***
Тишина не давит, не пугает. Сэм думает, что этому надо бы удивиться, но сил нет. Пустота больше не снаружи, она внутри. Разум отстраненно анализирует события, строит логические цепочки, делает очевидные выводы. Сэм ему не препятствует, но ощущает себя будто бы отдельно. Фантазия рисует ничтожного человека, забившегося в угол в попытке не захлебнуться отчаянием. Взгляд снова и снова возвращается к осколкам тарелки. Надо только протянуть руку. Сэм не шевелится. Сейчас в голове нет ни одного варианта, что он мог бы предложить ангелам. Разве что себя, но в этом нет смысла. Просто он не может сдаться. Сэм гонит мысль, что сдался уже в разговоре с Люцифером. Есть что-то убаюкивающее и манящее во внутренней пустоте. Она странно, но безупречно гармонирует с внешней тишиной. В этом симбиозе легко раствориться, и перспектива неожиданно не пугает. Сэм прикрывает глаза, оставляя себе лишь тонкую полоску обзора. В голове воцаряется гулкая, чуть-чуть звенящая пустота. Она отлична от той, что владеет внутри, но и схожа с ней. Из пойманного своеобразного равновесия выводит едва слышный шелест крыльев. Очевидно, это Люцифер. Сэм знает, что должен вскочить на ноги и обороняться до последнего. Он даже не поворачивает головы. Тотальное безразличие, кажется, не пробить ничем и никому. Мгновения идут. — Сэм, — это, наверное, зов, но в голосе Люцифера по-прежнему никакой интонации, словно он больше вообще не испытывает эмоции. Возможно, так и есть. Сэм знает, что нужно что-то ответить. Как минимум, хотя бы обернуться. Выворачивать шею неудобно. Сэм неохотно поднимается на ноги и разворачивается на месте. Люцифер стоит в паре ярдов напротив и смотрит на него. В глазах Люцифера ни следа красноты, они вновь голубые. На его щеке и виске красуются две новые ссадины, похожие на язвы. Несмотря на туман отчаяния, заволакивающий разум в ссоре, Сэм четко помнит, что их не было. В руке Люцифера Сэм замечает небрежно скрученный свиток. — Что это такое? — без интереса спрашивает Сэм, когда Люцифер неожиданно протягивает свиток ему. Любопытства нет. Сэм не знает, зачем все-таки делает шаг вперед и берет свернутый пергамент. Люцифер чуть заметно жмет плечами. Очевидно, это единственный ответ на прямой вопрос. Сэм не чувствует ничего, кроме безразличия. Им не о чем говорить больше. Люцифер просто остается его тюремщиком. Свиток Сэм разворачивает. Может, это его наказание или приговор. Непонятно, зачем бы доносить его так, но ознакомиться стоит в любом случае. Латынь не представляет собой проблемы. Сэм спотыкается на отдельных словах, которые в современности не используются, но это не мешает быстро уяснить суть. Пальцы пробивает дрожь. Пергамент едва не летит на пол. Сэм думает, что лучше бы это был его приговор. На себя сейчас все равно, а на Дина нет. Сэм заставляет себя вчитаться в контракт внимательнее. В горле застревает ком. Поверить своим глазам сложно, не поверить — невозможно. За возможность попасть в Ад Дин согласился в течение года отдать демону души десяти людей, так как его душа предметом торга выступать не могла. Дыхания не хватает. Сэм неотрывно смотрит на ровные, безликие строки. Он знает, что делал сам, пытаясь спасти Дина. Но то, что перед глазами, все равно слишком. Никто не должен делать такое, а Дин и подавно. Свиток вылетает из руки неожиданно. Сэм моргает и в первое мгновение уверен, что это он отпустил из-за дрожи в руках. Но пергамент в руке Люцифера, и мысль уходит. Сэм больно глотает и ощущает зарождающуюся растерянность. Возможно, Люцифер хочет его шантажировать, хотя неясно как именно, или просто пытается причинить ему боль. Когда свиток вспыхивает пламенем, Сэм невольно приоткрывает рот. Рука Люцифера кажется живым факелом, но на самом деле горит только бумага. Пепел летит на пол мертвыми, серыми хлопьями. Сэм никак не может понять, как реагировать, но безразличие бьется так легко, что от этого немного страшно. Догорает последний кусок пергамента, угловой, даже