***
— Как я и говорил, Эвтида, ты мне ещё пригодишься, — низким голосом произнёс Амен, как только двери захлопнулись, оставляя шезму наедине с охотником. Он стоял к ней спиной, но Эва сейчас даже так не решалась поднять на него взгляд. Слишком была напугана. Ещё и воздуха в покоях эпистата вечно не хватало, так что она почти задыхалась. «Пытаемся дышать и думаем, — начала себя успокаивать она, — если бы хотел убить, то в темницу бы бросил, наверное. А тут в покои к себе велел привести, поговорить. С Дией иначе разговаривали, с пытками. Меня, видимо, пытать не собирается, иначе не привел бы в личные покои, а значит дело есть такое, где я не избитая и с ясным умом нужна. Может быть даже, он не знает, что я черномаг». — И вот ты здесь. — Господин, что я могу для вас сделать? — немного осмелев от своих мыслей или от нелепости того, как проблемы вечно сами находят её, Эва подняла голову и посмотрела на широкую мускулистую спину эпистата, наполовину прикрытую пурпурной тканью. — Помнится, в Сет-Маате я не очень-то полезна оказалась. — Всё зависит от верного применения навыков, — по голосу Амена стало понятно, что он улыбается, а улыбка эпистата вряд ли могла сулить хоть что-то хорошее. «Наверное, даже когда он, будучи младенцем, улыбался своей матери, она покрывалась мурашками от одного только взгляда на его лицо», — внезапная мысль не к месту заставила девушку представить образ младенца Амена в голове, что немедленно вызвало у Эвы улыбку, но она быстро её подавила, плотно сжав губы. — Если попросить плотника испечь лепёшку, то не стоит удивляться, если в неё попадут опилки. Если попросить швею вылечить больного, то не стоит удивляться, если он внезапно умрёт. Если попросить черномага летопись вести, — тут он вполоборота повернулся к ней и взглянул на Эвтиду с недоброй улыбкой, — то не надо удивляться, что иероглифы кривыми выйдут. Согласна? После его слов Эву можно было хоронить заживо. Всё равно хуже уже не будет. Да и пульс у неё был сейчас как у умирающего. — Каждому своё, поистине, — стараясь сохранять спокойствие, ответила она, даже немного улыбнувшись ему, но то была кривая улыбка с дрожащими уголками губ. Очевидно, эпистат говорит о ней. Пока не прямо, не называя её имени, но обоим очевидно о ком речь. Однако то, что удивляло и успокаивало Эву, так это то, что она до сих пор свободно стояла перед Аменом. Не валялась связанная в темнице, не была подвешена к столбу на площади. Нет. А значит, эпистату точно она нужна живой, если даже и ненадолго, уже шанс выиграть время и что-нибудь придумать. Но несмотря на все попытки сделать рассудок лишённым эмоций, чтобы здраво оценить ситуацию и утешить себя, страх брал верх. Пальцы холодели, а ладошки начинали потеть, сердце же билось так, что Эва могла слышать каждый его удар. Как и всякий раз, когда Эвтида попадала в стрессовые ситуации, в голове её непроизвольно появилось десятка два шуток. С их помощью она обесценивала масштабы проблемы, пускай даже это было всего лишь самообманом. Ведь то, над чем можно посмеяться, сложно воспринимать всерьёз. «Это уже мой третий раз, когда кто-то говорит мне, что я шезму, в привычку скоро войдёт, — нервно хихикнул в голове внутренний голос. — Узнал бы Реммао, убил бы на месте… Но сначала поседел бы». — Храбриться пытаешься? — заметив её кривую полуулыбку, прогремел Амен. — Похвально, но глупо. — Господин, ты… — начала было слегка дрожащим голосом Эва, но охотник не дал ей договорить. — Знаешь, почему стоишь передо мной, а не валяешься избитая в темнице, ожидая публичной казни своего лекаря? — вдруг серьёзно спросил он грозным голосом, а потом сам и ответил: — Только потому, что нужна мне. Ты — шезму, и теперь у тебя два пути. Либо выполняешь моё поручение, либо твой лекарь с жизнью прощается. Выбирай. Сердце замерло второй раз за день. Вот оно. Вот о чём постоянно твердил им Реммао, близкие связи, которыми другие легко могут шантажировать черномагов. А вот и наглядный пример, как именно. Твёрдое до этой секунды решение, что она ни за что себя не выдаст и будет отрицать всё до последнего, покинуло её, как только речь зашла о Ливие. Эвтида стала быстро прикидывать в голове: «Он блефует или действительно знает, кто я такая? Если блефует, то я зазря выдам себя, но если нет, то подставлю под удар жизнь Ливия. Так нельзя, нельзя ни в коем случае, но какие у него есть доказательства против меня? Хотя, разве они ему так и нужны? Я же не госпожа, не знатная особа, просто никудышный писарь, кто заметит моё исчезновение, тем более здесь, во дворце?» — Если будешь думать слишком долго, то решение я приму сам, и тебе, и твоему дружку оно не придётся по вкусу, — с гадкой усмешкой нарушил тишину Амен, но Эва продолжала молчать, поэтому он чуть раздражённо добавил: — Эвтида, я терпеливый, но долго ждать ответа не буду. Я — знаю, кто ты. Ты — знаешь, как жизни подобных тебе и их знакомых заканчиваются, — а потом эпистат потёр эфес клинка, закреплённого на поясе, и сказал: — Решай быстрее. «Он абсолютно уверен в своих словах… либо, опять же, решил блефовать до последнего, пугая меня. Но тянет, снова и снова повторяя свой шантаж. Значит, я ему очень нужна для чего-то, сам хочет, чтобы выбрала первое. Отрицать и дальше — злить его», — рассудила Эвтида, а потом, собравшись с силами, гордо подняла голову и сцепила руки в замок перед собой. — Что за дело ты хочешь мне поручить, эпистат? — громко сказала она. Амен довольно ухмыльнулся, а