«В настоящем, Совет директоров предоставляет вам второй шанс в качестве главного исполнительного директора компании»
Гарри вздохнул с облегчением, узнав о приговоре, когда председатель Джон Морган объявил о решении Совета. Итак, Питер, его лучший друг, его брат, был Человеком-Пауком, монстром, убившим его отца. Ты единственная семья, которая у меня есть. Он был идиотом, если думал, что Питер Паркер был чем-то большим, чем тем, кем он был на самом деле: бессовестным, хладнокровным убийцей. Паркер отнял у него любовь отца, поэтому он отнял у Паркера Эм Джей, что, к сожалению, было необдуманным и мстительным поступком. Он должен признать это. Тогда, Эм Джей осуществила заветное желание своего сердца и ушла от него к Паркеру. Он не препятствовал, по крайней мере, после первоначального шока, они даже расстались по-дружески. Но затем, жук решил забрать у него отца навсегда, сразу после того, как узнал, что отец все еще любит его. Его так называемая дружба с Паркером оказалась сплошным беспорядком. И это была только часть проблемы, с которой он столкнулся сейчас. Он финансировал не того ученого, не в тот проект, и теперь Оскорп находился в упадке, а цена его акций была просто душераздирающе низкой. Как он мог быть таким глупым и верить, что Оскорп так легко добьется славы и богатства, если вся его жизнь была совсем не легкой? Что ж, вернемся к чертежной доске. Нет смысла жаловаться, когда нужно спасти наследство его отца. Он разберется с местью позже. — Однако имейте в виду, — добавил заместитель председателя Джон Андреони, — что твоя неудача с Отто Октавиусом была беспрецедентной, непростительной. К возможности, предоставленной вам сейчас, нельзя относиться легкомысленно. — Я понимаю, — искренне сказал Гарри. — Тогда очень хорошо, — Морган кивнул и обратился ко всему Совету: Председатель объявляет заседание закрытым. Гарри не осмелился покинуть зал заседаний, пока не ушли все члены Совета, хотя бы для того, чтобы показать свое уважение (и страх) к ним. После того, как последний член Совета вышел из комнаты, Гарри начал выключать весь свет, поскольку была почти полночь. — Это было на волосок от гибели, да, Босс? — от двери донесся светский голос. Гарри повернулся, чтобы поприветствовать своего исполнительного помощника средних лет. Джо Крамер был мужчиной лет пятидесяти, высоким, коренастым и слегка полноватым. Но, вопреки первому впечатлению, он был на удивление здоров и мог быстро передвигаться, если бы захотел. Будучи также исполнительным помощником отца Гарри, он знал все, что нужно было знать об Оскорпе. — На самом деле, Джо, — Гарри подошел к двери зала заседаний, чтобы выключить последний свет, — Разве это не в их стиле — быть чудовищно хладнокровными, но справедливыми?***
«Похоже, ты проживешь еще один день». Затем доктор Голдберг сказал Гарри об автомобильной аварии и бодро сообщил ему, что кто-то ждал его снаружи. Наверное, Питер. Он делал это все время. Когда доктор спросил Гарри, хочет ли он поговорить со своим ожидающим другом, тот с радостью ответил «да». Гольдберг улыбнулся: — Я впущу его после того, как ты отдохнешь несколько минут. Гарри смотрел, как добродушный доктор уходит, и расслабился на больничных подушках под головой, готовый заснуть. Он уже почти погрузился в сон, когда Голдберг вернулся раньше, чем ожидалось, и предложил ему трубку мобильного телефона. — Кое-кто настаивает на разговоре с вами, — извиняющимся тоном объяснил врач, явно недовольный тем, что звонивший заставил его нарушить покой пациента. Удивленный, Гарри взял трубку, и доктор снова быстро вышел из комнаты. — Черт возьми… — Так ты попал в аварию, Гарри? — голос принадлежал старику, который, как он мог сказать, был сейчас очень недоволен. — Э… да? Могу я спросить, кто… — И ты ничего не помнишь между смертью отца и несчастным случаем? — Нет, я думаю… подожди, что? — Нужно ли мне повторяться? Гарри глубоко вздохнул и попытался успокоиться; это было смешно. — Я имел в виду, что вы подразумеваете под смертью моего отца? — Гарри, — снисходительно произнес старый голос, — Твой отец уже довольно давно умер. Старик тогда пробормотал что-то о «юношеской безответственности», но Гарри лишь смутно расслышал его слова. Нет… Этот парень ошибается. Папа в порядке. Он просто… Но Гарри знал, что это правда. Может быть, это произошло из-за резкой и прозаичной манеры, с которой старик говорил по телефону, или, может быть, потому, что где-то в глубине души он знал это с самого начала. Слабо закрыв глаза, Гарри судорожно вздохнул, боль и горе сжимали его сердце. Его отец, его отец, ушел. Его уже не было. Долгое время. Не получив ответа от пострадавшего с амнезией, старик некоторое время терпеливо выжидал, прежде чем сказать: — Я пришлю Джо Крамера после того, как тебя выпишут из больницы, и он расскажет все то, что тебе нужно знать. Поможет немного освежить память, так сказать. Если у вас есть подозрения относительно информации, которую мы предоставляем, вы можете попросить своего дворецкого проверить. — Спасибо, сэр, — сказал Гарри, снова открывая глаза и с трудом приходя в себя. Джо Крамер? Разве он не был исполнительным помощником его отца? — Я очень ценю это, — ему удалось придать своему голосу некоторую жизнерадостность, которую он не чувствовал. Но человеку на другом конце провода было явно не весело, когда Гарри услышал нетерпеливый вздох, который часто выражает разочарование по поводу чьей-то глупости. Затем голос сказал, более чем раздраженно: — Мы поговорим еще раз, когда ты вернешься домой. — Хорошо, пока-… Старик уже повесил трубку. Гарри в замешательстве уставился на телефон из-за плохого настроения звонившего, прежде чем вошла медсестра и вернул ей трубку. После того как медсестра ушла, он задался вопросом, какой была его жизнь. Доктор сказал, что у него какая-то потеря памяти, и это было правдой; последнее, что он помнил, это обещание отца снова все исправить между ними. Я горжусь тобой. Вздохнув и чувствуя усталость, он откинулся на подушки и снова закрыл глаза, благодарный, что никто не увидит пролившихся наконец слез. Доктор Голдберг вернулся через несколько минут и мягко спросил: — Готовы увидеть своего друга сейчас?***
