Если я всё это время являлась огнём, то он, без сомнения, был какой-то глыбой. Только отнюдь не ледяной, а наоборот, чего-нибудь быстро воспламеняющегося. Наверное, угля. Чёрного и холодного, пока к нему не прикоснуться.
Думать мне было много о чём. Я ведь взрослая баба! У меня в жизни чего только не было, а свой образ быта я неуклюже оправдывала тем, что к 29 годам успела попробовать всё. Но согласитесь, звучит ведь жалко? Какой человек к такому возрасту всё успеет попробовать? Бред. Сама согласна. Тем не менее, я была вполне довольна тем, что успела. Вот, думается мне, начну, как мечтала с детства, работать, стабильно! Совестливо! Со стабильной зарплатой! А там и поговорим о хобби, о отношениях, о свадьбах-детях-щеночках-котёнках и беге маленьких ножек. Я ведь последний раз думала о своих жизненных выборах когда переезжала сюда после выпуска. А вот до выпуска… Ой! Чего только в моей жизни не было! Была и любовь, и ненависть, и предательства, и издевательства, и радости! Всенепременно вспомню всё, что было связано с моими первыми отношениями. Учёба была скука смертная, стипендию получала стабильно, хвосты были редкими, но я заполняла их с первыми лучами солнца нового дня. О ней и вспомнить нечего. А вот первый курс…! Пока в голове перелистывалась пленка из непоследовательных воспоминаний, первая банка кончилась, а с ней и вся моя закуска. Пришлось открыть вторую, уже более уверенно. Пока выпитое сильно не чувствовалось, и то славно. Всё началось невинно, некоторым днём сентября, пары были скучными, а преподаватели, рукоплескав, всё говорили о своих требованиях и заданиях. Первый месяц был скорее нудным, чем трудным. Кто знал, что проводя бессмысленные перемены за мобильными играми, я наткнусь на Него. Прям с заглавной! Нарицательным. Красивый и обходительный, умный и статный, одевался искусно, говорил чётко, прямая походка, пылает идеями, обворожительно, совершенно улыбается, а ещё эти плотные чёрные прямые волосы и глубокие зелёные глаза! Он был почти моей точной копией внешне, правда намного и намного круче. Он так сверкал глазами, что я с первой же минуты потеряла голову. «Да как там можно было сохранять самообладание и отвечать впопад?» — думалось мне, а сейчас, вспоминая, я понимаю, что нужно было Его ещё тогда совершенно игнорировать. Он был мечтой любой девочки, мне ли этого не знать. А после пары брошенных фраз совсем невинно попросил у меня обменяться контактами в соцсетях. Я тогда, как заворожённая, со всем соглашалась, точно на меня действовал какой-то приворот. После того дня я с Ним, конечно, не виделась. По крайней мере в реальности, так то Он мне вечно то снился, то мерещился, Он был всем, что занимало мои мысли. И эти Его глаза, словно изумруды.... Мне казалось они хотели, чтобы я была их полноправной хозяйкой. Ах, это бурное время! Он нацепил на меня розовые очки так плотно, что я не могла их снять долгие три года… Всё было хорошо, спокойно, я витала в собственных грезах, а через пару-тройку дней он и сам мне написал. Радостный смайлик и предложение увидеться на большой перемене. Я как сейчас помню, как запищала в подушку и прыгала от счастья на кровати. Мне тогда подруга радостно поведала, что Он один из самых популярных парней всего Вуза. Я оделась во всё самое красивое, что у меня только было, почти забыла о том что вообще то учусь, бежала сломя голову и вчетверо больше глядела в карманное зеркало. Встретились мы в оговоренное время в оговоренном месте, Он, как всегда, был сногсшибателен — как мне тогда казалось — и мы проговорили всё время пока были вместе. Я была влюблена по уши, а потом Он предложил встретиться снова, и снова, и снова… а на третью встречу и вовсе позвал меня в кинотеатр. Как сейчас помню, я чертыхнулась за рабочим столом так, что почти упала. Никогда в жизни так не прихорашивалась на встречу. И ради чего? Ради того, чтобы Он внаглую приставал ко мне, лапал мои бедра, а потом и вовсе поцеловал без спроса. Лишь под конец фильма Он выразил неохотную мысль «Давай встречаться?». Это чувство Его вседозволенности после этого инцидента уже нельзя было ничем смять. Он позволял себе подобное распускание рук чуть ли не каждый раз когда мы встречались. Я теряла собственное достоинство даже не догадываясь об этом. Наверное, за два года отношений у меня должна было накопиться