Письмо

      Прошел всего месяц после того, как Дэмин вступил в должность главного дознавателя. За это время он и его мечник Мингли ознакомились с десятками доносов. Оказалось, что жители Синторы с большой радостью уличают друг друга в преступлениях. Особенно, если кто-то им чем-то не угодил.       Поначалу его мечник, оказывающий посильную помощь в работе, получал искреннее удовольствие от чтения жалоб и обвинений, но со временем его пыл угас. Каждое следующее послание напоминало предыдущие: один подозревал своего соседа в открытии незаконного борделя в стенах дома, другой считал, что проживающий рядом с ним господин торгует тином. Женщина с базарной площади уверяла, что ее конкурентка подкладывает в лепешки кошатину, а благородный господин уличил своего друга в списывании на экзамене, и понял он это потому, что соперник никак не смог бы написать на балл выше, чем он, ибо, конечно же, – по мнению господина, – тот был врожденным идиотом.       – У людей совсем нет чести, – Мингли скучающе посмотрел на очередное послание. – Настолько все одинаково мерзкие, что накатывает тоска.       – Это ложное впечатление, – заверил его Дэмин, – просто ты работаешь только с таким материалом. Если бы ты работал с молитвами, что люди приносят в храм, то думал бы обратное.       – Что-то мне подсказывает, что людские молитвы богам не сильно отличаются от доносов.       Дэмин опустил взгляд на очередное послание, предпочтя заняться делом, а не спорить с мечником. Автор письма не указал своего имени и адреса, то ли из-за сильного волнения, то ли не желая, чтобы кто-либо их знал. Но удивительным было не это, а то, что письмо предназначалось именно Дэмину.

***

      Уважаемый господин Дэмин Каведа! Я наслышан о ваших достойных уважения моральных качествах и именно поэтому адресую это письмо вам. Уверен, что именно вы, как никто другой, поймете, в какую затруднительную ситуацию я попал, и не будете судить меня поверхностно, а заглянете в самую суть. Потому-то я и вручаю в ваши руки честь моей семьи.       Это письмо – моя исповедь. Совесть и воспитание не позволяют мне более хранить в тайне то, что я совершил, а совершил я ужасное – от моих рук погиб человек. Когда это письмо достигнет вас, я подарю Богу смерти еще одну жертву.       Мне очень хочется верить, что все разговоры о вашей добродетели – правда. Не потому, что я боюсь кары, – она неминуема за подобное преступление, – а потому что жажду понимания. В силу своей профессии писаря, я неоднократно присутствовал на судах, видел и слышал, как судьи безжалостно выносят решения виновникам, даже не желая узнать первопричин, подтолкнувших их на столь омерзительные поступки. А ведь зло иногда зарождается из благих намерений! Но даже вершители судеб тут же отводят свои взгляды, как только преступник сознается. Им вовсе не хочется знать о причинах, им достаточно получить доказательства. Если так не важно то, что толкает на преступления, то отчего же боги готовы прощать и давать второй шанс? Неужели законники знают больше богов? Прошу, поймите меня правильно: я вовсе не желаю осуждать нашу судебную систему. Кто я такой, чтобы оценивать то, что создавалась столетиями? Но когда я услышал о том, что вы стремитесь заглядывать в суть каждого преступления, я наполнился надеждой. Возможно, именно вы поймете меня и исполните просьбу, о которой я сообщу в конце письма. В ином же случае мне остается уповать только на справедливость богов.