не заполненный текстом. — Больше Дин ничего не должен Аду, — Люцифер просто информирует, его отношение к озвученному факту не понять. — Я должен в это поверить? — вопрос срывается раньше, чем разум одобряет, но Сэм о нем не жалеет. Это важно, чертовски важно. Намного важнее, чем он может почувствовать сейчас. Впрочем, чувства шевелятся где-то глубоко внутри, ищут путь на поверхность, и главное ограничение — страх очередного разочарования, которое не позволят принять свежие раны. Внутренняя пустота кажется анестезией. Сэм думает, что он все-таки свихнулся в какой-то момент. — Можешь не верить, — Люцифер разводит руками, а потом отряхивает их друг о друга обычным человеческим жестом. — Но тут такая фигня, Сэм, что я дьявол. Моя воля в Аду — единственный закон. Воображение самовольно добавляет словам Люцифера нужные интонации: ехидное превосходство, снисходительную насмешку, раздражающую самоуверенность. Сэм просто смотрит в голубые глаза и неожиданно для себя верит в то, что Дин свободен от совершенной явно в порыве отчаяния глупости. Только не знает об этом, что сразу же становится актуальной проблемой. — Если ты не лжешь, Дин должен знать, — Сэм говорит осторожно, плохо понимая, разговаривает он сейчас с врагом или просто с чужаком. — Он ведь будет пытаться выполнить условия. — Ну, Сэм, тут не представляю, чем тебе помочь, — кажется, только на крошечный миг, что в словах Люцифера мелькает сожаление. — Я могу заглянуть к твоему твердолобому братцу, но мне он не поверит. — Он бы поверил мне, — Сэм выдает первый очевидный вариант, который приходит в голову, и замирает. Возможно, он переходит границу дозволенного, которая неожиданно сильно сдвинулась. Возможно, она не сдвинулась вообще, а он лишь хочет так видеть, или Люцифер играет в какую-то свою игру. Мысль, что тот мог просто проглотить оскорбления, в голове приживаться не хочет. Сэм сдерживает желание потереть лицо руками. Он чувствует себя запутавшимся и уставшим. — Ему придется поверить демону, с которой он заключил сделку. Я прослежу, чтобы она была убедительна, но не болтала лишнего. Как тебе такой вариант, Сэм? А ты пока добровольно вкусишь сон, — за последней фразой угадывается бледная, почти незаметная тень былого насмешливого ехидства. Сэм хмурится. Люцифер другой, совсем другой. Он серьезен до предела, похоже, думает над каждым словом, прежде чем его произнести, а еще решает ситуацию с Дином так, словно дьявол, делающий добрые дела, — это базовая данность, и никогда и не было иначе. Сэм не понимает, как относиться к перемене, не знает, что о ней думать и не может угомонить паранойю. Но еще он не может не чувствовать благодарность. Заключить сделку с демоном — это Дин выбрал сам. Сэм готов поставить свою жизнь на то, что Люцифер не имеет отношения к этой ситуации, потому что хорошо знает брата. Дать Дину свободу со стороны Люцифера — это много, это так чертовски много. Не чувствовать себя благодарным и будто бы обязанным не получается. Сэм все-таки проводит рукой по лицу один-единственный раз. Может, он не должен соглашаться. Только вариантов у него ничтожно мало. Он соглашается, он отказывается, — все убийственно просто. Предсказать, как поведет себя Люцифер в одном и в другом случае, все равно невозможно. Понять, является ли все это какой-то хитрой и искусной игрой, тоже. Сэм медленно кивает в знак согласия. Терять ему все еще нечего. Но сейчас в груди шевелится слабая тень надежды на то, что он может что-то обрести. Сэм чувствует себя выгоревшим дотла эмоционально. Слишком много потрясений за короткое время после долгой изоляции. Он ощущает и непроходящую физическую слабость. Провалиться в глубокий, крепкий сон, — это манит, несмотря на то, что ему безразлично, проснется ли он. — Ладно, — немного заторможено подтверждает свое согласие в подобии уговора, предложенного Люцифером, Сэм вслух. — Чудно, — Люцифер отвечает натянутой улыбкой и бросает выразительный взгляд на кровать, а после улетает. Взбивая подушки и откидывая покрывало, Сэм думает о том, что Люцифер не усыпил его, хотя мог. Наверное, это что-то означает тоже, но мозг буксует и не спешит предлагать выводы. Сэм обещает себе подумать об этом сразу после пробуждения, если оно случится, и засыпает чуть раньше, чем голова касается подушки.***