— Значит, вы хотите сказать, что я нынешний генеральный директор «Оскорпа», мистер Крамер? — Да, директор. Устало опустившись на скамейку, Гарри изучил длинный и до боли подробный список событий, которые ему следовало знать о своей профессиональной жизни. Сразу после того, как его выписали из больницы, он попросил Питера, который вызвался сопровождать его домой, позволить ему сначала посетить могилу отца. «Это единственное, о чем я думал в эти дни», — тихо объяснил, печаль по поводу смерти отца теперь постоянно отзывалась в груди. Питер кивнул, как всегда понимающий, и отвел его туда, где был похоронен его отец. Гарри принял печальную правду, но все еще не мог сдержать слезы на глазах, стоя перед могилой своего отца. Однако его траур был прерван внезапным появлением на кладбище Джо Крамера, посланного советом директоров Оскорп, чтобы сообщить ему о его «профессиональных обязанностях и обязательствах». — Вы случайно не знаете что-нибудь о моей личной жизни? — спросил Гарри, складывая список, чувствуя подступающую головную боль. — Ну, я сведующий человек со многими связями, — сказал господин Крамер так, как могли бы это сделать только самодовольные люди средних лет, чрезвычайно довольные своим профессиональным мастерством, — Но я думаю, вам следует спросить кого-нибудь из близких в вашей жизни. Затем он бросил быстрый взгляд на Питера, который стоял в нескольких футах от него, чтобы они могли уединиться. — Ой. Верно. Проблема с Питером заключалась в том, что он казался беспокойным и тревожным, когда Гарри задавал вопросы о старшем Озборне. — И, кстати, Совет решил дать тебе три недели на восстановление памяти. — А если я этого не сделаю через три недели? — Совет будет искать кого-то другого, подходящего на эту должность. Возможно, это было как-то связано с его привязанностью к Оскорпу. Гарри почувствовал прилив печали при мысли, что у него отобрали бы компанию. — Хорошо… Слово «Правление» вызывало у него мурашки по спине каждый раз, когда он его слышал. Это было довольно глупо, учитывая тот факт, что члены Совета были всего лишь группой деловых людей. Насколько они могут быть страшными?***
Очень страшные, видимо. Оказалось, что вспыльчивый и недовольный старик, позвонивший ему в больницу, был неким Бобом Шнайдером, членом правления. И, как он и обещал, он позвонил еще раз после того, как Гарри вернулся домой, и сообщил ему, что Совет решил, что, поскольку их генеральный директор «проявил досадную склонность к несвоевременному участию в авариях», Гарри не должен переходить улицу или ездить на автомобиле. Любое транспортное средство до дальнейшего уведомления. Другими словами, его задержали на этом решении. Каким бы необычным ни было указание, Гарри не видел причин возражать, поскольку добрые люди в Совете беспокоились только о его благополучии, верно? Он не мог винить людей за заботу. Кроме того, им, вероятно, не нужна была пресса, освещающая травму головы их генерального директора. Последнее, что им сейчас нужно, — это репортеры, кишащие в здании «Оскорп». Но со временем Гарри начал становиться все более скучным и беспокойным. Куда бы он ни выходил за пределы дома, Тим, верный шофер его отца, всегда внимательно следовал за ним и выглядел так, будто был готов пожертвовать собой, если на пути его работодателя произойдет какой-либо несчастный случай. Гарри пытался заставить его перестать преследовать его, как параноидального телохранителя, но Тим настаивал, что это прямой приказ Совета. Гарри пытался убедить себя, что он все равно не переходит улицу, но Тим напомнил ему, что это Нью-Йорк, и по тротуару все время несутся опасные машины. Затем Гарри сказал, что если бы с ним что-то случилось, он бы не хотел, чтобы Тим «пожертвовал» собой, но затем Тим сказал, что для него было бы честью умереть за единственного ребенка Нормана Осборна. Когда Тим так выразился, как Гарри мог что-то сказать? Он понимал неугасающую преданность шофера; его отец был необыкновенным. Поэтому Гарри отказался выходить на улицу и решил остаться дома, просто чтобы убедиться, что такой вполне порядочный человек, как Тим, не погибнет. Питер, как обычно, не перезванивал ему, потому что был занят. ЭмДжей выходила на связь только тогда, когда ей что-то было нужно. А тетя Мэй была, ну, тетей Мэй — ее список приоритетов был довольно очевиден: Питер и дядя Бен Мэри Джейн Маленький мальчик по соседству Маленькая девочка, живущая рядом с маленьким мальчиком по соседству Газетчик Почтальон Мусорщик . . . Пиццерия . . . Гарри Осборн Гарри задавался вопросом, чем он заслужил такое от людей, которые должны были быть его друзьями. У него было предчувствие, что он находится в конце списка приоритетов каждого. Оглядываясь назад, он