***
Крепкое, так хорошо знакомое объятие выбивает из колеи окончательно. Сэм жмурится, стараясь сдержать непроизвольные слезы, верит и не верит, что его хлопает по спине Дин, не понимает ровным счетом ничего, но готов заткнуть паранойю ради только этого мига ощущения себя донельзя живым. — Дин, как ты?.. Это правда ты? Почему Люцифер?.. — Сэм не может остановиться, хочет задать все вопросы и сразу, гонит страх, что это все новое развлечение Люцифера, и отчаянно цепляется за плечи Дина, которые чувствуется как что-то очень реальное. Взгляд мечется по опостылевшему помещению. Сэм медленно понимает, что Люцифера в нем нет. Очевидно, тот улетел. Вопросов прибавляется, сомнения грызут, не давая ни секунды передышки, а мысли мечутся как обезумевшие птицы. Сэм заставляет себя податься назад и быстро осматривает Дина. Тот выглядит настоящим. — Что он с тобой сделал? Сэм, — Дин берет его за плечи, слегка встряхивает и смотрит испытывающе. Но за этим взглядом, в глубине зеленых глаз плещется страх. Сэму не нужно напрягаться, чтобы его видеть. — Он пытал тебя? Мучил? Угрожал? — Нет. Я… Я просто сидел здесь, — Сэм ловит себя на том, что не может подобрать слова. Нет тех, которые опишут все отчаяние безысходности и невыносимость пытки тишиной. — Я не знаю, сколько. Время другое, — Сэм пытается улыбнуться, но получается только скривить губы. Он надеется, что Дин поймет без дополнительных объяснений. — Как ты сюда попал? Ты же не заключал никаких сделок? — вопрос срывается нервно, когда догадка мелькает в голове и заставляет вздрогнуть. — Плевать, — отмахивается Дин, и догадка моментально становится уверенностью. Сэм с ужасом перебирает варианты, чем именно Дин мог заплатить за их встречу. — Он что, действительно тебя не трогал? — недоверчиво уточняет Дин следом и ощупывает его взглядом. Сэм открывает рот для ответа, но слова не идут. Он смотрит на Дина, который беспокойно ищет на нем физические травмы, и кристально ясно осознает, что тот не понимает. Дин знает, как разрушительны могут быть пытки, но не знает, насколько губительна бывает пустота. Сэм не находит в себе сил объяснять, он просто хрипло и безразлично подтверждает: — Не трогал. Дин, что ты сделал? — настойчиво спрашивает Сэм без перехода, опираясь на острую потребность видеть проблему. Возможно, он никак не сможет ее решить, но он должен знать, чем пожертвовал Дин. В груди странная смесь эмоций. Радость еще горит, хотя и не так ярко, как в первый момент, когда он увидел Дина, но все быстрее стремится угаснуть. Верх быстро берет растерянность. Сэм сжимает кулаки, когда не понимает сам себя. Дин, живой, настоящий Дин, который стоит напротив него, — это то, о чем он не мог даже мечтать. Пусть даже знание, что за встречу уплачена неизвестная, но наверняка высокая цена, отравляет. Радости все равно должно быть больше. Сэм думает, что дело в страхе. Что бы ни задумал Люцифер, не надо быть большого ума, чтобы понимать, что Дина он не отпустит. Мысль не приживается. Сэм знает, что достаточно эгоистичен. Если Дин останется здесь, это будет означать конец сводящему с ума одиночеству. При условии, что Люцифер не решит держать его взаперти отдельно. Но в любом варианте за Дином рано или поздно явятся ангелы. Он — истинный сосуд Михаила, и тот не оставит его в Аду. Это шанс и надежда на спасение для них обоих. Только в груди совсем не легчает. Мысли сворачивают в сторону того, что как бы Дин здесь ни оказался, нужно найти способ его отсюда вытащить. Ангелы — это крайний вариант, на который нельзя поставить все. Сэм отстраненно и равнодушно обдумывает свои шансы договориться с Люцифером, но сбивается с размышлений, когда получает чуть припозднившийся ответ на свой вопрос. — Потом, Сэмми, все потом, — Дин