Смерть после жизни

      Снежная ночь обволакивала мир своим стылым дыханием, словно древний дух зимы, проникающий сквозь самые глубины. Серебристые снежинки плясали в воздухе. Вихри снега шептали злобные загадки во тьме, сея в сердце тревогу.       Внутри нее бушевали демоны, их проклятые вопли раздавались в голове, как металлический скрежет. Они клокотали и свирепо рычали, изгрызая все изнутри. Душа была пленницей собственных мракобесий, погруженных в самую глубину ее существа.       Что есть спокойствие? Могла ли она обрести его, пройдя через сущий кошмар? Покой для нее всегда был лишь иллюзией, вечно ускользающим от нее, и она продолжала носить на своих плечах бремя прошлого и страхи будущего.       Стоя на обрыве, Фурина ощущала, как ее нутро сжимается в холодном объятии стужи. Она, непреклонная и безмилостная, обнимала тело и душу девушки, неизменно присутствовала в этой зимней симфонии. Морозные пальцы безжалостно рвали плоть, погружаясь глубже и глубже, разрывали ее на липкие ошметки, заставляя кровь застывать в жилах. Фурина пыталась сопротивляться, бороться с внутренними чудовищами, но они были слишком сильны и голодны.       А эта ужасно красивая, но беспокойная снежная ночь усиливала ее муки. Снежные хлопья, падая на землю, создавали иллюзию спокойствия, но внутри бушевал шквал эмоций. Они смешивались с белым покрывалом на земле, создавая абстрактные узоры, напоминающие ее внутренний хаос. Белоснежные холодные облака закрывали луну, окутывая все вокруг мрачной пеленой.       В этой мерзкой тишине Фурина была оставлена наедине со своими демонами, которые с каждой секундой становились все более жадными. Их когти царапали изнутри, оставляя глубокие раны. Как бешеные голодные животные, они мощными челюстями и когтями с чавкающими звуками вырывали куски плоти, купаясь в булькающей влаге — в ее угасающем тепле.       Она закрыла глаза, пытаясь отгородиться от суровой реальности, но вместо этого перед ней встали образы прошлой жизни. Мгновения, исполненные страха и печали, пронзали ее сознание подобно острым шипам. Каждая пятая падающая снежинка казалась ее воспоминанием, каждый порыв ветра взывал к ее боли.       В свисте ветра она слышала насмешки над своими страданиями. Внутренние демоны рвались наружу, испуская злобные шепоты, оскверняя ее мысли. Фурина жаждала спасения, но не видела выхода кроме такой желанной смерти. Ночь продолжала окутывать ее сердце, сжимая душу ледяными пальцами. Ощущение, как тело становится все хрупче, да так, что в любой момент может разбиться на тысячи осколков, не покидало ее.       Сердце кровоточило от невыразимой тоски — никогда не заживающая рана. Фурина смотрела на небо, глядя в бескрайние просторы, где звезды погружались во мрак, а их свет затерялся в этом печальном мире. Снежинки ласкали ее щеки, сливаясь с горькими слезами, и будто маленькие частицы хрупкой надежды проникали в ее душу.       Шаги, раздавшиеся за ее спиной, привлекли внимание. Под хруст снега силуэт медленно вырисовывался из тьмы, словно оживший кошмар. Мрачный, устрашающий силуэт. Вздрогнув, девушка больно прикусила язык. Один только вид смутно виднеющейся фигуры рождал холодный трепет. Появилось желание бежать, ринуться от этой угрозы, броситься с обрыва, но ее ноги, казалось, прилипли к земле и были неспособными двигаться.       — Фурина, послушай меня, — женский голос пронзил тишину, подобно острому лезвию ножа. — В каждом из нас живет чудовище, что таится в глубине сердца, но в какой-то момент выходит и показывает свою силу.       Взгляд выражал недоумение и озадаченность, вдруг Фурина ощутила, как что-то неуловимое пробудилось в ее груди, будто та самая спящая сила начала подниматься, медленно карабкалась вверх.       — Что это значит?       Арлекино улыбнулась, но улыбка была лишена радости.       — Ты поймешь. Иди за мной.       