Бродячие псы Лондона

      Прошло три дня с той странной миссии Дазая и Куникиды, о которой оба отзывались крайне скупо. Рюноске действительно стал по мере возможностей появляться на тренировках стажёров, но подчёркнуто держался сестры и Тачихары, с которым делил кабинет. Ацуши пока было достаточно этого, потому что вблизи Акутагава не становился более дружелюбным.       Дазай и Чуя успели провести для всех четверых несколько показательных дуэлей. Хоть побед было больше у Осаму, теперь припадал на левую ногу именно он. Субъективно увечье оценили как недостойное похода в Мунго, хоть параллельно Дазай много театрально жаловался на то, что Чуя очень травмоопасен как соперник. Последний реагировал на всё так буднично-раздражённо, что не было сомнений: не будь зрителей, Дазай и словом ситуацию не удостоил. Издержки профессии, к которым они оба привыкли. А вот стажёры ещё реагировали, округляли глаза. Больше, правда, переваривая только что увиденный бой, а не тираду от одного из авроров, но всё-таки.       Гримы аврората пугали, когда вставали друг против друга. Нигде и никогда Ацуши не видел никого, кто бился бы настолько отчаянно без какой бы то ни было реальной угрозы. Они невероятно быстро отвечали на очередной шаг оппонента, словно даже не ждали его завершения. Зачем? Любой приём, каждая связка — всё уже было между ними за годы совместных тренировок. Дуэли Дазая и Чуи проверяли не столько скорость соперников и силу их магии, сколько то, у кого в этот раз быстрее сдадут нервы. Ведь когда маг напротив знает тебя настолько, что как на ладони видит все шаги, то права на ошибку ты не имеешь.       Репрезентативность техники этих двоих находилась под некоторым вопросом, если говорить именно о противостоянии друг другу. Оно походило больше на отрепетированный номер, чем на реальный бой. Если не знать всей подоплёки, то не поверишь в отсутствие сценария у действа. Но вот мастерство авроров поражало.       Смазанные скоростью картины происходящего вставали перед глазами Ацуши снова и снова, стоило Дазаю из-за смены темпа ходьбы или поворота чуть более явно накрениться влево. Никто из напарников словно не видел хроматы, причём настолько, что и ученики с Рюноске почти начинали верить в её отсутствие. Только пара слишком уж сочувствующих взглядов Гин заставили Накаджиму поверить, что реальность не расходится с его зрением. Однако даже они быстро прекращались.       Уже в зале Чуя с Дазаем уверенно и молча направились к центру помещения. От этого становилось почти не по себе. Данный дуэт никто не привык видеть в сопровождении тишины. Стажёры не очень охотно тянулись за наставниками почти ровной линией. Команды следовать не было, значит их вполне могли и разогнать по углам, из-за этого Ацуши подходить не спешил, как и Тачихара. Гин же следовала за Накахарой, как привязанная, став первой в импровизированное колоне. Рюноске шёл скорее за сестрой, чем за аврорами.       Ещё до того, как весь строй подтянулся, Дазай развернулся на здоровой ноге и начал говорить. Такая расторопность косвенно подтверждала, что всем собираться в центре не нужно.       — Так как полноценно носиться с вами мне ещё неохота, — руки в бинтах, которые не скрывали подвёрнутые рукава рубашки, вальяжно провели по потяжкам. — Сегодня я и Чуя стоим на месте, вы же ничем не скованы. Можете поделить зал, разбежаться хаотично, даже усадить кого-то на потолок…       Старший Акутагава отчего-то плотнее сжал палочку, но не проронил и слова. Ацуши не было видно его лица, но даже так он понимал, что что-то Рюноске злит в сказанном.       — … Иными словами разрешено всё в рамках разумного, — продолжал Дазай, пока Чуя занял позицию за его спиной. Из кармана брюк достали небольшой винтажного вида секундомер. — Задача одна — продержаться как можно дольше. Право первого удара также за вами. С него и начнётся отсчёт. Дайте знак, как будите готовы.       Стоять прямо перед лицом любого из наставников никто не хотел. Разбившись полуслучайным образом из-за банальной близости на момент озвучивания задания, стажёры стремились встать чуть ли не перпендикулярно к Дазаю и Чуе, так, чтобы перед глазами был небольшой просвет где-то в шаг между их спинами. По одну сторону были Танизаки с Ацуши, по другую — брат и сестра Акутагава. Их тёмные силуэты странно били по глазам контрастом одежды и светлых стен. Авроры естественно всё видели, но очевидно не собирались шевелиться до начала боя.       Тачихара ни то от желания уже хоть что-то сделать, ни то просто от нервов не мог стоять ровно. Он поочерёдно приседал и вытягивался, переминаясь с ноги на ногу. Движения походили на мелкие прыжки, которыми двигаются боксёры на ринге. Напряжение соседа волною захлёстывало Ацуши, если не сносило. На противоположной стороне было сильно спокойнее. Гин и Рюноске разошлись на комфортные для них дистанции ведения боя и делали по шагу в сторону и обратно больше, чтоб удостовериться в выбранной позиции.       Накаджима поймал на себе взгляд Чуи. В нём не было злости или враждебности, лишь интерес без явной окраски. Оценка, ставка, немой вопрос «Сможет ли выпустить первое заклинание?». Его глаза сейчас не прожигали, а будто абсолютно безучастно разбирали тебя по винтикам. Было не по себе, но совсем не так, как ожидаешь от Накахары. Впрочем, с ним Ацуши в тренировочных боях почти не сходился. Чуя отвернулся в сторону Рюноске, кажется, в своей решимости ученик напарника его не убедил. Дазай на всех стажёров смотрел скорее искоса и, кажется, уже всё для себя решил. Во второй его руке всё также находился секундомер, но пока на кнопку даже не положили палец.       — Может хотя бы с формальностями уже покончим? — не выдержал первым Тачихара.       Дазай и Чуя несмотря на все разногласия делили одну странноватую привычку — они строго соблюдали некоторую часть дуэльного этикета. По убеждению подавляющего большинства сотрудников Министерства, это было абсолютно бесполезной затеей, так как тренировочные спарринги не походили на поэтичный и чуть ли не рыцарский поединок. На них обычно оставалось лишь два правила: не применять непростительные заклинания, ибо это незаконно, и стараться не убить коллегу, ибо терять авроров так глупо крайне досадно. Однако два Грима перед полноценным боем всегда кланялись. Если от Дазая с его замашками чего-то такого и ждёшь, то вот верность традициям у Чуи, который ценил субординацию ровно настолько, что был единственным, кого все на работе звали по имени, а не по фамилии, вызывала вопросы. Тем не менее, стажёры невольно повторяли.       