снова отмахивается и быстро переводит тему: — Давай-ка лучше придумаем, как вытащить тебя отсюда, — Дин вертит головой во все стороны и явно ищет возможные пути спасения. — Никак, — безжалостно обрубает Сэм, хочет сдержать горечь, но не может. Она просачивается в голос ядом. — Думаешь, я не пытался найти выход? — Ну, ты был один. А теперь мы вместе. Мы что-нибудь придумаем. Дин всего лишь пытается привычно спрятаться за бравадой, Сэм понимает это краем сознания, но на миг почти верит, что перед ним все-таки иллюзия. Жизнерадостный оптимизм чудовищно дико воспринимается от любого, кто не слеп. Дин к слепцам явно не относится. — Не придумаем, — жестче прежнего отрезает Сэм. — Дин, да очнись же ты. Меня Люцифер не отпустит. Я не знаю, почему ты здесь, но знаю, что думать нам надо о том, как вытащить тебя. Если у нас вообще есть шанс на это. — Серьезно, Сэмми? — Дин прекращает оглядываться и смотрит на него в упор. Сэм сжимает губы. — Ты просто сдаешься? Или дьявол нашел, чем тебя купить? — в голосе Дина прибавляется горечи, смешанной с ядовитым сарказмом. Ударить хочется нестерпимо. Сэм сжимает кулаки до боли, не позволяет рукам двигаться. Это Дин. Он не может затеять с ним драку, только не сейчас. Сэм напоминает себе, что после истории с Руби Дин имеет право на подозрения. Он делает глубокий вздох и как может спокойно отвечает: — Я просто перепробовал все что мог. Я почти сошел с ума. Я молился Кастиэлю и всем ангелам подряд. Я пытался разобрать стены. Отсюда нет выхода, Дин. И я не хочу, чтобы ты оказался заперт здесь вместе со мной. Или, что еще хуже, отдельно. — То есть ты хочешь, чтобы я просто смирился с тем, что эта тварь посадила тебя в клетку и стережет, как принцессу? — Дин повышает голос и зло сверкает глазами. — Может, еще предложишь сдаться Михаилу и встретиться на поле битвы? Черта с два, Сэм. Я найду способ… Дин исчезает так внезапно, что Сэм сильно вздрагивает. Первая мысль очень предсказуемая: никакого Дина здесь не было. Поверить в нее наконец мешает чутье. Сэм сам не знает, каким чудом оно еще исправно функционирует, но продолжает ему доверять из упрямства, а может, из чистого отчаяния. Сэм беспомощно озирается. Он уверен, что Дин был. Тем страшнее думать, куда именно он так резко исчез. Нет сомнений, что за всем стоит Люцифер, вопрос только в его мотивах и в том, какую цель он преследует. Сэм уверен, что понять это важно, но только до того момента, как в голове появляется четкая мысль, которая перебивает даже беспокойство за Дина. Он снова находится в одиночестве.***
Люцифер неотрывно смотрит на Сэма и безошибочно ловит момент, когда тот ощущает панику. Стать видимым — дело мгновения. Люцифер удивляется тому, как сильно желание это сделать. Останавливает необходимость принять важное решение и усмирить обуревающую злость, разгоревшуюся в процессе наблюдения за Сэмом во время встречи. Ни растерянность, ни сомнения в реальности происходящего, ни отчаяние, — ничто из этого не помешало ощутить безграничные любовь и доверие Сэма, предназначенные Дину. Люцифер не позволяет ярости взять верх. Его истинный сосуд, с рождения предназначенный ему и только ему, должен испытывать благоговение перед ним. Чувства Сэма к брату неистово хочется забрать себе. Сейчас плевать на битву и великий план. Ник, который принял его, но не выдерживает, ярко кажется жалкой пародией, насмешкой. Люцифер касается кончиками пальцем язвы-ожога на щеке. Это начало. Он будет сгорать изнутри. Это не остановить. Ник недостаточно силен, чтобы выдержать его. Сэм тот, кто нужен. Озарение приходит неожиданно. Люцифер замирает. Даже ярость успокаивается, пока он обдумывает, что предпринять для того, чтобы заменить Сэму Дина. Чувства Сэма должны принадлежать ему, Люцифер