Фурина колебалась. Сердце начало биться быстрее, а темные мысли, на долгое время затаившиеся в ее глубинах, начали пробиваться наружу с новой силой. Они были жадными и готовыми поглотить все, что попадется на их пути. Возникло ощущение, как в ее груди сила стучит сильно и часто, требует свободы.       Медленно двинувшись следом за Арлекино, она неуверенно ступала по снегу. Темные улочки окутывали их, словно живым покрывалом, поглощая весь свет и оставляя лишь ощущение угрозы и неопределенности. Путь вел через темные просторы, где изредка просачивался бледный свет луны. Ветви деревьев скрещивались над ними, будто склонялись в знак подчинения перед мрачной силой, исходящей от обеих. Снежные хлопья плотно покрывали землю, скрывая следы их присутствия.       Возвращаясь обратно, они услышали приглушенный звук колес, перебивающийся ржанием лошадей. Вскоре перед ними раскрылся вид на казарму, где около ворот стояла карета, украшенная золотом и черной кожей, в ожидании. Бородатый кучер, весьма необычного вида, держал поводья и молча уставился вдаль. Суровое лицо командира, ожидающего их, отражало множество битв, что он повидал, и мудрость, накопленную с годами службы. Мужчина, взглянув на Слугу, выразил свое почтение в глубоком поклоне.       — Вы — надежда нашей армии, олицетворение силы и решимости. Покажите всему Тейвату, что способны достичь невозможного. Станьте светом, который проникнет через тьму. Отправляйтесь, и пусть ваша доблесть вдохновляет нас всех.       Подойдя к карете, командир с учтивостью протянул руку, чтобы помочь обеим взобраться. Когда они заняли свои места, мужчина захлопнул дверь за ними, поклонившись на прощание.       Внутри все было оформлено в роскошном стиле, а тепло вызвало невольную дрожь. Светло-коричневые шелковые портьеры, украшенные золотыми вышивками, придавали интерьеру изысканный шарм. Темные стены были обиты кожей, усеянной декоративными элементами. Очищенные до блеска позолоченные светильники, мягкие сидения, обитые бархатом и устланные пушистыми шкурами, и темные шелковые подушки вокруг — Фурина отвыкла от такого комфорта. В углу находился небольшой столик со свежими фруктами и бутылкой дорогого вина, приготовленного специально для их длительной поездки. Каждая деталь была продумана до мелочей — от богатых ковров под ногами до дорогих сервизов. Воздух пропитывался ароматом древесных эфирных масел, успокаивающих и освежающих. Тишину нарушал лишь тихий треск дров в печи.       Слишком непривычно. Чересчур изысканно. Фурину передернуло. Она привыкла к холоду и голоду, к сырой камере и грязи, к нескончаемым страданиям… Вспомнились дни, проведенные в темной и ледяной комнате, где думать о комфорте было роскошью самой по себе.       Тонкие пальцы прикоснулись к мягкому бархату сиденья, скользнули по шершавым швам, задерживаясь на пышной подушке и прижимая ее к себе, словно ища утешение. Девушка взглянула в окно, наблюдая, как командир остался на пороге казармы, а после нечеткий силуэт затерялся в ночи. Тогда голубые глаза пробежались по окнам, пронзаемым белым сиянием луны, которая печально висела на небосводе. Оценивающий взгляд Арлекино остался без внимания.       Кучер молча обрушил град ударов хлыстом по спинам коренастых, пушистых лошадей, и карета медленно тронулась с места, заскользила по заснеженным дорогам, окутанная мрачной пеленой тумана. Фурина оглянулась на оставленный позади город — темные контуры стирались в ночи.       Мужчина, сосредоточенный на своей задаче, умело управлял лошадьми. Его руки легко и уверенно держали поводья, а взгляд был устремлен вперед, словно он проникал в будущее, которое их ожидало. Время от времени он бросал взгляд через плечо, убеждаясь, что все в порядке. Грациозные лошади, сильные и мощные, двигались нога в ногу, ровно и с одинаковой скоростью. Их ржание сливалось с шумом колес, создавая монотонную мелодию, успокаивающую и погружающую Фурину в размышления.       