потом сел на кресло позади себя и потёр пальцами подбородок. — Подойди-ка. Эвтида, с гордо поднятой головой и прямым взглядом, сделала два шага вперёд и остановилась. Но эпистата и это устроило. — Для начала — ты онейромант или некромант? — Онейромант, — сухо ответила девушка. Эпистат кивнул. Было ощущение, что он только что подтвердил какие-то свои мысли, либо же узнал ответ на какой-то давний вопрос, не дававший ему покоя. — Что ж, Эвтида, отныне будешь шезму, служащей на меня. Надолго ли — не знаю. «Как только не нужна стану — избавится», — тут же перевела истинный смысл его слов девушка. — Ты должна быть верна мне. Если узнаю, что предала — обоих ждут страшные казни. Лекарю твоему, покрывавшему шезму, голову отрежу и повешу в твоей темнице, чтобы ты, умирая от голода и жажды, каждый день наблюдала, как дорого обходятся порой ошибки. Понятно? — Да, — с комом в горле ответила девушка. — Берёшь сейчас заказы? — Нет. — Когда был последний, в поселении? — с каким-то предвкушением на лице спросил Амен. — Нет, в Гермополе. Эпистат тяжело вздохнул, нахмурившись, а потом сказал: — Вернёмся к делу. Если жрец хочет продолжением рода заняться, то ему необходимо найти шезму себе в пару, дабы ребёнок родился с необычными способностями. Известно тебе о подобном? — Нет, господин, — соврала Эва. — Неужели Реммао ваш не рассказывал? — Откуда простому наставнику о делах жрецов знать? — невинным голосом спросила девушка. Она внимательно следила за лицом эпистата сейчас, пытаясь проследить малейшие изменения в нём. Ей было интересно, знает ли эпистат о том, что раньше Реммао был жрецом во дворце. Однако, даже если тот и знал, то это никак не отразилось на его лице, он лишь продолжил: — Жрецы во дворцах часто хотят удержать позиции, поэтому, состарившись, передают свою должность детям. Наш жрец не исключение, — тут Амен снова потёр подбородок. — Только вот шезму в пару ему пока нет. Тут-то до Эвы и дошло, что за дело у эпистата к ней. И от этого осознания она покрылась мурашками. — Ты хочешь, чтобы я?.. Амен ответил не сразу, непонимающе уставившись на неё. А потом он нахмурился, усмехнулся и низко сказал: — Нет. Как раз наоборот, — тут мужчина наклонился вперёд, — никакого ребёнка быть не должно. Будешь выбрана ему в пару, для продолжения рода, но истинной твоей задачей будет втереться к нему в доверие и узнать жреца поближе. — Я должна о чём-то конкретном узнать? — Молодец, быстро доходит, — довольно улыбнулся эпистат и откинулся на спинку кресла, кладя руки на подлокотники. — Да. Я подозреваю, что он замешан в Фиванской хвори. Это тебе и нужно будет узнать. Жрец тебя когда-нибудь видел? — Нет, — ответила Эва, а сама задумалась. Не исключено, что он видел её рядом с Ливием, ведь не всегда же мы видим тех, кто смотрит на нас. — Хорошо, тогда ещё проще, хотя твоё лицо всё равно будет скрыто. Жреца зовут Ферид. Тебя ему представят чуть позже. Сейчас служишь у госпожи Хатшепсут? — Да. — Какая изворотливая, — усмехнулся Амен, — то писарем прикидываешься, то служанкой. Ум всё-таки есть, раз охотников провести смогла, но, как видишь, правда всё равно выходит наружу, как её не скрывай, а потому даже не думай пытаться сбежать во время задания. Пока служишь мне — твоя жизнь в безопасности. Но как только… — Я это уяснила, — прерывая очередные угрозы, ответила Эва. — Будешь иногда составлять компанию жрецу, так что на твоей службе госпоже это никак не отразиться. Наложницы фараона и жрец не пересекаются, потому не стоит бояться, что кто-то из них увидит тебя в компании другого. К тому же, твоё лицо будет скрыто, а встречи со жрецом будут в основном приватными, — сказал Амен и резко замолчал, увидев лицо Эвтиды, которое стало хмурым после последних его слов. Эпистат тут же добавил: — Приватными не в том смысле. Ты не наложница, а лишь шезму, которой выпала честь выносить ребёнка жреца. Но, поскольку, до зачатия ребёнка не дойдёт, переживать не о чем. Эвтида облегчённо, насколько это вообще было возможно, выдохнула. — На этих встречах вы, вполне логично, будете сближаться. Свою задачу знаешь. Каждые три дня или реже, или чаще, после полуночи будешь докладывать, что узнала, мне. Видеться будем в темнице, чтобы не подслушивали. — В темнице? Разве это не будет подозрительно, что я буду спускаться туда так часто? — немного испуганно спросила Эва. На самом деле, ей подумалось, что в один из дней прямо в темнице эпистат и прикончит её, когда она не нужна станет. — Там недалеко также находится погреб с продовольствием, поэтому нет ничего зазорного в том, что служанка туда ходит. Поняла? — Да. — Свободна тогда, — он махнул рукой так, будто Эва была надоедливой торговкой, навязывающей ему свой товар. И девушка хотела уже поскорее покинуть его кабинет, но один вопрос никак не давал покоя. И она точно знала, что если не спросит сейчас, когда терять уже нечего, то так и будет мучаться, теряясь в миллионе догадок. Поэтому Эва сказала: — Могу я кое-что спросить? Амен лишь поднял на неё вопросительный взгляд, будто он уже успел позабыть о том, что девушка тут. Эва же набрала полные лёгкие воздуха и на одном выдохе выдала: — Как ты узнал, кто я? На лице эпистата тут же появилась недобрая усмешка. — Очевидное редко бывает истинным. Так и с тобой произошло, Эвтида. Ты настолько своим безрассудным поведением ставила себя под подозрения, что решить, что ты шезму, значило бы оскорбить всех шезму. Ведь как черномаг может быть столь неосмотрителен? — Не думал ли, что всё это столь очевидно не потому, что я глупа, а потому, что ты слишком умён? — Я уже давно привык к тому, что приходится распутывать столь запутанные узлы при поиске нити, ведущей к черномагам, что позабыл о существовании не запутанных нитей. Так что считай, что тебя временно спасло твоё легкомыслие, только вот тайное всегда становится явным, — он потёр подбородок, а потом ухмыльнулся и исподлобья низким голосом произнёс: — Да и никакого Кейбла в Гермопольском храме отродясь не было. Эвтида ничего не ответила, лишь смерила Амена взглядом, а потом развернулась и уверенной походкой покинула это неприятное место со спёртым воздухом.***