Дин не верит. Дин пытается убить демона, которая безупречно исполняет приказ в надежде вновь оказаться на верхних уровнях Ада. Люцифер рассеянно думает, что это даже можно ей позволить. В конце концов, ее вины в том, что у Дина отсутствуют мозги, нет. Люцифер наблюдает за набирающей обороты дракой, сохраняя невидимость, и обдумывает, стоит ли вмешиваться. Помощь приходит неожиданно. Кастиэль, который не слишком твердо стоит на ногах и излучает праведное негодование при взгляде на демона, убеждает Дина, что на нем нет никаких обязательств. Ему Дин верит сразу. Люцифер гонит мысли о преданности и доверии, которые рождают злую зависть, и улетает, прихватив демона. Та долго благодарит за разрешение остаться на пятом уровне вместо последнего, кажется, готова упасть ниц и молиться ему прямо здесь. Люцифер не слушает и отсылает ее взмахом руки. Уничтожить — вот что он на самом деле должен был сделать, едва ознакомившись с контрактом. Но желания это сделать нет до сих пор. Где-то там ему жаждут предоставить доклады демоны. На Земле всегда найдется, за чем проследить. Люцифер думает о том, что Сэм не должен проснуться в одиночестве, и отбрасывает дела в сторону без капли сожаления. Он ненавидит Ад, когда-то созданный для того, чтобы стать тюрьмой ему и Лилит, глубоко и неистово. Но это никак не меняет того, что здесь он единственный царь и бог. Поэтому все подождет. Сэм спит. Люцифер не особо разбирается в том, как устроен сон у обезьянок, но навскидку определяет, что тот глубокий. Взгляд останавливается на осколках посуды, часть из которых покрыта запекшейся кровью. В голове крутится мысль, что он не просто пошел дорогой отца, но превзошел его. Только отзывается она совсем не гордостью. Щелчок пальцев отправляет осколки в небытие. Люцифер устраивается в кресле. Он пробыл на Земле около шести минут. Если Сэм смог уснуть сразу, то спит около двенадцати часов. Люцифер не уверен, хорошо или плохо это для обезьян, но будить не спешит. Возвращается случайная идея, мелькнувшая в голове во время визита в разваливающийся дом какого-то старика, где находится Дин. Люцифер устремляет задумчивый взгляд на одну из боковых стен. Создать окно между измерениями — плевое дело. Сложность видится в том, чтобы выбрать, что будет за ним. Люцифер перебирает варианты. Дать Сэму возможность следить за жизнью брата кажется очевидным решением, но ровно до того момента, когда Люцифер представляет, что кто-то сделал бы это для него в клетке. Память подкидывает безупречный вид, который открывается с одной из самых высоких вершин Америки. Это то, что нужно. Люцифер сосредотачивается. Когда-то в творении он легко превосходил Михаила, не говоря уже о младших братьях. Разменянный на разрушение навык, кажется, не вернуть. Обманчивость ощущения оказывается очевидна, когда уже третья попытка венчается успехом. Сила струится, воплощая волю. Первоначальное намерение создать лишь окно претерпевает кардинальные изменения в процессе. Сэм начинает шевелиться и явно собирается проснуться. Люцифер неохотно отвлекается от критического оценивания результата. Окно занимает почти всю стену и открывает вид на красивый горный пейзаж. Солнце, прошедшее зенит, заглядывает в помещение и приносит яркий свет. Ветер гуляет, олицетворяю свободу, шевелит вершины преимущественно хвойных растений. Щелчок пальцев гасит факелы. Момент совпадает с тем, что Сэм резко садится на кровати. Люцифер бросает на него короткий взгляд. Сэм еще далек от полноценного пробуждения. Он сонно моргает и, похоже, пытается сообразить, где находится. Впрочем, это длится лишь мгновение. Растерянность после сна сменяется