Господство
24 января 2024 г. в 01:54
Механические рывки продолжали выдавливать из него остатки семени. Чашка как и прежде втягивала в себя мужской пенис, а затем отпускала его.Головка была очень чувствительной, но машина не останавливалась. Виктор дёрнулся, пытаясь вырваться, но его не отпустили. Он не мог ни извиваться, не даже пошевелиться — настолько крепко был связан. Несчастный не мог сделать вообще, чтобы остановить интенсивный массаж своего пениса. Следующая эякуляция была уже скорее болезненной, чем приятной.
— Хватит! Отпусти! Выключи эту чёртову машину! — орал Виктор от невозможности расслабиться. Его высосали досуха. Его член был болезненно-чувствителен. Он пытался извиваться, пытался спастись, но золотые цепи держали слишком крепко, не позволяя уйти. Всё, что осталось бедняге — это терпеть чрезмерную, болезненную стимуляцию, которая продолжалась на высокой скорости.
— Это что ещё за глупости, раю?! — в притворном гневе воскликнула Госпожа. — Ты хотел кончить и ты кончаешь. И будешь кончать до тех пор, пока я не решу, что всё, хватит. И если ты думаешь, что это было дико, подожди ещё немного. Машина продолжит работу, не позволяя твоему стебельку размягчится. Она не замедлится и продолжит массировать тебя. А я — увеличу силу всасывания и частоту пульса, когда ты кончите. А затем подниму их ещё выше после того, как ты кончишь снова. Это приведет тебя к кайфу, который ты даже не можешь себе представить. Сперма будет высасываться из тебя до тех пор, пока ты не высохнешь и не появится ощущение, будто твои яйца вытягиваются через кончик пениса. Но даже тогда машина не остановится и продолжит сосать.
В правдивости слов Киришины Виктор не сомневался — она слишком наслаждалась его страданиями, чтобы пощадить. Однако же и на счёт удовольствия марсианка не обманула. По мере того, как он всё дальше отходил от края, боль и дискомфорт начали переплавляться сначала в странное, ноющее чувств, отдалённо похожее на вожделение, а затем и в наслаждение. Снова и снова.
— О, да! Здесь начинается настоящее дело. Я называю это «приходи и кончай снова». Я говорила тебе, что даже у жалкого человеческого мужчины может быть более одной кульминации. А пять и шесть. Даже десять, если сделать всё правильно. И я не позволю тебе ускользнуть. Поэтому просто смирись, раб, и позволь этому случиться. Это всё равно произойдёт — хочешь ты этого или нет. Ты ничего не можешь с этим поделать, поэтому просто сосредоточься на своих чувствах. Наслаждайся и страдай. Страдай, раб.
Елизарову не осталось ничего другого, кроме как подчиниться. Тем более, что он уже преодолел порог, наступивший после второй кульминации и вновь начал затвердевать. Возможность почувствовать то, что он уже чувствовал раньше, будоражила даже несмотря на боль и чувствительность. Машина, меж тем, продолжала доить беднягу. Настроенная на высокую скорость она не сбавляла оборотов и засосанный ей член снова стал твёрдым против воли обладателя. И начал получать от этого удовольствие.
Отчасти это всё ещё было неприятно, и какая-то его часть хотела, чтобы воздействие прекратилось, удовольствие постепенно побеждало. Не такое сильное, как в первый раз, оно, тем не менее, заставило мужчину расслабиться, обвиснув в ограничениях.
— Вот так, просто наслаждайся массажем, который получаешь, — проворковала Киришина у него над ухом. — Конечно, пройдёт ещё немало сеансов, прежде чем ты начнёшь по-настоящему наслаждаться мультиоргазмом, но поверь, когда это случится, ты полностью погрузишься в своё рабство. О да, ты обязательно полюбишь быть связанным и высосанным досуха. Замученным машиной.
Слушая её шёпот, Виктор снова почувствовал себя хорошо. Движения чаши снова ощущались приятно и он реагировал на них, подаваясь навстречу бёдрами. Настолько, насколько мог. Он мог это выдержать. Чашка с молоком пыталась вытащить яички через кончик пениса, но присасывание приносило удовольствие. По крайней мере следующие несколько выстраданных оргазмов. Но после ему, как и любому нормальному мужчине потребовался перерыв. Который не был позволен. Из-за этого удовольствие от действий машины снова начало разбавляться болью, которая с каждым следующим семяизвержением становилась всё сильнее и сильнее.