После утреннего визита Эвы Ливий так и не смог уснуть. Это было обидно, ведь за полчаса до того, как послышался стук в дверь, мужчина наконец-таки смог задремать. Как только лекарь проводил Эвтиду и вернулся в кровать, он долго ворочался, но сон никак не шёл. В какой-то момент мужчина по привычке протянул руку к сундуку за снотворным снадобьем, но вспомнил, что отдал последнее Эве. Тогда он вымученно простонал и с головой накрылся простынёй. Выспаться сегодня не выйдет. Что было обидно, ведь этот день у него был свободным и лекарь планировал впервые за столь продолжительное время полноценно отдохнуть. Застегнув последнюю пуговку на одеждах, Ливий придирчиво оглядел себя, потёр запястья, распределяя аромамасло, а потом, довольный своим видом, отправился в трапезную. Раньше ему приносила еду помощница, но здесь слуги обслуживали лишь знатных особ, к коим лекарь не относился. Безусловно, его статус был выше раба, ученика или простого военного. Но ниже жены фараона или главного лекаря. Ему бы подошло обращение «уважаемый господин», но не более. За завтраком он обычно сидел с другими учениками-лекарями, которые считали его своим идеалом и стремились стать похожими на Ливия. Им всегда было интересно поговорить с ним, а лекарь и не был против поделиться знаниями о медицине или о жизни. Только вот сегодня их поведение слегка отличалась от обычного. На редкость неразговорчивые ученики молча ели завтрак, переглядываясь и изредка подавляя улыбки. В какой-то момент Ливий не выдержал и спросил: — В чём дело? Все сразу склонились к своей пищи и замотали головами, мол, ничего. Так и прошёл его завтрак, который закончился раньше обычного, ибо долго выносить такую обстановку мужчине было крайне и крайне тяжело. Поскольку день был свободным, Ливий решил отправиться в южную часть Мемфиса, где находился рынок с греческими товарами. Это была его третья попытка купить Эвтиде подарок, ведь вторая успехом не увенчалась. При воспоминании о том дне, когда он увидел Эву с этим охотником в переулке, у Ливия непроизвольно сжались кулаки. Мужчина не смог бы составить охотнику конкуренцию по части физической силы, он не был хорошим воином, хотя и умел довольно неплохо обращаться с клинком, однако знал несколько точек на теле, при нажатии на которые можно было быстро и эффективно обездвижить противника. Также, даже при не очень выдающейся физической силой форме, лекарь всё-таки мог биться с простым воином на равных. Превосходное знание анатомии давало существенное преимущество в бою, ведь важнее куда именно бить, чем как. А Ливий как раз отлично знал куда надо бить. Проходя мимо лавок с греческими маслами, венками и диадемами из золота, цветными вазами с рельефами, и множеством дорогих туник, лекарь вдруг остановился и замер. — Господин, не стой как вкопанный, лучше потрогай какой материал! Самый дорогой в моей лавке, а то и на всём рынке! Ливий оглядел белый женский пеплос с золотым расшитым краем, на котором красовался геометрический орнамент — меандр. Без раздумий взяв пеплос в качестве подарка Эвтиде, Ливий стал рассматривать украшения. Его взгляд остановился на тонком золотом венке. «У неё такие красивые вьющиеся волосы, тонкий золотой венок удачно подчеркнёт их красоту», — улыбнувшись, подумал он и купил ещё и украшение. Мужчина точно не знал, чем сегодня занимается Эва, но подозревал, что, как обычно, ничем. Поэтому решил показать ей то самое особенное место, откуда звёзды видно лучше всего. Однако даже в свободный день лекарь не смог удержаться от очередного поиска состава лекарства от Фиванской хвори. Толку теперь, правда, от его записей на папирусах было мало. В Фивах была непосредственная возможность испробовать снадобья на больных, здесь же ему оставалось лишь подбирать разные ингредиенты от симптомов хвори, а потом смешивать их. Мужчина был уверен, что ещё вернётся в Фивы, а потом у него накопилась целая коллекция возможных лекарств. «Как бы никаких новых симптомов у хвори не прибавилось», — с горечью думал он, когда смотрел на разноцветные бутыльки, выставленные в ряд. В обед Ливий снова столкнулся со странным поведением лекарей-учеников. Только вот закончили в этот раз трапезу все вместе, а потому мужчина направился за группой юношей и, схватив отставшего за локоть, оттащил в сторону. — Что происходит? — слегка раздражённо спросил Ливий, а его верхняя губа презрительно поднялась. — Я… — ученик явно не ожидал подобного поведения от именитого лекаря, а потому не на шутку перепугался. — Говори! — рыкнул Ливий, чем, похоже, добил юношу. Ведь обычно мужчина вёл себя приветливо и вежливо, сохраняя спокойствие и позитивный настрой. — Прошёл слух, что вы… — Что я — что? — Не интересуетесь женщинами и влюблены в какого-то важного военачальника, — робко ответил юноша, сильно