не испытывает ни доли сомнения в этом. Но получить их силой не выйдет. Люцифер сужает глаза. Обезьянки устроены сложно, но не настолько, чтобы не разобраться при желании. Сейчас Люцифер видит свой просчет: он недооценил, как сильно повлияет на Сэма изоляция. Но в этом есть неоспоримый плюс, который упрощает достижение новой цели: Сэм достаточно надломлен, чтобы принять общество даже того, кого считает врагом. Люцифер сбрасывает невидимость и не забывает про настоящую, а не фальшивую улыбку. Сэм вздрагивает вновь, смотрит на него в упор, но какие-то секунды будто бы его и не видит. Злость немедленно напоминает о себе, но успокаивается, когда Сэм трясет головой и в его взгляде появляется осмысленность. — Где Дин? — он выпаливает вопрос сразу, наступая на горло собственной гордости. Люцифер даже ощущает некоторое уважение и толику сочувствия, но они заканчиваются, как только в голове ядом змеится уже укоренившаяся мысль, что все чувства Сэма должны принадлежать ему. — Он… — Где-то на Земле, — Люцифер демонстративно скучающе закатывает глаза и жмет плечами. — Кажется, даже в Америке. Он такой надоедливый, тебе не показалось, Сэмми? — Надоедливый? — Сэм моргает, словно не может поверить тому, что слышит, а потом закипает за какое-то неуловимое мгновение. Люцифер чуть щурится на такую быструю перемену. — Что?.. Что это вообще было? Зачем?.. Ты что-то задумал. — Я, — Люцифер умышленно делает небольшую паузу, — принес тебе ризотто и салат, Сэм. Я не убил твоего лишенного мозгов братца, который сам пришел ко мне. Я даже привел его к тебе, чтобы ты убедился, что он цел и невредим. Слушай, Сэм, требовать больше, это уже просто эгоизм, — почти укоризненная интонация находит странный ответ. Вся злость Сэма исчезает без следа, а он опускает плечи и взгляд. Люцифер хмурится и пытается считать поверхностные мысли, но в голове Сэма такая каша, что разобраться в ней невозможно. Недовольство тем, что расположить Сэма к себе не получается, толкает к каким-то действиям, но Люцифер медлит. Воздействие на разум или применение силы не кажутся нужным направлением. Обезьяны много значения придают разговорам, и Сэм не исключение, но беседа складываться не спешит. Люцифер сдерживает силу, когда в голову приходит заманчивая идея навеять Сэму иллюзию, которую тот постоянно ищет во всем вокруг. — Он действительно в порядке? — неожиданно спрашивает Сэм так подчеркнуто спокойно, что эмоции из него хочется выбить силой. Это несвойственный и странный порыв. — Я могу тебе верить? — Ты можешь верить мне не только в этом, Сэм, — проникновенно заверяет Люцифер. Затравленный взгляд в ответ не нравится. — И ты все еще должен мне дружеский вечер. Сэм странно дергается почти всем телом, но слабо кивает. В его покорности нет ничего настоящего, но есть что-то настораживающее. А еще она ощущается невероятно неприятно. Люцифер следит взглядом за Сэмом, который идет к столу, и обещает себе, что скоро все изменится.***
Это невыносимо. Сэм старается думать иначе, но тщетно. Люцифер не ест, он просто сидит за столом напротив и почти не сводит с него взгляд. Сэм силится хотя бы не подавиться едой и с трудом преодолевает полное отсутствие аппетита. От тишины звенит в ушах, хотя она и незначительно нарушается звуками процесса еды. Сэм точно знает, что не должен думать о принятом спонтанно решении. Люцифер может прочесть его мысли, и тогда он у него не останется даже шанса сделать то, что задумано. Но думать о чем-то другом получается плохо. Сэм медленно жует порцию ризотто, не чувствует толком вкуса и выдавливает подобие улыбки. Сейчас единственное желание прямо противоположно тому, которое сжигало целую вечность в одиночестве. Сэм просто хочет, чтобы Люцифер улетел. Но тот, очевидно, никуда