Легенда о плачущем демоне

Хуа Чэн знал, как умирают боги, но не был готов к подобному. Всё шло привычно, Призрачный город процветал так же, как и его отношения с мужем, Се Лянем. Хотя, казалось, они уже достигли своей идиллии. Навыки каллиграфии улучшились так, что он мог почти сравниться с образованным ребёнком из богатой семьи. Но ключевым моментом было то, что у них появилась наследница (как — история старается умалчивать, но говорят, что это был очередной конфуз с пилюлями деторождения). И в мире демонов, и в мире богов были те, кто завидовал, и те, кто восхищался ими. А также были те, кто не прочь сказать что-нибудь неприятное, мол, в наследнице больше демонической силы и в будущем она может стать огромной угрозой. Хуа Цинь и правда была непослушной. Однако многие заговорили по-другому, когда пошли слухи о том, что Се Лянь серьезно болен и наследница одна отправилась за лекарством в неизвестные земли. Магические силы Хуа Чэна помогли, когда болезнь только зарождалась, но вскоре даже они стали бесполезными. Се Лянь угасал. Его божественная жизнь подходила к концу — и он будто принимал это со спокойной душой. Хуа Чэн ни разу не вышел из дворца, оставаясь с супругом. Посылал за лучшими лекарями Царства призраков и даже Небесной столицы. Все твердили ему одно — это не болезнь, а конец жизненного пути Бога, этого не предотвратить. Хуа Чэн верил до последнего — и нашёл выход. Он отправил всех демонов за лекарством в земли, куда не ступала нога человека, а возможно, и демона с богом. Однако прежде, чем возрадоваться, что решение нашлось, он узнал, что их дочь пропала — узнала о лекарстве и отправилась за ним первая. — Сань Лан, где А-Цинь? Скажи, что я хочу увидеть её. Хуа Чен медлил и, в конце концов, решил, что сказать неправду Се Ляню будет очень подло, поэтому, взяв его ладони в свои руки и сев на колени перед кроватью, он произнёс: — Наша А-Цинь… ушла. Ее уже ищут. Думаю, она могла отправиться за лекарством… — Он уткнулся лбом в ладони Се Ляня. — Прости, Ваше Высочество. Я не уследил. — Она в порядке. Я уверен. — Се Лянь почему-то точно знал это. И ещё он точно знал, что вот-вот покинет этот мир. — Пожалуйста, Сань Лан, вставай. Приляг со мной. Се Лянь вспоминал всё то, что они пережили вместе в самом начале их знакомства и с того момента, как они создали семью. Он резко прервался, и Хуа Чэн, слёзы которого только что перестали скатываться по щекам и на лице заиграла улыбка, замер, повернувшись к Се Ляню. От его шепота у Хуа Чэна ослабло тело. Ему казалось, будто он сам умирает. — Мы обязательно встретимся снова, мой Сань Лан. На этом жизнь Се Ляня, которая не всегда была к нему благосклонна, завершилась. Хуа Чэн прижал тело к себе, ощущая, как его самого трясёт. Он просидел так ещё очень долго, прильнув к Се Ляню, — а потом Царство призраков услышало полный боли и гнева пронзительный крик. Огни на улицах погасли, и стало так тихо, словно всё в округе разом вымерло. Во дворце ни Хуа Чэна, ни Се Ляня остальные демоны больше не видели. Но некоторые говорили, что его плач слышно по дороге в Призрачный город и дальше. У него на руках — бездыханное тело его супруга. Позже боги из Небесных чертогов говорили, что, даже находясь рядом с ним, можно без причины начать корчиться от боли и рыдать. А в людском мире говорили, что один человек, повстречав его однажды, свёл счёты с жизнью. Се Лянь случайно засыпает на последней паре. Быть прилежным учеником очень непросто, особенно когда учишь конспекты до трёх ночи. Одногруппница толкает его, так как видит, как он корчится от плохого сна, но это не срабатывает, поэтому одногруппник рядом с ним толкает сильнее и шепчет на ухо: «Когда пойдёшь искать своего муженька Хуа Чэна?». Се Лянь даже не приоткрывает глаза, сон поглощает его полностью, и через мгновение он кричит на всю аудиторию: — Сань Лан! По аудитории катится смех. Преподаватель усмехается: — Я рад, что вы прониклись историей, Се Лянь. Се Лянь, оценив масштаб катастрофы, смущённо сжимается. Он перепутал реальность со сном и, похоже, пропустил больше половины пары — он точно помнил, что преподаватель начинал говорить что-то про легенду о плачущем демоне. Именно на этом моменте Се Лянь окончательно отрубился. — Ты был в легенде, и как ты мог такое пропустить? — слышит Се Лянь рядом с собой, но, ещё полностью не отойдя ото сна, произносит: — Что ты такое говоришь? — И начинает быстро собирать вещи. Взгляды одногруппников не прекращаются, поэтому единственное, что хочет сейчас Се — это поскорее уйти отсюда. Ему вполне хватало странностей в виде снов и того