смущаясь, а потом поспешил добавить: — Простите, господин, я знаю, что у вас это привычное дело, слышал про греческих богов и их похождения… Ливий оторопел. Кому вообще пришло в голову распускать про него слухи, да ещё и касающиеся его личной жизни. — Да и выглядите вы всегда так изящно, ухоженно… — вдруг разошёлся юноша. — И пахнет от вас всегда… ну… как от женщины… сладко-сладко, — тут он два раза шумно принюхался и исподлобья спросил: — Это… ананас? — Сам ты ананас, — раздражённо ответил Ливий. — Это малина! — Ничего себе. — Кто посмел распускать слухи о моей личной жизни? — Я правда не знаю, не гневайтесь, — всё ещё удерживаемый лекарем за локоть, юноша весь сжался. — Не знаешь, кто слух распустил, но охотно его разносишь?! — Да нет же, клянусь великим Ра, я никому не говорил, их всё уговаривал не смеяться. Да и не обсуждать… — тут юноша не удержался и спросил: — А это… это правда? Кто этот везучий военачальник? — Оправдываться за какие-то выдуманные не пойми кем подробности моей личной жизни я не намерен, — надменно ответил Ливий, а потом нахмурился и пробурчал себе под нос: — Да и военачальников я никаких не знаю… охотников только видел, да и из тех только Амена помню… И тут вдруг мужчину осенило. Он резко вспомнил военачальника Джехути, у которого несколько дней назад гостил, пока лечил его. И тут же в памяти всплыла та девица из наложниц, которая приставала к Ливию. «Вот же… — почти выругался на неё мужчина, но вовремя себя остановил. Сыпать такими оскорблениями, что всплыли в голове, женщин он себе не позволял. — Стоило сказать ей, что меня не интересуют женщины, чтобы отстала от меня, так эта отговорка превратилась в сплетню, да ещё и до Мемфиса дошла!» Пока лекарь отвлёкся на собственные мысли, юноша смог вырваться из его рук и поспешно сбежать. «И как мне теперь эти слухи остановить? Ладно, через несколько дней всё само забудется и все найдут новый повод для обсуждения», — рассудил мужчина и направился в свои покои.***
После разговора с эпистатом у Эвы на душе стало мерзко. Будто кто-то разделил её жизнь на «до» и «после». По крайней мере, именно так ощущалось то опустошение, которое появилось внутри. В мучимой угрызениями совести голове Эвтиды крутилась лишь одна мысль. Если бы она не призналась тогда Ливию, что она шезму, то он бы был в безопасности. Узнав же, кто она, он невольно стал соучастником, ведь лекарь не пошёл и не сдал девушку. Вот уже пятнадцать минут она сидела на кушетке и смотрела в одну точку перед собой. Отвлекла Эвтиду её «соседка», которая вдруг зажужжала крылышками и приземлилась к ней на руку. — Милая, лети, — Эва подошла к окну и вытянула руку с мухой, — вон, смотри, целый мир и ты можешь его весь облетать. А задержалась здесь, в этих душных покоях, — она легонько тряхнула рукой, но муха и не шевельнулась, лишь отползла чуть назад, к запястью. — Не хочешь? — девушка улыбнулась и подошла к столу, где теперь всегда стояло блюдо с фруктами. И тогда муха охотно переползла на гроздь винограда, потирая лапки. — Да ведь для тебя, маленькая, и эти покои — это целый мир… Её разговор с соседкой нарушил стук в дверь. Это оказался слуга, принёсший послание от Ливия и какой-то свёрток, в котором оказалась невообразимой красоты одежда. Длинная белая… Эва точно не знала, как называется этот греческий костюм, поэтому назвала это туникой. Сверху же лежало золотое украшение тоже на греческий манер. Что касается послания, то Ливий просил передать, что будет ожидать свою госпожу после ужина возле северных ворот у стены дворца. Только вот Эвтида не знала, где это место, а потому решила, что встретится с лекарем в его покоях. Так она и поступила. — Почему ты не запер дверь? — удивленно встала на пороге Эва, когда не встретила никакого препятствия при открытии двери. — Ará! — вскрикнул он, стоявший к ней спиной, и тут же повернулся. И замер, раскрыв рот. — Э-эй, — Эвтида приблизилась и пощёлкала пальцами перед его лицом. — Не веди себя так, будто я — Медуза Горгона. Тут вдруг лекарь удивлённо опустил уголки губ вниз и приподнял брови: — Знаешь про неё? — Читала в одном из папирусов про греческих божеств недавно. — Где ты их нашла? — В библиотеке, — ответила Эва и вдруг вспомнила, что так и не рассказала лекарю про свитки о черномагии. Нет, сейчас не время. — Надо же, и чем же милую госпожу привлекли рассказы о греческих божествах? — Хотелось больше узнать о твоём мире. О моём же ты знаешь. — Я как раз хотел тебе показать кусочек своего мира, — лукаво улыбнулся лекарь. — Только кусочек?.. — Может и больше, — он наклонил голову. — Признаться, когда увидел тебя в этом греческом пеплосе, дар речи потерял. — Так вот как называется это одеяние. — Да, а мужское — гиматий. — И как же он выглядит? — Тебе показать? — с этими словами лекарь раскрыл сундук и быстро извлёк из самого низа длинный пласт ткани. — Его можно носить по-разному, чаще всего он просто накидывается на одно плечо, а затем с помощью пояса драпируется. — Ой, а надень! — захлопала вдруг в ладоши Эва. — Отвернёшься? — ухмыльнулся лекарь. — Ни за что, — ответила Эвтида и тоже ухмыльнулась. Ливий, никогда не стеснявшийся своей наготы, хмыкнул и стал раздеваться. Однако девушка всё же отвернулась, а когда повернулась, то мужчина почти облачился в наряд. Теперь была очередь Эвы замирать с открытым ртом. Мужчине очень шла такая одежда, а потому Эвтида подлетела к столу, схватила зеркало и подбежала к Ливию, произнося: — Ты только