не торопится. Он с любопытством рассматривает салат, но большую часть времени — его. Под этим пристальным взглядом Сэм чувствует себя все более неуютно. Еда, кажется, вот-вот застрянет не в горле, так в пищеводе. Пытливый ум отказывается полностью бездействовать. Сэм глотает вместе с ризотто и важные вопросы о Дине, которые все равно возникают в голове. Градус невыносимости растет. Сэм смотрит на салат и отчетливо понимает, что съесть еще и его он не сможет. Хочется бить посуду, кричать, чего-то требовать. Хочется забиться в угол огромного помещения, в котором, кажется, можно потеряться, и остаться одному. Хочется вытрясти из Люцифера ответ на вопрос о том, что ему пообещал Дин за состоявшуюся короткую встречу. Хочется далеко не так мало всего, как может показаться, но в списке точно нет бессмысленной попытки сыграть дружеский ужин. Сэм прикрывает глаза и откладывает вилку. — Я забыл десерт, — вдруг выдает Люцифер. Абсолютно неясно, спрашивает он или утверждает. Сэм жмурится крепче и ловит мысль, что лучше бы вокруг была иллюзия. — Сэмми, я недолго, но тебя лучше… — Не смей меня усыплять, — Сэм вскидывается моментально, открывает глаза и выставляет руку в защитном жесте. — Мне не нужен… — Сэм умолкает резко. Утверждение, что ему не нужен никакой десерт, угасает, когда в голову влетает мысль, что он получит время в одиночестве. Даже Люциферу понадобится хотя бы несколько минут на Земле, чтобы найти кондитерскую или место, где есть что-то подходящее для десерта. А это значит, что у него будет как минимум пара часов. Вероятно, даже больше. — Мне не нужен сон, — Сэм исправляется на ходу и делает все для того, чтобы звучать как можно убедительнее. — Если ты не собираешься искать десерт весь земной день, то я как-нибудь переживу. Взгляд Люцифера становится скептическим, в нем отчетливо мелькает сомнение, но к огромному удивлению, он не возражает и улетает. Сэм сидит, не шевелясь, несколько секунд или минут. Чувство времени все еще нещадно сбоит, и определить наверняка нет возможности. Люцифер не возвращается. Сэм надрывно вздыхает и понимает, что не дышал все эти мгновения. Время у него однозначно есть, но его может оказаться не так много, как предполагается. Сэм уверен, что медлить не стоит. Взгляд падает на тарелку с остатками ризотто. Она керамическая. Непонятно, не подумал Люцифер об этом, или все-таки у него не было цели убрать из доступности все потенциально опасные предметы, но Сэм не ищет ответ. Он стряхивает остатки еды прямо в картонную коробку с салатом и с силой ударяет тарелку о край стола. В руках оказывается две половины с неровными, достаточно острыми краями. В горле пересыхает. Сэм сжимает пальцы до боли и неотрывно смотрит на скол. Одно продуманное движение, больше не нужно. И решение уже принято. Но внутри все равно загорается и мигом начинает бушевать пламенем протест. Сэм стискивает зубы и напоминает себе, что он ничем не поможет Дину, если останется сидеть взаперти. Напротив, этим он вынудит брата продолжать попытки его спасти. Любая из них может закончиться катастрофой. Возможно, уже. Рука противно дрожит, когда Сэм поднимает ее выше, ближе к горлу. Одно движение. Он должен оказаться на Небесах. Там можно будет попытаться договориться с ангелами. Какую бы сделку ни заключил Дин, тот же Михаил наверняка сможет все исправить. Сэм прикрывает глаза и заставляет себя поднести руку ближе. Умирать не страшно, когда наверняка знаешь, что Ад и Рай существуют. Нет страха, что это конец. Чувство окончательности стирается самим знанием, что их с Дином воскрешали не раз. Нет пугающей неизвестности за чертой. Есть знание, что за гранью. В общем контексте смерть даже не хочет восприниматься смертью. Только шансом, возможно, единственным, выбраться