младшекурсника, который, казалось, следит за ним. Они разговаривали пару раз, и он оказался очень милым — даже чересчур. И сказал Се Ляню напоследок, что скоро он всё вспомнит. Но что именно — Се Лянь так и не понял. Может, они с этим мальчишкой были давними друзьями детства, которые разлучились из-за переезда или что-то вроде того? Се Лянь опускает руки в холодную воду. Он прикрывает глаза и прикасается к лицу, но стоит ему посмотреть в зеркало и начать приглаживать волосы, он замечает красную нить на пальце, которая тянется в никуда. Се Лянь поначалу ищет начало нити, но его поиски прерывает внезапно появившийся Хуа Чэн. Он таращится на Се Ляня и прерывисто дышит. — Пойдем со мной, гэгэ. Это срочно. Взгляд Се Ляня падает на такую же нить на пальце у Хуа Чэна — и наконец он находит другой конец. — Это что… — ошарашено произносит Се Лянь, пока Хуа Чэн тянет его к двери. — Я всё объясню. Только, пожалуйста, поверь мне! Они несутся по коридору под любопытные взгляды однокурсников. Кто-то кричит им вслед: — Что, нашёл своего «плачущего демона»? Хуа Чэн на секунду хмуро оборачивается. — Обязательно такая спешка? — немного обеспокоенным голосом спрашивает Се. — Я просто очень долго ждал, чтобы появился хоть какой-то знак, — Се Лянь понимает, что он имеет в виду красную нить, — и чтобы рассказать тебе. Запыхавшийся Се Лянь уже хочет высказать все, что накопилось — за то, что Хуа Чэн сталкерил его, за то, что так резко и без объяснений потянул его куда-то. Но он замечает слезу на его щеке и решает, что это подождёт. Возможно, что-то действительно случилось и повторяющиеся сны правда имеют смысл. А ещё та легенда… Се Лянь вздыхает — его до сих пор мучает вина за то, что он уснул прямо на паре и пропустил, возможно, самое главное. Они подбегают к кабинету на первом этаже. — Это же мастерская, в которой ты работаешь? — Да. И здесь есть то, что многие ещё не видели. Правда, им и необязательно. Хуа Чэн немедленно пересекает мастерскую, в которой стоят незаконченные и завершенные скульптуры, а на полу валяются свертки чертежей, и срывает ткань со статуи в отдаленном углу. В прошлый раз, когда Се Лянь оказался в мастерской, именно эта работа и заинтересовала его, но Хуа Чэн с милой улыбкой ответил, что показывать её пока что рано. Статуя отличается изяществом, хотя больше половины отколото, оплетено лозой и мхом и испачкано. Но есть и отреставрированная часть — их лица. Се Лянь часто моргает, чтобы осознать, что это действительно его улыбающееся лицо чуть прижато к лицу… Хуа Чэна. Они держатся за руки, остановившись, словно в танце. — Я высек её после нашей свадьбы. Она стояла в нашем дворце в Призрачном городе, помнишь? — спокойно говорит Хуа Чэн. Слишком спокойно для Се Ляня. — Призрачный город? Свадьба? — тихо повторяет он. — О чём это ты? Хуа Чэн делает шаг и аккуратно прикасается к талии Се Ляня. От этого прикосновения будто исходит ток — оно кажется неожиданно родным. — Гэгэ, я готов всё объяснить. Эта статуя передавалась в нашей семье из поколения в поколение. Но была утеряна, пока я не нашёл её в подвале дома моего дедушки. Она так же была спрятана под тканью. Тогда я начал вспоминать свою прошлую жизнь. Ты же веришь в судьбу и реинкарнацию? Мы не просто так похожи на людей на этой статуе. И мы не просто так оказались в одном университете. — Он берёт ладонь Се Ляня, где красуется красная нить. — И эта нить — она наконец появилась, чтобы и ты вспомнил. Ты же помнишь?.. Се Лянь наблюдает, как Хуа Чэн медленно целует его ладонь — и перед глазами на долю секунды всплывает картинка. Хуа Чэн в красном и с более длинными волосами. Он отдергивает руку, какое-то время не в силах что-либо говорить. Непонимающий Хуа Чэн замирает, смотря на Се Ляня. — Прости. Мне нужно всё обдумать. Переварить. Я что-то понимаю, что-то помню, но этого мало! Прости, Хуа-ди, правда, — Се Лянь поднимает с пола сумку с учебниками и выходит из мастерской. Голова кружится от кучи мыслей и размышлений. Се Лянь прислоняется спиной к стене в пустом коридоре, потирая виски двумя пальцами — и это движение тоже кажется ему до боли знакомым. Он в недоумении смотрит перед собой и хмурится, а затем решает наконец отправиться домой, чтобы расслабиться и расставить всё на свои места. Его снова мучает вина перед Хуа Чэном: не нужно было вот так оставлять его. Может, они бы разобрались вместе и он бы всё вспомнил, ведь его что-то гложет, будто он должен знать кое-что важное и даже жизненно необходимое, но не может перебороть себя и осознать до конца. Се Лянь слышит шаги позади себя и, решив, что это Хуа