мрачной замкнутостью и отрешенностью. — Люцифер, — явно через силу приветствует Сэм, когда спускает ноги с кровати, очевидно, решив встать. Выражение его лица меняется быстро, а рот приоткрывается, когда он упирается взглядом в окно. Пауза, прежде чем Сэм решается на вопрос, кажется маленькой вечностью. — Что это такое? — голос слегка дрожит, определенно подло подводит Сэма и выдает его недоверчивую надежду. — Горы, — Люцифер слегка разводит руками. — Ну, Сэм, ты же не думаешь, что я запоминал, как обезьяны их обозвали? Вроде этот массив где-то в Колорадо. Или в Небраске? Кто вообще решил называть отдельно разные куски территории? — Это иллюзия? — Сэм игнорирует вопрос и задает свой, хриплым, слегка задушенным голосом. — Просто небольшая лазейка, чтобы подглядывать за чудным местечком на Земле, — небрежно отзывается Люцифер и ощущает легкую досаду, когда вспоминает, что Сэму нужна еда. — То есть, — Сэм выглядит странно, встает и идет к окну, но так медленно, словно ноги отказываются его слушаться. — Это место действительно существует? Это по-настоящему? — Выгляни в окно и проверь, — советует Люцифер, закатывает глаза и на ходу решает как добыть еду так, чтобы не оставлять Сэма дольше, чем на несколько минут. Уже опробованную небольшую игру со временем не представляется сложным повторить. — Что предпочитаешь на обед, Сэм? — Обед? — Сэм переспрашивает глухо и снова смотрит затравленно. Люцифер усмиряет раздражение и пытается помнить, что у Сэма есть основания. — Я не знаю. Все равно. Я… У тебя что-то получилось с Дином? Внутри коротко вспыхивает ярость. Люцифер не сомневается, что если бы не резкая перемена в обстановке, этот вопрос Сэм задал бы в первую очередь. Уверенность, что для Сэма нет никого важнее брата, почти разжигает ярость вновь, но она гаснет, когда память безжалостно напоминает, как он сам не желал проводить без Михаила даже мгновение. Боль проходит по сущности волной. — Да, — лаконично роняет Люцифер. Сэму явно мало общего ответа, но он неохотно удовлетворяется им. Вопросов не следует, хотя Люцифер чувствует, как сильно Сэм, который опускает плечи и, кажется, теряет интерес даже к окну, хочет начать их задавать. Оставить это без ответа неожиданно не получается: — Сэм, ну я тебя умоляю, — тянет слова Люцифер. Привычные жесты на месте, но ехидности интонации сильно не хватает. — Твой твердолобый братец в порядке. Прислушался к своему ручному пернатому и теперь наслаждается обретенной свободой. — Ты про Каса? — Сэм оживляется моментально и даже поднимает взгляд, чтобы посмотреть в глаза. — Он с Дином? — И удачно донес до него, что радостные вести не фуфло от демонов, — пренебрежение не нужно изображать и ответ дается легче предыдущего. Но странное и незнакомое ощущение неуверенности не уходит. — Постарайся не натворить глупостей, пока я отлучусь за едой, Сэмми, — Люцифер меняет тему, стремясь к чему-то привычному, но результат до конца не удовлетворяет. — Люцифер, — Сэм окликает в последний миг перед полетом и заставляет задержаться. Он явно борется сам с собой, но все-таки добавляет: — Спасибо. За это, — Сэм указывает рукой на окно, но смотрит вновь в глаза. — Даже если это… Неважно. Просто спасибо. И за Дина тоже. Наверное, нужен какой-то ответ, но его нет. Получение благодарности не являлось целью, а как на нее реагировать Люцифер не знает. Он летит, ощущая на себе взгляд Сэма, и отказывается обдумывать дальнейшее общение.***
