Разрушительница устоев

К десятому месяцу стало совершенно очевидно, что дети не отстали в развитии, хотя бывали периоды, когда Адрике так казалось, и однажды наступило то знаковое утро, когда их всесторонний продолжительный плановый осмотр закончился тем, что она решила – завтра утром после подобного планового осмотра будут «роды». На самом деле у Адрики уже месяц всегда всё было готово к «преждевременным родам» - с тех пор как она поняла, что вне банки у тройни будут большие шансы выжить. Но она не хотела «преждевременного» и оставляла этот вариант только на тот случай, если кто-то из них вдруг умрет – вроде как на шестом месяце умер их четвертый брат-близнец, но тогда вынимать остальных было еще слишком рано. Тогда Адрика очень переживала, что эта смерть означает, что и остальные трое обречены, хотя препарирование мертвого плода показало ей, что было не так с питательной средой. Однако она всё равно беспокоилась, не слишком ли поздно она исправила свою ошибку – ей даже по ночам стали сниться кошмары о том, как она теряет и тройню, и единственного живого к тому времени «однушника». В кошмарах это всегда было почему-то не обычное прекращение жизни плода, когда причину удавалось выяснить только после препарирования, а потеря их всех из-за ее неосторожности – резким неловким движением она сбивала со стола одновременно и большую банку с тройней, и «однушку». Просыпаясь от звона бьющегося стекла, Адрика сразу бросалась в кабинет к своему столу – и видела, что, вроде бы, всё хорошо. Пока через три недели не умер последний «однушник» - той обычной смертью, которую Адрике ничего не предвещало. И опять препарирование показало ей, в чем была ее ошибка – и она стала еще больше бояться новых ошибок. Она отслеживала и анализировала малейшие изменения, пытаясь понять, нормально ли это или всё же знак, что надо что-то срочно менять в ее плане по выращиванию младенцев вне женской матки. Тогда Адрика поняла, как правильно она делала, что не поддавалась соблазну после предыдущих смертей «однушников» создать новые зародыши из свалившейся на нее с неба спермы - следить за детьми на разных стадиях развития ей было бы слишком трудно. Но время шло, никто не умирал, и всё больше и больше малоотличимые друг от друга мальчики в большой банке становились похожи на мальчиков, которые выходят из рожающих женщин. Однако Адрика заметила, что от всех этих страхов и тревог ее платья стали для нее слишком просторными, во время плановых осмотров кружилась голова, а фантазии о близости с Аруни потеряли свою яркость – и она стала следить за тем, чтобы есть если не чаще, то хотя бы больше. А потом пришло то время, когда стало понятно – вне банок у детей будут большие шансы выжить. А потом и утро, когда Адрика запланировала «роды» на следующее. После планового осмотра Адрика переместилась на свою аскетическую кровать. Там ей больше всего нравилось заносить все его результаты в дневник наблюдений, который до неузнаваемости потолстел с того времени, как Адрика вынула его из-под подушки и к ней пришло новое озарение. С тех пор дневник больше ни разу не ночевал под подушкой, зато теперь там всегда лежало письмо царицы Чеди – в ожидании, когда хозяйка кровати захочет вспомнить, как она выразительно читала его Аруни. На первых порах от него даже пахло дымом костра, но в тот знаковый день, когда Адрика отложила дневник, сняла с себя платье и потянулась под подушку за письмом, этот запах, конечно, уже выветрился. Однако воспоминание о том, как она, прочитав грустную историю о темпераментной женщине, которую не удовлетворяет ее мужчина, захотела Аруни, из памяти Адрики никуда не делось. Тот сеанс эротических фантазий, который у Адрики всегда начинался с раздевания, с вытаскивания письма из-под подушки и с воспоминания о том, как она ночью читала его у костра, в общем-то тоже сводился к нескольким вариантам интимной близости с Аруни, но в отличие от того, что происходило в письме царицы Чеди, у Адрики каждый вариант отделялся от следующего полным удовлетворением их общего желания хотя бы на ближайшие несколько часов и быстрым совместным засыпанием. Далее тоже был более-менее одинаковый сценарий: в ее теле от того чудесного «послевкусия», с которым она засыпала в объятиях Аруни, после пробуждения оставалось какое-то приятное, но трудноуловимое чувство, похожее скорее не на реальное ощущение, а на иллюзию, которую в теле порождает сладкое осознание того, каким хорошим был интим; в течение дня зреющее желание сначала напоминало о себе только яркими воспоминаниями о недавней близости, но они, конечно, со временем переходили в тягу к новой близости; и, наконец, вечером желание опять соединяло ее тело с телом Аруни. Адрика была настолько восхищена мужской силой Аруни, что ее собственное наслаждение от их близости было для нее чем-то таким само собой разумеющимся, что воображение как-то не цеплялось за это – конечно, Аруни удовлетворит ее желание с первого раза и фантазировать тут не о чем. Гораздо большее место в ее фантазиях занимал вопрос, что бы еще она, будучи в том воображаемом мире, где они могли бы соединиться, добавила к тому, что она уже делает с Аруни, для того чтобы и он после разъединения с ней остался удовлетворенным по крайней мере на ближайшие несколько часов – и если бы он даже оказался вдруг среди самых