За окнами слышался характерный звук колес, глухие стуки, сопровождаемые покачиванием кареты. Внешний мир тем временем померк, словно поглощенный мраком, и только свист ветра и хруст снега напоминали о его существовании. Иногда огни отдаленных деревень проникали сквозь мглу, создавая призрачные отблески в окнах.       — Ты когда-нибудь видела падающую звезду? — внезапно, Слуга прервала молчание, глядя в окно на темное небо. Спустя мгновение их напряженные взгляды пересеклись — неозвученное засверкало в полумраке.       Незначительный вопрос заставил девушку вздрогнуть от неожиданности. Фурина быстро заморгала и прокашлялась, переваривая слова и сжавшись в непривычном комфорте кареты.       — Падающую звезду? — девушка выдавила из себя эти слова с некоторым напряжением. — Я не видела ни одной, с тех пор как… с тех пор как Вы меня похитили.       Ощутив колющий взгляд на себе, она отвернулась, пытаясь не показывать своего беспокойства.       — И все же, Фурина, ты здесь, на свободе, только из-за меня. — ее голос звучал так холодно, как ледяной ветер, проникающий до самых костей. — Мы обе знаем, что это не было случайностью, что ты здесь, в этой карете, со мной.       — Я здесь, потому что у меня нет выбора. — злость закипала в венах, а в них яростно журчала кровь, до одури бьющая в виски, точно лава в вулкане. Скрипнув зубами, Фурина больше не смогла держать язык за зубами. — Вы втянули меня в эту опасную игру. Вы сделали мою жизнь адом, и теперь я проклята невесть какой силой и этой миссией.       — Проклята? — усмехнувшись, словно наслаждаясь ее смелостью, Слуга продолжила. — Нет, скорее это твоя возможность восстать из пепла, стать той, кем тебе быть суждено.       Фурина с трудом сдерживала в себе всплеск гнева, но темная сила, спящая в ее глубинах, начала пробуждаться. Слова Слуги лишь разжигали пламя внутри. Она уже не могла сдерживаться. Нечто жуткое разлилось по всему телу, словно электрический ток, готовый сотрясти все вокруг.       — Я не хочу быть вашим инструментом! — пророкотала девушка — голос звучал пронзительно и угрожающе. — Вы играете со мной, как куклой на своей треклятой сцене, и я отказываюсь быть вашей марионеткой!       — Закрой свой рот, — безразличный тон Предвестника вызывал только новое бешенство в сердце девушки.       — Вы лишили меня свободы, выкорчевали из моей жизни все, что было мне дорого! И теперь вы все хотите, чтобы я служила вашим мрачным целям? — голубые глаза сверкнули яростью, и Фурина резко повернулась к окну. — И после всего этого Вам хочется, чтобы я верила, будто вся непоправимая боль была для моего блага? Что я должна благодарить за все страдания? — крик постепенно перешел в шепот и тишину, когда она повернула голову обратно к Слуге. Все, что было внутри, взорвалось с яростной мощью. Глаза ее сверкали алым пламенем.       Арлекино не моргнула, не дрогнула. Ее лицо оставалось неподвижным, точно высеченным из камня. Девушка знала, что слова не проникнут в ее сердце, не смогут растопить ледяную стену, которую Слуга возвела вокруг себя.       — Я не собираюсь подчиняться! Не буду служить вашим темным целям! — Фурина сорвалась с места.       — Довольно! Закрой свой поганый рот, — мрачно предупредила женщина.       Фурина, охваченная темной силой, с едва сдерживаемым гневом метнулась к ней и с нечеловеческой мощью влепила пощечину. Звонкий удар пронзил тишину, отдаваясь в ушах. Рука пульсировала от резкой боли. В течение нескольких мгновений все вокруг словно замерло в ожидании реакции Слуги. Она медленно повернула голову, кровь просочилась из угла ее рта, а на месте удара появилось что-то странное, но женщина не показывала ни малейшего признака боли. Почерневшие вены протянулись по коже, словно живые змеи, выступая на фоне бледного лица, на котором промелькнуло что-то, похожее на удивление. На месте прикосновения прокатилась волна темной энергии.       