Песнь кор-ляписа, молчание нефрита

      — Отец? Как твоё самочувствие?       Сонно приоткрыв глаза, Хайян заслонил рукой яркие солнечные лучи, пытаясь несколько долгих секунд осознать, где он и кто он. Тело неприятно ныло, во всём сознании словно пустота образовалась. И только чьи-то прохладные, но такие нежные пальцы порхали по его вискам, собирая тёмные локоны, убирали их с лица в подобие порядка. Нежно расчесывали, укладывая прядь на прядь в импровизированную причёску, которая растреплется от малейшего движения.        — Я… лучше…       Девушка склонилась над ним; светлые глаза несколько недоумённо моргнули. Мужчина всмотрелся в знакомо-чужой образ жадно, ловя каждую деталь. Длинные тёмные волосы с зелёными концами, что были убраны под традиционную резную заколку с нефритовым драконом на ней; зелёные линии под глазами, подчеркивающие их драгоценную бирюзу. И двойные клыки, едва заметные из-под верхней губы. Двойные клыки — метка высшего хищника. Такими обладали во всём Тейвате только двое видов. Драконы и…       — Славненько. А то папа беспокоился, знаешь ли, — девушка дёрнула его за прядь волос, и это такой игривый жест. Хайян прикрыл глаза, и дракон внутри него довольно заурчал, вторя инстинктам. Дракон внутри него ощущал себя в тепле, сонным и ленивым, позволяющим своему потомству неловко путаться, играясь, в собственной гриве. В гнезде, защищённом и разделённом напополам с парой и с драгоценными птенцами. — Да и все мы.        Хайян улыбнулся, с трудом принимая сидячее положение не без помощи дочери. Та упёрлась ладонями в его плечи, приподняла на себе легко, точно он ничего не весил, и заглянула в лицо с видимым беспокойством. Когтистые ладони её ловко и отточенными движениями перехватили тёмные волосы отца, забрав в простую прическу и заколов вытащенной с её же волос шпилькой. Той самой, с нефритовым резным драконом.       — Полежал бы ты ещё. Куда вскочил-то.       — Я в полном порядке, Шао.        Да, Шао. Так звали эту красивую, невысокую и очень худую девушку, которая звала его отцом, так вольно касаясь. Она выглядела очаровательно, но ощущалась серой, пеплом и отсроченной смертью. Хайян изучил её взглядом, когда та поднялась с постели и отошла в сторону, оправляя свои длинные тёмные одежды тонкими пальцами. Что-то в её образе путалось: она и цилинь, и хищник. Но истина о чужой сущности ускользнула прочь, насмешливо вильнув хвостом…        Пока Шао отвлеклась на зеркало и тумбочку, убирая свои растрепавшиеся волосы, Хайян не стал медлить. Что-то подталкивало его лукаво сбежать из-под надзора дочери.        Поднявшись с постели, едва ли управляя своим телом, дракон практически ускользнул из комнаты прочь, провожаемый пристальным взглядом дочери. Он действительно думал, что она не увидела его? Не услышала лёгкие шаги? Глупый, глупый дракон, которому позволили пока что сбежать. Он брёл по залитым светом деревянным коридорам дома, который не помнил, и в то же время очень хорошо знал, вдыхал тёплый запах нагретого камня, ощущал заполняющий всё пространство уют. Услышал шорохи жизни снаружи и с интересом выглянул в распахнутое окно. Там, за круглым столом, скрытым в тени огромного раскидистого дерева, несколько существ за пиалами чая играли во что-то. Захваченные азартом и диалогом, они даже не повернулись к нему.        Лёгкие шаги позади отвлекли, Хайян обернулся и улыбнулся, когда увидел Шао. Дочь скрестила руки на груди и недовольно цокнула, словно возмущённая тем, что отец всё же не послушал её наставления, но читать нотации ему не стала. Только подвинулась ближе и тоже выглянула в окно.        Отчего-то дракон ощущал всё вокруг с ноткой тоски… он видел это всё будто бы впервые, и всё же нет. Это было как растраченное воспоминание. Как мир, который он потерял и который уже не вернуть, но свет из него будет продолжать долгие столетия преследовать его. Мягким прикосновением Хайян огладил дочь по плечу, испытывая смутное желание сжать девушку в объятиях и начать убаюкивающе урчать ей на ухо. Он так делал, и не раз, он знал это; пусть и не помнил. А та всегда засыпала, свернувшись клубочком, и рядом нередко оказывался её брат.        И их второй родитель.        — Ты точно в порядке? — Шао оглянулась на отца, и бирюзовые глаза её, пронзительные и лишённые блеска, сощурились. Она интуитивно слишком хорошо ощущала его, и видела какое-то странное смятение во всём нём. Но тот только улыбался, пусть и как-то растерянно, и очень жадно смотрел на неё. Что ж, с упрямством драконов Шао была знакома слишком хорошо. Оттого, воспитанная аж двумя, не уступала в ней ни одному из них.        — Точно. Просто соскучился.        Девушка недоумённо дёрнула плечом, снова цокнув.        — Меня не было два дня. Всего-то. Оставила вас на такой маленький срок, а ты умудрился все силы растратить да в обморок упасть… — она забормотала, как недовольная, причитающая старушка. Хайян неловко улыбнулся. — Что за дракон. Как младенец.        