Саван

jim-jim:

Я на месте

Чимин дописывает короткое сообщение, уже приземляясь на скамейку под раскидистым клёном. Выбирая стикер, он так погружается в это интеллектуальное занятие, что едва не садится мимо, прямо на пыльный асфальт. Это было бы печально, ибо джинсы мало того, что очень светлые, так ещё и совсем новые. Но Пак в последний момент успевает схватиться за кованый подлокотник, и приземление завершается успешно. kimtae: Мчу Волосы назад Чимин фыркает, блокирует телефон и откидывается на спинку, от души потягиваясь и сочно хрустя суставами. Прекрасная тёплая погодка так и шепчет. Потный и душный летний жар ещё впереди, промозглая и слякоть позади, а прямо сейчас — тепло и благодать, время для белых кроссовок по сухому асфальту и предвкушения чего-то праздничного. Даже грядущие экзамены не способны омрачить эту лёгкость, с которой Пак набирает полные лёгкие чистого паркового воздуха и озирается по сторонам, разглядывая редких прохожих. День будний, но пар сегодня по расписанию нет, и Тэхён вытащил его из дома, чтобы завалиться в киношку на ретро-показ аниме "Твоё имя", которое он, как всегда, будет смотреть с открытым в восхищении ртом, хоть и знает его наизусть. Чимин же бы с бо́льшим удовольствием прошвырнулся по городу, но решил для себя, что перетерпит полтора часа с пыльном кинозале и попытается не отрубиться, тем более, что Тэхён пообещал ему за это мороженку с карамельным топпингом. А если Пак не будет храпеть — даже с орешками. Чимин зачёсывает назад чуть жестковатые от лака русые волосы и пальцами раскладывает прядки по макушке. Совсем новое окрашивание. У него на каждый сезон новый цвет. Ким сравнивает его не то с зайцем, меняющим шубу, не то с осьминогом, маскирующимся под местность. Ну это уж совсем глупость — Пак никогда не стремился спрятаться и затеряться в толпе. И хотя студенчество — это для многих время самых смелых экспериментов со своей внешностью между школьной формой и строгим рабочим костюмом, но в группе Чимина всегда легко отыскать глазами в аудитории. Цвет волос, одежда, какая-нибудь яркая деталь, вроде подвески, брелока, шарфа или тому подобного — он блестит, но не ослепляет. Но он не перешагивает эту тонкую грань, когда из просто смелого образ превращается в светофорный. Держится на самом краю и хрустит тонким льдом. Естественно, такого рода внимание к собственной внешности Чимина не остаётся без наказания. И если преподаватели и одногруппники уже давно смирились с местной метросексуальной звёздочкой, то вне универа... Чимин засматривается на прыгающую по аллее трясогузку. Та пробегает в опасной близости от его ног — всего в метре — и останавливается, маша хвостом и зыркая по сторонам. Пак наклоняется, чтобы рассмотреть птичку, и солнцезащитные очки скатываются с его головы. Пытаясь поймать, он лишь отбивает их рукой, и они летят в сторону урны, отпугивая трясогузку. Та упархивает прочь и скрывается из виду. — Тьфу ты, блин, — кряхтит Пак. Он неохотно поднимается со своего места. Очки всего в паре шагов. Вроде не разбились. Чимин наклоняется за ними и слышит летящее в спину: — А ты своё очко вообще не бережёшь. Не упускаешь возможности светануть, а? Чимин подцепляет тонкую дужку и выпрямляет спину с тяжёлым вздохом. Глаза против воли закатываются, а лицо приобретает страдальческое выражение. — Опять ты, — устало вздыхает он. Не хотелось поворачиваться. Теплилась ещё крохотная искорка надежды, что он уйдёт сам, что его унесут какие-нибудь неотложные дела... Но поздно — Пак сам уже обозначил, что поймал контакт и зафиксировал в своём биополе присутствие одного бесявого и надоевшего хуже горькой редьки сукиного сына. — А кого ты ждал? Ёбаря своего? — и смачный плевок в подстриженную газонную траву. Чимин всё же поворачивается. Поворачивается и окидывает взглядом расхлябанную тощую фигуру с руками в карманах. Штаны в три полоски, застиранный бледно-серый худак с закатанными по самые локти рукавами и кепка с облезлым козырьком, вечный вызов во взгляде и всегда раскусанная нижняя губа. Не хватает только сигареты за ухом — единственного "аксессуара" чиминовского сталкера. Он стоит на противоположной стороне аллеи и явно никуда не торопится — к вящему сожалению Пака. Стоит и бесстыже рассматривает его, одетого с иголочки, причёсанного и упакованного, как куколка в прозрачной коробке, сверху донизу, будто лошадь на базаре выбирает. Явно наслаждается тем, что нервирует объект своего преследования. Лыбится так гадко и всё кусает, кусает эту несчастную губу до крови. Личный сталкер у Чимина завёлся больше года назад, когда он уже учился в универе и попривык к новому городу. В первую их встречу