прекрасных апсар, то они смогли бы от него получить разве что его смущение от того, что сейчас он не может им предложить то, что они хотят. Так аскетическая кровать Адрики становилась полем для игры в удовлетворение мужского желания Аруни, которую она, конечно, выигрывала – он быстро засыпал вместе с ней в ее объятиях, и какие бы толпы соблазнительных небесных красавиц ни приходили в его сны, они оставались ни с чем. Но в тот день игре суждено было оказаться прерванной на середине – Адрика вдруг заметила, что на пороге ее домика стоит какой-то мужчина и смотрит на нее. С кровати ей было довольно плохо его видно, но он был точно незнакомый и как-то нетвердо стоял на ногах, странно привалившись к дверному проему входа – Адрике показалось, что он пьяный. Как только Адрика поняла, что на ее сеансе эротических фантазий объявился какой-то непрошеный зритель, она тут же начала на него орать, что это ее дом, куда она его не звала, и чтобы он немедленно убрался отсюда и забыл дорогу в эту сторону. Но долго она не кричала – практически сразу мужчина, неловко оттолкнувшись от дверного проема, повернулся на пошатывающихся ногах и исчез. Адрика нашла свое платье и быстро оделась, намереваясь выйти и ругаться дальше – по прошлому негативному опыту она знала, что полумерами козла с двора не вывести. Тут Адрика услышала стоны и звук падения. Она выскочила из домика и увидела, что этот мужчина лежит под стеной. Она подбежала к нему и теперь, хорошо его разглядев, поняла, что случилось – он был при смерти от яда отравленной стрелы местных лесных дикарей. Она сразу увидела и место попадания стрелы – на плече, и чуть выше его мужчина сам же стянул руку тетивой лука. Адрика, еще когда только поселилась здесь и узнала, что местные дикари стреляют ядовитыми стрелами в тех, кто заходит в ту часть леса, которую они считают своей, запаслась противоядием – и время от времени помогала им крестьянам из ближайших деревень. Сейчас она тоже быстро принесла из домика такое противоядие и влила его мужчине в рот – однако тут случай был сложнее, яд уже давно был в крови и отпаивать мужчину нужно было долго. Впрочем, первое вливание всё-таки дало результат – мужчина пришел в себя и даже открыл рот, чтобы, очевидно, что-то ей объяснить. - Не тратьте силы на слова, - сказала ему Адрика громко и внятно. – Я понимаю, что вы отравлены, и я помогу вам. Но сейчас попытайтесь встать, чтобы я смогла завести вас в дом. Вы не должны лежать на солнце. Адрика приподняла его за плечи, и он встал на ноги, опираясь на нее. Так же опираясь на нее, он смог зайти в дом. Это был уже немолодой мужчина, крупный и тяжелый, и пока Адрика вела его к своей кровати, она припомнила, что это как раз тот момент в медицинской практике, который заставляет долго держаться за иллюзию, что редкие козлины вокруг это просто милые козлики. Когда незнакомый мужчина был уже на кровати, Адрика продолжила отпаивать его противоядием, попутно вычистив и перевязав его рану на плече. Судя по его дорогому охотничьему костюму, это был какой-то знатный кшатрий. Однако сейчас этот дорогой костюм был в довольно плачевном состоянии – очевидно, мужчина долго блуждал по лесу, пытаясь выбраться из него. Он больше не пробовал ей что-то объяснить, а погрузился в полусонное состояние, приходя в себя только тогда, когда Адрика подносила ему ко рту чашку с противоядием. Когда оно наконец-то полностью нейтрализовало яд в его теле, он заснул. Адрика принялась готовить обед не только для себя, но и для своего внезапного пациента - и после такого отравления ее аскетическая еда будет ему точно полезнее того, что он, должно быть, ест обычно. Когда он проснулся, то сразу попытался встать с кровати. У него получилось, хотя его еще пошатывало от слабости. Адрика оторвалась от готовки и внимательно наблюдала ним. - Всё хорошо, - сказала она ему. – Яд больше не действует. Дальше будет только лучше. Вам повезло, что стрела попала в плечо, а не в шею. - Я думаю, мне повезло, что я встретил вас, - ответил мужчина. Адрика подумала – даже не подумала, а скорее почувствовала, - что далеко не каждый, встав, по сути, со смертного одра, сможет выразить свою признательность так просто, но в то же время так красиво. Для нее эти слова прозвучали очень приятно. Понимая, почему он проснулся и решил встать, Адрика сунула ему в руки кувшин и предложила пойти во двор и умыться. Когда он вернулся, она опять стала присматриваться к его движениям – всё же он был еще слаб, и неудивительно, что вернув ей кувшин, он снова пошел к кровати. - Хорошо бы вам поесть сейчас, - сказала Адрика, накладывая еду в тарелку и замечая боковым зрением, что мужчина не лег на кровать, а сел. - У меня тут аскетическая браманская еда, но пока вам и не стоит есть что-то другое. Мужчина не отозвался. Адрика взяла тарелку, повернулась к нему – и увидела, что он держит в руках лист с эротическим письмом. Он лежал на нем всё это время, и, видимо, заметил его на кровати, когда снова захотел лечь. Он смотрел на письмо – не читал, а именно смотрел, как смотрят на знакомую вещь, а скорее даже присматривался к листу, вычищенному от спермы еще девять месяцев назад. Потом мужчина провел по листу пальцами, а потом перевел взгляд на Адрику – и она уже точно поняла, что перед ней тот-самый-мужчина-который-не-удовлетворяет-свою-жену.