Сэм раз за разом протягивает руку к ручке окна, но отдергивает ее. Все предельно просто: перед ним окно, которое он может открыть. Для этого нужно одно несложное движение. Но сделать его никак не получается. Сэм медленно и глубоко вдыхает. Признавать, что его моральное состояние даже хуже, чем казалось, хотя он и не тешил себя иллюзиями на этот счет, не хочется. Но ситуация не оставляет иного выбора. Коснуться окна страшно. Страшно испытать разочарование, страшно убедиться, что это все-таки иллюзия, страшно поверить Люциферу в мелочи, которая даже не имеет серьезной важности. Сэм знает, почему. Он отчаянно боится, что начав верить Люциферу в мелочах, он потеряет границу, которую переступать нельзя. Потому что как бы там ни было, Люцифер — враг. Хватит уже того, что он верит всему, что касается Дина. В голове зарождается ноющая боль. Сэм морщится. Физически он вполне в норме, но противоречивые мысли не дают покоя. Верить Люциферу нельзя. Это базовая данность, имеющая под собой железобетонное основание. И оно намного глубже, чем даже очевидные причины: Люцифер фактически похитил его и насильно удерживает взаперти. Люцифер сделает что угодно, чтобы получить его согласие как сосуда. Сэм сжимает губы, запрокидывает голову и бездумно смотрит в давно осточертевший потолок. Люцифер похитил его, но спас ему жизнь. Возможно, ангелы воскресили бы его. Возможно, нет. Но никакого альтруизма в поступке Люцифера не было. Мертвый сосуд «да» не скажет. Сэм понимает это четко, и это помогает не чувствовать благодарность хотя бы за свое воскрешение. Насильственное заточение никаких смягчающих обстоятельств не имеет и неизменно дает силу абсолютно оправданной злости. Она слегка глушится знанием, что Люцифер — дьявол, и ничего иного от него ожидать не стоило, но все равно выступает отличным противовесом для то и дело напоминающей о себе благодарности. Думать о Дине не хочется. Сэм чувствует слабую, бледную радость от того, что брат в порядке и даже с Кастиэлем, который давно стал надежным другом. Но сейчас дело не в этом. Люцифер избавил Дина от контракта. Вот об этом думать не хочется совсем. Но убегать от реальности Сэм не умеет. Ярость занимается, когда в голове мелькает мысль, что Люцифер просто пытался его купить. Но силы ей не хватает. Сэм делает еще один долгий-долгий вдох, а затем медленный выдох, и напоминает себе, что покупаться он не обязан. Но именно уверенность, что свое согласие Люциферу он не даст никогда, и толкает быть благодарным за сожженный контракт. Сэм опускает голову и вновь прикипает взглядом к окну. Гордость требует счесть его насмешкой. Истосковавшийся по чему-то родному, привычному, человеческому разум требует его открыть. Сэм колеблется. Страх разочарования все еще силен, но сильнее опасение, что если все окажется правдой, к благодарности прибавится новый пункт. Он ничего не просил у Люцифера. Он не может быть должен за то, что кто-то дал ему по своей воле. Сэм убеждает себя раз за разом, но когда вновь протягивает руку, она так и не достает до ручки. От окна хочется отойти. Дать волю гордости и стойко игнорировать обновление в помещении, словно его и нет. В окно нестерпимо хочется выглянуть. Голова болит сильнее. Разрозненные мысли о будущем вдруг кучкуются в голове, захватывают внимание. Сэм трет подбородок. Привычный жест неожиданно немного успокаивает, но никак не мешает понимать, что дальше — полная неизвестность. Люцифер не отпустит его, это факт. Доброта Люцифера, вряд ли хоть сколько-то искренняя, имеет конечность, и закончится в тот момент, когда он поймет, что согласия не будет ни в Аду, ни в Детройте. А где-то на Земле все еще есть Дин, который не оставит попыток его спасти. В горле скапливается горечь. Сэм видит очевидный вариант: вести себя так, чтобы давать Люциферу минимальные основания считать, что когда-нибудь, возможно, он скажет заветное «да». Это способ обеспечить себе максимально комфортное существование, возможно, выбить какие-то привилегии, а со временем и найти способ сбежать. И этому противится все существо. Сэм сжимает кулаки. Он не такой, никогда не был таким, и не собирается становиться ради опасной игры с дьяволом, которая даже не факт, что выгорит. Даже мысль о том, чтобы упасть так низко, вызывает отвращение. Проблема заключается в том, что с другими вариантами не густо. По сути, остается рассматривать только игнорирование и открытое сопротивление. Боль из головы переползает куда-то в шею и, кажется, даже плечи. Сэм сдается. Думать