его поймали в переулке на подходе к дому, где Пак жил на съёмной квартире, и поинтересовались, из какого цирка он сбежал. На беду, Чимин как раз возвращался из клуба с первой своей студенческой попойки, где девчонки от души измазали его глиттером, а волосы его переливались тогда откровенно вызывающей рыжиной. Ох, как же Чимин тогда втопил, спасая свою усыпанную блёстками шкурку. Он и сам не знал, что умеет так бегать, хоть на физическую подготовку жаловаться не приходилось. Только когда за спиной закрылась дверь подъезда с домофоном, Пак позволил себе стечь спиной по стене на бетонный пол и начать снова нормально дышать. Так и бегал пару месяцев, едва заслышав из темноты знакомый уже голос, пока не надоело трястись как овечий хвост. На посиделках за пивом он поделился своим страданием с младшими Чоном и Кимом, и те немедленно вознамерились идти бить приставучему гопнику лицо — пиво уже дало в голову. Пришлось их осадить, потому что с такими вещами Чимин привык разбираться сам. С детства он отстаивал и буквально выгрызал у окружающих право на свою яркость и индивидуальность. Правда, чаще это заканчивалось там же, где и начиналось — в словесных дуэлях, в которых самое жёсткое, что могло прилететь — это панч про мамку. Но и панчи порой летали с такой силой, что доходило и до разборок между взрослыми. Но в случае с местным гопником панчи необходимы были иного рода — буквальные удары руками в тушку противника. Первая стычка у Чимина с ним произошла зимой. Началось всё со снежка, холодно и мокро прилетевшего в затылок. Ледяные струйки немедленно потекли Паку за шиворот, и это выбесило его так, что бежать на этот раз он не стал. Бросив сумку в сугроб, он с неожиданной для себя прежде всего решимостью шагнул навстречу противнику. Са́ван — так звали местного гопника, настоящего имени Чимин не знал, — был хоть и небольшого роста, и не особо раздавался в габаритах, но жилистый, цепкий и бил своими острыми костяшками точно в самые мягкие и чувствительные места. Не спасала даже толстая зимняя куртка. На стороне Чимина было больше злости и раздражения, и только благодаря им он смог укатать брыкающегося гопника в наметённую дворником кучу снега. Он разбил ему губу и сломал один клык. Пак до сих пор невероятно чётко помнит это яркое, сверкающее и переливающееся алым пятно на свежем белом снегу. Свои синяки и болящие рёбра уже забылись, а это пятно врезалось в память. И растянутые в улыбке, вернее, в окровавленном оскале губы, и хриплый голос, обронивший напоследок: — Хорошо дерёшься. Для педика. Чимин наивно полагал, что Саван сделал свои выводы, и о нём можно будет уже забыть и перелистнуть эту страницу своей биографии с краткой заметкой. Ведь он показал зубы и обозначил, что умеет не только быстро бегать, но и больно бить. Со всеми предыдущими так и было. Гопники — они как гуси: нападают, только если от них бежать, но стоит повернуться лицом, как запал таинственным образом пропадает. Но, как оказалось, это было только начало. Саван больше не лез с кулаками. Он избрал другую тактику: подстерегал Чимина на пути его перемещения с учёбы до дома и отпускал комментарии и шуточки в духе: — Идёшь так, будто только что с хуя слез. Все ответы Чимина навроде: "Сочувствую твоему печальному опыту, в следующий раз смазывай" отскакивали словно от стенки горох. Какой бы оскорбительной или язвительной ни была реплика, Саван не пёр на него с кулаками. Только лыбился как припадочный, вертел в пальцах помятую сигарету и сплёвывал в сторону горькую слюну. Лицо у него почти всегда было или разбито, или поцарапано, или в процессе заживления. Чимин терялся в догадках, чем гопник вообще занимается, кроме вечных драк да выслеживания других "педиков" по подворотням, на что живёт и в каких условиях. Саван всегда ходил один, в отличие от своих собратьев по оружию — обычно их племя предпочитало курсировать хотя бы двойками-тройками. Парень больше не нарывался на драку, но его вечные гомосячьи подколы и прилипшая к губам ухмылочка доводили Чимина до белого каления. Настолько, что однажды Пак полез первым со стремлением сломать Савану и второй клык — вторая их стычка. Неделька у него тогда выдалась откровенно неудачная: завалил сразу два коллоквиума; в ресторане, где он подрабатывал официантом, клиента стошнило ему на форму, а потом чуть не стошнило его самого, пока он всё это великолепие отмывал в туалете; дома под раковиной прорвало шланг и затопило ванную, и пришлось в поту и в мыле всё это черпать и вымакивать, пока не потекло к соседям, а потом вызывать сантехника и покупать новый смеситель... И тут этот ещё: — Всей профессуре там хуи отполировал, студент? Или