Сначала просто поклон для мужчин и книксен для девушек. Гин в теории должна была выглядеть нелепо, исполняя его в брюках, но всегда делала это с такой уверенностью, что становилось всё равно. Выпрямив спину, Ацуши почувствовал, как мышцы спины поочерёдно напряглись и застыли в ожидании. Следующие шаги были одинаковы для дуэлянтов обоих полов. Палочку нужно было поднести ко лбу, а после резким движением от лица увести вниз, как бы выписав полукруг. Только после этого оружие можно было правомерно навести на соперника.       Выполняя нужные движения, Ацуши не мог не думать о том, что они зря даже не попробовали собраться и набросать единую тактику. Было бы очень странно заставлять ждать наставников и он банально не знал, с какой стороны поступиться к Тачихаре, Гин и уж тем более Рюноске, но командная работа могла помочь им выиграть время. Хотя, может он просто заранее искал себе оправдание. В действительности, что смогли бы придумать за пару минут три стажёра и новоиспечённый аврор? А что из этого могло помочь против самого известного действующего дуэта Министерства? Оставалось лишь поднять палочку и смотреть, как Дазай почти издевательски двигал лишь той рукой, в которой держал секундомер.       Пусть нарушил тишину Тачихара, первым сотворил заклинание Рюноске. Видимо, почувствовал в себе силы как старший из четвёрки. У Акутагавы был специфический и неровный почерк, когда дело касалось боевой магии — он любил держать довольно внушительную дистанцию и, надо признать, колдовал достаточно сильно и метко, чтобы чары остались опасными и на расстоянии. Однако у подобной техники был существенный минус — несколько страдало время атаки. Может, рядовому противнику это не помогло бы, но Дазай успел и поднять руку и заблокировать чужой выпад.       Ацуши надеялся ударить почти одновременно с тем, кто решиться начать упражнение, но у Чуи, кажется, был такой же план. Относительно него Накаджима и Тачихара стояли слева, то есть со стороны той руки, которой он колдовал. Это делало их пару более очевидной мишенью. Через правое плечо Чуя даже на смотрел, словно знал, что напарник успеет использовать Протего, а его площади хватит на обоих. Раз уж Осаму был сейчас отвёрнут и занят, Ацуши решил не тратить время на магический щит, а увернуться от Чуи и ударить в сторону наставника. Не учёл он ровно одного: у Накахары область действия чар была шире стандартной. Несмотря на правильно исполненный прыжок стажёра всё равно откинуло в сторону Тачихары. Мичузу немедленно и решительно пихнул Ацуши, возвращая между ними расстояние. И, что иронично, этот манёвр внезапно спас обоих, так как чьё-то заклинание пролетело точно между ними.       Сразу после не самого ровного начала послышалось громкое «Силенсио!» от Дазая. Заклинание тишины было скорее тактическим, чем боевым и сильно ослабляло временно немого мага. Рюноске весь оставшийся бой подходил к аврорам ближе, чем привык, что наводило на мысли, что Осаму не промахнулся. Планомерная постановка соперника в самые неудобные лично для него условия. Всё, как Дазай любил. Его расчётливость иногда создавала впечатление чего-то на грани с садизмом. Особенно это чувство усиливалось, когда аврор использовал свои опыт и сноровку против тебя. У него сложно было выделить и назвать характерные черты в бою, Дазай словно подстраивался под каждого соперника индивидуально, рано или поздно попадая по всем слабым местам. Создавалось впечатление, что ты встретил дуэльный подвид Богарта, а не просто волшебника. Ацуши особенно не повезло. Наставник знал его лучше, чем других стажёров, а потому возвращался к нему крайне часто.       Чуя был принципиально другим. В его магии было меньше чёткого контроля и больше какой-то стихийности, широких мазков, жестов не рукой, а всем телом и, конечно же, силы. Только сейчас Ацуши в полной мере понял, о чём ему говорил наставник. Мощность чар позволяла Накахаре вынуждать всю четвёрку менять позиции. Гин тоже доставалось от своего наставника больше, чем остальным. Чуя старательно разводил её с братом, а после прогнал по полукругу так, что девушка оказалась неподалёку от Ацуши и Танидзаки.       Если по отдельности Гримы аврората впечатляли, а как соперники откровенно пугали, то вместе завораживали. Спустя время стало очевидно, что ни Чуя, ни Дазай действительно не тратят время на защиту со стороны ведущей руки напарника. Они были абсолютно уверены друг в друге. Ещё удивляло, что за весь бой они не нарушили молчания, если не считать заклинания. Пусть стажёры не были привычны к работе в команде, но время от времени обменивались выкриками вроде «В сторону!» или «Пригнись!», однако их наставники словно были выше проговорки таких банальностей. Для них подобное было сродни напоминаниям соседу дышать: глупо и бессмысленно. Хотя, возможно у всего было менее возвышенное объяснение: Дазай и Чуя за весь бой вряд ли сделали и десятка шагов. Не имели в этом необходимости. Пусть центр зала идеально просматривался из любой точки, у дуэта получалось эффективно блокировать заклинания, посланные в их сторону, а значит сложного согласования движений не требовалось.       Гин становилась похожей на фурию, когда собирала волосы для тренировки. Даже не внешностью, сутью. Обычно мягкая девушка могла быть довольно напористой в бою и отличалась невероятной скоростью, однако даже она не могла составить должную конкуренцию наставнику и была вынуждена постоянно менять позицию. Рюноске, признаться, удивлял тем, что выпускал довольно ощутимые заклинания даже под действием проклятия молчания, но его тоже начали теснить в сторону Ацуши. Последнего всё норовили столкнуть с Тачихарой вновь. Так продолжалось ровно до момента, пока вся четвёрка не собралась кучно.       Это было ошибкой. Понимали ли это стажёры? Да. Могли ли что-то с этим сделать? Нет. Дазай и Чуя отрезали все возможные пути к отступлению, кроме, разве что потолка, но отрываться от земли было рискованно хотя бы потому, что с непривычки любой будет двигаться вверх ногами медленнее, а значит станет простой мишенью. Обмен заклинаниями не утихал. От чувства уязвимости ученики лишь учащали атаки в попытке выиграть время. Помогло это ненадолго.       