посмотри на нас! Они и правда являли собой сейчас крайне гармоничную пару. Оба в греческих одеждах, на краях которой красовались геометрические узоры, а головы обоих украшали золотые венки. Лекарь с счастьем в глазах взглянул на Эву через отражение, а затем она поймала его взгляд и лучезарно ему улыбнулась. — Так ты хотел показать мне свой мир? — Да, милая госпожа. Я же обещал показать тебе звёздное небо. — Звёздное небо — твой мир? — перебила его Эва, а потом саркастически спросила: — С небес что ли сошёл, Ливий Пеллийский? — А ты сомневалась? Посмотри, — он обвёл руками своё тело, — разве не бог? — Кажется, я припоминаю ещё одну греческую историю, которая недавно попалась мне в папирусе. Про одного юношу, что очень любил любоваться собой. Конец его был печален, — Эва состроила печальную гримасу: — Осторожнее. — Он стал цветком, что может быть лучше? Расти, цвести, благоухать, — на последнем слове Ливий вспомнил слова нерадивого ученика-лекаря о его «сладком-сладком, точно у женщины» запахе и, склонив голову и покачав ей, усмехнулся. — Ну да, пока какой-нибудь сумасшедший дряхлый травник не срежет тебя для своего очередного отвара от вялого… — вместо того, чтобы договорить, Эва хихикнула, прикрыв рот. А потом, взяв корзину с едой, которую Ливий собрал на рынке, они отправились к северному выходу из дворца.***
Двое сидели на плаще лекаря вдалеке от города, с поднятыми к небу головами. Чтобы отпугнуть возможных хищников, что могли прийти на запах лошади или людей, Ливий разжёг костёр, используя факел, взятый из дворца. Дым от огня неспешно поднимался вверх. Неподалёку, вдоль Нила, неспешно ходила кобыла, на которой они сюда с грехом пополам добрались. — Когда ты нашёл это место? — наклоняясь назад и опираясь на ладони, спросила Эва. — Когда был учеником и жил в общих комнатах. Мне тогда бывало… плохо. — Из-за чего? — Скажем так… боялся оставаться один, потому что страшился собственных мыслей о покинутом доме, а потом стало тошно среди людей. Здесь я находил покой и умиротворение, — тут мужчина усмехнулся, — и не я один. Как раз на этом месте я встретился с тем травником, может, помнишь его? Ещё бы она не помнила. — Да. — Как-то я сидел здесь, а потом вдруг услышал чьи-то тихие шаги. Это был он, собирал травы на берегах Нила. Спросил меня, что я здесь делаю, я сказал — отдыхаю, — Ливий лёг на спину, подложив руки под голову, — травник удивился. Сказал, что обычно юноши иначе отдыхают. Воцарилась тишина. И раз разговор сам собой зашёл о старике, то девушка могла бы поведать лекарю о предложении того переехать в Александрию, но она решила этого не делать. Боялась, что ради неё Ливий может бросить Мемфис, отправиться с ней. А она помнила, что именно из-за работы мужчина всегда избегал привязанностей, поэтому не хотела, чтобы его былые опасения сбылись. Всё-таки пока в Мемфисе возможностей больше, да и фараон здесь. — Ливий, — вдруг подумала кое о чём Эвтида, — а меня или тебя искать не станут? — Меня точно нет. Да и тебя не должны. Я передал со слугой, что сегодня ты на практику отправляешься, и в случае чего плохого с женой фараона, обращаться за помощью можно к главному лекарю Кэнти. Довольная такими новостями, она легла на спину, повторяя позу мужчины, подложила руки под голову и её взгляд стал блуждать по множеству ярких точек на тёмном небе. Только поза была не совсем удачной, ведь несколько дней назад девушка имела удовольствие полететь с лестницы, да ещё и приземлиться прямо на поясницу. Поэтому она едва слышно болезненно простонала. Лекарь, чей чуткий слух Эвтида тут же прокляла, тут же повернулся к ней и приподнял бровь: — Что на этот раз? — Ничего. — Я всё слышал. — Это я так. — Эва… — угрожающе произнёс он, а в следующую секунду резко перекатился, оказываясь над ней. Ливий тут же одной рукой перехватил её запястья и поднял их над головой девушки. Другой же рукой мужчина опустился на её талию и… резко пощекотал Эву! Та, не готовая к такой подлости, тут же вскрикнула и хотела пнуть мужчину между ног, но тот вовремя увернулся. Однако её сопротивление длилось недолго. Уже в следующий момент от извивания тела Эвтида снова почувствовала боль в спине, и тогда лекарь с победным: «Ага!» тут же осторожно перевернул её на живот и спросил: — Я даже уже не буду спрашивать — как. Лучше скажи, давно ли и в каком именно месте. — Ай, — отмахнулась Эва, поворачивая к нему голову, — ничего страшного, просто с лестницы упала. — На спину?! — Ну да. Покатилась. — Эвти-да, — вымученно простонал мужчина. — Я приставлю к тебе охрану, иначе в следующий раз ты себе, чего доброго, нос разобьёшь! — Не исключено, что мне скоро и без твоего пособничества охрану приставят… ну или нос разобьют… — ляпнула Эва, не подумав, и тут же пожалела. Она пока не придумала, как рассказать Ливию о разговоре с эпистатом. С другой стороны, девушка понимала, что обязана сделать это как можно скорее, вдруг Ливий ещё успеет уехать, тогда Амен не сможет до него добраться. Она, конечно, согласилась работать на эпистата, что означало, что какое-то время лекарь будет в безопасности, но мало ли что на ум этому безумцу Амену придёт, вдруг решит убить обоих раньше. Долго убеждать Эвтиду пояснить, что она имела в виду, Ливию не пришлось. Было достаточно одного вопроса, сопровождаемого таким холодным взглядом, что девушке стало не по себе. Пришлось всё рассказать. — Да… — тяжело вздохнув, заключил лекарь, выслушав её. — Дела… Хотя я удивлён, что он