уже по второму кругу пошёл? Будь Саван чуть менее расторопен, Чимину, наверное, пришлось бы идти в тюрьму за убийство в состоянии аффекта. Разбитые костяшки, расчёсанные о наглую рожу гопника, ещё долго саднили, а левое запястье пришлось бинтовать эластичным бинтом — оно болело и хрустело при движении. И что поразительно — все травмы в этой драке Чимин нанёс себе сам, пока молотил куда попало. Саван в основном был занят тем, что ловил его запястья, а потом сделал подсечку, но не воспользовался ситуацией, когда Пак распластался на рыхлой земле. Он мог бы усесться ему на грудь или придавить горло ногой, и пришёл бы котёнку лютый и бесповоротный писец. Но он лишь выщелкнул подрагивающими руками сигарету из-за уха и, прежде чем сунуть в зубы, процедил: — Нервный ты какой-то. Давно не трахался, что ли? Его реплик, не касавшихся половой жизни Чимина, было совсем немного — можно по пальцам пересчитать. Зато отвешивая очередной пассаж на тему стыковки чьего-нибудь члена и части тела самого Пака, Саван никогда не повторялся. У него в голове стоял какой-то непрерывный генератор гейских шуток разной степени паршивости. Чимин злился, бесился, раздражался, пытался парировать, пытался игнорировать... Без толку. В минуты слабости даже подумывал о том, чтобы и вправду натравить на него боевитых младших. Интересно было бы посмотреть, как о него кулаки почешет Чонгук. А Тэхён... Руки у него послабее, да и такими, как у него, руками грех с гопниками махаться. Они больше подходят, чтобы на пианинке играть. Зато ножищи будь здоров. Пинается покруче любого кенгуру. Но сладкие фантазии так и остались фантазиями. Личный кодекс чести Чимина запрещал ему отдавать личные проблемы на аутсорс, да ещё и младшим, какими бы крутыми они ни были. Младшие всё-таки. А пока Чимин решил для себя, что его агрессия только раззадоривает приставучего гопника, и избрал другую тактику — сделаться вяло-меланхоличной жижей, с которой неинтересно будет возиться. Не игнорировать, а стать неинтересным. План казался гениальным, но пока не давал результатов. Пак решил, что для этого просто нужно время. Саван шатается, перекатываясь с пятки на носок, и пожёвывает свою многострадальную нижнюю губу. Чимин усаживается обратно на скамейку, водружает очки обратно и воззирается на маячащего перед ним гопника. Хоть ему и осточертело практически каждый день наблюдать эту бандитскую рожу с вечной блуждающей полуулыбкой сумасшедшего, он решил подойти к этой проблеме с, так сказать, профессиональной точки зрения. Чимин учился на психолога, и хотя профильных знаний у него было пока с гулькин нос, нужно же было когда-то начинать. Копаться в чужих мозгах было сложным, неблагодарным, но часто интересным делом. И теперь, преодолевая собственное раздражение на парня в спортивках, Пак прикидывает в своей голове — какая может быть практическая или эмоциональная выгода Савану в этих шуточках на генитально-анальную тему. Почему гопник гонял его по району и стремился отмудохать за внешний вид, понятно: банальная ксенофобия, боязнь всего чужого и инакового. Взращенный в полукриминальных условиях в неблагополучном районе парень стремился бороться с незнакомым и неприятным для него самым простым и понятным способом — кулаками. Но, получив однажды достойный отпор, повёл себя... Как бы это сказать... Немного нетипично. Чимину представлялось два возможных сценария после их стычки на снегу: первый — Саван отваливает и ищет себе более слабую и доступную жертву; второй, наиболее вероятный — Саван отлавливает его ещё раз, возможно, с подмогой в лице своих соплеменников, и свершает "великую мстю", отправляя Пака на больничную койку, как минимум. Но парень не сделал ни того, ни другого. Вместо этого он выбрал тактику постоянного преследования при полном исключении насилия. А эти шуточки... Саван так отыгрывается на нём? Ему доставляет удовольствие смотреть, как Чимин бесится? Он испытывает какое-то извращённое наслаждение от того, что изводит свою жертву на корню? К гейским шуткам как к таковым в свою сторону Чимин привык и, как правило, не реагировал на них так остро, как мог бы, больше отшучивался. Тот случай, когда он полез на Савана с кулаками, был из ряда вон — просто накопилось дерьма в душе, вот плотину и прорвало. К тому же, подкалывающие его были не так уж и далеки от истины — парни Чимину тоже нравились. Трагедии и особой тайны он из этого не делал — просто не афишировал свои постельные похождения, не проявлял нежных чувств на публике, не сосался ни с кем при толпе народа, раздражая окружающих. Но Саван кружил как акула — его плавник так и описывал спирали вокруг Чимина. Каждый раз, как он