довольно горько заметил, что, что бы он ни делал, в их глазах всегда виноват он во всякой неприятности, происходившей в его присутствии. Похоже, он довольно хорошо научился лгать самому себе, утверждая, что для Питера Паркера он значит столько же, сколько Питер Паркер значил для него. Единственными людьми, с которыми Гарри мог поговорить в эти дни, были: Бернард, добрый и всегда рядом; Тим, преданный и живший всего тремя этажами ниже; Джо (он действительно не привык обращаться по имени к исполнительному помощнику своего отца, но поскольку господин Крамер настоял… ну ладно) и, конечно же, Совет. Говоря о Совете директоров, хотя поначалу они отпугивали Гарри, теперь он надеялся, что они будут звонить чаще — не то, чтобы он сошел с ума или что-то в этом роде, но, по крайней мере, Совет, точно так же, как Бернард, Тим и остальные. Из сотрудников Оскорп относились к нему как к кому-то значимому (их консультант по правовым вопросам Боб Ли даже прислал ему корзину с фруктами, пока он был в больнице). По крайней мере, они с ним связывались, иногда даже навещали его лично. …Ладно, возможно, он сошел с ума, хоть немного. Из-за потери памяти Совет посчитал Гарри «по сути неквалифицированным для работы», но они все равно держали его в курсе, каким бы невежественным он ни был. Он подозревал, что все это они сделали для него только из уважения к своему основателю, его отцу. Мысли об отце всегда наполняли сердце Гарри горем. Они оба были разочарованы, он и его отец. Старший Осборн был разочарован тем, что его сын не унаследовал его дар к науке, а Гарри был разочарован тем, что его отец так и не удосужился попытаться понять. Как бы он ни старался, он не мог быть тем, кем хотел его видеть отец. В нем просто этого не было. Взаимное разочарование висело между ними как стена, которую никто не пытался сломать. Когда одно из этих чудес жизни наконец произошло и его отец пообещал загладить свою вину, и его забрали у него. С тех пор, как его мать ушла от них к другому мужчине, когда ему было пять лет, он и его отец держались друг за друга, как выжившие после кораблекрушения, находя утешение в тепле своей любви. Даже когда Оскорп вырос, а Гарри вошел в подростковый возраст, и напряжение обострило их связь, его отец всегда был рядом, когда он нуждался в нем, независимо от того, поддерживал он его или нет. У генерального директора Оскорп не было много времени для своей семьи, но он дал Гарри утешительное знание того, что он здесь и никогда не уйдет, даже когда это сделают все остальные. Он был единственным постоянным человеком в жизни Гарри, тогда как людям было легко отбросить Гарри в сторону. Включая Питера. И-и-и-и, это начало звучать как нытье. Погрязнув в депрессии и размышляя о том, насколько жалкой была его жизнь на самом деле, Гарри решил, что теперь он страдает от крайней степени домашней лихорадки, и ему нужно выбраться. И выйти на улицу. Он знал, что это мелочное потакание своим слабостям, но называл это самоутверждением. Или крик свободы израненной души. И он не мог поверить, что только что подумал об этом.***
Повсюду были люди. Гарри пришел к выводу, что перейти улицу — это, в конце концов, хорошая идея. Глядя на радость и Паучье Приветствие, он больше не чувствовал себя подавленным — у него все еще был Бернард, если не сказать больше. Не говоря уже о том, что ему удалось проскользнуть мимо Тима, пока самоотверженный шофер спал. Гарри готов был поспорить, что Питер тоже был здесь; все знали, насколько близки Питер и Человек-Паук. Это была какая-то ирония, правда. Питер и супергерой были ближе, чем Питер и он, и они должны были быть «лучшими друзьями». Лучше больше не спускаться по этому скользкому склону. Гарри предупредил себя разочарованным вздохом. Это только вызовет у вас депрессию. Снова. Теперь, поскольку Питер определенно был здесь, и он был с Мэри Джейн… Точно. Вот она. Выглядела… злой? Но опять же, она всегда была чем-то недовольна. Ладно, это было бестактно и несправедливо; ЭмДжей не вела идеальную жизнь. Возможно, ему стоит пойти и подбодрить её, как это сделали бы друзья. И кто знает? Возможно, он еще найдет Питера.***
Это был… Песочный человек? В любом случае, если оставить в стороне имя суперзлодея, Гарри и Мэри Джейн были окружены кричащими и бегущими людьми. Он собирался предложить им пойти в безопасное место, когда его остановил знакомый голос. — Привет, Гарри. Гарри невольно вдохнул глоток холодного воздуха и в ужасе обернулся: — Мистер Шнайдер! Боб Шнайдер выглядел явно недовольным. И неудовлетворенным. — Приятно видеть тебя среди присутствующих. Гарри знал, что ему лучше быстро сменить тему. — Ты тоже здесь, чтобы увидеть Человека-Паука? — Я здесь, чтобы увидеть нашего генерального директора, — господин Шнайдер сказал медленно, подчеркивая каждый слог, намеренно передавая послание, — Мы знали, что вы будете здесь, и вы действительно никогда не разочаровываете. Как член правления мог быть таким спокойным, когда вокруг были крики, толкания и песчаная буря? Он даже глазом не моргнул, когда гигантская масса песка пролетела мимо них над головами. Гарри не знал, что ему сказать. Может быть, единственный разумный поступок — это упасть на колени и попросить отпущения грехов? — Ты не против немного прогуляться, Гарри? — Нет, нет, конечно нет! — быстро сказал Гарри, а затем повернулся к Мэри Джейн, которая была слегка озадачена, но мудро решила не вмешиваться в это — Увидимся, Эм-Джей. ЭмДжей кивнула и сочувственно посмотрела на него.***