И конца этому безжалостному машинному сексу не было. Желая «помочь» ему (а по факту просто помучить подольше) Киришна взялась за плеть. Боль от ударов, помогала преодолевать боль в паху, но всё равно оставалась болью. Астронавт вздрагивал под ударами кожаных ремней, хрипел и эякулировал в резиновую насадку, пока не отдал машине всё, что имел — до последней капли.
Но даже тогда его мучения не кончились. Освободив его исстрадавшийся орган из силиконового плена марсианка повесила плётку на пояс и прижалась к пленнику сзади, принимаясь неторопливо разминать надранные половинки. Мягко сильно и ритмично. Широкие ладони сильно сжимали иссечённую кожу, а прилив крови обеспечивал Виктора яркими ощущениями, не давая расслабиться даже после изнурительного испытания. Марсианка хотела, чтобы ему было больно даже сейчас, после освобождения.
— Тебе нравится, Раб? — спросила Киришина облизывая ему ухо и перебирая свободной рукой мягкие русые волосы.
— Да, госпожа… — это единственный допустимый ответ и сломленный, Елизаров предпочёл покориться и не провоцировать.
— Ну тогда десерт, — шлепок по горящей заднице заставил его раздвинуть ноги, одновременно давая понять, что сейчас будет вершина унижения — анальный секс в роли пассивного партнёра. И астронавт никак не мог этому воспрепятствовать. Ему не оставалось ничего другого, кроме как стоять в максимально унизительной и раскрытой позе, ощущая, как зеленокожая фурия гладит его спину и шлёпает по заднице, тискает в ладонях горящие половинки и играет с яичками, нежно сжимая их в кулаке. Как проникает пальчиком туда, куда никто и никогда не должен был проникнуть. Холод смазки заставил Виктора поморщиться, выдохнув.
Потому что по следу прошла силиконовая игрушка. Длинная, гладкая, упитанная. Марсианка не сдерживалась, трахая своего раба максимально грубо и жестко. Прямо как он своих подружек когда-то. Понимая через что им, в своё время, пришлось пройти Елизаров готов был извиниться бы перед каждой из них, прося прощения за доставленные боль и унижение, но у него более не было такой возможности. Он был обречён всю оставшуюся жизнь терпеть сексуальные домогательства похотливой марсианки, и называть госпожой ту, кто относилась к нему, как к своей секс-игрушке, с которой можно вытворять всё, что заблагорассудится. Влачить жалкое существование, будучи низведённым до уровня бесправной шлюхи мужского пола и ходячего фаллоимитатора с ушами.
Госпожа была изобретательно — ей и пары минут хватало, чтобы заставить её кричать от удовольствия или от боли. Они довольно часто занимались сексом но он редко приносил Виктору то же удовольствие, что и раньше. Осознание того что его трахают убивало весь кайф. Инопланетянка доминировала над ним за счёт силы и массы или придумывала дурацкие правила, вроде запрета издавать звуки. И этим правилам приходилось под страхом наказания.
— Не скули, скула, — прошипела Киришина, недовольная обилием звуков, которые он издавал. Пальцы одной из её меньших рук протянулись к его безвольно повисшему члену, и сжали его в кулаке. Что в нынешнем состоянии оказалась болезненно как ад.
— Твоя подружка вон, сдерживается, — клацнув кнопкой на одном из браслетов, зеленокожая активировала систему видео-наблюдения и на одном из экранов появилось изображение девушки, раскоряченной в максимально-некомфортной позе, сделавшей её похожей на изготовившуюся к прыжку лягушку. Она лежала на животе, на огромной — марсианских габаритов, кровати — застеленной шелком настолько алым, что его складки напоминали волны кровавого моря. Её тонкие руки были вытянуты вперед и скреплены с помощью золотых браслетов. Скрюченные в судороге пальцы цеплялись за покрывало в попытке унять боль, причинённую огромным жезлом марсианина, который тот бесцеремонно заталкивал в неё со всей силы. Не заботясь о её чувствах.
Чтобы облегчить процесс девушке пришлось максимально развести согнутые в коленях ноги и прогнуться в пояснице, выпятив покрасневшую от ударов задницу. Но даже это не спасает боли от разрывающей самые интимные части её анатомии. Чонг пыталась как-то закрыться, найти спасение в себе. Спрятаться от мира, уткнувшись в подушку, но Дарджум не позволил ей даже это. Жёстко вздёрнув за волосы он принудил пленнице смотреть в камеру перекошенным гримасой, раскрасневшимся, залитым слезами лицом.
