америка бы удивился иной реакции. Всё-таки перед Союзом был оплот капитализма собственной персоной, который так же был не настроен на сотрудничество. Это заставила США пропустить пару смешков: - Так вы, получается, первое социалистическое государство?- в каждом его слове читалось насмешка. - Получается, что так,- в голосе Союза начали читаться еле различимые нотки раздражения. Он прекрасно понимал, что пока что к нему никто не относиться достаточно серьёзно. - Хм, ну что ж, в таком случае, удачи вам с построением коммунизма,- откровенно насмехаясь и делая акцент на слове "коммунизм" закончил Америка,- а я вынужден удалиться. Дела. - Да, до свидания,- уже нисколько не стесняясь струящего из слов презрения и какой-то немого детской обиды, попрощался Союз и поспешил удалиться к своим правителям. Америка в свою очередь подошёл к своему президенту. Он ликовал. Это была победа. Не стоило и сомневаться в своём триумфе. Пусть знакомство выдалось скомканным и нелепым, пусть неприязнь СССР выросла в несколько раз, это неважно! Так даже интереснее. Впитывать в себя не его признательность и радость, а ненависть, оказывается, гораздо слаще! Теперь Америка понял, что ему не нужно нравиться Союзу. Ему не нужно быть для Союза другом, нет. Он привяжет к себе СССР не счастьем, не радостью, не любовью. Это слишком просто, это банально. Это не даст такого эффекта. Нет, Америка поступит гораздо хитрее. Зачем ему хорошие эмоции? Зачем ему нежные чувства? Все они мимолётны и недолговечны. Америке не нужны мимолётные ощущения. Это просто быстрое увлечение. Это просто химическая реакция в головном мозге. Просто инстинкт размножения, помноженный на интеллект. Кажется, мама ошибалась, когда пела про то, что любовь- это самое сильное на свете чувство. Любовь непостоянна, любовь изменчива. Но ненависть... она другая. Ненависть никогда не проходит до конца. Она- это нечто большее, чем инстинкт. Она может ослабеть, может спрятаться за другими эмоциями или отступить на второй план. Но она никогда не исчезнет до конца. Она останется навсегда, отравляя даже самую светлую и чистую душу. Поэтому Америке не нужно ни уважение, ни любовь, ни дружба Союза. Америке нужна его ненависть. И он сделает всё, чтобы получить её. Он вновь поставил себе цель. Он будет самым гадким на свете человеком, он продаст и купит любого, если понадобится, он убьёт каждого советского гражданина самым зверским способом, лишь бы получить его ненависть. Он нашёл истину. Он смог. Так и только так он сможет почувствовать, ощутить и увидеть все человеческие эмоции. Это неотвратимая правда. По крайней мере, так на тот момент казалось Америке. Но что же делать, всем свойственно ошибаться. Ведь это тоже делает нас людьми, так ведь? Ну ладно, довольно размышлений, решил Америка. Ему предстоит сделать ещё много великих дел. Балласт эмоций сброшен, и, кажется, теперь он восстановил своё умение дышать без присутствия Союза. Во всяком случае, на время. И решил начать он с приближения к своей цели. В голове уже образовался чёткий план. Он был гениален. Он был настолько же прекрасен, насколько бесчеловечен и ужасен. Впрочем, США не было дела до того, насколько аморален его план. Внезапные эмоции вновь уступили место холодному и ясному рассудку, стоило только потерять СССР из виду. Капиталист снова остался лишённым чувств. Теперь ничто не может помешать его цели, даже он сам. Америка уже отточил каждый пункт, продумал каждую деталь, предусмотрел каждую неточность. Только на этот раз ему не справится одному. Америка поправил на себе пиджак, пригладил волосы и отправился в автомобиль следом за президентом. Мимо мелькали дома, улицы, люди, деревья, но ему снова не было до этого дела. В голове все мысли занимал только план. Через несколько часов США, расположившись в кожаном кресле в старинной просторной английской гостиной, учтиво глотал горячий душистый чай, тот из немногих, что его отец терпеть не может. Он беспристрастно рассматривал знакомую с детства комнату, не подмечая, впрочем, никаких изменений. Вот устаревшая карта мира, который век висящая над мамиными растениями в горшках. Так отец их не выкинул? Вот две сабли, висящие над горящим, не дающим и капли тепла камином. Можно подумать, что хозяин дома хоть раз использовал их в бою, если он вообще был когда-нибудь в бою. А вот и сам хозяин дома, высокий, тонкий, как всегда, одетый с иголочки, сидит напротив в таком же кресле и спокойно и холодно смотрящий прямо в глаза старшего сына. Америка не был в этом доме с революции. Хотя, он не скучал об этом месте ни минуты. Он не умел скучать. Великобритания отпил из своей чашки и вновь взглянул на Америку почти такими же, как у сына, соснового цвета глазами. - Так зачем ты явился сюда?