Сначала Чуя направил Левикорпус куда-то между Гин и Ацуши. Под действием заклинания оба взмыли в воздух, подхваченные невидимой силой за лодыжку. Особенно не повезло Гин. Она была поймана посреди попытки увернуться и из-за рывка сильнее раскачивалась. Бедняжку так мотало, что по инерции она с силой ударила Тачихару каблуком по переносице. Рюноске, который с секунду был единственным из них, кто ещё стоял на земле ровно, сбил оглушающим заклинанием Дазай.       После окончания действия чар Ацуши упал на спину. Группировка может и спасала от угрозы свернуть шею, но вот приятным такие приземления она не делала. Пришибленные всем весом тела мышцы жгло от удара, это ощущение нарастало пару секунд, пока не достигло пика. Дальше всё собою заслонила терпимая, но навязчивая боль. Именно из-за неё Накаджима задумался над тем, как же много мускулов спины мы задействуем, когда поднимаемся с пола. Не без желания лечь обратно стажёр встал и осмотрелся. Фокусировалось зрение чуть медленнее обычного.       Танидзаки кто-то поднял с пола магией, предположительно Дазай. Тонкая струйка крови, вытекшая из-под содранной кожи, диагональю пересекала его лицо. Гин подал руку Чуя. В отличие от напарника он довольно спешно подошёл к стажёрам. Гордый Рюноске встал самостоятельно. Спустя ещё какое-то время младшая Акутагава притянула к себе аптечку и под извинения остановила кровь и наклеила Тачихаре пластырь поперёк носа. Рюноске умыкнул себе болтливое зелье, чтобы вернуть способность говорить и пробовал произносить случайные слова, пока непослушным и излишне писклявым голосом. Наставники в свою очередь вполголоса обсуждали что-то своё. Ацуши как, видимо, наименее пострадавший просто отряхивал одежду.       Вдруг Тачихара сказал хлопочущей над ним Гин остановиться и начал оглядываться, выискивая что-то на полу. Ещё до того, как Ацуши понял суть паузы, с помощью Акцио в воздух поднялась массивная подвеска в форме креста. Судя по всему, украшение слетело во время боя, теперь же Мичизу приделал его обратно к чокеру благодаря Репаро. Как и все в комнате, наставники обратили внимание на эту картину и выразительно и красноречиво переглянулись, но и словом не обмолвились. Вместо этого Осаму чуть тряхнул головой и перешёл непосредственно к делу:       — Итак, у меня две новости: хорошая и плохая, — в его руке блеснул циферблатом секундомер. — Плохая заключается в том, что вы продержались две минуты и сорок три секунды и не оправдали ожидания Чуи. Хорошая — в том, что он меня покормит за свой счёт.       Вся четвёрка не знала, нужно им выглядеть сейчас озадаченно или виновато. Позади Ацуши послышался неестественно тонкий из-за зелья кашель. В свою очередь Накахару определённо не устроило такое начало разбора боя. Казалось, что о его взгляд можно было пораниться, но Дазай, видимо, носил род рубашкой кольчугу. Чуе оставалось только скрестить руки на груди.       — Что? — в фальшивом удивлении поднял брови аврор. — Я не говорил, что новость хорошая для вас.       — Вы делали на нас ставки? — с ноткой вполне правдивого возмущения спросил Тачихара.       После того, как руки оказались прижаты к телу, Чуя несколько переменился в лице. Пару раз он растерянно хлопнул себя по левому боку, после заглянул под пиджак и уже действительно злым сделал шаг к напарнику.       — То, что я согласился на совместные тренировки не значит, что тебе можно нас обоих позорить, Дазай, — уже на расстоянии вытянутой руки Чуя крепко схватил чужие подтяжки со стороны спины и неплохо их оттянул прежде чем отпустить. — И верни мне нож! Под пиджаки лезь барышням в отделе кадров.       Резинки ударили хлёстко и шумно. Осаму выдержал с завидным хладнокровием, лишь чуть плотнее обычного закрыл глаза, а после бросил долгий косой взгляд на Чую, прежде чем выполнить просьбу.       — Доктор Йосано очень расстроится, если узнает, что ты мне советуешь так обращаться с дамами, — на тон тише произнёс Дазай.       — Доктор Йосано начнёт тебе слабительное во все лекарства подмешивать, если узнает, как ты обращался с женщинами до двадцати, — не мешкаясь, передразнили в ответ.       На этом разговор, который предназначался только для них двоих, был закончен. Чуя вернул нож в ножны и оглядел четвёрку перед собой, громко спросив:       — Кто скажет, почему мы вдвоём справились со всеми вами?       — Потому что бывает полезно знать напарника более десяти лет? — Рюноске всё ещё попискивал, из-за чего его попытки в саркастичные интонации звучали нелепо.       Дазай усмехнулся не то с голоса, не то со смысла предложения.       — Если бы мы действительно работали в команде, вас бы не хватило и на две минуты, — заверил Осаму. — У нас с Чуей не было единого плана, мы за бой не перекинулись и парой слов, а максимум взаимодействия случился, когда я уложил тебя, Акутагава.       Тощее скуластое лицо и тонкая кожа делали очевидными движение мышц, которыми Рюноске со злобой стиснул челюсти, но Дазая такое не впечатлило. Он, как и Чуя, ещё ждал ответа на изначальный вопрос. Ацуши всё это несколько напомнило другой разговор с наставником. А если разгадку ему уже озвучивали? Он прокрутил в памяти выжимку из беседы после упражнения на щитовые чары, отчего у него родилась довольно правдоподобная догадка.       — Вы не мешали друг другу, стоя на расстоянии шага… — не совсем уверено высказали внезапное предположение. — А мы путались друг у друга под ногами, имея в распоряжении весь зал.       — Одна светлая голова на четверых! Хоть что-то, — Дазай артистично просиял улыбкой и коротко кивнул подопечному прежде, чем продолжить. — Запомните, у работы сообща всего три главных правила: не мешай, доверяй и оправдывай доверие. Надеюсь, что сегодня вы усвоили первое.       Чуя уже морально отошёл от кражи, одёрнул одежду, приосанился и выглядел более спокойным. Он крайне плавно и ненавязчиво подхватил поучения за напарником.       — На самом деле бо́льшая часть успеха правда кроется в том, чтобы просто не лезть в чужое. Что радует, этому относительно легко научиться. Десяток продолжительных совместных боёв и вы поймёте, сколько кому нужно места и кто с чем лучше справляется.       — … а вот для остального действительно бывает полезно знать напарника более десяти лет, — вклинился Дазай. — Но вам придётся уложиться в остаток обучения в авроры.