Арлекино схватила ее руку, прижимая к сиденью кареты. Фурина вздрогнула от осознания своего поступка, отшатываясь и с трудом дыша, поняла, что перешла грань. Перед ней восстал сам Четвертый Предвестник с кровоточащей щекой, ее глаза не выражали ни гнева, ни раскаяния. Абсолютно ничего. На лице оставалась маска безразличия, будто женщина была лишена всяких человеческих эмоций.       — Ты забыла свое место, Фурина, — черная рука легла поверх рта девушки, которая стала брыкаться и пытаться оттолкнуть нависшее над ней тело. Ощущение удушья лишь усилило ее ярость — дыхание перешло в прерывистое хрипение. Глаза напротив блеснули предупреждающе, а пальцы сжались вокруг челюсти девушки. — Ведешь себя как дикая зверюга. Ты можешь ненавидеть меня, но недооценивать — оскорбительно.       Ногти впились в щеку — боль пронзила ее, казалось, острые когти вот-вот войдут в мягкую плоть. Фурина отчаянно сопротивлялась, пытаясь освободиться от хватки, но безуспешно. Раздражение и злость бурлили внутри, но с каждой секундой понемногу затихали. Голубые глаза потускнели, а тело стало ослабевать. Карета резко остановилась.       Они тронулись с места, как только Арлекино объяснила кучеру, что все в порядке, и прижала Фурину к сиденью, не смягчая хватку. Вдали, из-за густых темных деревьев, прорывались призрачные лучи луны. Фурине было не по себе. Она с трудом дышала под рукой, которая все еще прижималась к ее рту, сжимая зубы до скрипа. Щека и горло болели, отзываясь в каждой клеточке тела. Время тянулось медленно, словно каждая секунда была вечностью. Кровь по щеке Слуги продолжала стекать — капля упала на лицо девушки. Выступившие черные вены ныли от боли — казалось, под кожей копошились полчища проворных крыс. Они, словно живые, продолжали пульсировать и распространяться по лицу, образуя мерзкие узоры, как кровавые корни, проникающие в плоть.       Когда Арлекино наконец отпустила ее и достала из-под сиденья тряпочку, чтобы вытереть кровь с лица, Фурина, покачнувшись, поднялась с сиденья.       — Позвольте мне помочь. Я могу продезинфицировать рану, — руки девушки, как и голос, дрожали от нервов. Арлекино молча кивнула.       Взгляд скользнул по карете в поисках аптечки. Ее руки быстро пробежались по различным ящикам и отсекам, пока наконец не нашли нужное. В конце концов, ее рука наткнулась на небольшую металлическую коробочку.       Руки било мелкой противной дрожью, а в висках стучала кровь. Сосредоточенно и с осторожностью, Фурина вытирала щеку, мягко касаясь кожи, а затем промыла рану, используя дезинфицирующий раствор, стараясь не нанести больше боли, хоть Слуга и не проявляла никаких эмоций. Ее взгляд задержался на уголке губ, где еще осталась кровь. Фурина не могла не заметить, как сердце забилось быстрее, когда ее пальцы задели чувствительную область и ненадолго задержались.       — Простите, я… — тихий голос дрогнул — она явно испытывала неловкость от случившегося. Но Арлекино предпочла промолчать.       В процессе обработки раны, девушка не могла сдержать свое любопытство — вопрос терзал ее с момента появления этих странных вен.       — Эти вены… Может быть, моя сила виновата в их появлении? — она прошептала эти слова, словно боясь услышать ответ. И ответа не последовало, Предвестник лишь молча кивнула. Молчание для Фурины хуже всякого плохого слова.       Когда рана была очищена, она аккуратно наклеила пластырь, чтобы предотвратить инфекцию. Руки слегка дрожали, но Фурина старалась сохранить спокойствие. Арлекино ощутила легкое покалывание, а после нежное касание и тепло, которое исходило от руки девушки. Редкий момент, когда она могла почувствовать нечто подобное.       — Что делать с венами? — глаза испытующе скользили по лицу Слуги.       Арлекино намеренно выдержала паузу, не сводя с нее глаз.       — Твоя сила — не причина этих вен, она лишь раскрыла их существование. Со временем это уйдет.       