о будущем, которое рисуется в черных красках, поверх настоящего, которое радужными тоже похвастаться не может, — это просто слишком. Сэм трясет головой, временно оставляет размышления и вновь смотрит на ручку. Не находить в себе сил за нее дернуть — это тоже проявление слабости. Возможно, большей, чем он может себе позволить. Сэм стискивает зубы. Трусом он не был никогда, а сейчас худший момент для того, чтобы им стать. На этот раз рука не дрожит и действует уверенно. Сэм медлит секунду, а потом распахивает оконную створку. Свежий воздух, который кажется чем-то инородным, забытым, горько-сладким и чуть кисловатым врывается в помещение. Сэм жадно хватает его ртом так, словно не пробовал на вкус никогда, игнорирует все доводы рассудка, делает это все быстрее и быстрее, до тех пор, пока голова не начинает кружиться. Порыв ветра ударят прямо в лицо, и Сэму хочется смеяться. Часть разума помнит, что все может быть иллюзией, но если и так, то Люцифер должен быть как минимум равен по силе самому Богу, потому что настолько настоящих ощущений придумать невозможно. Страх отступает куда-то в глубины сознания окончательно. Сэм высовывается за окно по пояс. На улице холодно. Это нормально, учитывая, что местность гористая. Сэм сейчас согласен даже на сорокаградусный мороз. Или стоградусный. Это свежий воздух, это пьянящий и дразнящий свободой ветер, это потрясающий вид на заснеженные вершины и высокие сосны или что-то на них похожее. А еще это скупое, но ласковое и по-настоящему теплое, что еще больше ощутимо на холоде, солнце. Сэм не думает, когда подтягивается, перебрасывает ноги наружу и ловит баланс на узкой оконной раме. Ему неудобно, края болезненно впиваются в ягодицы, но ощущения, которые наполняют мощным потоком, стоят всего. Мысль подыгрывать Люциферу неожиданно перестает казаться неприемлемой. Пальцы, которыми Сэм цепляется за бока рамы, быстро мерзнут, но это кажется мелочью. Взгляд вниз позволяет оценить, что прямо под окном ровное плато, слегка припорошенное снегом. До него ярдов сорок, не меньше, но это не мешает мозгу строить гипотезы о том, что будет, если найти способ на него спуститься. Люцифер наверняка исключил любую возможность побега таким способом, но сама возможность продолжает кружить голову. Сэм задыхается, когда вдруг понимает почему. Он вновь по-настоящему чувствует надежду. Ее нет, не может быть. Она иллюзорна намного больше, чем горы вокруг. Она иррациональна, но она до отвращения настоящая. Настолько, что кажется первым настоящим чем-то, испытанным за все время в заточении. Это не так, разум не сдает свои позиции, и напоминает об этом. Но изменить напоминание не может ничего. Теперь одиночество манит и привлекает. Если Люцифер по-прежнему будет оставлять его одного, у него будет шанс обмануть себя и поверить, что это место только его. Сэм пытается оценить здравость собственных размышлений, но быстро откладывает это на будущее. Люцифер вернется в любом случае. За каким-нибудь очередным неловким, невыносимым и напряженным ужином у него однозначно будет время, чтобы все обдумать. Сейчас же хочется взять все, что получится успеть. Отравляет только одна мысль, которая становится все настойчивее и никуда откладываться не хочет. Зная, что он не должен быть благодарен, он начинает чувствовать что-то похожее на благодарность все равно. Сэм вцепляется пальцами в раму крепче. Это не имеет значения до тех пор, пока он не позволит ему его иметь. Пока он помнит, что Люцифер — враг, этим можно пренебречь. — Сэм? Ни шелест, ни любой другой звук о появлении Люцифера не предупреждает. Сэм вздрагивает, когда обращение из пустоты резко выдергивает из размышлений, в которые он ушел намного глубже, чем сам понимал, и просто не успевает подумать, когда разжимает руки, чтобы резко развернуться. Баланс равновесия теряется в один миг, его кувыркает в воздухе, и в голову влетает мысль, что с плато он познакомится намного раньше, чем, возможно, мог бы.