После суматохи вокруг Песочного человека (Гарри знал, что именно такое имя в конце концов выбрала пресса), «прогулки» и леденящего душу разговора Гарри послушно отправился домой. Боб Шнайдер был жутким стариком, когда ему не нравилось; он просто дал Гарри пассивно-агрессивный разговор, чтобы положить конец всем пассивно-агрессивным разговорам. Джо, должно быть, пошутил, когда сказал, что Гарри и Совет обращались по имени. Гарри никогда бы не подумал называть члена Совета «Бобом». Это было просто безумие. И самоубийственно. — Я начинаю видеть закономерность, Бернард, — сказал Гарри, снимая обувь в прихожей, пока Бернард закрывал входную дверь. — И что это может быть, сэр? — Каждый раз, когда я пытаюсь рискнуть, это всегда оборачивается против меня. — Полагаю, это образ жизни. Могу я спросить… были ли какие-нибудь последствия? — Теперь я официально задержан в этом доме и «не покину его до дальнейшего уведомления». — Опять «до особого распоряжения»? «Да, я под домашним арестом. О, радость».***
Гарри обнаружил, что, как только он смирился со своей скучной судьбой, все стало не так уж и плохо. Конечно, он больше не мог даже выходить на улицу, но он научился развлекать себя своим окружением и справляться со скукой, не впадая в депрессию (слишком долго). Пока ему нечем было заняться, Гарри решил построить арбалет из сломанного электронного оборудования, которое его отец хранил на запасные части. Бернар всегда стратегически скрывал их от глаз из-за своей любви к чистому и опрятному особняку Осборнов. И ему это удалось. Ни один посторонний не смог бы сказать, что повсюду стояла старая электроника. Гарри ни в коем случае не был учёным или гением, но он умел строить вещи. Гаджеты, роботы, странные штуковины, оказавшиеся просто сверхсовременными ночниками. Его отец сетовал на то, что Бог обладал жестоким чувством юмора и из всех своих многочисленных талантов к различным наукам наделил сына только склонностью к механике . Но после того, как арбалет был готов, Гарри снова обнаружил, что ему нечего делать. Поворачивая в руках арбалет, он услышал звуки передвижения Бернарда за пределами мастерской. Он не был уверен почему, но его слух, казалось, улучшился. Конечно, он всегда мог слышать движение Бернарда в особняке, но никогда так ясно, чтобы он не мог сказать, когда Бернард выдохнул от усталости или остановился, чтобы немного отдохнуть от всех обязанностей в особняке. Он мог сказать, что Бернард устает быстрее, чем раньше. Смерть отца и его собственное столкновение со смертью напомнили Гарри, насколько хрупкой может быть человеческая жизнь. Теперь, слушая само доказательство того, что возраст Бернарда догнал его, он остро осознавал смертность своего любимого дворецкого. Он взглянул на их старый настольный компьютер в углу.***
Бернард только вышел из кухни, когда увидел Гарри, стоящего посреди гостиной с нервной улыбкой на лице. — Могу ли я что-нибудь сделать для вас, сэр? Гарри глубоко вздохнул и сказал с оттенком волнения: — Бернард, я бы хотел, чтобы ты познакомился с нашим новым членом семьи, — затем он отошел в сторону, обнажив небольшую кучу металла и проводов позади себя, — Арбалет-1, — произнес он гордо. Бернарду потребовалось несколько секунд, чтобы понять, почему у него было имя и назвали последним дополнением к семейству — это был робот. Арбалет-1 было подходящим названием. Конструкция маленького робота была полностью основана на арбалете, который молодой мастер построил несколько дней назад. Он достигал только колен Гарри и явно все еще находился в стадии разработки, поскольку все его провода и чипсеты были открыты до такой степени, что Бернард мог определить, какие части робота от какого оборудования. Бернард не хотел этого признавать, но Арбалет-1 действительно выглядел как катастрофический результат забрасывания в блендер различных электронных устройств. У него даже не было одинаковых «глаз» на голове. Гарри слегка подтолкнул робота, и Арбалет-1 осторожно покатился к Бернарду на маленьких колесах, которые были у него внизу. Он свистнул и подал звуковой сигнал (Бернарду не показалось, что он воображает, что он издает звуки, похожие на звуки R2-D2), когда достиг Бернарда и неуверенно посмотрел на него. Но как могла быть мимика без полного лица? Бернард перевел взгляд с Арбалета-1 на Гарри и понял, что они оба с нетерпением ждут его реакции. Ему вспомнилось, как молодой мастер в последний раз подарил отцу свое изделие (покрытый проволокой надувной мяч с усовершенствованной системой самонаведения). Мистер Озборн не был в восторге от чисто механического устройства, но и не остался без интереса. Он пассивно осмотрел надувной мяч и заметил, что, хотя это и не было чем-то столь же захватывающим и глубоким, как физика, он был рад, что у его сына, по крайней мере, есть талант к механике и оружию. Гарри почувствовал облегчение: малейшая похвала или одобрение отца могли неизмеримо осветить его день. — Гарри, — улыбнулся Бернард маленькому роботу и его создателю, — Он очарователен. Он, потому что, если молодой мастер построил Арбалет-1 так, чтобы он звучал как Арту, то это наверняка был он. Гарри с таким энтузиазмом относился к «Звездным войнам». Гарри сделал выдох, который явно сдерживал, в то время как Арбалет-1 издал металлический звук, очень похожий на роботизированную версию вздоха облегчения. Бернард не мог не улыбнуться, чувствуя нежность к маленькому роботу. Хотя