Фурина замялась, словно пытаясь собраться с мыслями и что-то сказать, но отвернулась, чтобы взглянуть в окно. За стеклом простирались дремучие леса, ветви деревьев замерзли в холодном объятии ночи. Зловещие тени скользили по земле и плясали на фоне лунного света, будто живые существа, готовые проглотить все вокруг. Пугающая атмосфера соответствовала внутреннему беспокойству бывшего Архонта.       Уснуть как следует не получалось — дорога слишком ухабистая. Путь ужасно долгий, утомительный, выматывающий до изнеможения. Сон ускользал от Фурины, словно играющая с ней капризная кошка. Она крутилась на мягком сиденье, пытаясь найти комфортное положение, но голова была занята беспокойными думами. Все мысли и образы, что преследовали ее, были осколками прошлого — она так отчаянно, но поневоле склеивала их в чудовищную конструкцию, что никак не хотели уступать место покою.       Сколько раз она пыталась закрыть глаза, чтобы погрузиться в сон, но тщетно. Даже начинала считать попытки, пока не сбилась из-за утомленного сознания. Часы на стене тикали медленно, будто насмехаясь над ее бессонницей. Смотря на дремавшую женщину напротив, она почувствовала зависть. Ее усталое тело медленно растворялось в бесконечном пространстве сна, но сам он был недостижимым оазисом в пустыне ее мыслей — Фурина продолжала скользить на грани сознания и сна.        Она повернулась на бок в попытках найти удобную позу, но ее сон в очередной раз был прерван сопением женщины. Луна бросала свет на ее лицо, подчеркивая острые черты. Арлекино шевельнулась, но продолжала спать, и девушка заметила, насколько спокойной и расслабленной та выглядела во сне, почти беззащитной, лишенной обычной силы и власти. Черные вены, выступившие на ее щеке под пластырем, шее и висках, пульсировали в такт равномерному дыханию, создавая странный ритм, который казался гипнотизирующим. Чем дольше она смотрела, тем сильнее хотелось прикоснуться, поправить пластырь, дотронуться до странных вен, дабы понять естество…       Разум словно пронзил ядовитый шип — в голове пронеслась мысль: что, если она вскроет эти черные вены клинком? Фурина почувствовала, как притягательная сила темного искушения охватывает ее. Все же она не смогла отделаться от внезапной мысли, как острое лезвие ее клинка проникает внутрь, прорезая кожу и врываясь в плоть. Как кровь, темная и загадочная, начинает вытекать, окрашивая окружающие дорогие ткани в свои грешные оттенки. Девушка представила себе, как кровь струится по щеке, крупными каплями падает на пол, создавая мрачные пятна. Воображение заставило ее дрожать от ужаса, но одновременно с тем не давало оторваться от безобразных мыслей.       — Нравится сверлить меня взглядом? Ты скоро проделаешь дыру. Думаю, насквозь, — хриплый голос резко прервал поток пугающих мыслей.       Фурина, испуганно отводя взгляд, запуталась в оправданиях, стараясь найти верные слова, чтобы объяснить свое занятие. Как застенчивая девочка, пойманная на проступке. Ее любопытство вышло за пределы приличия, и такое пристальное разглядывание было непозволительным.       — Я не хотела… Я просто… — ее голос затих, а глаза опустились вниз, не в силах выдержать суровый взгляд.       Молчание было громче любого выговора, который мог хаотично вырываться наружу. Тишину нарушали только приглушенные звуки белых лошадей, тяжело дышащих в своих упряжках, и монотонное покачивание кареты. Все вокруг казалось иллюзорным, нереальным. Лошади стучали копытами по дороге, но точно били по голове Фурины, напоминая ей о безостановочном движении вперед, в неизвестность, о страшной усталости, которая наваливалась на веки.       Свет проник сквозь темные облака — первые лучи солнца начали пробиваться в окна. Веки стали тяжелыми, а очертания Арлекино размытыми, и ее присутствие постепенно таяло в тумане сновидений. Пейзаж за окном преобразился — мрачные лесные чащи сменились заснеженными полями, залитыми золотистым светом утреннего солнца. Но для девушки это уже было не важно. Усталость взяла свое, и мысли растворились в бездонной пропасти сна.