видел Пака, он приветствовал его чем-то вроде: "Чего это ты так похудел? Ничего не жрёшь, кроме кончи?", а Чимин окидывал его саркастичным взглядом. Самого гопника едва не уносило ветром, в то время как студент на недостаток веса не жаловался. И потому отвечал: — А что? Покормить меня хочешь? Саван усмехался. — А тебе только дай волю, да? В один из вечеров Чимин с головой зарылся в справочник МКБ, отыскивая возможные причины поведения Савана. Глазами он зацепился за страницу, где давалось определение копролалии — расстройству, выражавшемуся в непроизвольном произнесении неуместных и уничижительных замечаний. Чимин пораскинул мозгами и решил для себя, что этот вариант он оставит в запасе, потому как не был уверен, что пошлости, которым щедро осыпал его гопник, вырываются непроизвольно. Саван склоняет голову набок, не отрывая изучающего взгляда от Чимина. — Куда это ты так напидорился? — спрашивает он, — К хахалю своему? Чимин складывает руки на коленях и смотрит на парня с выражением "чтоб ты провалился". — Да, — с язвительной улыбкой отвечает он, — Пойду к своему хахалю. Мы с ним уляжемся на кровать, он засунет свой огромный член мне в задницу, будет трахать меня всю ночь и кончать внутрь. Я удовлетворил твоё любопытство? Саван, скусывая куски кожи с нижней губы, чуть приподнимает верхнюю, скалясь. — Ты хоть иногда даёшь своей жопе передохнуть? — не отстаёт он, — Или там уже такое ведро, что и говно не удержится? Чимин ахает и прикладывает ладони к груди. — Ты так обо мне беспокоишься, — ехидно тянет он, — Это так мило, просто до слёз... С этими словами он смахивает несуществующую слезинку в уголке глаза. Гопник сплёвывает в сторону. — Ну ты и педик, блядь, — цедит он, — Смотри не обкончайся в свои светленькие штанишки от радости. Чимин скалится и морщит нос. Кажется, клиент посыпался. — Держусь из последних сил, — не унимается он, — Знаешь, сегодня вечером, когда я буду сосать член своему хахалю, я буду думать о тебе. Как тебе такая идея? Ухмылка медленно, но верно сползает с лица Савана. Он отпускает свою истерзанную закусанную губу и кривит рот. — Что? Заводит? — напирает Пак, — Дай угадаю: ты хочешь оказаться на его месте? Он нарочито облизывает свои неприлично пухлые губы с тихим жеманным стоном. — Хочешь мой рот на своём члене? — войдя в раж, всё больше распаляется Чимин, — Смотришь на мои губы и мечтаешь, как они растянутся вокруг него, а? Саван вздрагивает, будто его дёрнуло током. — Фу, блядь, — хрипит он, — Заткнись, пидрила несчастная... Надо же. И почему Чимину раньше не пришла в голову эта идея? Язвительный и самоуверенный, казавшийся непрошибаемым, вечно покрытый ссадинами и синяками гопник ёжится и морщится, будто ему под нос сунули открытую баночку сюрстрёминга. А стоило всего-то... А Чимина уже не остановить. Он суёт в рот пальцы, сосёт их, нарочито причмокивает и мычит, прикрывая глаза. Языку горько от антисептика, которым Пак не так давно обрабатывал руки, но он не сдаётся. — О да... — невнятно скулит Чимин, — Глубже... Глубже, папочка... Трахни меня прямо в горло... Используй мой рот как киску своей бывшей... О да... Лицо Савана перекосило. Он отступил на пару шагов назад, бросил: — Да пошёл ты, глиномес, — и бросился в позорное бегство. Его худая спина шатко удалялась в глубь сквера, пока не скрылась за поворотом. Пак вытащил пальцы изо рта и брезгливо обтёр их о футболку. Во рту осталось мерзкое ощущение, но грудь грела радость победы. Даже после того, как он пустил гопнику кровь в первой их драке, Чимин не чувствовал такого душевного подъёма. Он впервые одержал победу моральную, заставив наглого и хамоватого сталкера бежать, как побитую псину. Кто же знал, что как только Саван получит прямо зеркальный ответ на свои вечные гомопидорские шуточки, он тут же сольётся в сток? Справа раздаётся шорох спешных шагов, переходящих на бег. Чимин оборачивается и видит спешащего к нему раскрасневшегося Тэхёна. Волосы и правда назад, а щёки пылают как маков цвет. — Я не опоздал, не опоздал... — пыхтит Ким. Он добегает до скамейки и останавливается, уперев руки в колени, — Здорово. — Здоровей видали, — Чимин закидывает ремень сумки на плечо и поднимается на ноги, — Не опоздал, хотя очень старался. — Сорян, — вздыхает Тэхён и смахивает пот со лба, — Замок заклинило, чуть ручку с мясом не выдрал, чтобы выйти. Ну, пошли? У нас... Тэхён откатывает рукав, смотря на часы. Его брови в мгновение подскакивают вверх. — Блин, всего семь минут! — Пошли, — Чимин берёт его под локоть, и вместе они направляются в сторону кинотеатра, — Только колы возьмём по дороге. — Не успеем же... — Успеем. Мне необходимо прополоскать рот.