Мужчина не мог не засмеяться, ощущая себя таким счастливым. О, как он любил её! Эту не по годам серьёзную, с самых малых лет дерзкую малышку. Она с первого появления в его жизни начала вести себя, как опекун для вечно задорного дракона, любящего влипать во все существующие неприятности. И продолжала быть такой и сейчас: отчитывающей, заботливой, но в то же время неоспоримо признающей отцовский авторитет над собой. «Просто в некоторых аспектах у меня мудрости больше», без стеснения заявляла она. И с ней со вздохами соглашались все. И другие Адепты, и его собственный муж… муж.        А вот вспомнить что-то о муже, кроме ассоциации с янтарным блеском, не удалось. Хайян потёр висок, нахмурившись, но образ кого-то горячо любимого, тёплого, ускользнул от него. Шао, чутко следившая за лицом отца, подалась ближе и снизу-вверх посмотрела в глаза родителя тем взглядом, которым воспитатель смотрит на нерадивого ребёнка, что скрывает, что ушиб коленку. Чтобы ту не помазали чем-нибудь противно щиплющим и не запретили играть какое-то время.        — Отправляйся-ка ты в постель. Отец и брат скоро вернутся, мы придём к тебе на обед. Хорошо?        Судя по тону и сведённым к переносице бровям, Шао не принимала отказа. Так что даже малейшая попытка пререкаться со столь упёртым созданием провалилась. А она ещё и руки на груди скрестила, топнув ногой, так что Хайян примирительно поднял ладони и, посмеиваясь, поторопился в свою комнату.        Он так сильно хотел увидеть свою семью, услышать двух других, кроме дочери… но со следующим своим шагом провалился в ледяное море.        Дочь. У него была дочь.        Едва Айгеан распахнул глаза, он поспешно вскочил с едва нагретой его собственным телом скамьи, схватил в руки бумагу и перо с чернилами. Уверенными жестами он сделал набросок красивого, но слишком худощавого лица, оставил внизу подпись. «Шао, дочь, бирюзовые глаза, двойные клыки». Вовремя, потому что зыбкий образ сна ускользнул от него, и только беглый рисунок напоминал теперь о той девушке.        Двойные клыки… так интересно. Девчушка не была драконом, пахла очень опасно и смотрела как-то… словно она была той, кто была со смертью на очень короткой ноге. Но как Айгеан не старался вспомнить что-то о существах этого мира, ему не удавалось. Все знания оказались отрезаны от него вместе с памятью. Книги этой мёртвой библиотеки не содержали никакой информации, подтолкнувшей бы его к осознанию.        Один взгляд на пожелтевшую бумагу с застывшим ликом вызывал в сердце Айгеана тепло. Он знал и безумно любил эту малышку, хотя и не помнил. Она была его ребёнком, пусть и не его кровью и плотью; у него была семья, у него был залитый светом и теплом дом. В носу у дракона противно защипало, а тёплые непрошенные слёзы сами скатились по скулам вниз. Он даже утирать их не стал, только уткнулся в собственную ладонь и всхлипнул.        Потерянный в пыльной каменной вечности, запертый в темноте, сейчас, потревоженный нежным сном, больше всего он хотел домой. Но существовал ли его дом? Были ли живы все те, кто когда-то наполнял его?       Охваченный тоской и странным, лихорадочным возбуждением, мужчина, игнорирующий влагу в своих глазах, продолжил рисовать. Но размытое воплощение дома не отражало всех ощущений, никто другой не вспоминался ему. С яростью он смял несколько листов и сжёг в голубом пламени на ладони, после чего вернулся к той Шао. Единственной, которую он вытащил из зыбкого подсознания в реальный мир, принеся на кончиках пальцев призрачное тепло от прикосновений к ней.        Ещё несколько образов его дочери сами легли на бумагу. Айгеан изображал всё, что помнил, пока амнезия не отобрала у него яркую иллюзию. Худое совсем тело, традиционные одежды, мягкая улыбка, серьёзный взгляд… некоторые линии размылись от слёз, что отказывались останавливаться, но живости картинок это не убавило. Только исчерпав всё увиденное, изрисовав не менее десяти листов, дракон сумел успокоиться. Разложил все рисунки перед собой и принялся смотреть, скользя взглядом по каждому.        Вот её лицо, когда она недовольно хмурилась. Вот она поджимает губы. Вот улыбается широко, счастливо щурясь — этого не было во сне, но картинка разорвала Айгеану сердце. Его дочь редко была такой, он знал. Что-то тёмное и болезненное сжирало её каждый день…        Его семья. Светлая счастливая жизнь.        Дракон потянулся, нежно касаясь рисунков перед собой.        Ласково проведя по нарисованной щеке пальцем, мужчина согнулся пополам и тихо завыл от боли и холода, что прострелили всё его тело. Рухнув на ледяной каменный пол, он обхватил колени руками и уткнулся в них, раскачиваясь из стороны в сторону. Тьма, которая плевала на свет факелов, с урчащим смехом подбиралась ближе. Тьма сцепляла свои когти на теле, обхватывала противными, склизкими когтями сердце, мешая ему биться. Просачивалась в лёгкие и с притворной нежностью глотала слёзы.        Айгеан сжимался, крохотный и покинутый, одинокий в бесконечной и позабытой Энканомии. И позволял себе слёзы, дрожь и вырывающийся из груди скулёж. Айгеан оплакивал то, что едва помнил, но ощущал потерянным в веках.        Он просто хотел домой.