Арбалет-1 не был особенно красив, он действительно был по-своему довольно милым и очаровательным. — Спасибо, Бернард, — сообщил Гарри с облегчением, — Я имею в виду, да, он действительно похож на Металлическую Катастрофу из Ада, но он все равно милый. — Очень, сэр, - сказал Бернард, нежно похлопав Арбалета-1 по голове, который воспринял это как знак принятия и радостно склонил голову на колено Бернарда, - Это чипсеты от старого компьютера? — Ага, — кивнул Гарри, а затем с гордостью добавил, — Я упоминал, что он работает на солнечной энергии? Бернард усмехнулся, — И вы создали искусственный интеллект, — он взглянул на явно разумный Арбалет-1 и был весьма впечатлен. — Нет, это был несчастный случай, - Гарри сказал, стараясь не выглядеть слишком обрадованным комплиментом, — Мне просто повезло. Но затем он напрягся и нерешительно взглянул на Арбалета-1, прежде чем снова посмотреть на Бернарда. Бернард узнал напряженную позу и нерешительность-неуверенность. Молодой мастер, казалось, собирался с духом и готовился к чему-то. Затем он выглядел решительным, очевидно, приняв решение. — Он за тебя, Бернард! — выпалил Гарри. Бернард был удивлен. — Для меня? Арбалет-1 тоже посмотрел на этот разговор с любопытством в глазах. Гарри кивнул, все еще напряженный и встревоженный, и начал то, что было равносильно «выплескиванию внутренностей». — Да, ну, ты знаешь, ты всегда заботился обо мне, о семье, и я знаю, как иногда это одиноко и скучно. Можно просто остаться в этом месте в одиночестве. Не то чтобы я куда-то собирался в ближайшее время. Я знаю, что он почти уродлив — черт, он совершенно отвратителен, но он воспитанный и безобидный, и он запрограммирован следовать за тобой и быть полностью привязанным к тебе и тому подобное. Я просто подумал, что ты, возможно, оценишь небольшую компанию. Закончив, Гарри с нетерпением ждал, словно ожидая отказа. Поспешная речь наполнила теплом старое сердце Бернарда. - На самом деле я так и сделаю. С радостью. Лицо Гарри просветлело, а плечи облегчённо поникли. — Спасибо, Гарри, — Бернард улыбнулся ему, тронутый. Гарри искренне улыбнулся в ответ, а затем шагнул вперед и обнял Бернарда. — Пожалуйста, — пробормотал молодой хозяин, сжимая руки, и старый дворецкий тепло ответил на этот жест. Впервые с тех пор, как он потерял память, на лице Гарри было искреннее счастье, и Бернард был рад.***
На следующее утро, Гарри читал Wall Street Journal на кухне. Не то чтобы он особенно любил газету — он все еще не мог поверить, что именно он, из всех людей, регулярно читал Wall Street Journal до того, как ударился головой, но нельзя быть слишком придирчивым к себе и разборчивым в этом, когда у тебе нечем заняться. Прямо рядом с ним Арбалет-1 наслаждался утренним солнцем у больших окон, заряжаясь с раскрытыми солнечными панелями. Расслабленный и довольный. Гарри вздохнул; если бы его жизнь могла быть такой простой. К его счастью, Бернард и Арбалет-1 быстро привязались друг к другу, и малыш теперь следовал за Бернардом и помогал ему в работе. Гарри был уверен, что вскоре Арбалет-1 сможет делать большую часть работы за Бернарда, и все, что Бернарду нужно будет делать, — это присматривать. Бернард дал Арбалету-1 прозвище: Чарли. По его словам, он выбрал «Чарли», потому что это было первое имя, которое пришло ему на ум, и оно начиналось с буквы «Ч». Гарри подумал, что случайное прозвище было хорошим выбором. Он выбрал «Арбалет-1» только потому, что «Арбалет» было первым, что пришло ему на ум, когда он увидел маленького парня. Теперь, когда Гарри подумал об этом, «Арбалет-1», вероятно, было не лучшим из названий. Это было прямо в точку, но слишком очевидно. Опять же, он всегда знал, что у него не получается давать имена. — Если позволите, сэр, — Бернард поставил перед ним тарелку с завтраком, — По какой причине вы вообще построили арбалет? — Ну, — ответил Гарри, пожимая плечами, — Я подумывал использовать этот арбалет, чтобы избавиться от пауков. Брови Бернарда слегка поднялись, но в остальном он оставался спокойным и собранным. — Пауки, сэр? — Да, у нас их здесь полно, — Гарри отложил газету, — Раньше я никогда не обращал на них внимания, но теперь они меня крайне раздражают. — Так и есть, — небрежно согласился Бернард, хотя у Гарри сложилось отчетливое впечатление, что эта небрежность была несколько натянутой. Чарли внезапно выпрямился, солнечные панели сложились обратно, и из его передней панели испустился синий луч, расходящийся под углом 60 градусов. Гарри понял, что это активация Сканера-Паука, его гордости и радости (ладно, Чарли был его гордостью и радостью, но Сканер-Паук был на втором месте), а это означало, что всегда прилежный, всегда бдительный Детектор-Паук работал на полную мощность. Взрыв. … Ладно, он определенно не умел давать имена. Осматривая окрестности синим лучом сканера-паука, Чарли постепенно приблизился к книжной полке. Бернард казался озадаченным и собирался спросить, что делает маленький робот. Хлопнуть! Чарли выстрелил из самодельного арбалета в один из углов потолка. Бернард был потрясен и выглядел так, будто у него едва не случился сердечный приступ, и Гарри понял, что ему, вероятно, следовало предупредить его, прежде чем он получил удар по лицу от убийства пауков Чарли. Как бы Гарри не хотел этого признавать, Бернард теперь был стариком. Он отбросил неприятную мысль и вместо этого встал, чтобы осмотреть засов. После того, как Гарри закончил программировать Чарли, он