***

— Слушай, так он просто на тебя запал. Чимин фыркает и пачкает нос карамелью. — Да ну, — морщится он, утираясь, — Я понимаю, что это первая причина, которая может прийти в голову... Но если бы ты видел то, что видел я... Не, вряд ли. — А мне кажется, что ты просто пытаешься искать чёрную кошку в тёмной комнате, — пожимает плечами Тэхён, слизывая с пальцев подтаявшее мороженое, — Помни про бритву Оккама, друг мой. Всё может оказаться гораздо проще, чем есть на самом деле. И пока ты тут строишь невероятные гипотезы, этот несчастный мудак где-то там дрочит на твой светлый образ. Чимин с Тэхёном сидели в кафешке и смотрели, как город за стеклянной витриной накрывают сумерки и зажигаются первые огни. После кино, где Чимин сумел удержать себя в руках и не заснуть, прихлёбывая колу из стакана, они полдня прошатались по торговому центру и теперь ели мороженое, сидя на хрупких пластиковых стульчиках. Пак поведал донсэну свою историю, в красках расписав, как ему удалось вогнать в краску давнего преследователя. Тэхён словил лютый кринж, пока слушал про обсасывание пальцев, и тихонько хихикал, пряча лицо в ладони. А потом взял и выдал хёну своё видение ситуации. — Херовый из тебя психолог, — резюмирует Тэхён, — Ну или ты как сапожник без сапог. Как по мне, очевидно, что он тебе ну очень толсто намекает на своё желание... Э-э... Как бы это сформулировать... Ким щёлкает пальцами, подбирая подходящие слова. — Разделить с тобой ложе, во! — он воздевает к небу указательный палец. Чимин иронично кривит брови. — Ложе, блядь, — фыркает он, — Скажи ещё, что хочет поцеловать меня в сахарные уста. — Ну, типа, — ржёт Тэхён. — А потом овладеть мной на шёлковых простынях и вогнать свой нефритовый жезл в мои ножны, — с придыханием добавляет Чимин. Ким едва сдерживается, чтобы не расплевать от смеха всё мороженое. Он прикрывает рот рукой и свешивается с подлокотника стула, пытаясь унять рвущийся хохот. — Хватит, — невнятно булькает он, — А то я подавлюсь и умру. Чимин сжаливается над донсэном и позволяет ему прожевать и сглотнуть липкий холодный комок. — Уж и не знаю, что делать с этим свалившимся на меня счастьем, — задумчиво тянет Пак, ероша волосы на затылке. — Так может, мы всё-таки соберёмся и все втроём объясним ему, чтобы держался от тебя подальше? — предлагает Ким, — Почему тебе можно его пиздить, а нам нет? — Да сиди уже, боец, — усмехается Чимин, — Может, после моего импровизированного перфоманса он и побрезгует ко мне приближаться. — А вдруг нет? Вдруг обмозгует ситуацию и решит, что ты своим "перфомансом" выдал ему карт-бланш? Перейдёт, так сказать, к активным действиям. — Это к каким? — Ну... Попытается изнасиловать. А может, у него даже и получится. Пак лишь легкомысленно отмахивается. — Не пори чушь. — Почему чушь? Что ему помешает? — Тэ, я даже думать об этом не хочу. Давай закроем эту тему. Тэхён качает головой. — Не думаешь ли ты, что, возможно, когда придёт время об этом поговорить, беда уже случится? — Тэ... — Ладно-ладно, умолкаю. Но запомни это выражение лица, — Ким корчит рожу с поджатыми губами и выпученными глазами, — Оно означает: "Я же тебя предупреждал". — Типун тебе на язык. — Ну конечно, типун мне... — ворчит Тэхён, ковыряя остатки мороженого, — Я всё Чонгуку расскажу. — Что ты там собрался рассказывать? — Что у нашего общего хёна в голове — ветер, в жопе — дым. Чимин наклоняется к другу. — А ну иди сюда. Ким срывается с места и со стаканчиком в руках припускает прочь. Чимин устремляется за ним и преследует, когда тот выбегает на улицу. — Сюда иди, хамло! Это у кого тут ветер? — кричит Пак, распугивая прохожих. А Тэхён только ржёт, рассекая носом остывающий воздух не засыпающего ни на минуту города. С такими длиннющими ножищами пойди догони его — напрасная затея. На самом деле, окрылённый сегодняшним успехом, Чимин и правда думает, нет, даже уверен, что Саван поостережётся с ним пересекаться. Это его лицо, перекошенное от омерзения, взгляд, полный брезгливости и презрения... И как быстро он сбежал, стоило всего лишь добавить драмы и разыграть малюсенький безобидный спектаклик... Даже немного жаль. Чимин уже, можно сказать, привык к вечно маячащему за спиной, как тень, личному сталкеру. Возможно, первое время будет даже оглядываться по привычке в ожидании скабрезной реплики в свой адрес... Но он быстро отвыкнет. И забудет тощего гопника как страшный сон.