***

      — …то есть кафедра скандинавской истории и фольклора… Прекрасную ундину тянет к истокам?       У Дазая было два великих таланта. Во-первых, он знал хоть что-то, казалось, в любой сфере, которая когда-либо интересовала человечество. Во-вторых, до жути легко завязывал разговор с незнакомыми ему людьми, чаще всего девушками. Чуя уже смирился с последствиями обоих, но всё-таки хотел поесть.       — Отпусти мисс работать. Пожалуйста.       Признаться, длинноногая и тощеватая студентка явно предпочла бы обязанностям компанию Дазая, который уже похвалил её очки и выбор специальности. С огромными абсолютно круглыми линзами она походила на сипуху. Впечатление усиливало практически бумажно-белое сердцевидное лицо и убранные с него не то каштановые, не то тёмно-рыжие волосы. Сильно желтящее освящение заведения мешало понять оттенок.       После настойчивого напоминания о подработке она спешно захлопнула блокнот, который уже минут пять был просто аксессуаром, и сбежала на кухню. Без слушателей формулировки Чуи стали менее нейтрально-вежливыми:       — Дазай, если не прекратишь свои заигрывания в стиле Нибелунгов, то вместо ужина увидишь мой обед.       — Да ладно тебе, — напротив в тошнотворность своих речей явно не верили. — Она ведь правда милая.       Официантка действительно была приятной до того, как кое-кто увёл обсуждение заказа в светскую беседу. Приятным было и это кафе. Спокойное, давящее на уют и домашнюю обстановку, а главное — недалеко от тайного прохода внутрь Министерства магии.       Простой и незамысловатый интерьер компенсировали множеством мелочей вроде фарфоровых солонок с трогательными рисунками, аккуратных деревянных салфетниц и клетчатых скатертей. Напарники сели как можно более поодаль от остальных. Небольшая мера предосторожности на случай, если очень захочется поговорить о полётах на мётлах или ещё чём-то не для ушей случайного человека. Столик стоял у окна. За ним была городская поздняя осень. Промозглая, грязная, во всём противная, но прекрасная как контраст, когда между тобой и ней стекло.       — Даже это не отменяет того, что я не хочу задерживаться из-за подобного, — Накахара оглядел испачканный по дороге низ штанин, от чего настроение не улучшилось. — Да и вообще, флирт всегда отвратителен при посторонних.       Дазай словно не успел также продрогнуть и проклясть ноябрь и его погоду. Или просто жил энергетическим вампиризмом на гневе лично Чуи, не зря же над возможностью подобного задумывались регулярно. Так или иначе, напарник выглядел намного более весело.       — Мне вообще-то рядом с тобой легче знакомиться, — лишённым всякого стыда глазам Осаму несмотря ни на что шёл тёплый свет лампочки над ними. — Работает эффект низкого друга.       Чуя был готов начать привычно шипеть на чужие провокации, но вдруг заметил за спиной Дазая скучающую у стойки фигуру и вспомнил, что удары по эго они оба переносят хуже просто словесных и даже физических.       Поднятая рука и оклик второй официантки вызвали недоумение.       — Что ты делаешь? — тихо поинтересовался Осаму, пока их ещё никто не слышал.       — Доказываю, что эффект тощего друга тоже существует, — шёпотом ответил Чуя.       За все эти годы рядом, они так и не пришли к единому мнению о том, кто из них аналог «страшной подружки». А потом Йосано услужливо объяснила, что это понятие является жутким стереотипом, который породило мнение, что все женщины каждую секунду своей жизни должны конкурировать за мужское внимание. Также она добавила, что если услышит, как кто-то из них использует данное словосочетание в речи, то изуродует до состояния её личного «страшного друга». Было ли это шуткой или предостережением, сказать сложно.       — Спасибо, что подошли, — произнёс Накахара больше, чтоб успеть разглядеть имя на бейджике —… Катрин.       Лежащее на ладони лицо Дазая лучилось беспечностью и приветливостью так ярко, что заметить перемены в его настроении было сродни попытке разглядеть пятна на солнце невооружённым глазом. Однако Чуя сразу почувствовал напряжение после того, как стал намеренно менять ударения и прочёл имя девушки без последней «а». Долгий опыт общения с Осаму позволял ему не только научиться угадывать его истинные реакции, но и актёрствовать под стать. Не то, чтоб Накахара также это любил, но убедительно имитировать акцент и изображать восторженные взгляды для него не было проблемой.       — Извините, что подозвали, но мы спешим, а вашей коллеги всё нет, сможете её найти и попросить добавить кое-что в заказ? — тянул он всё в той же манере, глядя на реакцию девушки.       Катрина была такой же молодой, как девочка-сова. Может, являлись сокурсницами, что специально пошли работать вместе. Она была заметно ниже, однако более фигуристой, со жгуче-чёрными волосами. И, что сейчас было главным, девушка явно обратила внимание на вежливость и отыгрыш.       Чуя знал, что его голосу идут грассирующие согласные. Не особо этим пользовался, так как считал трюк пошлым в не эротическом смысле слова, но имел ввиду. Также он помнил, что для большинства голубые глаза были выигрышным вариантом, когда нужно было показать лёгкое смущение.       — Та девушка была в очках, думаю, вы уже понимаете, о ком я. Передайте ей, что нужно вписать ещё чёрный кофе и… — перчатки многим дамам, как минимум, запоминались, так что для пущего эффекта Накахара притворился, что щёлкает пальцами, помогая себе собраться с мыслями. — …Je l'ai sur le bout de la langue…       От Дазая веяло желанием придушить его, наплевав на свидетелей, но на особой частоте. Эти волны слышали не собаки или летучие мыши, как в случае ультразвука, а только коллега напротив. Катрина же сейчас вообще замечала всё меньше того, что не было рыжим и не умело мило отводить взгляд, стыдясь мнимых сложностей из-за языкового барьера.       Наконец вспомнив слово (а на самом деле позицию меню, которая хотя бы не расстроила, будучи не особо нужной), Чуя дозаказал мороженное не противного ему вкуса. Параллельно аврор белозубо улыбался и искренне благодарил за терпение почти очарованную официантку. Оставался лишь контрольный выстрел.       — У вас красивые руки, — заметил Накахара, пока Катрина фиксировала сказанное в блокноте. Когда движения карандаша прекратились, то он поднял взгляд с её ладоней к слегка краснеющему лицу. — Это можете не записывать.       Брюнетка удалилась, получив новое задание и свою долю эмоций на сегодня, а гордость аврората осталась перемывать кости друг другу наедине.       Чуя прочистил горло. После долгого отсутствия практики французские замашки весомее одной-двух коротких фраз ощущались непривычно для связок. Однако изображение из себя самого приятного человека на земле выматывало больше.       — Как же дёшево ты играешь… — тет-а-тет Дазай слегка приспустил завесу ложной невозмутимости. — Ещё бы амортенцией опоил и что-то мне доказывал.       — Mais tous les coups sont permis en matière d’amour et de guerre, non?       Может французская грамматика у Осаму не то, что хромала, а попросту никогда и не ходила, но он откуда-то помнил перевод довольно большого числа слов и относительно легко достраивал в голове крылатые фразы по ним. Пару раз Чуя его уже так подкалывал.       — Зато поймёшь, о чём я говорил, — пока Дазай улыбался не на проверенный идеальный манер, а уже с явным желанием оборвать чей-то пульс, Чуе парадоксально становилось веселее.       До того, как основное блюдо приготовили, к ним успела ещё раз подойти первая официантка и принести пирожное «от заведения». Осаму естественно решил отомстить и делать всё, чтоб действовать напарнику на нервы ещё больше, но Чуя сыграл на опережение и успел умыкнуть сладкий подарок в начале беседы. Не то, чтоб это принесло ему много удовольствия, так как пришлось давиться приторным ванильным нечто в сухомятку, ведь чай и теперь кофе с мороженным они попросили после всего, однако сделанное было делом принципа. А ещё позволяло занять мысли и не вслушиваться в чужое воркование. Долго его игнорировать, к счастью, не потребовалось, девушке в очках сделал замечание не то менеджер не то хозяин заведения и она мгновенно исчезла.       — Украли твою ундину? — Накахара успел частично съесть и полностью расковырять пирожное.       — Зато со мной остался Локи, — ответил Осаму, неодобрительно зыркая на тарелку перед собеседником.       Чуя больше для демонстрации, чем из желания проглотил ещё ложку бисквита. Чужая обиженная физиономия дарила больше эндорфинов, чем любое сладкое, кроме разве что вина.       — И почему же я — Локи?       — Канонично он рыжий, — пояснил Дазай. — А ещё покровительствует воровству.       — Верни мне мой бумажник и тогда я буду готов поговорить с тобой о воровстве.       Иногда напарник его недооценивал. Когда думал, что он не заметит пропажи чего-то второй раз на дню, например. Или когда начинал изображать святую невинность даром что не схваченный в процессе. Прям, как сейчас.       — Ты обиделся на подтяжки и практически тут же стащил его, — Чуя поднял над столом раскрытую ладонь. — А мне ещё платить за нас.       Дазай сдался и достал кошелёк, вкладывая его в чужую руку. Вид у аврора был не пристыженный или виноватый, а несколько раздосадованный собственной неудачей. Конечно, воровство ведь преступление только тогда, когда проворачиваешь подобное с незнакомыми.       — И почему не вмешался? — удивлённо склонил голову на бок Дазай.       — Когда ты воруешь, это быстро и окружающие ничего не замечают, а так обратили бы внимание, — в этот раз вещь спрятали лучше, во внутренний карман пиджака.       — И? — не унимался собеседник.       Послышался тяжёлый вздох. Порой гении не понимали очевидного.       — Дазай, ты вытащил его из заднего кармана, — Чуя принялся говорить медленно, чтоб всё осознали и прочувствовали. — Вообрази это и подумай, почему же я не хотел, чтоб стажёры смотрели на твою руку у самой моей задницы.       Застигнутый врасплох, Осаму позволил паре смешков сорваться с губ, с ним подобное случалось редко. Однако он всегда быстро возвращал самообладание.       — Завидовать станут? — предположил аврор со своей обычной полуигровой интонацией.       — Разве что тебе, — продолжение фразы Накахара на всякий случай проговарил чуть серьёзнее. — Зачем ты вообще вечно проворачиваешь такое?       — Развлекаюсь, — прозвучало чистосердечное признание. — А ещё воровство — это тоже навык, и иногда полезный. Без практики у меня деревенеют пальцы.       — Повторится без лишних глаз — с полом поцелуешься.       Дазай если и расслышал угрозу, то не придал ей должного значения, он снова был весел и смотрел куда-то поверх собеседника. Прервало это состояние внезапное замечание:       — О, твоя франкофилка и наша еда, — губы растянулись чуть шире в не самой безобидной улыбке. — А ты выбираешь более решительных…       Когда Чуя обернулся, уши у него потемнели больше от стыда, чем от смущения. Девушка расстегнула пару пуговиц рубашки. Может таким мартовским котам, как его коллега рядом, подобные жесты могли льстить, но Накахара ещё считал себя приличным человеком и предпочитал, чтоб его не пытались соблазнить незнакомки в людном месте. Тем не менее к акценту он вернулся исправно, пусть и без былой живости в разговоре.       К слову о чужих повадках, Дазай умудрялся находить взглядом первую девушку и периодически улыбаться ей, не отрываясь от еды. Кажется, официантке запретили подходить к ним, чтобы не отлынивала.       — Надеюсь этой студентке ты потом не подсунешь мой номер вместо своего? — поинтересовался Накахара на середине трапезы.       Осаму по природе своей был удивительно предусмотрительным и нездорово жадным, когда дело казалось личных данных. Поэтому он никогда не делился своим телефоном или адресом, если не был уверен, что это не сыграет против него. До его пропажи на год подобное случалось удивительно часто.       — До сих пор не понимаю, что тебя так бесило в этом, — взмахнул в чужую сторону уже пустой ложкой Дазай. — С парой моих обозлённых бывших ты умудрился сходить выпить и обсудить, какая я сволочь, а третья стала твоей постоянной женщиной на три месяца.       — А ещё пять девушек и двое парней мне просто звонили или писали, начиная с «Уёбок» или «Мразота», — после сладкого нормальная еда шла менее охотно, чем должна была.       Не пытаясь как-то извернуться или откреститься от содеянного, Дазай уже больше веселья ради изобразил вселенское возмущение:       — Ты не в праве осуждать то, с кем я провожу свободное время!       — Я в праве осуждать то, что ты прикрываешься мной, когда знаешь, что поведёшь себя, как мудак, — Чуя отвечал менее злобно, чем хотел. Иногда напарник кривлялся и впрямь забавно. — Поэтому последней девчонке уже просто выдал твой адрес.       Забинтованная рука застыла посреди процесса зачерпывания новой порции.       — Чёрт, я придумал столько сложных схем того, как она могла узнать, куда послать курьера, а правдой оказалась самая скучная… — признался Дазай, порождая интригу.       — Заказала тебе на дом десять пицц, как в ситкомах? — попробовал угадать Накахара.       В ответ замерли, тихо прыская в кулак. В карих глазах плясали какие-то искры, видимо, слегка не самого пристойного веселья, так как взгляд ненадолго опустили, однако пауза была короткой.       — Скажем так, — естественно у Осаму уже была заготовлена приличная формулировка. — Она озаботилась о том, чтоб у меня было всё необходимое для пешего эротического путешествия.       Чую прорвало на смех абсолютно глупым и бессовестным образом, так, что он едва не подавился тем, что оставалось во рту. Дазай, не особо стараясь, делал вид, что не разделяет общее настроение, и причитал что-то в духе: «Вот ты гогочешь, а мне платить пришлось», «Ты вообще знаешь, сколько подобное силиконовое непотребство стоит?», «А доставка в руки?», и «Как вообще так можно с людьми?». Это лишь усугубляло положение и остановиться у Чуи вышло только тогда, когда начало болеть меж рёбер.       Сосед его, правда, времени не терял и утащил блюдце с остатками пирожного, которое явно изначально и предназначалось ему. На потерю было абсолютно плевать. Взгляд немного плыл от проступивших лишних слёз. Лёгкие и диафрагма уже не совсем приятно подрагивали, но отчего-то это ничего не портило.       — Что бы не было с той дамой, ты зря её кинул, — сказал Чуя, восстанавливая дыхание.       — Не поверишь, — улыбнулся Осаму, которому нельзя было отказать хотя бы в самоиронии. — Но я тоже так подумал. Найти человека с чувством юмора сейчас сложно.       Доедали основное блюдо они уже без параллельной беседы. Хотя все знали их по постоянным склокам, молчать наедине Гримы аврората умели и любили. Жалко, что долго эти минуты никогда не длились долго ввиду их характеров или иных обстоятельств.       — Я был на задании с Куникидой, — кажется, их разговор по-настоящему начался лишь сейчас.       Посетители всё прибывали. Оно логично: рабочий день закончился и все стягивались поесть. Это несколько действовало на нервы, если принять во внимание то, что разговор будет касаться дел Министерства. А ещё в условиях аншлага о второй половине их заказа, кажется, забыли. Удивительно, но это было скорее на руку.       — Я знаю, — тон у Накахары абсолютно ровный, но глаза уже начали смотреть более цепко.       — Перед этим мы поговорили. И я рассказал ему о ситуации с моим патронусом, — голос Дазая приобрёл какое-то неправильное звучание. — Он ответил, что Рампо делился с ним подозрениями на этот счёт, но не думал, что я расскажу всё сам.       Чуя с ответом не спешил, долго всматриваясь в лицо напарника. Всё-таки ему не показалось утром, Осаму нервничал.       Если бы кто-то попросил Накахару списком выписать, по каким критериям он определяет беспокойство напарника, он бы не стал этого делать. Во-первых, так как это очень странное и подозрительное одолжение, во-вторых, перечень походил бы на попытку человека, не знающего о эффекте зловещей долины, объяснить его. Ведь нельзя измерить чувство, что потрет за тобой следит, или высчитать процент, на который кукла не человек. Мы просто подкоркой мозга понимаем, что это не живые лица, которые очень стремятся к облику людей. Точно также Чуя просто знал, что Осаму что-то гложет. Ровный голос, взгляд глаза в глаза, открытая поза — всё говорило бы о спокойствии, но у другого человека. С Дазаем же что-то было не так.       —Не удивлён? — вопрос звучал буднично, почти скучающе.       — Куникида передо мною не отчитывается, — напомнил Чуя, отставив тарелку от себя. — Но я предполагал.       За посудой почти тут же подошла официантка. Она повернулась от другого столика к ним так внезапно и посреди столь специфического разговора, что Чуя позабыл про необходимость поддерживать легенду о не родном языке. Благо Дазай мгновенно начал невероятно живой диалог ни о чём и перетянул всё внимание на себя.       Когда они вновь остались лишь вдвоём, игривые интонации не покинули его голос. Казалось, Осаму просто физически сложно было остоваться действительно серьёзным дольше определённого времени:       — Чу-у-уя, у меня практически не бывает ошибок, поэтому мне нужно, чтоб меня поддержали, когда я признаю одну из.       Накахара откровенно не знал, радоваться ли ему такой особенности напарника или нет. Вроде бы его хотя бы не надо утешать, а с другой стороны — подобное могло действительно раздражать. Что сейчас, собственно, и происходило.       — Тогда вернись к Куникиде, ты сам говорил, что по типажу я — «крутой» старший брат, — авторские кавычки обозначили движением пальцев в перчатках, —… а он — родитель-одиночка с нервным срывом после развода.       — Ты не понимаешь, о первой выкуренной сигарете говорят именно старшему брату, а не маме! — не унимался Дазай.       Воздух покинул лёгкие громче, чем мог бы. Мало того, что Осаму в полной мере осознал, что хотя бы напарников нужно предупреждать о подобном до смертельной опасности, лишь после Ацуши, он ещё и какого-то поощрения требовал. Лишь благодаря чуду или сытой лени Накахара пока что не начинал выходить из себя.       — Как человек, который пробовал и курить и доверять людям, говорю, что это вещи из разных категорий, — Чуя всё ещё не верил, что дал себя втянуть в систему бредовых аналогий так легко. — Ты скорее только после двадцати догадался перестать гулять без шапки и об этом нужно рассказать как раз маме. Так что сгреби Куникиду в охапку, извинись за все эти годы, заслуженно купи ему чаю и поревите в обнимку где-нибудь в углу. Но не в том, где мои новые сменные берцы.       