- холодно спросил он, явно не довольный незапланированным визитом. - Я пришёл, чтобы заключить договор. - Договор? Со мной?- в его глазах блеснуло возмущение, но тут же потухло. - Да,- невозмутимо продолжил Америка,- ты же видел сына Российской Империи сегодня на собрании, СССР? - Избавь меня от своей пустой болтовни и перейди к сути. - Мальчишка опасен. В нём есть огромный потенциал, а так же все средства к превращению в сверхдержаву. Если мы ему не помешаем, то это может предзнаменовать серьёзную угрозу. Тем более, ты видишь, что мир после поражения Германской Империи и его союзников продлится недолго. Очень скоро сын ГИ нарастит военную мощь и начнёт наступление. - К чему ты клонишь? Допустим, что это обозначает угрозу для стран Европы и Азии, но тебе какое дело?- недоумённо перебил Великобритания, явно заинтересовавшийся рассуждениями сына. - Самое прямое, отец. Во-первых, если этот Рейх захватит Евразию, то на ней он не остановится, а значит, Северная и Южная Америки следующие. А это значит, что нам нужны будут ресурсы. А знаешь, где есть ресурсы? У СССР есть ресурсы. Торговать с ним сейчас не выгодно. А потому я предлагаю развалить или хотя бы подчинить его, пока он слаб,- закончил свою мысль Америка. - А если мы не успеем? Время до начала войны ограничено, что тогда?- усмехнулся Великобритания и отпил из чашки. - Поддержим Рейха,- спокойно сказал Америка и тоже отхлебнул чай. Его отец поперхнулся. - Что?! Если мы ему поможем, это только приблизит наш захват! - Если мы ему поможем, то после он не станет нас трогать,- спокойно ответил Америка. - Ты уверен, что это сработает?- разбито спросил Великобритания. - У нас нет выбора. Если мы попробуем сотрудничать с СССР, это только сделает его опаснее, его нужно подчинить сейчас, когда он юн и слаб,- холодно ответил отцу США. Великобритании не осталось ничего, кроме как согласиться с планом сына. Так они и ещё несколько стран Европы объединились в тайный союз. Собственно, этим планом Америка хотел убить двух зайцев. Всё-таки надо заботиться о сохранении своего господства. Но главным образом, он, конечно же, преследовал свои цели. Итак, план медленно, но верно приводился в исполнение. И первым коллективным действием стала экономическая блокада. Страны запада просто отказывались продавать жизненно нужные Союзу в тот момент новейшие станки и машины за золото, принимая только природные ресурсы. Сколько бы на собраниях он не возмущался, сколько бы не просил пересмотра этого решения, его не слушали. Америка был в восторге. Лишь только ненавидящий взгляд золотых глаз сталкивался с ненавистью его собственных малахитовых глаз, его эго пресыщалось в совершенном экстазе, может быть даже оргазме. Всласть было наблюдать за голодом на его территориях. А его бедная власть всё также пыталась наладить индустриализацию и при этом остановить голод. Мило. Но тут случилось то, что Америка не предусмотрел. Случилась Великая депрессия. Причин её было много. Перепроизводство во время Первой Мировой войны, массовая эмиграция, нехватка рабочих мест, использование машин вместо людей, это только малая часть. Это была катастрофа. Все отрасли экономики капиталистических стран терпели падение. Америка был, как всегда спокоен. Ему было, в общем-то говоря, наплевать, и на экономику, и на бедняков, и на богатых. Его интересовала только цель. Однако остальные страны перепугались не на шутку. Уровень безработицы зашкаливал, один за другим становились банкротами банки, а люди забирали из них оставшиеся деньги, чтобы их сбережения не растаяли совсем. И тогда на одном собрании вдруг поднялась из-за стола одна страна. Он сказал, что пролетарии из других стран могут ехать к нему, он не был против, чтобы они работали у него. Что ж, пришлось пойти на уступки. Плюс ещё капиталистические страны наконец согласились заключить с Союзом несколько торговых соглашений. Его светящееся от победы лицо заставило США потереть кулаки и почувствовать непреодолимое желание раскрасить это светящееся личико парой ударов. Америка впервые почувствовал себя униженным. Принимать подачки у противника, он низко пал. А после и отругал себя и за то, что новый президент и его политика смогли бы вытянуть его из кризиса и без помощи СССР. Кто бы мог подумать, что невмешательство в рынок может грозить такими последствиями. Но лишь только США потерял из виду коммуниста, логичное сознание тут же просунуло план выхода в плюс даже в этой ситуации. Пусть в СССР работают его граждане. Пусть и другие страны