***

Чимин делает маленький глоток своего сауэра и закусывает горечь биттера долькой персика. Под волосами течёт, на лбу выступила испарина, и он дёргает свою футболку за угол низкого V-образного выреза, тщетно пытаясь получить хоть немного освежающего холодка. В его поисках он выуживает из своего стакана кубик льда и мажет им по горящим щеками. Кубик немедленно плачет сладковатыми липкими слезами по коже. — И где ты так научился танцевать? — на высокий стул напротив подсаживается новый знакомый Чимина, Джено. Это с ним Пак отжигал в самой серёдке танцпола последний час без перерыва, извиваясь под клубные ритмы и рассекая пропитанный алкогольными парами воздух сложными па, вводя окружающих в размышления о том, а есть ли в его организме кости вообще. С Джено Чимин познакомился, когда их группы поставили вместе на паре по физре играть в стритбол. Пак нехило зашиб младшекурсника плечом, прорываясь к кольцу, и долго потом рассыпался в извинениях, пока тот смущённо мялся и алел ушами. Позже они периодически сталкивались в коридоре, и Джено всегда терялся от вида широкой улыбки сонбэ и обязательно ронял то, что держал в тот момент в руках. В клубе же с ним его, кажется, свела сама судьба. Тэхён остался дома готовиться к зачёту и выдумывать новые хитроумные шпоры, кинув Чимина в последний момент, а Чонгук вообще уехал к родителям. Пак ввалился в клуб в пасмурном настроении, но его неудача была с лихвой компенсирована попавшимся под руку стесняшкой-хубэ. — В "Just Dance" понабрался, — широко улыбается Чимин, облокачиваясь на стойку бара и подпирая голову рукой. Его собеседник хихикает. — В плейстейшн или ви? — иронично уточняет он. — На ви, конечно, — подмигивает ему Пак. Джено так мило вздрогнул, когда Чимин взял его за руку на танцполе. Ничего такого, просто увлёк за собой, понуждая двигаться под музыку резвее. Щёки младшего трескались от застенчивой, но прорывающейся через пелену этого смущения улыбки. Его подхватывала атмосфера, подхватывали ритмы, подхватывало одобрение в глазах сонбэ, на которого он смотрел совсем не как просто младший товарищ по учёбе. Чимин не мог этого не заметить. Ещё с того раза, когда Джено стоял с друзьями в коридоре и пил колу из банки, и эта кола едва не стала для него фатальной от простого чиминовского "привет". Поперхнувшись, он залил газировкой всю грудь своей светлой толстовки и готов был провалиться на месте, не подозревая, что Чимину эта его оплошность даже польстила. — Ну а вообще у меня балетка за плечами, — уже серьёзнее добавляет Пак. — Серьёзно? — Абсолютно. — Вау. Вина ли это выпитого алкоголя или сумасшедшего отжига, от которого напрочь сбилось дыхание, а горизонт уже понемногу заваливался, но Чимин находит Джено совершенно очаровательным. Изящная, как набалдашник трости, голова на тонкой шее, блондинистые волосы спускаются на загривок, закрывая выпирающий седьмой позвонок, огромные влажные глаза и россыпь целой горсти веснушек по носу и щекам. И хотя голос, довольно низкий и бархатный, значительно диссонировал с внешностью эльфа и выбивался из общей картины, его очарования это нисколько не умаляло. А от искреннего восторга, с которым на него, Чимина, этот парень смотрит, приходится всерьёз задумываться, хватит ли у него после всех этих танцев до упаду сил на приятное для них обоих продолжение вечера. — А меня мама когда-то хотела отдать на бальные танцы, — говорит Джено, — Отец не