только сейчас всё понял. Может, он подозревал давно, поэтому так просто согласился отправить тебя со мной? — Не думаю, иначе бы Реммао и Рэймсс не смогли бы сбежать. Мне кажется, он начал подозревать жреца давно, а после побега двух братьев, что спокойно можно расценивать как прямую причастность к черномагии, понял, что шезму и я. И я могу быть ему полезна, — тут Эва вздохнула, вспоминая темницу, — и потому сразу приказал схватить. — Но их побег не обязательно является подтверждением того, что они шезму. — А как иначе? Зачем ещё простым писцам сбегать оттуда, где они могут найти славу? Каждый, наверное, мечтал бы вести столь важные для будущих поколений летописи. — Эва, — лекарь потёр переносицу, — не все гонятся за славой. А убежать писари могли и из-за хвори. Испугались того, что с людьми она делает, да рванули куда глаза глядят. Слова о том, что не все гонятся за славой, прозвучали комично из уст именитого лекаря. Девушка ничего ему не ответила. Какая разница, в какой момент Амен догадался? Тем более, когда обоим лучше было бы думать о будущем. Вопреки ожиданиям Эвы, Ливий отреагировал спокойно. Даже на её ушибы он порой реагировал более бурно. Сначала девушку это обрадовало, но теперь её не на шутку пугал во второй раз за вечер появившийся холодный взгляд мужчины. С момента, как Эвтида начала рассказ, расслабленность в позе лекаря постепенно пропадала, и теперь оба напряжённо сидели, не глядя друг на друга. То есть Ливий не смотрел на Эву, она же, не переставая, косилась на него. Бросив очередной взгляд на лекаря, девушка вдруг заметила, что он то и дело сжимает руки в кулаки. — Ливий, — Эва осторожно дотронулась до его пальцев, мягко по ним проходясь своими, — пожалуйста, не молчи. — Я думаю… — Думай вслух, — выпалила Эва, а потом, снова взглянув на его руки, спросила: — Злишься? — На кого? — с горькой усмешкой спросил он. — На себя, — серьёзно произнесла девушка. И со своей проницательностью попала в точку. — Да. Что не смог тебе вовремя помочь. — Ты не должен меня постоянно спасать. Я черномаг и должна уметь сама за себя постоять, поэтому то, что я попала в такое положение — целиком и полностью моя вина, — проговорила Эвтида, а потом добавила: — Да и что ты мог бы сделать? Ливий, не задумываясь ни на минуту, сказал: — Если бы я сразу, как узнал о том, что эпистат едет, сказал тебе, у нас бы было время сбежать до его приезда. — Ты себя слышишь? Куда бы мы сбежали? — начала было девушка, но потом устало выдохнула, проводя ладонями по лицу: — Да и пустое это всё. Что теперь говорить о прошлом. Ливий ещё немного помолчал, а потом резво встал и, размяв тело, начал говорить: — Так, ну не будем боле о грустном, я вот подумал и теперь вижу в этой ситуации определённые плюсы. — Это какие же интересно? — мрачно осведомилась Эва. — Мы пока живы. — Вот уж правда благословение богов. — К тому же, тебе не надо рожать ребёнка, это тоже несомненный плюс, — продолжил Ливий, и девушка точно не поняла, шутит он или говорит серьёзно. — А если он… — начала было Эва, но не успела договорить, потому что лекарь понял, о чём она собирается сказать, и ответил раньше. — Тебя коснуться не посмеет, но я всё равно дам тебе кое-что для самозащиты. — Само… самозащиты? Яд? — Ну-у, Эва, зачем же так пошло? — брезгливо отметил Ливий. — Устранить человека можно не только с помощью яда. — Да? Разве это не одно из лучших средств? — И вовсе нет. Зависит от яда, конечно, но… есть способы более надёжные. — А если взять живую змею или скорпиона? — Что? — от удивления Ливий даже не сразу понял, что имела в виду девушка. — Да ты таким образом себя скорее убьёшь, нежели дотащишь их до несчастного, которому не повезло стать жертвой твоей бурной фантазии. Но говоря о средстве самозащиты и устранении человека, я не имел в виду его убийство. — Я и не смогла бы кого-то убить, — сказала Эва, а потом тихо, так, что Ливий даже не услышал, добавила: — Снова… Хоть угрызения совести из-за Дии её давно и покинули, какой-то своей частью, когда речь заходила о смерти, Эвтида считала, что именно она убила Дию. — Я знаю, Эва, я знаю, — повернулся к ней Ливий и увидел опущенную голову девушки. Тогда он подошёл, присел на одно колено перед ней и сказал, едва касаясь подбородка пальцами: — Посмотри на меня. Девушка подняла голову. На лице её читалась озадаченность, но следов тревоги или грусти не было. Тогда мужчина чуть ухмыльнулся и сказал: — Я мог бы тебе сказать, что всё будет хорошо. Моя милая госпожа, возможно, в другом мире и при других обстоятельствах я так бы и поступил, но врать не буду, дела весьма паршивые. Однако несмотря на всю серьёзность ситуации, выход найти всегда можно. Не всегда же им является дверь, можно и через окно, например, вылезать. — Та-ак?.. — протянула девушка, прищуриваясь. Мужчина плавно опустил второе колено, садясь на плащ, и ответил: — Когда ты выполнишь то, о чём просил эпистат, он либо проникнется к тебе доверием и будет использовать дальше, либо избавится от тебя. Да и от меня заодно. В покое он тебя точно не оставит, ведь ты будешь посвящена в дворцовые тайны. — К чему ты клонишь? — К тому, что нам с тобой в любом случае надо будет уехать из дворца. Тут Эва снова вспомнила предложение старика-травника перебраться в Александрию. И снова промолчала. — Подальше от эпистата… — добавила она. — И не только. Если жрец окажется ни при делах, то и от него бежать придётся, как только он поймёт, что ты на кого-то работала, то