стал ленивым, поэтому все арбалетные болты были небрежно изготовлены из металлолома. По крайней мере, они работали нормально. Без сомнения, болт пронзил тело паука. Он улыбнулся и гордо похлопал Чарли по голове. — Хороший выстрел, Чарли. Чарли самодовольно свистнул и посигналил, прежде чем вернуться на свое солнечное место у окна. Бернард, казалось, оправился от испуга. Он тихо прочистил горло, — И поэтому я больше не вижу пауков в особняке, сэр? Вероятно. Чарли был ботом-охотником на пауков до того, как я сделал его разумным. Да, возможно, это была не такая уж хорошая идея, учитывая, что Чарли должен был быть постоянным спутником Бернарда . Ему следовало сделать Чарли… ботом, сажающим цветы. Или бот-гольфист. Знаете, что-то мирное и подходящее для пожилых людей. — Это было очень изобретательно с твоей стороны, Гарри, — затем Бернард пошел на кухню, смутно опасаясь. Гарри нахмурился и снова взял газету. Он хоть убей не мог вспомнить, почему он теперь ненавидит пауков, или это было что-то связанное с пауками, которых он хотел убить? Почему Бернард выглядел таким обеспокоенным своей вновь обретенной неприязнью к паукам?***
Бернард выгнал Гарри из кухни после того, как тот чуть не сжег все это место во время попытки приготовить еду. Не то чтобы Гарри вообще любил готовить, о нет, его жизнь была слишком скучной в тот момент, когда ему приходилось что-то пробовать, не пересекая границ резиденции Осборнов. Возможно, он мог бы построить еще одного робота? Неважно. Он предпочитал, чтобы Чарли был единственным разумным роботом в семье; маленький парень заслужил это много внимания. Кроме того, он не думал, что старое сердце Бернарда выдержит двух роботов, катающихся по дому. Итак, никаких искусственных интеллектов. Тогда, может быть, неразумный робот? По причинам, которые он еще не помнил, Гарри понравилась идея создать робота, единственной функцией которого была охота на пауков. Даже огромные пауки. А еще лучше, люди-пауки. …Подождите-ка, это был не Человек-Паук? Зачем ему охотиться на Человека-паука? Что-то в этом парне Гарри не нравилось, но не до такой степени, чтобы послать за ним робота-убийцу. Тем временем, не в силах ничего вспомнить, Гарри признал свое поражение и отправился в свой кабинет, чтобы начать рисовать конструкцию своей новой Удивительной машины для уничтожения пауков — конечно, только для убийства обычных пауков. «Да, это могло бы быть названием для серии комиксов. Просто говорю» Но, в конце концов, его «Удивительная машина для убийства пауков» так и не была закончена. После того, как за ужином он рассказал Бернару о своем впечатляющем проекте, вдумчивый дворецкий забеспокоился. Вскоре после этого Бернард объявил, что решил запереть кабинет Гарри вместе со всеми его инструментами и конструкциями. Затем он заверил Гарри, что делает это ради Гарри, потому что сосредоточение внимания на убийствах и смерти не может быть полезно для его здоровья. Вот и ушел его убийца скуки. Гарри знал, что Бернард просто беспокоился о нем (по какой-то причине, которую он не показывал), поэтому он понимающе кивнул и снова сдался своей скучной судьбе. — Сэр, возможно, вы захотите заново открыть в себе талант к живописи? — предложил Бернард, убирая со стола. — Пожалуйста, Бернард, — Гарри самоуничижительно рассмеялся. Он знал, что Бернард каким-то образом отчаянно пытался найти ему «здоровое» времяпрепровождение, но не настолько отчаянно, — Вы видели мои старые «шедевры? Они похожи на безумные рисунки из кошмара. — Тебе было пять лет. — И я брал уроки только потому, что этого хотела моя мама, — Гарри не мог не фыркнуть про себя при мысли о своей немилосердной матери, для которой у него было столь же немилосердное прозвище: сука. — Гарри, речь не о бывшей миссис Озборн, — мягко сказал Бернард, слишком хорошо зная, какую горечь и гнев могла вызвать в нем мать, — Речь идет о том, чтобы вы делали то, что вам нравится. — И мне не нравится рисовать, — решительно сказал Гарри, — Я был молод и глуп. Я хотел осчастливить Драгоценную Мать. Что было явно пустой тратой времени. Конечным результатом было то, что он часами сидел на скучных уроках рисования, в то время как его вычурная мать не понимала, через что ему пришлось пройти, чтобы доставить ей удовольствие. И она даже не обрадовалась. Его мама действительно не заслужила его детской привязанности. Бернард понимающе улыбнулся. Ой. Его внутреннее нытье было настолько очевидным? От смущения прочистив горло, Гарри заставил себя вернуться к рисованию, а Бернард пытался уговорить его заняться рисованием. Он не находил рисование привлекательным, когда ему было пять лет, и определенно не находил это привлекательным сейчас. Рисовать было скучно, и он почти не интересовался этим. Но раз это был Бернард. Значит стоит… так он считал. Неа. Рисовать всё равно не хотелось. — Бернард, я не прикасалась к кистям с тех пор, как мама бросила нас. И даже тогда мне это не удалось. — Тогда у тебя будет еще больше причин улучшить свои навыки. — Я уже говорил, что мне не нравится рисовать? — Я верю в чудеса, сэр, — голос Бернарда звучал искренне и в некоторой степени отчаянно. Гарри смиренно вздохнул. Он ненавидел, когда Бернард манипулировал эмоциями, потому что он никогда не был в состоянии сказать «нет». — Ты хочешь быть уверен, что я не найду способа пройти через замок, не так ли? Бернард лишь уклончиво, но как-то серьезно наклонил ему голову и вернулся на кухню. На следующий день, перечитав пять раз The Wall Street Journal, Гарри, наконец, решил попробовать себя в живописи. Не то чтобы он изменил свое мнение о живописи, но, по крайней мере, это было лучше, чем снова и снова читать о том, как ФРС хотела вытащить фунт мяса из Кена Льюиса. Ладно, отсылка к Шекспиру была довольно забавной, но в то же время и немного тревожной. Гарри обнаружил, что один угол гостиной был отведен под временную студию рисования. Что ж, Бернард действительно все для него подготовил. Разочарованный, но смирившийся, он взял одну из множества кистей и осмотрел её. Внезапно в нем возникла вспышка гениальности, и он точно знал, что хочет нарисовать.***