сотня-другая приятных воспоминаний. Не спорю, в этих отношениях были хорошие вещи, но они всегда следовали за плохими. Поссорились? Он дарит что-то то дорогое. Ревную? Обнимает, целует в макушку, врёт, что любит только меня. Он сказал что-то, что ранило меня? Я была виновна, плакала в подушку, но извинялась и прощала его вместе с тем. Редко я помню вид его улыбки, после того как он мной пользовался, как подстилкой, и после того, как я послушно слушала каждую его «команду», словно его декоративная псина. Он приходит в моменты когда мне плохо, и в наглую заявлял, что ему хуже. Я старалась быть его всем, его опорой, его счастьем, я готова была делать для него всё. Я умереть за него была готова. Стоит ли упоминать, как сильно просели мои оценки? Хорошо, что зимние экзамены тогда кончились, но как только наступили летние, я поняла, что совсем пропала. Я билась головой о стенку, сидела сутками над материалом, умоляла одногруппниц о помощи. Сдала их чудом. И тогда поняла, что эти отношения совсем не идут мне на пользу. Но только наполовину. Я была на втором курсе, когда стала искать утешения в монотонном изучении и зубрежке тем. Мои розовые очки уже начинали трескаться, но я никак не могла вырваться из роли его «спасительницы», которую сама на себя одела. Мне было невозможно трудно справится с этим наваждением. Я металась как морально так и физически, но нам предстояло ещё два года вместе… На третий курс я попала сравнительно легко, благодаря заботе об учёбе встречаться мы стали втрое меньше, а писал он мне вообще раз на Пасху да два на Новый год. Но мы всё ещё были парой, он так же заглаживал свою вину подарками, а я безынтересно прощала его раз за разом. Уже в привычку вошло отвечать дежурными фразами, целоваться, он по прихоти пользовался мной, а я старалась принимать это за то «счастье», которое должно быть у каждой девушки. А мне самой до чего тошно было. До чего ужасно, а я терпела. Подруги тогда говорили, что мы больше похожи не на пару, что вместе скоро уж второй год, а на «друзей с привилегиями», и я в их глазах была «точно карьеристка, точно! Не нужны тебе мужланы». Я молча кивала. В неопределённых чувствах, с грузом на сердце, в редких встречах и таких же монотонных отношениях, кончился второй курс. Последней каплей стал экзамен, который позволил бы мне попасть на последний курс. Я готовилась ещё за четыре месяца до того, как они начались, если не считать летней подготовки ещё до третьего курса. Я строго настрого запретила ему иметь с собой какой-либо контакт, пока я не сдам — и я до сих пор считаю это хоть и эгоистичным, но правильным решением — он, скрепя сердцем, согласился. Я видела его злобное лицо каждый день, знала, что этот истерик неимоверно злился на меня, но игнорировала. И в один миг мой и так хрупкий, тусклый мир, разбился вдребезги. Он был с другой! Был с другой, смотрел на неё с ослепительным весельем! Целовал с таким трепетом! А чуть завидев меня, просто ушёл. Молча, злобно… кинув в топку всё, что было между нами. Я потеряла всякое желание вести какую-либо социальную жизнь. Я отрезала его из своей жизни, но где-то глубоко-глубоко, под горстью разбитого сердца, звучал голос «Если он прийдёт к тебе, ты его обязательно простишь!». И он неожиданно пришёл, ночью перед экзаменом, упал в ноги, целуя пятки и молил меня о прощении. Молил, чтобы я спасла его и помогла подготовиться. У меня в горле не то что ком, у меня свернуло все голосовые связки и живот от чувств. Я смотрела на него, пытаясь поверить в его слова хотя бы на тысячную долю. Но не смогла. Устала. До невозможного устала. Сказала ему глухо, устав плакать за все это время: «Ты исчерпал своё количество вторых шансов». Было уже без разницы сколько оскорблений я услышу в итоге. И выпроводила его. И закрыла дверь. И всё было кончено. И его отчислили. Вина перед ним была на мне грузом ещё год, пока я сама не выпустилась. Тогда я и поставила крест на любых любовных отношениях… Неожиданно для меня кончилась и вторая баночка, а заметила я это только когда предательская слеза упала на крышку железной банки. Я очнулась от противных мыслей, оглядываясь на тёмный пейзаж города. Холодный ветер успокаивающе ласкал мои щеки, а я беспомощно глядела в бесконечный горизонт. Этот огонек эмоций заставил меня беспомощно взвыть, заканчивая перелистывать