помогают ему с его кризисом. Пусть на этот раз в плюсе будут все. Это только упростит ему жизнь. Сейчас надо выбираться из задницы самому. Вот только он никак не мог ожидать, что его кризис позже перекинется и на капиталистические страны Европы. А главное, на Германию. Кто бы мог подумать, что это спровоцирует усиление фашистских настроений в Европе, тем самым приближая войну. Сын ГИ становился сильнее не по дням, а по часам. Делать нечего, пришлось торговать и с наращивающем военную мощь Рейхом и его союзниками. Во-первых, это злило СССР, во-вторых, это было способом задобрить немца, а в-третьих, это было очень выгодно, и Америке удалось поиметь с инвестиций в предприятия нацисткой Германии неплохие деньги, очень нужные после кризиса. Очень забавно было наблюдать, как бедный наивный Союз пытается расшевелить другие страны, создать нечто вроде союза, который мог бы предотвратить войну. Америка искренне смеялся над ним. Смеялся, пока коммунист ненавидел его всё больше. Это было прекрасно. Его божественная ненависть была словно бальзам на душу. Прекрасная, чистейшая ненависть. Америка наслаждался каждой каплей. Его ангельский бутон наконец расцвёл и засиял на весь мир. Америка ненавидел этот цветок. Он ненавидел каждую секунду рядом со своим цветком и жаждал, требовал большего. Каждая его поганая выходка была направлена лишь на получение ещё капли ненависти от Союза. В этом чувствовалась не просто слабость — это было нечто, близкое к помешательству. Ощущение было почти невыносимым, и вместе с тем... Это было самое прекрасное чувство на свете. Лучшее из возможных. И он знал об этом. Он ненавидел каждую их встречу и с нетерпением ждал следущей. Кому вообще вздумалось, что любовь лучше ненависти. Зачем им это? Ведь ненависть, она гораздо более сладка, чем любовь. Зачем люди так стремятся её найти и сохранить, недоумевал Америка. До чего же они бывают нелогичны, думал он. С помощью союзовой ненависти он испытывал то, чего был лишён веками. Он был счастлив. Для него не были важны ни неизбежная война, ни проблемы, ни кризисы, ни другие страны. Только его личный ангел и он сам имели для него значение. Только эти двое волновали его. Началась война. Вполне ожидаемо для некоторых и совершенно неожиданно для других. Она поменяла многих. Америке не было дела до того, кто в этой войне прав. Сначала он помогал Третьему Рейху, потому что это было выгодно. Союз это видел, и его ненависть струилась из его глаз нескончаемым потоком. Потом, когда ценой миллионов жизней СССР смог взять преимущество, США просто переметнулся на его сторону, что ещё больше злило ослабленного войной Союза. Но поделать он ничего не мог. Война поменяла его. Он стал взрослым. Его глаза больше не смотрели с юношеской смелостью. Его глаза смотрели устало, сурово и решительно. Он тоже участвовал в боях, Америка сам видел. Союз увидел многое. Его взгляд теперь смотрел куда-то вдаль. Он почти не выражал эмоций. Лишь только со своими детьми он немного оттаивал, становился человеком. Америке нравится новый СССР. Он был интереснее. Его ненависть стала другой. Он ненавидел глубоко. Он ненавидел каждой клеткой своего тела, каждой потраченной жизнью его граждан. Теперь он ненавидел как Америка. США любил этот взгляд. Да, это было… Постойте. Любил?.. Что это значит, любил? Почему именно это слово? Но Америка не мог ошибиться, это просто невозможно. Теперь помимо привычной чёрной холодной слизи при виде СССР течёт что-то ещё. Оно красное. Оно горячее. Оно другое. Будто чёрная жижа внутри стала настолько концентрированной, что теперь она перерождается в нечто новое. Будто молодая звезда, создававшаяся из газа. Америка посмотрел на СССР ещё раз. Что это за чувство? Он посмотрел внимательнее, вгляделся в суровое лицо. Нос с горбинкой, шрам на губе, недельная щетина. Почему он не замечал этой странной гармонии раньше? Он... ненавидит её? Нет, вовсе нет. Это больше не ненависть. Его тянет? Да, в какой-то степени. Внутри разливается океаном успокаивающее согревающее тепло. Никогда ему не было так спокойно как сейчас. Никогда он не хотел, чтобы это не прекращалось. Мимолётный взгляд, глубокий ожог, как в маминых сопливых романах? Нет. Его тянет как-то по-другому. Не как тянет парня к девушке при химической реакции в мозгу, помноженной на интеллект. Но что же это... если не сильнее ненависти, то уж точно не слабее. Так это и вправду?... Не может быть, это противоречит его теории. Замешательство. Это рушит его планы, рушит существо, рушит его главную теорию! Но ведь он мог ошибиться? Он, Америка, мог ошибиться? Неужто, и вправду? Неужели он чувствует... любовь?