Чарли катался по особняку. Прошло три дня с тех пор, как он «родился», а исследования еще не закончились. Это место было огромным. Бернард сказал, что вернется после посещения места под названием «почта», а Гарри решил отдохнуть от рисования. На самом деле это было больше похоже на «вздремнуть». Теперь, когда он подумал об этом, его создатель в последнее время довольно много спал. Возможно, у него была такая штука, как «кабинетная лихорадка». В конце концов, чрезмерный сон был одним из распространенных симптомов. Чарли издал электронный гул, когда заметил картину, над которой Гарри работал весь день. Затем он присвистнул от изумления, заметив, что это детальный проект внутренней части удивительной машины для уничтожения пауков. Он знал, что это убийство паука, потому что его создатель даже нарисовал большого толстого красно-синего паука, пронзенного посередине, и его кровь пролилась повсюду. По данным канала National Geographic, у пауков была синяя или зеленая кровь. Забавно, что этот был красным.***
Проснувшись ото сна, Гарри заметил, что Бернард забрал его картину «Удивительная машина, убивающая пауков». Зная, что это произойдет, он пожал плечами и вернулся во временную студию в гостиной, намереваясь нарисовать еще одну. Как выяснилось, Бернар не только забрал свой рисунок, но и демонстративно поставил на маленький столик большую вазу и несколько фруктов вместе с скатертью. Хорошо, Бернард, я понял твою точку зрения . Гарри вздохнул, задаваясь вопросом, почему у Бернарда никогда не было проблем с тем, чтобы его отец делал все это оружие, и изучал вазу и фрукты. Вскоре он обнаружил, что у него нет желания рисовать эти предметы. Ну, лучше, чем ничего. Гарри мысленно похлопал себя по спине и начал рисовать.***
Он был на полпути, когда зазвонил телефон. Удивленный, он отложил кисть и ответил на звонок, гадая, кто бы это мог быть. Он только что разговаривал по телефону с Джо пять минут назад, и Совет позвонит ему только завтра. — Привет? — Привет, Гарри, это ЭмДжей. И, конечно же, это была Мэри Джейн. Кто еще мог позвонить? Определенно не Питер. «Я слишком занят, чтобы помнить о существовании моего лучшего друга» Паркер. — Мне нужна компания… И, конечно, ей что-то нужно. Видите ли, в этом была проблема из-за слишком проницательности. Когда Гарри давал такие удручающие оценки своим друзьям, он надеялся, что ошибался на их счет. Но нет. Он всегда был прав и всегда, к сожалению, точен. История его жизни. — Вы что-нибудь делаете? Могу я зайти? — Да, конечно, приходи. По крайней мере, подбадривать Мэри Джейн было лучше, чем рисовать. Кроме того, с тех пор как Бернард взял Чарли на выставку роботов в Рокфеллер-центре, кухня практически не охранялась. Возможно, он сможет подбодрить её там. Что возможно могло пойти не так?***
Ебана мать. Госпроверка была вчера. Почему он не смог восстановить память раньше? Должно быть, Совет сейчас так разозлился на него, и Морган, вероятно, хотел содрать с него шкуру живьем. Не то чтобы Гарри винил их, не каждый день генеральные директора сбегали с ударами по голове и лишались возможности появляться на проверках предприятий. Но он был уверен, что проверка прошла нормально; Джо был более чем способен справиться с этими придурками из агентства. А если бы все пошло не так, Фил мог бы сочинить лучшую чушь в городе — его финансовый директор был в этом хорош. Гарри решил, что ему следует сказать Джо, чтобы тот прислал контракты с «Эпсилон» и назначил встречу с Советом директоров… Иисус Христос. Гарри беспокоился не потому, что Шнайдер мог начать рассказывать коллегам-членам Совета, каким глупым и жалким был их генеральный директор, у которого не было полной памяти. Он знал, что не сделает этого. Он волновался, потому что Боб Шнайдер всегда был одним из тех людей, которые помнили каждую деталь вашего проступка даже спустя десятилетия, которые позволяли раздражению и неудовольствию накапливаться, пока они не нашли самую раннюю доступную возможность и не взорвались. Он волновался, потому что знал, что Шнайдер устроит ему ад, когда в следующий раз увидит его. Ему лучше обсудить свою надвигающуюся гибель с Джо, который, надеюсь, не потерял к нему всякого уважения, поскольку уже много раз видел, как его босс ставит себя в неловкое положение. Вероятно, больше раз, чем идеально. И не заставляйте его рассказывать об этом отвратительном и бесстыдном Питере «Человеке-пауке» Паркере. Сама мысль об этом подражателе-жуке вызывала у него отвращение. Но ему было жаль, что ЭмДжей его поцеловала. Опять же, он не просил, чтобы его поцеловали или что-то в этом роде — ЭмДжей поцеловала его. Боже мой, он просто рисовал, отвечал на телефонные звонки, а потом пытался её подбодрить. Но все равно. Независимо от того, насколько Паркер заслуживал смерти, он не хотел иметь ничего общего со своими проблемами в отношениях. Он мог дать Паркеру неправильную идею, чтобы добраться до него, но на самом деле не забрать его девушку, хотя жук без колебаний забрал ЭмДжей, когда она была его девушкой. Теперь появилась идея. В любом случае, пора навести порядок. Позвоните Джо, посмотрите контракты, поговорите с советом директоров, надеюсь, переживете гнев Шнайдера и приберитесь на кухне. Оскорп не собирался возрождаться. О мести он позаботится позже.***