пленку воспоминаний. — Какая же я была дура… — давно я не вспоминала те чувства, давно не испытывала того гнева. И перед глазами неожиданно всплыл образ мужчины, которого я, кажется, ненавижу почти также как и Его. Мой новый начальник. Абсолютный кретин! — Так дурой и осталась, — подумала я вслух, отзываясь о неверном выборе рабочего место. Свежие воспоминания, в отличие от тлеющего гнева прошлых лет, имели больший эффект. Усталость и легкое опьянелое отбило всякое желание убирать за собой, но только одно воспоминание о его бесконечных просьбах в первый рабочий день придало энергии. Я поднялась со стула, забирая его с собой в квартиру вместе с последней банкой пива. Занесла их в дом, скинула с себя плед, откинув его на кресло, хотя тот должен был лежать в шкафу. Но только взявшись руками за шторки, чтобы плотно их заткнуть, я взглянула на оставленный мной стол с мусором. Наверное, стоит хотя-бы поставить у балконной двери, да? Внутренняя чистоплотность, даже с лёгким головокружением, не позволяла мне поступить так. Пришлось через силу занести оставленные мною пожитки, оставив их у балкона. И только после этого я заткнула шторы и обессилено взглянула на оставленный мною плед и стоящую на нём заветную последнюю банку. Я глубоко вздохнула, но понимала, что у меня так или иначе хватит сил, чтобы закинуть его на полку. Поэтому я смяла его у себя в руках в плотный клубок и размеренными шагами пошла в сторону прихожей, где и был шкаф. Шаг, второй, третий, сладкая дремота накатила на меня уже по расписанию. Как только я собралась открыть дверцу шкафа, то невольно отвлеклась на собственное отражение. Отвращение к себе накатило неприятной волной мурашек, собравшихся где-то в горле и марширующих к грудной клетке. Только посмотрите: заплаканная, с красными щеками от холодного ветра, глазища эти зелёные, которые напоминают только о плохом, волосы эти секущиеся, которые деть больше некуда, кроме как во всевозможные виды пучков. Чем же я стала за все эти годы? Насколько сильно я забыла о том, что было моими мечтами, гоняясь за работой и учёбой. Вспомнились уже с едкой ноткой слова о «Карьеристке». Я и не заметила, как прислонилась лбом к зеркалу, опустив плед на пол. А потом и сама спиной сползла по нему, сев на наполовину холодную ткань. Силы полностью покидали меня, как и ясность ума. Видно, я аномально быстро выбиваюсь из колеи алкоголем. Третья баночка поддалась ногтям с пятой попытки, и закончилась с четырех размашистых глотков. Так я и сидела, беспомощная и жалкая, смея прокручивать в голове только свой измученный вид в зеркале только что. Мешки под глазами, чуть хмурые брови, небрежно ослабленный пояс халата. Было противно до тошноты. Или просто тошнило от нездоровой еды. Было также гнусно, заглядывая ещё дальше в своё прошлое, вспоминались радостные походы в парки аттракционов, первые мягкие игрушки, первые школьные друзья. Беззаботное детское счастье, беззаботная детская мечта стать «самой богатой и крутой! Чтобы мама с папой ни в чем себе не отказывали!». И я снова заплакала, и рыдала, рыдала, рыдала… Рыдала покуда было сил после этого дня, пока и вовсе не уснула прямо на этом полу. Позволяя выйти на волю всем эмоциям, о которых я как-то невзначай забыла.***
А утро наступило будто через секунду. Совсем безжалостно. Мои внутренние часы не дали сбоя даже после алкоголя. Глаза я разлепила чуть ли не сразу по пробуждению, но вот увидеть ясно, что происходит, смогла через минуту другую. Вместо обещанного счастья попойки, я стала жертвой похмелья. Сначала схватила мигрень, потом напомнил о себе сушняк, напоследок, при попытке встать с холодного пола — дезориентация. Последняя баночка была лишней. Я волокла себя по полу в сторону кухни и, лишь завидев бутылочку с минералкой, дурным словом вспомнила свои вчерашние мысли о графине. Впрочем, отказывать себе от удовольствия выпить её прям с горла не стала. Наоборот, притянула, жадно выпивая, а потом взглянула в окно, где только светало. Захотелось проветриться. Против был только столик, в который я удачно впилилась голенью, отчаянно закусывая губы, лишь бы не сматериться на весь дом. Я со злостью вспоминала себя вчерашнюю, с желанием дать самой себе хороший такой подзатыльник, но время вспять повернуть было совершенно нельзя. Балкон встретил меня несильным ветром, воздух