(Без)винные

Антуан улыбается ярко, солнечно. Он сам весь становится будто бы солнцем со своими завитыми светлыми локонами, приятными чертами лица и большими словно вбирающими в себя весь свет мира солнцем. Антуан рядом - касается его щеки, только поддайся, приподнимись к нему навстречу - и почувствуй солнце на своем челе. Губах. На себе всем. - Любимый, - шепчет Робеспьер впервые понимая что признался вслух. До этого он шептал ему только слова страсти, но любви? Нет. Ему нужно было оставаться твердым, непоколебимым, неподкупным... Пусть и валюта эта не в монетах, а в терпко-манящем аромате волос и лучисто голубых глазах. - Я правда так жесток? Слова срываются с губ раньше чем он успевает подумать. Плевать ему на самом деле на мнение иных, плевать, ни у кого он бы не удосужился об этом поинтересоваться. Один он важен, одно его мнение тревожит Робеспьера, волнует превыше всего остального мира. Никто ведь доселе не улыбался для него так ласково, никто не дарил такие взгляды будто роднее и ближе тебя не просто никого нет - ты и есть все близкое и родное, что в мире есть. - Любовь моя, - вторит Антуан, целуя его руку, будто скрывая за нею свою лукавую улыбку. Кожу тыльной стороны ладони Робеспьера будто опаляют теплые солнечные лучи французского юга и на душе разливается счастье. - Я не сужу тебя... Это значило бы судить себя самого. До Робеспьера не сразу доходит смысл фразы, но сердце делает резкий болезненный кульбит, когда дыхание Антуана опаляет его ухо. - Мы с тобой одно, не забыл? Робеспьер просыпается, и потолок темницы будто бы больше не давит так сильно, как прежде. Цепи, что сковывали его душу ослабили свои путы, и, присев кое-как, он поспешно схватился за раненую челюсть, что всё ещё ныла при каждом резком движении. Луи-Антуан Сен-Жюст не зря был прозван Архангелом смерти, ведь для Максимилиана он таким и был. Он последует за ним в загробный мир, охранять там от всего ненастья, как и при жизни. Они непременно встретятся. Потому что одно и тоже. Целое.