***

      Фурина не заметила, как пролетели три дня — все было как в тумане. Они останавливались лишь на краткое время, чтобы размять измученные тела, пополнить запасы еды и подкрепиться. Тяжелые лошади, вытянувшиеся в ряд изрядно изнуренные, с благодарностью и жадностью обращались к свежим кормам, чтобы набраться сил для следующего этапа путешествия.       Девушка следила за состоянием Арлекино, регулярно помогала со сменой пластыря, стараясь держать себя в руках, чтобы не поднимать прошлые темы, и каждый раз подмечая, как когда-то сильно проступавшие вздутые вены постепенно стали уменьшаться и терять свой зловещий оттенок, но всегда пульсировали под бледной кожей. Она делала это в течение трех дней без лишних разговоров, мельком замечая, как Слуга сдерживает боль, — и оттого сердце всякий раз замирало на короткое мгновение — выдыхая воздух сквозь сжатые зубы, будто ей это давалось невыносимо тяжело. Но по спокойному лицу этого нельзя было сказать.       Время пролетало незаметно, словно утекало сквозь пальцы, и каждый новый день сливался с предыдущим в одну неразличимую массу. Часы тикали, но время не имело значения для девушки. Недосып, сковывающий ее мысли, делал их туманными и неуловимыми, дни и ночи смешивались в одну неразбериху.       В этот же день ветер свистел, а снег хрустел под колесами. Мороз быстро спадал, шел легкий снежок. Кучер лихо правил тройкой, которая неслась по избитой извилистой дороге, обгоняя попадавшиеся обозы. Снежная мгла постепенно оставила место теплому ветру, который приносил с собой знакомые свежие запахи. Белые поля, покрытые роскошным покрывалом снега, начали превращаться в зеленые луга, оживая под ласковыми лучами солнца.       Тройка неустанно продолжала свой путь, преодолевая все преграды, которые встречались на пути. Наконец, карета выехала на широкую дорогу, ведущую к Фонтейну. Чем ближе они были к границе, тем хуже Фурине становилось — она сжала кулаки, чувствуя, как горечь восстает внутри.       — Я больше не выдерживаю, как же ломит спину, и, кажется, меня укачало, — пожаловалась Фурина хриплым голосом, с трудом подавляя рвотные позывы и жалобные стоны. Неприятные ощущения усиливали вечные покачивания кареты по неровностям дороги, что отдавали болью в спине и ужасной ломотой в костях, словно к спине был привязан увесистый мешок с камнями, потому время от времени она просила кучера замедлить ход, а Слуга постоянно тяжело вздыхала. Терять драгоценное время зря не хотелось, они и так потратили больше запланированного.       Тело, истощенное долгим путешествием, протестовало против продолжительной поездки. Девушка с трудом поднимала голову, пытаясь разглядеть контуры горизонта, но вместо этого перед глазами мелькали только расплывающиеся бесконечные зеленые поля. Усталые глаза закрывались от недостатка сна — мысли о надвигающейся буре в виде предстоящей миссии, о Фонтейне, о близких, которых она не могла больше встретить, продолжали неторопливо шевелиться в голове, но уже не вызывали столь бурных эмоций.       — Мы прибыли, — послышался мужской голос снаружи.