Дазай на время затих. Это молчание получилось каким-то противным, чуть ли не до звона ушах. Его взгляд беспокойно бегал вверх, вниз и в стороны, словно по поверхности доски в аудитории. На этой видимой лишь ему поверхности были мелом записаны риски, цели, расчёты вероятностей. Обычно головоломки занимали аврора, но в одной он всё никак не мог выиграть вот уже не первый год. Даже не второй. Такой объём нерационально потраченного времени доводил до бешенства, тихого и незаметного за выдержкой, но бешенства. И имя этой задаче было «Осаму Дазай».       На противоположной стороне стола просто ждали. Чуе было знакомо это состояние напарника. Пара минут и он продолжит беседу сам, устав ходить по кругу, в который замыкались уже имеющиеся улики.       — Чуя. Ответь мне на вопрос, — прекратив беспорядочные движения, глаза наконец направили на собеседника. Дазай заговорил раньше ожидаемого и даже не дал паузы для реакции на его просьбу. — Кунинида сказал, что ты попросил его приглядывать за мной на время твоего отъезда во Францию. Что это значит?       А было ли это вообще просьбой? Осаму звучал так, будто не допускал возможности уйти от ответа. Однако это был и не приказной тон, а нечто иное. Складывалось впечатление, что ему нужен ответ. Не для очередной махинации или для сложных схем, а просто нужен. Как факт, как что-то, без чего у него не складывается единая и логичная картина мира.       На его счастье, Чуя никогда не стремился плодить ненужные тайны.       — Это и значит, Дазай, — Накахара поудобней пристроил руки на столешнице и откинулся на спину. — Я уехал почти на три месяца. Было необходимо, чтоб кто-то был с тобою рядом.       — Но я же не ребёнок.       Всё то представление, что они устроили, делало последнее высказывание очень спорным. У Чуи чесался язык тыкнуть в это, но он сдержался и ответил чуть более осмысленно. Серьёзный вид напарника был такой редкостью, что что-то внутри требовало соответствовать моменту.       Не то, чтоб аврора пугали такие моменты или вгоняли в ступор. Он отчасти их любил. Искренность в нашей жизни всё-таки не самый частый гость, особенно, когда речь заходила о Дазае. Однако предательская вещь — эмпатия — заставляла и Накахару в такие моменты чуть снижать концентрацию яда в разговоре.       — Ты не ребёнок. Ты скорее что-то вроде кошки, — выдержав нужную паузу, Чуя всё-таки позволил себе небольшую шпильку, — …или жмыра, если угодно. В одиночку не помрёшь и даже вспомнишь, как мышей ловить, но одичаешь ведь…       Выражение лица у Дазая менялось мало и медленно. Кто-нибудь незнакомый, вероятно, сказал, что он как был нейтрально-расслабленным, так и остался, но какая-то доля внимания и осмысленности теплилась в глубине глаз. При упоминании своей формы патронуса у Осаму даже еле заметно дрогнуло веко. Это было почти забавно. А ещё Чуя не мог не думать, что напарник и правда сейчас похож на кого-то из кошачьих тем, как слушает его. Дазай безучастно смотрел куда-то в бок и разве что не шевелил ушами в сторону звука.       Да, разговор шёл в каком-то тоскливом русле, однако оно больше напоминало нечто спокойно-меланхоличное, чем трагичное, так что и нейтральные ассоциации вполне имели место быть.       — Тебя просто нельзя оставлять наедине со своей головой, — добавил Чуя спустя какое-то время. — Она начинает отвечать.       — Преувеличиваешь, — отмахнулся Дазай с всё таким же расфокусированным взглядом в некуда. — Не так всё плохо.       В который раз за сегодня вздыхали громче обычного. Накахара поднял руку и приготовился загибать пальцы. Вряд ли спор можно считать частой тактикой поддержки в подобных ситуациях, но они с Дазаем так часто это делали, что казалось, будто пререкания могли выполнить любые функции в их общении.       — Для начала, ты настолько эгоцентрик, что первое время реально верил, что я начал проводить время с Акико тебе назло, — к ладони прижали мизинец.       Дазай немного опустил голову, но в остальном протеста не выражал. Видимо, период их общения перед комендировкой даже ему сейчас казался сюром.       — И ты не умеешь признавать свои слабости, из-за чего уже почти год утаиваешь потерю патронуса от начальства, что, по-хорошему, преступление, — загнули безымянный.       Напряжение Осаму наконец-то становилось видимым: мышцы рук и плеч били на взводе, словно они не покинули тренировочный зал. Его действия и правда подпадали под «Создание ситуации опасной для авроров и/или прочих работников Министерства магии» и могли быть основанием для достаточно тяжкого наказания. Так как изучение протоколов и уставов являлось частью подготовки стажёров, они оба это прекрасно знали.       — Ещё не можешь вытерпеть, когда что-то понимаешь не ты один, — продолжал Чуя, загнув следующий палец. — Кстати, ты ведь не ради ужина затеял со мной пари?       Реагировать слишком активно значило бы подтвердить чужие слова. Да и в целом это не было свойственно Осаму, так что он просто поднял бровь в тишине. Или в чём-то максимально близком к тишине, так как переполненное кафе к ней не располагало. Карие глаза впервые за достаточно продолжительное время пересеклись с голубыми.       — Я знаю тебя больше тринадцати лет, Дазай. Ты не можешь вдруг расчувствоваться, — Чуя позволил себя чуть отойти от основной темы разговора. — Всегда, когда ты хочешь поговорить, то планируешь это или сразу заваливаешься ко мне домой, или устраиваешь подобный спор. Потому что вне зависимости от того, кто выиграет, мы окажемся одни, не на работе и я не сбегу хотя бы из-за еды.       Осаму всё молчал. Бездействие маскировали за состоянием глубокой задумчивости. В свою очередь Накахару уже почти раздражала повисшая в воздухе рука, так что он решил закончить внезапное отчитывание подозрительно тихого напарника. Хотя можно ли это так назвать?       Непосредственно сейчас Чуя не злился на собеседника. Он просто знал, что чаще, чем раз в полугодье они настолько лично не говорят, а потому лишь перечислял то, на что устал смотреть, пока есть возможность. Без агрессии или желания престыдить, исключительно потому что наболело.       — Ты так любишь думать о себе как о гении, что считаешь, будто больше не человек, — почти успевший опустить глаза Дазай снова посмотрел на него. Голос сам собой стал тише. — Ты неизвестно что ждёшь от себя, поэтому для тебя в жизни нет ничего, кроме стыда.       