разрешил. Боялся, что из меня вырастет... Ну... То, что в итоге выросло. Хоть и без бальных танцев. Ну... Ты понимаешь. Понимаешь же?.. Чимин кладёт руку на его плечо и чуть сжимает. — Ты что... Стыдишься? Джено неопределённо ведёт плечами. Он будто задумывается о чём-то на миг, но тут же встряхивает головой, отгоняя безрадостные мысли. — Ну, не... Нет, наверное... А, к чёрту, — морщится он, — Один лонг айленд. Пока бармен мешает коктейль, рука Чимина переползает парню на загривок. Пальцы путаются в отросших волосах. Пак притягивает Джено к себе, наклоняясь к нему близко-близко, настолько, что его губы почти касаются уха парня, и шепчет так, чтобы слышал только он: — Не вздумай укорять себя за это. Мы это не выбираем. Приходится играть теми картами, которые сдала нам жизнь. Джено тонко вздыхает. Его кожа под пальцами Чимина покрывается мурашками. Не давая парню поплыть окончательно, Пак отстраняется и ободряюще подмигивает ему. Тот улыбается, тщетно пытаясь подавить улыбку от сковавшей его неловкости, и забирает у бармена свой лонг айленд. — Запиши на мой счёт, — бросает бармену Чимин и делает ещё глоток сауэра. У Джено краснеют уши, от чего он становится ещё прелестнее. — Да не надо, правда... — лепечет он, но Чимин одёргивает: — Надо. Я же старше тебя, так? Можешь звать меня хёном. Парень аж присвистывает. — Что, так сразу? — он хмурит брови. — Почему бы и нет, — пожимает плечами Пак, — Жизнь — штука короткая. Пока наберёшься храбрости сам, я уже аджосси стану. Трек сменяется на более ритмичный. Танцевать больше нет сил, но ничего не мешает притопывать ногой в такт и постукивать пяткой по ножке стула. Чимин тянет свой коктейль, рассматривая и мягко улыбаясь раскрасневшемуся Джено. Тот рассказывает, что ещё в детстве родители увезли его в Австралию, где он и вырос, и только к совершеннолетию решили вернуть на историческую родину окончательно — до этого он был в Корее лишь наездами не больше месяца. — У тебя был ручной кенгуру? — спрашивает Пак, хихикая. Джено смеётся. — А ты видел их вживую? — Не-а. Только по "Animal planet". — Они огромные, — парень машет руками и округляет глаза, пытаясь наиболее точно донести до Чимина масштабы, — Даже для взрослого человека. А лягаются, мама дорогая... У нас на улице несколько раз сцеплялись. Натуральные бои без правил. Мы смотрели только с безопасного расстояния. И тот, на которого я лично ставил, всегда проигрывал. — Охренеть, — Чимин подпирает голову рукой и наклоняется ближе к новому знакомому, — Самая опасная зверюга, которую я видел близко — это белочки в парке. — Они вроде миленькие. — Да в том-то и дело, — кивает Пак, — Максимум могут цапнуть за палец, когда кормишь их орешками. И то не сильно. Джено ещё много говорит про Австралию. Он жестикулирует активно, как заправский итальянец, широко распахивает и без того большие глаза и немного задыхается, стремясь выплеснуть все свои восторги за раз. Парень поведал, что там необходимо было проверять кроссовки и ботинки, прежде чем засовывать в них ноги. В Корее, конечно, не было вездесущих змей и ищущих укрытия больших мохнатых пауков, встреча которых с ногой приводила к взаимному неудовольствию обеих сторон, но, по признанию Джено, он до сих пор не может избавиться от этой укоренившейся привычки. А Чимин признался, что в детстве боялся туалетных змей, потому что однажды увидел переведённую американскую передачу про то, как змеи ползают по канализации и попадают в дома и квартиры простых граждан. А ещё Джено жалуется, как скучает по сёрфингу. В Австралии у него была возможность бороздить волны на доске практически круглый год, а здесь, в столице, далеко от моря, он чувствует себя, как бывалый морской волк, запертый на суше как в клетке. — Похоже, что там твой настоящий дом, — проникновенно говорит Чимин, — Но дай Сеулу шанс. Менять обстановку многим людям очень нелегко, да ещё и так радикально. Пока ты учишься, ты