Весь вечер у Бернарда было зловещее предчувствие. Недавно к молодому господину вернулась память. Хотя он и поставил Оскорп впереди перед местью, тот факт, что он настоял на том, чтобы Бернард отвез Чарли на Эмпайр-стейт-билдинг и наслаждался ночным видом сегодня вечером, вызывал немало беспокойства. Рядом с Бернардом Чарли издавал роботизированные звуки признательности при виде множества мигающих огней под ними.***
Бернард собирался войти в их дом с Чарли, когда заметил на земле осколки разбитого стекла. Опасаясь того, что это может означать, он посмотрел на особняк Осборнов, расположенный наверху здания. Чарли разглядывал осколки стекла, когда Бернард побежал. Маленький робот удивленно зажужжал и последовал за ним. Бернард бежал так быстро, как позволяли его старые кости, все время молясь, чтобы с Гарри все было в порядке. Он нажал кнопку лифта сильнее, чем было необходимо, и был благодарен, что в здании есть высокоскоростные лифты. Когда они с Чарли наконец достигли верхнего этажа и ворвались в особняк, маленький робот в панике издал звуковой сигнал и вкатился в кабинет. В кабинете, обычно чистом и аккуратном, теперь царил тревожный беспорядок, и Гарри нигде не было видно. Бернард осмотрел выбитые балконные двери и окна, сломанные предметы мебели и декора — разбито зеркало, закрывающее проход в лабораторию. Чарли вдруг настойчиво свистнул и вышел в коридор. Бернар, судорожно вздохнув, быстро последовал за ним. Гарри проснулся от ощущения прохладного металла, касающегося его руки, и от тревожного жужжания Чарли. Уставший и страдающий от боли, он открыл глаза и увидел, как Чарли обеспокоенно подталкивает его руку своей маленькой головкой. — Все в порядке, малыш, — хрипло прошептал он, — Я в порядке. Когда он увидел грустное выражение лица Бернарда, он понял, что это не так.***
Это был не первый раз, когда Гарри подозревал, что Паркер каким-то образом подкупил Бернарда, чтобы тот встал на его сторону, что было низкой и грязной тактикой, не говоря уже о бесстыдной и недостойной. И очень уместно в стиле Питера Паркера. — Лезвие, пронзившее его тело, исходило от его планера. Я знаю, что ты пытаешься защитить честь своего отца, но нет никаких сомнений в том, что он погиб от своей собственной руки. Вот дерьмо. — Я любил твоего отца, как и тебя, Гарри. Как твои друзья любят тебя. Опять не эмоциональная манипуляция. Но Бернард был мастером, так что у Гарри не было даже шанса, хотя он ценил искреннее признание Бернарда в любви (он тоже любил Бернарда). Он кивнул. У него не было другого выбора, кроме как… подождите минутку. — На самом деле это спорно, — сказал Гарри. Наконец он нашел огромную, очевидную лазейку в аргументах Бернарда, о которой он знал , — Этот подлец Питер Паркер мог просто использовать планер как оружие и пронзить им моего отца. Бернард замолчал. Затем он смягчился, — По правде говоря, я надеялся, что вы этого не заметите. — Значит, он вас подкупил, — сухо заявил Гарри. — Нет, — покачал головой Бернард, — Меня подкупила совесть. Гарри вздохнул. Не снова. Видя упрямство Гарри, Бернард, предположительно придерживаясь другого подхода, просто покинул секретную лабораторию после короткого поклона головы. Ну, это было странно. Гарри смотрел на удаляющуюся спину Бернарда, удивляясь, что тот так легко сдался. Но опять же, он не совсем сдался; он просто применил совершенно новый метод — который был обречен на провал, чтобы поколебать решимость Гарри оставить Питера Паркера умирать. Говоря о том, чтобы оставить людей умирать, Питер не оставил его умирать после того, как он ударился головой (кстати, все это благодаря Паркеру за то, что он вообще заставил его удариться головой). Хотя Паркер, возможно, сделал это из вполне заслуженного чувства вины, он спас Гарри жизнь, отправив его в больницу. Возможно, Гарри следует ответить тем же? При должном рассмотрении нет. В отличие от того случая, когда он ударился головой, он не нес ответственности за опасность, в которой сейчас находился Паркер. Кроме того, если оставить в стороне все прошлые преступления Паркера, жучок высмеял память его отца и подарил ему настолько презентабельное лицо, что цена акций Компании просто взлетела бы вверх, как только акционеры взглянут на него. Он упомянул, что его правый глаз теперь полностью, необратимо и заметно ослеп? Горько вздохнув, Гарри не осмеливался представить, что скажет Совет, увидев произведение искусства Паркера. Итак, пойдет ли он рисковать своей жизнью ради того, кто обидел его всеми возможными способами с самого начала их «дружбы»? Конечно. Это был Питер. Он не мог просто оставить этого идиота умирать, не говоря уже о том, что он мог убить своего отца, запятнать его память, изуродовать лицо, разрушить Оскорп и даже не извиниться, когда тот пришел с криком о помощи. Этот призрак был прав, кем бы он ни был — если его не назвать слабым, он не знал, что это такое. Браво, Бернард. Оказывается, ваш новый подход все-таки работает.