Обладатель самой живой и артистичной мимики во всём аврорате замер с максимально блёклым и скучным выражением лица. Он напоминал скульптуру или картину, в которую забыли вдохнуть жизнь, добавить хоть что-то, за что глаз мог уцепиться. Однако Чуя пытался нечто подобное всё же разглядеть, но ни неконтролируемого движения бровей, ни поджатых губ, ни даже минимальных мимических морщин в уголках губ не было. Дазай становился невыразительным чуть ли не до пресного привкуса во рту, когда действительно уходил в себя. Его мозг во многом походил на компьютер и, как и всякая машина, временами требовал перезагрузок. Напарник помнил и о такой причуде, но оттого смотреть на неё не становилось приятнее. Не просто так же за Осаму закрепились шутки про рыбьи глаза и скумбрию.       Помогало всегда только одно — время. Оно выручило и сейчас. Через минуты две-три к ним наконец подошла официантка со второй половиной заказа. После того, как она отошла от их столика, Дазай принялся стучать по столу пальцами. Сначала монотонно, потом барабанили уже явно какую-то мелодию. Усложнение ритма выдавало, что Осаму на пути к обычному состоянию. Чуя соврал бы, если бы сказал, что взял свой кофе без облегчения.       Отмерший Дазай с уже менее остекленелыми глазами налил себе чаю из заварника. По аромату он не мог сравниться с кофе, но его явно было логичнее пить вечером. Видимо решив, что раз мороженное изначально не заказывали, то и пропажа никого не взволнует, Дазай попробовал его умыкнуть. Кончилось всё тем, что руки в перчатках оказались быстрее, чем забинтованные, и креманку с фисташковым десертом уволокли к дальнему для Осаму краю стола. Пришлось вспоминать про остатки «комплимента от заведения».       Бисквит в полуразобранном состоянии выглядел потерявшей аппетитный вид горой крошек. Это или ещё что-то вынуждали Дазая больше водить ложкой по блюдцу, чем есть. Его внимание оставалось рассеянным с короткими проблесками, в которые оно сосредотачивалось на Накахаре. В один из таких прозвучал ещё вопрос.       — Чуя, — голос был удивительно ровный. — Почему ты согласился быть моим напарником?        Ответ требовал если не развёрнутого письменного конспекта, то долгих лирических отступлений. Ни с чем таким Накахара не собирался возиться, поэтому просто отставил кружку и прикрыл веки.       Почему-то когда они стали относительно известным дуэтом, то каждый, кто слышал, что они учились вместе, сразу представлял, что Гримами аврората они являлись с пелёнок. Скажем, родились под одной звездой и тут же всё поняли. Или хотя бы на первом занятии по прорицанию увидели долгие годы работы бок-о-бок и разошлись по факультетским спальням принимать неизбежное. Но на самом деле Дазая и Чую никогда не растили дуэтом. Преподаватели скорее напротив пытались держать их порознь, но извечные соперники всегда находили, как досадить друг другу и окружающим.       Отлаженный механизм дал сбой лишь на боевой подготовке у Фукудзавы. Он довольно сдраво рассудил, что те, кто знают друг друга вдоль и поперёк в качестве противника, быстро сориентируются при смене позиций. В один день Юкичи оставил будущих подчинённых после занятий и сказал вместе напасть на него. Тот бой кончился практически ничем: на середине прозвучала команда прекратить. Непоправимое уже было сделано. Дазай и Чуя впервые попробовали себя не в одиночных дуэлях, а в совместной работе.       Отсюда всю вину можно было бы переложить на шефа, если бы не одно «но». Не изменяя своей немногословной манере обучения, Фукудзава тогда сказал им только одно: «Я могу приказать вам раз, два или даже несколько, но решить, становиться ли напарниками на постоянной основе, вы должны сами». После обоих отпустили. Падающие надежды стажёры вышли из тренировочного зала прекрасно понимая, что однажды начнут работать вместе, хоть до начала официальных командных тренировок было ещё полтора месяца.       Правда, понимание и способность структурировано объяснить — вещи разные. Чуя вновь приготовился к перечислению.       — Мы правда эффективная команда… — первая причина столь банальная, что он тут же переходит ко второй — … И когда мы вместе пьём, то ты запеваешь «Sex pistols» первым, хоть и говоришь, что ненавидишь их.       Дазай хмыкнул, до конца принимая свой привычный вид. Растрёпанные волосы пригладили вальяжным движением от лица к затылку. Таким напарника привыкли видеть. Такой он не вызывал беспокойства, которое селилось где-то глубоко в груди и словно стремилось навсегда остаться меж рёбер.       — Я всё ещё настаиваю на том, что чем меньше у человека способностей к музыке, тем больше у него способностей к панк-року, — в довершение к Осаму вернулась раздражающая непринуждённой идеальностью улыбка. — Именно поэтому я не боюсь испортить твоего Вишеса даже пьяным.       Чуе становилось теплее, пусть к кружке с кофе он так и не вернулся.       — Ещё ты откровенно сосёшь в гоночных симуляторах, — третья причина звучала уже почти с азартом.       — А ты очень посредственно делаешь комплименты, — ухмыльнулся Дазай.       — Ты просил рассказать, почему я терплю тебя, а не делать комплименты.       — А если бы я всё-таки попросил второе?       — Я бы отказался.       Напротив Чуи немедленно надули губы. Преувеличенная обида у Дазая выходила крайне комично. Конкретно сейчас даже как-то тепло и парадоксально искренне, ведь он даже не пытался играть хорошо, просто… веселился?       Дазай удивительно легко поддался смене тона разговора, которую затеял Чуя, так что можно было просто идти в том же направлении, но что-то внутри просило более серьёзного ответа, раз уж о негативных сторонах он высказался, как есть.       — Но что самое важное, мне ты действительно доверяешь. Это лишний раз подтвердило то, что о дементорах ты мне рассказал сам и сразу, — Чуя взял в руки подостывший кофе и посмотрел вглубь кружки. — Я стараюсь не оценивать скумбрию по её умению общаться с людьми, но, кажется, это максимум для такого социопата как ты. Не думай, что я это не ценю.       Аврорам очень не хотелось видеть друг друга первые несколько секунд после этих слов, поэтому Чуя пару отпил глотков кофе подряд, а Дазай принялся за чай. После последний с грустью осмотрел блюдце перед собой, потом с завистью окинул взглядом подтаявшее мороженное и наконец подал голос:       — Закажи мне ещё пирожное. Я хочу подумать.       — А поменьше есть за мой счёт ты не хочешь?       Попытку огрызнуться проигнорировали, это значило ровно одно — Дазаю и правда было нужно некоторое время.