Чэн, ускоряет шаг. — Ученик Се! — голос преподавателя китайской мифологии, на паре которой он сегодня бессовестно уснул. Се Лянь про себя с досадой отмечает, что ему все-таки влетит за это. — Учитель Мэй… я очень виноват. Я прочитаю ту историю и даже напишу по ней эссе, только… Мэй Няньцин поднимает ладонь вверх, заставляя Се Ляня помолчать. — Это я хотел вам кое-что рассказать, юноша. «Юноша». Се Лянь застывает. — Пройдёмте со мной в кабинет. Няньцин кладёт перед ним толстую книгу. Се Лянь удивленно смотрит на учителя: разве это не та книга, откуда он обычно берёт материал? — И что мне… — Погоди, ещё кое-что. — Няньцин неожиданно для Се Ляня снимает с книги обложку, под которой оказывается ещё одна, но более потрёпанная. На ней — наполовину стёртая надпись: «собственность» и «дневник». — Не могу поверить, что я читал почти все истории отсюда весь семестр, а ты и не вспомнил, Сяньлэ! От последнего слова у Се Ляня мурашки идут по коже. Он, приоткрыв рот, рассматривает обложку и наконец решается открыть книгу. Пожелтевшие страницы порваны и сильно потрепаны, так, что боишься на них дышать. — Как вы меня назвали, учитель Мэй? Няньцин тяжело вздыхает: — Просто прочитай. Это мой дневник, так скажем. Се Лянь только что замечает, что это и не страницы вовсе, а склеенные маленькие свитки. — Ваш дневник? Но как он… так же писали очень и очень давно! — Пожалуйста, больше никаких вопросов. Я не думал, что придётся за тобой гоняться, — он потирает переносицу, — ты просто уснул! А я-то думал, что сегодняшняя «легенда» поможет тебе хоть что-нибудь вспомнить! Читай. Се Лянь выдыхает и молча принимается вчитываться в текст. На удивление, он понимает всё, даже те выражения, которые никогда не видел в древнекитайских поэмах. Остановившись где-то на половине книги, он поднимает на Мэй Няньцина красные от усталости и слёз глаза — на Се Ляня будто снисходит осознание и он за несколько минут снова проживает свою прошлую жизнь. Няньцин с мягкой усмешкой качает головой. — Учитель, теперь я точно всё помню… — Так почему бы тебе не вернуться к Хуа Чэну? Университет уже закрывается, когда он выбегает из кабинета. Когда он на бегу хватает ручку от двери мастерской и дергает, она не поддается. Ещё Се Лянь вдруг вспоминает, что забыл сумку с учебниками в кабинете Няньцина — но это уже не столь важно. Се Лянь решает не идти сразу в общежитие и искать там, а спешит на стадион — и с выбором не ошибается. Хуа Чэн сидит на одной из трибун, смотря перед собой, и когда Се Лянь тихо подходит к нему, тот он ошеломленно вскакивает. — Сань Лан, — снова произносит он, продолжая с обожанием смотреть на Хуа Чэна, — мы снова вместе, верно? Хуа Чэн делает шаг и заключает Се Ляня в объятия. И этого словно всегда не хватало им обоим — они прижимаются всё крепче, зарываясь руками в волосы друг друга. От горячего дыхания и тесноты становится жарко, но они и не думают отходить друг от друга. — «Мы обязательно встретимся снова, мой Сань Лан», — цитирует Се Лянь. — На самом деле, ты не успел ничего сказать, кроме «Сань Лан», — приглушенно говорит Хуа Чэн, зарываясь в шею Се Ляня. — Старик всё приукрасил для красивой легенды. Се Лянь приподнимает голову. — И что же из этой легенды неправда? — То, как он описал мою боль. Всё было… сложнее и мрачнее. Остальное — правда. Се Лянь закусывает губу, уткнувшись Хуа Чэну в грудь. — А что было дальше? — Я сам разрушил кольцо с моим прахом — и всё. Когда понял, что больше не могу горевать и смотреть на твоё безжизненное тело на моих руках. У Се Ляня снова пробуждается чувство вины. Сань Лан столько пережил, столько скорбил и наверняка безумно ждал воссоединения в этой жизни, а Се Лянь посмел так бросить его сегодня в мастерской. — Я и не думал, что в этой жизни буду таким тугодумом, — усмехается он. — Прости. Я заставил тебя ждать на пару часов больше, чем следовало. Хуа Чэн легко улыбается: — Это уже потеряло важность. Се Лянь кивает, но затем резко вскидывает голову: — А как же А-Цинь? Что с ней? — У меня нет ни единой зацепки. Но я надеюсь, что она всё ещё в лучшем мире или наслаждается жизнью здесь. Се Лянь кидает слабое «да», смотря в сторону. Он решает, что от них все-таки ничего не зависит, особенно сейчас, когда они простые смертные, и им остается только начать всё сначала. И ещё он размышляет над кое-чем другим. Это чувство невыносимо пылает сейчас в груди и животе. — Поцелуешь меня? Хуа Чэн на секунду замирает, вскинув брови, но без слов наклоняется вперёд. Се Лянь никогда бы не отпускал эти губы — очень сладко и мокро. Так, словно он ждал этого тысячи лет