из плена и все исправить. Дрожь унимается. Сэм открывает глаза, четко представляет, как именно должен нанести удар, и замахивается. Он чувствует острую боль и теплую кровь, которая оседает на руке. Зрение плывет. Но все исчезает, проходит в один миг. Осыпается осколками на пол половина тарелки в руке. Сэм сталкивается с прожигающим взглядом красных глаз. Это даже не конец. Это предел. Внутри взрывается все. Сэму кажется, что и сама душа, и кровь в венах, и мозг в голове. Он не думает о том, почему Люцифер вернулся так быстро, хотя очевидные варианты скользят где-то по краю сознания. Либо Люцифер заподозрил неладное изначально и вернулся, проведя на Земле от силы пару секунд, либо он переместился во времени. Но это неважно. Терять больше нечего. Если шанс был, он упущен только что. Сэм понимает это очень отчетливо. Полыхающие краснотой глаза совсем не пугают. Он смотрит в них смело и чувствует полное безразличие к своей дальнейшей судьбе. Даже мысленно смеется над собой, когда вдруг видит два непредвиденных плюса: мысли о сумасшествии исчезли без следа, а страх больше не мешает говорить что угодно. Сэм ждет вопроса. — И на что же ты рассчитывал, а, Сэм? — голос Люцифера холоднее льда. В воздухе хлопают крылья, видимые тенью, а пространство словно наполняется электричеством. — Позволь напомнить, я уже воскрешал тебя. — Думал, что пары часов мне хватит, чтобы договориться с ангелами, — Сэм чувствует странное, будто не настоящее, но яркое удовлетворение, когда без колебаний отвечает предельно честно. Сейчас безразлично, что может понравиться или не понравиться Люциферу в его словах. Сэм ловит мысль, что прямо сейчас напугать его уже нечем. — Уверен, они могли бы задержать душу на Небесах. — Значит, ты готов был предпочесть райские кущи нахождению здесь? — за холодом угадываются первые эмоции на прорыв, но пока Люцифер задает вопросы очень спокойно. Сэм миг смотрит с непониманием. В голове никак не укладывается мысль, что Люцифер может спрашивать подобное всерьез. — И чем же позволить пернатым использовать себя как заблагорассудится лучше, чем быть здесь? Из горла самовольно, полуосознанно рвется смех. Сэм пытается заставить себя допустить мысль, что Люцифер на самом деле не понимает, но разум активно этому противится и подсовывает убеждение, что невозможно не понимать такие очевидности, будь ты хоть трижды ангелом. — Что угодно будет лучше, чем быть здесь, — Сэм все-таки отвечает, пользуясь открывшейся возможностью говорить Люциферу в лицо что угодно, не чувствуя никакого страха, и преувеличенно четко проговаривает слова. — Я дал тебе достаточно, чтобы сделать твое пребывание здесь комфортным, — Люцифер будто обвиняет, и если какие-то тормоза еще и остаются, они отказывают прямо сейчас. — Ты запер меня в одиночестве на сколько? Месяцы? Годы? Ты сделал все, чтобы вынудить меня хотеть общения с тобой. Ты использовал Дина, чтобы заставить меня чувствовать благодарность. И все это омерзительно настолько, что да, между тобой и ангелами, я выбираю последних, несмотря на все, что они сотворили. — Омерзительно? — Люцифер переспрашивает тихо, а лед в его голосе сменяется опасной угрозой. — Да, — без тени сомнения подтверждает Сэм. — Тебе нравится считать себя выше людей, которых ты называешь обезьянами, но тебе никогда до них не дорасти. Ты хочешь уничтожить мир, потому что обижен на отца, и думаешь, что так ты покажешь свою силу. Но уничтожить тех, кто слабее тебя, только потому, что ты можешь, это не сила. Это слабость, демонстрация ничтожности и трусость. — Неужели, Сэм? — краснота в глазах Люцифера, кажется, полыхает еще ярче, а в помещении звучат раскаты грома. В замкнутом пространстве звук будто бы разрывает барабанные перепонки, но Сэм