был теплее вчерашнего. Люди всё ещё торопились куда-то, половина окошек уже была освещена изнутри. Улица приводила мысли в порядок, минералка, которую я удачно прихватила с собой даже без крышечки, тоже помогала. Ощущая себя последней алкоголичкой, я не сразу осознала, что с балконной двери балкона напротив — тоже горел свет. Когда я это заметила? Очень просто, тогда, когда из этой самой двери вывалился мой начальник. Клянусь, шестерёнки в моей голове крутились с таким трудом, что их скрип можно было услышать любому в пределах двадцати метров. Сначала я отметила то, что выглядел он почти так же как на работе. Брюки, рубашка, зализанные волосы. Потом, когда я обратила внимание на то, чем он занят, наши взгляды пересеклись. Я уверенно и молча продолжила осматривать его, отмечая, что вообще-то эта квартира всегда была пустой. И что вчера его ещё тут не было. Не было ведь? Его всё такой же рабочий взгляд намертво впился мне в лицо, а беззастенчивая я глянула на пятно яркого цвета в его ногах. Что-то внутри меня щелкнуло, и я разразилась отрадным смехом на всю округу. Такой мужик! В хорошей физической форме, с широкими плечами, с таким лицом, в деловой одежде, и… И розовых! Тапочках! С помпонами! Это было до того смехотворно, что я остановилась лишь когда из моих рук чуть не выпала бутылка прям на землю с шестого этажа. Хватаясь за живот, я улыбаясь, снова глянула на него. На его лице я не смогла уловить ни одной определенное эмоции, только движения бровями и искривленные губы. — И вам доброе утро, — процедил он сквозь зубы. По спине невольно пошли мурашки, то ли от особенно холодного ветерка, забравшегося под халат, то ли от его взгляда с кусочками льдинок. О, у него, кстати, карие глаза. — Соседка, — закончил мой начальник, недовольно. А у меня, с приподнятым настроением, всё же был другой план на это утро. — Начальник, а, начальник, — хихикая отвечала я ему, — Мне кажется, вы не в том положении, чтоб со мной так говорить. Я, для начала, в другом доме живу! И лишь напоследок ваша подчиненная. Вот девки с работы обрадуются, когда я им расскажу о вашем «домашнем» стиле! У него забавно загорелись глаза, пока тот, видимо, подбирал мне остроумный ответ. Он был таковым: — Мне кажется, что ваши «девки», с таким же достоинством оценят то, что вы вчера в одну напились, хотя звали вас вместе. Я чертыхнулась и отступила на шаг от балконных перил. Значит, вчера он уже был? И много видел? И даже то, как я плачу? Страх затмил былую радость. Он ведь безжалостный, точно только больше меня на работе гонять будет. Скорчив грозную гримасу, я уж было хотела развернуться и уйти, прежде чем он в один шаг оказался у угла собственного балкона, с заминкой и неуверенностью предлагая: — Давайте договоримся! — Я заинтересованно на него оглянулась. О чём это он с такой охотой хочет мне предложить? Кашлянув в кулак он выпрямился, продолжая. — Вы никому про мои тапочки, а я никому про ваши страсти вечерние, договор? — он протянул мне руку. Хоть мне и захотелось сразу со злости всем растрепать, но всё же с другой стороны, этот договор мне выгоднее. Я приняла его руку, пожимая её. Она оказалась неожиданно мягкой и холодной, словно горячо мною любимый ветер. — Если один из нас расскажет секрет другого кому-либо, названный имеет полное право рассказать чужой секрет в ответ. — А вы и договариваться не промах. Согласен, — сказал тот, убирая свою руку. А мне было почти жаль, что он так быстро её убрал. Хотелось проверить, правда ли она так близка по ощущению к ветру? Будет ли она так же мягко ласкать меня? Чуть махнув головой, я всё же развернулась, уходя с балкона. Достаточно уж проветрилась, так, что дурные мысли в голову лезут. Но прежде, чем закрыть за собой дверь, я все таки напоследок сказала: — И вам доброе утро, начальник. Так и начался мой выходной, что прошёл в тех же монотонных делах, что и обычно. Но отчего-то казалось, что он был наполнен большим количеством эмоций, чем обычно. Особенно, когда взглянув в зеркало в прихожей, поднимая плед, я поняла, что у меня глаза словно у рыбки. Полностью опухли. Ох, что же я, как всегда, встречаюсь с этим идиотским мужчиной в самом худшем виде? Даже переодеться не успела, так в халате и щеголяла. М-да, и что ему пришло в голову, что он так ринулся договариваться со мной? Остается только гадать.