из-под земли тебя достанет. Он только кажется внешне спокойным и отстранённым, но что у него в голове одним богам известно, — чуть подумав, Ливий добавил: — Хотя и те, может, не знают. Жрецами просто так не становятся, как я успел понять. — Только этого мне не хватало. Оказаться меж двух огней. Да ещё и каких! Право, моему везению нет равных. Верховный эпистат и главный жрец. Ещё и госпоже надо успевать прислуживать где-то в перерывах. — Какими хорошими знакомствами ты обросла по приезде во дворец, — усмехнулся Ливий. И с этим было сложно поспорить. Только обстоятельства, при которых эти знакомства произошли, слегка омрачали общую картину. И тем не менее этот позитивный настрой мужчины не мог не передаться девушке. Его умение находить какие-то плюсы даже в самых плохих ситуациях вдохновляло и успокаивало. — Ну да, при каких ещё бы условиях мне выпал бы такой шанс? — усмехнулась она в ответ, а потом произнесла свои мысли вслух: — И если бы не эта хворь, и не эпистат… то мы бы никогда не встретились. — Ну тут я не уверен. Может быть, когда я оказался в Гермополе с Феоноей, я бы зашёл в храм к ученикам-лекарям. Кто знает, может, там и встретились бы. — Интересно, и что бы ты тогда делал? — лукаво спросила девушка. — В каком это смысле? — наклонив голову, улыбнулся Ливий. — Что бы ты сделал, если бы увидел девушку в храме и она тебе понравилась? — Хочу быть честным с тобой до конца, Эва, — повернув голову в сторону, ответил он, — раньше я был так поглощён работой, что признавал лишь те связи, которые могут быть выгодны мне. Эвтида вдруг подумала, как это у Ливия получается совмещать столь корыстные и расчётливые соображения со столь бескорыстным извечным желанием всем помочь. — Тут мы с тобой схожи. Но как, позволь узнать, в понятие «выгодных» связей вписывается Феоноя? — Снова о ней? — Ливий кашлянул и добавил: — Говорил же, что то под действием хмеля было. — Значит только под действием хмеля Ливий Пеллийский раньше был падок на женщин? Неужели и при первой нашей встрече ты пригубил? — О-о-о, не тебе в подобном меня обвинять, ведь я прекрасно помню то амбре, что стояло в воздухе, когда ты пряталась за моей спиной от аллигатора, — съязвил мужчина, а потом уже без смеха добавил: — Но с тобой другое. В тебе я первее увидел друга, а потом проснулся и романтический интерес. Девушка слегка покраснела, но возле костра, которое своим ярким светом почти ослепляло, этого было не заметить. Ну да, в понятие его «выгодных» связей знакомство с Эвтидой никак не входило. — Я же подобного сказать о тебе не могу. — Вот оно как? — усмехнулся мужчина и подпёр щеку рукой, приготовившись внимательно слушать девушку. — А как это было у тебя, ну-ка расскажи? — Сначала я увидела в тебе зазнавшегося лекаря, — Эвтида скрестила руки на груди, — потом язвительного противника эпистата, затем… — Противника эпистата? Да куда уж мне… — Не перебивай. — Прощу прощения, моя госпожа, продолжай. — Затем ты показал себя с новой стороны, заботясь обо мне в тяжелое время. А дальше ты и сам знаешь. — Не знаю, — заулыбался он. — Скажи. — Знаешь ты всё! — Во имя богов, неужели я так и умру в неведении, эка досада… — начал было причитать он. — Исфет с тобой! Сам ведь знаешь, что тянуть к тебе стало потом. — Тянуть? Ко мне? — продолжал издеваться Ливий. И тогда Эва зло сощурилась и произнесла: — Хотя… Я тут вспомнила, что в первую нашу встречу ты предстал передо мной почти что нагим, спасибо, что хоть после купальни был… — Я всё ещё считаю это верхом неприличия! — вдруг вскрикнул лекарь и всплеснул руками. — Как можно залезать в сны незнакомого человека, тем более в сны… в сны… в сны такого характера! — В том, какого рода у тебя сны, виноват ты один! Мне вот, к примеру, никогда ничего подобного и не снилось! А ты! — Я ещё и за свои сны должен оправдываться! — он вознёс руки к небу. — Нет, вы только послушайте её! Зачем ты вообще залезла ко мне в сон! — Да не к тебе я шла, какой же ты непонятливый, к Феоное. Я же не знала, что ты где-то там в её доме тоже есть, и тоже спишь. Она сказала мне, что с родителями. — Ará, да никаких родителей там не было, иначе вряд ли бы я вообще смог остаться в её доме. — Но она сказала мне… поэтому во дворе и легла. — Да во дворе она легла потому, что в её кровати я спал. Не могла же она притащить тебя в комнату, где я сплю, и сказать: «Вот от него меня надо отвязать». Поэтому после того, как мы… — Так! — вдруг вскрикнула Эва и засмеялась. — Честное слово, я не готова к подробностям. — После того, как мы приехали в Гермополь, Эва, — с упрёком закончил предложение Ливий, а потом добавил: — Всё-всё, хорошо. Эва же продолжила думать о том, почему, если она всё-таки проникла в сон лекаря, чувства во сне были Феонои. Так и не найдя ответа, девушка пробурчала: — Голые женщины во сне, что за непотребство… — Ты опять? — уставший от этой темы мужчина вымученно откинулся спиной на плащ. — Легко говорить, когда сама снов не видишь. — Ой, не напоминай. Мужчина вдруг спросил: — Тебя больше не тревожили кошмары? — Кошмар, — поправила его девушка, — мне снился один и тот же сон. Но последний был тогда, когда мы вино пили. А почему ты спрашиваешь? — Один и тот же? — Да, — ответила она, а сама передёрнулась, вспоминая кошмар. Заметив некоторое напряжение в позе лекаря, она спросила: — Ливий, что-то не так? — А? — мужчина снова расслабился и улыбнулся: — Мне тоже как-то раньше часто одни и те же сны снились. Всякое бывает. Тут