не чувствует боли. Он не уверен, что чувствует еще хоть что-либо, кроме отчаянной решимости, родившейся из безнадежности и подогретой адреналином. Люцифер поднимает руку. Сэм ощущает мимолетной вспышкой странное ликование. — Давай, — требует он и вскидывает подбородок. — Убей меня, пытай меня. Убей Дина. Михаил все равно его воскресит. Ты не добьешься ничего, Люцифер. Я не скажу тебе «да» ни от отчаяния, ни даже в объятиях безумия. — А ведь я пытался по-хорошему, Сэм, — интонация Люцифера меняется вновь, и на миг в его голосе мерещится злая обида. — По-хорошему? — Сэм задыхается от избытка эмоций, которые вдруг накатывают огромным валом. — По-твоему запереть человека и ждать, когда он сойдет с ума — это что? Вершина гуманизма? — У тебя было все необходимое… — Для того чтобы спятить, — резко обрывает Сэм, продолжая бесстрашно смотреть в полыхающие глаза Люцифера. — И не надо делать вид, что ты этого не понимал. — Не я это начал, Сэм. Ты предназначен мне, но ты меня отверг. Мой истинный сосуд. Ты должен был принять меня. Люцифер, кажется, тоже окончательно теряет контроль, зато впервые за все время выглядит и говорит искренне, с едкой горечью и яростной обидой, но без капли ненавистной приторной фальши. Сэм смутно понимает, что в какой-то другой ситуации, он бы даже мог оценить перемену, но сейчас нет ничего, что способно заставить хотя бы притормозить. — Но я не оправдал твои ожидания, и ты решил, что если я пройду твой путь, мы станем похожи? Я пойму тебя и соглашусь помочь тебе уничтожить мир? Этого не будет, Люцифер. Никогда. — О чем это ты, Сэм? — Хочешь сказать, что ты случайно устроил здесь, — Сэм взмахивает руками, обозначая, что говорит о помещении, — аналог своей клетки для меня? Только это не сработает. Я никогда не стану таким, как ты. И что бы ты ни предложил, я лучше навсегда останусь никчемной обезьяной, чем стану твоим сосудом и прикоснусь к мнимому величию. Люцифер выглядит будто бы даже ошеломленным, но Сэм игнорирует то, что видят глаза. Он чувствует себя человеком, который вскрыл огромный нарыв внутри. И хотя он знает, что выздоровления не будет, чудесного спасения не случится, чувство освобождения пьянит своей сладостью и изумляет силой. — Значит, чтобы поладить с тобой, я должен был опуститься до уровня примитивной обезьяны? В голосе Люцифера теперь ничего. Там нет ни интонации, ни намека на эмоцию, ни даже льда. Он пустой, такой же пустой, как тишина вокруг, которая так долго успешно толкала к безумию. Сэм знает, что очередная смена поведения — это важно. Она о чем-то говорит, и недопустимо в беседе с врагом не просчитывать его потенциальные действия в следующий момент. Только вот сейчас есть исключительно момент настоящего, а будущее не имеет ценности. Сэм хочет ударить, хотя бы чуть-чуть отплатить за все, и не сдерживает это желание: — Ты действительно веришь, что тебе еще есть, куда падать? Вопрос хлесткий, голос играет так, как нужно: давит на последнее слово, подчеркивает подтекст вопроса. На миг Сэм уверен, что это предел для Люцифера. По помещению проносятся молнии. Смерть все еще воспринимается как избавление и потенциальный шанс. Но она не наступает. Гаснут факелы. Глаза Люцифера горят в воцарившейся тьме раскаленными углями из костра. Стены дрожат. А потом все заканчивается. Вновь вспыхивает пламя. Оно неуверенное, дрожащее, но быстро выравнивается. Стены снова стоят как влитые. Нет молний и грома, есть тишина и осколки тарелки. Люцифера в помещении нет. Сэм садится прямо на пол, долгую секунду смотрит на достаточно крупные куски разбитой тарелки, отводит взгляд. Чутье говорит, что на этот раз ему не помешают. Но весь запал, кажется, сгорел во время ссоры. Сэм сжимает голову руками и не понимает, что чувствует.