— Вот, бери пример со своей подружки раб. Она принимает это как хорошая девочка. Тебе тоже следовало бы. Поэтому не смей скулить, когда я в тебя свой страпончик засовываю, — сдавив горло Виктора сильными пальцами, Киришина заработала бёдрами как отбойная машина, буквально уничтожая анус парня. Кусая губы в попытке задавить крик, Виктор уставился на экран, где жёстко трахали его коллегу по работе и девушку, которая ему когда-то нравилась. Что же, стреноженный, стоя на четвереньках с раздраконенным очком он мог только посочувствовать ей. Повлиять на что-либо здесь, на другой планете, капитан больше не мог.
Удовлетворив свою тягу к насилию и как следует разогревшись, Киришина начала готовиться к свиданию. Сходила в душ, нацепила какие-то украшения висюльки, которых у неё был целый сундук. Зачем, учитывая что перед каждым разом всё равно их снимала, чтобы не повредить? Видимо женщины были шмоточницами — что на Марсе, что на Земле. Как говорится, прискорбно.
Пока она наряжалась ему было позволено отдохнуть — Киришина расплела его наручники с цепью, позволив обессиленному мужчине рухнуть на пол. После чего пинком ноги перевернула на бок и оставила лежать вот так — как животное. Как собаку. Делать было нечего и Виктор свернулся в позе зародыша, стараясь забыть о пережитой боли и унижении.
Потом его голого, с пристёгнутой к ошейнику золотой цепью провели по коридорам дворца — через лабораторию и несколько лестниц, каждую ступеньку которых Виктору пришлось пересчитать ладонями и коленями. Прямо до покоев ненавистного учёного.
— Ну как он тебе? — спросил Дарджум, едва удостоив взглядом плетущегося за хозяйкой землянина. — Довольна своим рабом?
— Да куда там, — отмахнулась Киришина, присаживаясь на диван и принимая из рук любовника, причудливо изогнутый бокал с какой-то жидкостью. — У людей такие маленькие члены, что хоть увеличивай их, хоть не увеличивай — всё равно толку не особо.
Тут она пнула носком сандалии по его несчастному члену, сорвав с губ капитана болезненный стон. Это было реально низко. Беспощадно использовать его на протяжении вечера, а затем унизить на глазах у того, кого он больше всего ненавидел. Но поделать с этим Виктор, конечно же, ничего не мог, а потому занял место рядом с замершей на коленях Чонг. Которая выглядела такой же замученной и затраханной, как и он. Слова марсианина несколько прояснили этот момент.
— У их самок половые отверстия тоже маленькие. Вон сколько растягивать пришлось — нотки рычащего недовольства в голосе Дарджума заставили Чонг втянуть голову в плечи. Елизаров же мог только догадываться о том, через что ей пришлось пройти.
— Ты, наверное, уже устал от своей землянки. Она такая хрупкая. Всё время приходится сдерживать себя, — сладко шепнула Киришина, касаясь обнажённой груди Дарджума двумя парами меньших рук. Тот заколебался, но всё же отстранил от себя учёную.
— Твоё предложение кажется мне соблазнительным, но не смотря на это я не собираюсь идти после этого грязного человека.
— О, не беспокойся об этом. Не он поимел меня а я его, — зло хихикнула Киришина, заставив Виктора опустить лицо. покрасневшее от стыда. Он не хотел, чтобы о его позоре узнали Дарджум и, уж тем более Чонг. Девушка конечно, пыталась утешить его, робким прикосновением пальцев к ладони, но Виктор был безутешен. Как был бы безутешен любой мужик, чью анальную девственность грубо забрали против воли, а потом ещё и раструбили об этом унижающем достоинство действии во всеуслышание.
— А ну не сметь прикасаться друг другу! — прикрикнула на людей марсианка. — Сидите там и наблюдайте за нами, рабы!
Тарки слились в тугой клубок переплетённых конечностей, сжимающих и гладивших друг друга. Люди же остались сидеть в изножье дивана на коленях, обречённые ждать, когда хозяева снова о них вспомнят. Ну и наблюдать разворачивающимся перед их глазами действом. Марсиане не сдерживали себя, рыча и стеная во время анималистичного любовного акта, в то время как бывшие коллеги не смели не то что дотронуться друг до друга, чтобы утешить, но даже переброситься взглядом.
Коленопреклоненные и покорные они находились под жесточайшим марсианским господством.