вдруг лошадь, что успела отойти от них на расстояние нескольких метров, громко фыркнула, пугая пару. Ливий тут же сгрёб одной рукой Эву за себя, внимательно всматриваясь в темноту. Однако через секунду лошадь снова подошла ближе к ним и как ни в чём не бывало стала продолжать щипать траву. — Я чуть дух не испустила! — Да уж… — ответил Ливий, продолжая прикрывать собой Эвтиду, а потом услышал, как девушка зевнула, обернулся и спросил: — Пора возвращаться? — Да, а то я усну прямо здесь. Путь назад, как это часто бывает, показался короче, поэтому очень скоро они оказались во дворце. Быстро попрощавшись, лекарь и шезму расстались. Быстро потому, что стоило бы хоть одному задержаться, и второй уже тоже не смог бы так просто уйти. Будь их воля, они бы сутки напролёт проводили бы друг с другом. В приятном предвкушении кровати и сна, Эва вошла в свои покои, скинула одежды, подошла к кувшину с водой и… заметила на полу что-то тёмное. Наклонившись, она застыла. На полу лежала раздавленная муха. Та самая, которую девушка несколько дней назад принесла к себе. Успев проникнуться к насекомому чувством привязанности, особенно после слов Анат о родственной душе, Эвтиде стало не по себе. Но внезапно в голову пришло другое, пугающее ещё больше, что отодвинуло любые мысли о жалости. Если муха раздавлена, значит непременно должен быть кто-то, кто её раздавил. Значит, кто-то посещал её покои в отсутствие девушки. Ещё не успевшая сформулировать в голове эту мысль, Эва подлетела к своей суме и одним махом вытряхнула содержимое прямо на пол. Её догадка подтвердилась, отчего дыхание спёрло. Свиток о черномагии пропал.***
— Никто не должен знать об этом, надеюсь, ты и сама понимаешь? — сурово смерив Эву взглядом, сказал эпистат. Девушка стояла в сырой темнице, одетая в чёрный плащ, напоминающий накидку шезму, напротив Амена. Раннее утро, началось в очередной раз со стука в дверь. Это снова был слуга, ведь кого-то из охотников вряд ли пустили бы в женскую часть дворца. Он передал Эвтиде, что та должна проследовать в назначенное место. Когда девушка спустилась по крутым ступеням в гнетущее помещение, освещаемое одним лишь светом от факелов, цепкие лапы страха вновь сковали всё внутри. Длинный коридор со множеством дверей, и девушка уже, к сожалению, знала, как выглядит пространство за ними, ведь ей самой уже посчастливилось там побывать. Посередине этого длинного коридора стояла огромная светлая фигура, которая сейчас была подобна солнцу, а пламя от факелов лишь множило яркий белый свет от фигуры. Если бы Эва не знала, что это верховный эпистат, то можно было бы подумать, что перед ней какое-нибудь божество. Да и рост соответствующий. Молча протянув ей свёрток ткани, Амен указал на одну из дверей. Девушка вошла в комнату, наспех переоделась, дрожащими от страха руками поправила тёмный плащ, выкинула распущенные волосы за ворот и вышла назад. — Поскольку теперь деятельность шезму незаконна, то и привести шезму для жреца могут только охотники, другие не имеют права. Так что охотник из моего отряда отведёт тебя к жрецу. Имя, которым представишься, — Назифа. Пока будешь со жрецом, будешь носить маску, так положено, но нам это только на руку. Сложно сказать, как часто захочет видеть тебя жрец, бывает и такое, что мужчина и женщина встречаются только два раза, причём во второй происходит акт соединения их энергий, то есть зачатие. На этих словах лицо Эвтиды само собой скривилось, что заметил и Амен. — Как я уже сказал, твоя задача не допустить такого исхода. Но бывает и наоборот, что жрец и шезму встречаются часто. Тебе лучше заинтересовать жреца, чтобы разузнать побольше. — Господин, а если он в хвори замешан, то не догадается, что меня подослали выведать информацию? — От тебя зависит, Эвтида. Жрецами тоже просто так не становятся, долгие учения дают свои плоды, так что и обхитрить его непросто, если вдруг начнёт подозревать. Пускай лучше он, как и я когда-то, видит в тебе безрассудную дурёху, порой дерзкую на язык, но зато бесхитростную. Это одна из тактик ведения войн, и ты её применишь. Нужно притворяться, делая вид, что ничего не знаешь, даже если знаешь, — эпистат потёр эфес клинка на поясе. Было видно, что он поистине наслаждается своими речами: — Даже если можешь совершить действия, ведущие к победе, делай вид, что сделать ничего не можешь. Когда враг не будет видеть в тебе угрозы, потеряет бдительность, и ты сможешь его обойти. — Я поняла. — И ещё. Об этом никто не должен знать, в том числе и твой этот… — Амен брезгливо поджал губы, а потом выплюнул: — Пеллийский. — Снова эта неприязнь? — чуть усмехнулась Эва, вспоминая причину ненависти по отношению к Ливию. — Мне скорее непонятна твоя симпатия к нему, неужели ты до сих пор не знаешь, какой он человек? — на обычно хмуром лице Амена вдруг выгнулись брови. — Как раз-таки знаю. — Тогда тем более странно, — хмыкнул эпистат, а потом смерил её оценивающим взглядом, и, когда на лице его показалось удовлетворение, сказал: — Теперь можешь идти, у дверей тебя ждёт охотник из моего отряда, он тебя проводит. Эвтида кивнула Амену, а потом, взяв полы плаща в руки, стала подниматься по крутой лестнице, чувствуя небольшое волнение. Только вот на последней ступени она чуть не упала. Но не от собственной неосторожности, а от удивления. Причина её почти что падения вдруг резко протянула руку и помогла удержаться на ногах. — Осторожнее, — сказал кудрявый юноша, стоявший у начала лестницы.