***

      Как я уже упоминал, моя профессия записывать то, что говорят люди. При должном усердии это может приносить хороший доход, и я вкладывал все свои силы и время, чтобы накопить как можно больше денег. Причиной тому послужила одна девушка, в которую я был влюблен, и ее отец, который меня ненавидел.       Я познакомился с Мей на заседании суда. (Как же сейчас это издевательски выглядит, ведь наша с ней история тоже окончится там).       Ее отец был заядлым игроком и часто проигрывал крупные суммы, а потом обращался в суд, протестуя против требований их выплатить. Так как многие игорные заведения, которые он посещал, не всегда законно проводили игры, то ему удавалось избежать выплаты долгов.       В тот день Мей пришла вместе с ним, и я впервые ее увидел. Как же она была прекрасна! Волосы цвета чернильного камня, кожа светлее самой лучшей бумаги и глаза… Когда она посмотрела на меня и слегка улыбнулась, весь мир вокруг растерял свои краски. Я словно позабыл, как писать, и то и дело совершал ошибки, и ставил кляксы в важном документе. Ничто не могло собрать меня воедино, все мысли были обращены только к ней.       Поняв, что не могу ее потерять, я промучился несколько ночей. Пока, наконец, не решился совершить свой первый неправомерный поступок: я воспользовался тем, что являюсь писцом, и вызнал ее полное имя и адрес. После чего, в свободное от работы время, неоднократно ходил за ней по пятам, как бездомный пес. Все никак не решался подойти и рассказать о своих чувствах. Желание излить душу плотно соседствовало со страхом быть высмеянным и отвергнутым.       Казалось, этим мучениям не будет конца, пока однажды сливовое вино не развязало мне язык.       Я подошел к ней на улице и на одном дыхании выложил все, что скопилось на моем сердце. Мей так смутилась от услышанного, что чуть было не убежала прочь. Вероятно, я был похож на городского сумасшедшего или того хуже – полоумного пьяницу. Но когда наши глаза встретились, все наши страхи и сомнения исчезли.       С тех пор мы стали встречаться: гуляли по рыночной площади, бесцельно слонялись по набережной или часами сидели в чайном домике. Она рассказывала о простых вещах: нарядах, подругах и покупках. Но я был так влюблен, что даже самое банальное слово, сказанное ей, превращалось в бесценный самоцвет.       Спустя несколько месяцев я вновь набрался смелости и сказал Мей, что намерен прийти к ее родителям и просить их о браке. Она опустила глаза, румянец коснулся ее лица, и я принял это за согласие.       Недолго думая, я поступил так, как обещал Мей. Ее родители оказались не рады видеть меня на пороге своего дома. Ее семья была зажиточная и рассчитывала на жениха с хорошим статусом или богатыми подарками на свадьбу. Я же был писцом из семьи простых работяг: мой отец изготавливал кисти для письма, а мать продавала их на рынке. Услышав, кем я являюсь, родители Мей неодобрительно покачали головами. Они поинтересовались, сколько средств я нажил, я, не скрывая, назвал сумму. Отец моей возлюбленной вновь был недоволен. Он сказал, что этого слишком мало и назвал конкретную сумму, которая бы его устроила. Тогда я еще не понимал, откуда такая точность. Я так боялся, что мне откажут, что принял данное условие как самое счастливое событие в моей жизни.       Не раздумывая, в тот же день я попросил увеличить список моих обязанностей, чтобы как можно быстрее накопить необходимую сумму. Мне предложили стать писцом у судьи, который часто бывал в разъездах по другим городам и поселениям. Работа вдали от дома оплачивалась лучше, и я тут же согласился.       Распрощавшись с Мей и заверив ее, что непременно заработаю столько денег, сколько пожелает ее отец, я не заметил, как сильно она была расстроена. Лишь сейчас понимаю причину, о которой тогда она умолчала.       Я покинул город тем же днем, даже не подозревая, что мое путешествие затянется на многие месяцы. Раз в год судье полагалось объехать все населенные пункты с инспекцией. Думаю, нет смысла рассказывать, чем я занимался все это время. Когда я вернулся в Виту, мой кошель знатно увеличился в объеме. Недостающую сумму я хотел занять у друзей и родителей, и направиться к Мей.       Чтобы вновь ее увидеть и сыграть самую красивую свадьбу, я чувствовал, что способен преодолеть любые препятствия. Но одно из них оказалось выше любых моих сил. Я не ожидал столкнуться с ним в своей жизни. Мне не открыли дверей дома Мей, когда я туда постучался. Вместо этого мне вручили письмо. В нем моя возлюбленная безжалостно сообщала, что не выйдет замуж за такого, как я. Моя профессия обречет ее на бедную жизнь и низкое положение в обществе, но главное – не это. Главное – что она встретила другого человека и полюбила его. Пока я отсутствовал в городе, они сыграли свадьбу. Мей приказала мне не искать ее, ибо ни одно мое слово не изменит ее решения и чувств к мужу.       Сказать, что я был подавлен и убит горем, – не сказать ничего. Я был похож на рыбу, которую выбросило на берег. Столько времени, следуя за своей мечтой, я жил только одной целью, а теперь Мей перечеркнула ее красными чернилами. Я впал в отчаянье и не понимал, как следует поступить и куда дальше двигаться. Зачем мне все эти заработанные деньги и какой смысл теперь стремиться заполучить более высокую должность?       Я начал спускать свой добытый трудом заработок на выпивку и публичные дома. Каждый вечер я видел осуждение в глазах родителей, когда уходил в квартал удовольствия. Но что они могли мне сказать? Мое сердце было разбито, а душа потеряна. Никакие слова бы этого не исправили. Казалось, что моя жизнь обречена и в скорости закончится где-то в одной из темных подворотен неблагоприятных районов города. Так бы, наверное, и случилось если бы однажды я не встретил Мей.       Честно говоря, я думал, что пропил все свои мозги, и глаза меня обманывают. Потому что не могло столь светлое создание находиться в таком ужасном месте. Но, чем больше я всматривался в раскрашенное дешевыми белилами и краской лицо, тем больше понимал, что сквозь них просматриваются черты моей прекрасной Мей.