На железной дороге

      Конвоиры чертыхались, красные, напряжённые, проклиная "эту неуёмную оппозицию", которой "больше всех надо". Из подъезда до автомобиля Льва Давыдовича тащили на плечах, а сын Троцкого пытался докричаться до прохожих. Не нашлось, однако, тех смельчаков, кто выступил бы против ссылки. Смотрели сочувственно, но спешили уйти поскорей. Было неловко видеть недавнего наркома в таком плачевном состоянии. Да и прохожих поздним вечером было мало. Здесь явно тонкий расчёт - днём наверняка бы отреагировали.       В служебный автомобиль их четверых впихнули на задние сиденья. Было очень тесно и душно. - Что с собакой делать? - спросил один из конвоиров у начальника. - Да хрен с ней, - махнул тот рукой. - С багажом отправится, а то нехай бегает.       Пронзительно взревев, машина двинулась с места. Вдруг Сергей, сидевший у самой двери, резко дёрнул за ручку и спустил ногу на землю. - Стой! Куда собрался? - заорал гепеушник, развернулся и цепко схватил Сергея за руку. - Мам, пап, Ольга же ещё не знает ничего! - Лев Давыдович, - очень вежливо и спокойно заговорил агент ГПУ с опальным оппозиционером. - Вы бы объяснили сыну, что небезопасно это, - агент не уточнил, имеет ли он в виду выпрыгивать из машины на полном ходу или что-то другое. - Серёж, правда, не надо этого, - заговорила Наталья Седова. - Ты всё равно останешься.       ...Вокзал был пуст, лишь редкие железнодорожные рабочие прохаживались вдоль путей. Троцкого пришлось по-прежнему тащить на плечах. Лев-младший не растерялся и кинулся к единственным зрителям: - Товарищи рабочие, не оставайтесь равнодушными к произволу! Троцкого увозят в ссылку по ложным обвинениям! Не пройдёт тирания в рядах партии, если у каждого хватит гражданской смелости кричать во весь голос о сегодняшнем произволе! - Замолчи! - вдруг прервал его человек в форме ГПУ, который не был на квартире Троцкого, а встретил их уже на вокзале. - Волка́м в степи будешь так голосить о произволе и тирании, - он схватил Льва-младшего за воротник пальто и ощутимо тряхнул.       Сергею вдруг лицо вокзального гепеушника показалось знакомым. Он вспомнил, что именно этот человек нередко сопровождал отца на охоте. Ничуть не сомневаясь, Сергей подбежал к предателю и дал ему пощёчину. - Как вам не стыдно! - только и сказал. - Я помню вас на нашей даче.       Поспешил вмешаться Лев Давыдович, когда они все вошли в здание вокзала: - Заверяю вас, товарищи, что претензий со своей стороны не имею, понимаю, что вы только исполнители.       Тут стало известно, что нужный поезд прибудет только через полчаса. Проклиная всё на свете, несколько агентов ГПУ отошли к начальнику вокзала. Троцкий, как давно, ещё в царской тюрьме, стал ходить по помещению взад-вперёд, ни с кем не заговаривая. Когда ещё получится ноги размять!       Вдруг он увидел у стены ещё одного человека, на которого сразу не обратил внимания. Невысокий, массивный, с большими светлыми глазами и такой же, как у него самого, шапкой чёрных непослушных волос, это был тот, кто долго рыл яму Льву Давыдовичу, чтобы затем угодить в неё самому. - Григорий? - удивлённо спросил Лев Давыдович. - Неожиданно. Вы почему здесь в такое время?       Григорий Зиновьев (а это был именно он) хмуро ответил: - Вот, Лев Давыдович... Мы с вами нынче в одинаковом положении, выброшены на обочину. - И вы, разумеется, этого не ожидали, - Троцкий говорил безо всякой иронии, только констатировал факты. - Хотя я тоже, если быть честным, не ожидал. Думал, что Сталин держится за тех, кто обеспечивает ему тыл. Ссылка? - Лев Давыдович не спрашивал, а утверждал.       Зиновьев болезненно скривился, не ответил, однако Лев Давыдович и так понял всё. - И что теперь собираешься делать? - спросил он так просто, будто не стояли между ними никогда годы неприязни и непонимания. - В ноги бросишься? - в интонации Троцкого не было ни тени насмешки, потому Григорий Евсеевич после некоторых раздумий ответил: - Я хочу восстановиться в партии и всё для этого сделаю. Здесь вся моя жизнь; я ещё когда Ленина впервые встретил в эмиграции в Швейцарии, то сразу понял, что РСДРП - моё, настоящее, как воздух, без чего невозможно существовать. Партия для меня - всё! - И ты ревновал меня к партии столько лет, - улыбнулся Троцкий. - Знаешь, никогда язык не поворачивался тебе такое сказать, но ты сильный человек, Лев, - чего-чего, а похвалы Зиновьева Лев Давыдович меньше всего ожидал. - Как бы жизнь тебя ни валтузила, а всё равно выстоишь. - Спасибо за такую оценку, - деланно смутился Троцкий. - А ты прекрасный агитатор, хотя тоже язык не поворачивался это тебе сказать. Думаю, без особых усилий восстановишься в партии. - Куда вы теперь? - А что? Желаете написать, товарищ Зиновьев? - Троцкий снова взял ироничный тон. - Казахстан. - Ну, не Сибирь, - задумчиво произнёс Григорий Евсеевич.       Хотелось многое сказать, но было неловко обоим. Кто они друг другу? Зиновьев мечтал свергнуть серьёзного соперника, однако позже он искал опоры именно в том, кого терпеть не мог. А Троцкий всегда замечал в Зиновьеве черты, достойные уважения, хотя не уважал его самого. Они были и похожи, и непохожи - потому и не друзья, и не совсем враги (хотя привыкли так думать много лет). - Удачи тебе, - сказал Григорий. Лев Давыдович фыркнул: - Оставь себе, нужнее будет. Каменеву тоже.       Тут Зиновьев протянул недавнему сопернику обнаженную, без перчатки, ладонь, и Троцкий, который, казалось, уже перестал чему-либо удивляться, с некоторой заминкой пожал её.       Впервые Лев Давыдович был рад появлению начальника ГПУ. Вот и всё, последний раз он ступает по московской земле... Троцкий не загадывал, сидя в вагоне, что ждёт его через полгода - год, но надеялся, что однажды изменится всё.       ...Через четыре месяца Григорий Евсеевич Зиновьев был восстановлен в партии. О словах Троцкого про жизнь на коленях он старался не думать.