сможешь определиться для себя: где тебе на самом деле хорошо, там или здесь. Если не приживёшься — всегда можешь вернуться к пляжу, сёрфингу и кенгуру. Джено смотрит на него с благодарностью. Похоже, он и сам думал о чём-то подобном, но необходимо было услышать это от другого, совершенно постороннего человека. — Ты такой чуткий, Чимин-хён, — тянет он, смыкая и с трудом размыкая слипающиеся веки, — А я такой пьяный, боже... Чимин встряхивает рукой, возвращая сбившийся набок циферблат наручных часов на место, и смотрит на время. — У-у, — присвистывает он, — Кому-то пора тёплого молока и баиньки. — Но-но, — протестует Джено, поднимая вверх указательный палец, — Я уже взрослый мальчик. Я напиваюсь в баре, как м... — он икает и хихикает, — Как настоящий мужик. — Мужик, мужик, — кивает ему Чимин, — Сейчас посадим тебя в такси, и ты очень мужественно поедешь домой. Он расплачивается за напитки, стаскивает донсэна со стула и ведёт его за руку к выходу через извивающуюся толпу. Джено нагоняет Пака и наваливается на него, жарко шепча в ухо: — Ты такой хороший, Чимин-хён. В узком коридорчике темно и накурено. Пак приобнимает своего нового знакомого за талию, пока ведёт его к двери. Тот вроде ещё не стремится впасть в савасану, но пошатывается опасно и хихикает без причины. Оказавшись на свежем воздухе, он шумно вдыхает полной грудью, расправляя слипшиеся от алкогольных паров и плававшего в клубе табачного дыма лёгкие. — Ты как? Не тошнит? — обеспокоенно спрашивает Чимин. Джено мотает головой. — Ты такой... Хороший... Чимин-хён, — повторяет он, — Ты... Ты так меня понимаешь. Не знаю, кому ещё я мог рассказать, что я... Ну... Это копится, понимаешь... Сидит внутри и жжётся... — Понимаю, заяц, понимаю, — успокаивает его Чимин, — Но тебе бы лучше проспаться. А то наговоришь мне лишнего, а потом будет мучительно стыдно. Утром. Рассеянная улыбка Джено потухает, медленно сползая с лица. Он смотрит в лицо Пака, на котором густой плотной кляксой лежит фиолетово-розовый отблеск неоновой вывески, и глаза его бегают, глядя то в глаза, то на губы хёна. — Мучительно стыдно, — тихим эхом отзывается он, подаётся вперёд и... целует Чимина в горьковатые, с персиковым привкусом губы. Он не должен, не должен пользоваться этим... Парень просто в растрёпанных чувствах, в тоске по дому, запертый в своём личном шкафу, изнывающий по теплу и ласке... Но, с другой стороны, Чимин не собирается причинять ему боль. Он находит Джено по-настоящему очаровательным в том, как доверчиво он льнёт к нему. Он не сделает ему ничего, что бы причинило ему страдания. Он сможет помочь ему забыть о том, что его грызёт. Кому, как не ему, понятны чувства Джено? Едва донсэн отстраняется и успевает заглянуть Паку в глаза, как тот сам берёт его за шею и притягивает к себе, увлекая в новый поцелуй. Джено кладёт руки ему на грудь, пальцами вцепляется в сыроватую футболку и раскрывает губы навстречу губам Чимина. Джено немного ниже Чимина — это приятно. Паку нравилось, когда для поцелуя ему надо было не запрокидывать голову, а наклонять. Джено строен, как кипарис — это тоже приятно. Джено младше Чимина, совсем немного, но этой разницы хватает, чтобы смотреть на хёна с благоговением, а Паку на него — немного свысока и покровительственно. Целовать Джено определённо приятно, особенно когда он подчиняется каждому движению губ, языка и рук Чимина. А Чимин любит и умеет целоваться. И потому он с наслаждением переминает податливые губы, гладит язык Джено своим языком и делит с ним дыхание, одно на двоих. Чимин не влюблён. Ему просто нравится, когда всё так, как хочет он. А Джено делает, как хочет он. Внизу живота угрожающе теплеет. Джено обнимает его за спину и жмётся всем телом — ласково и доверчиво, как цыплёнок. Он едва слышно постанывает и хнычет Чимину в рот. Пак гладит его большими пальцами за ушами и с сожалением думает, что придётся всё-таки парня отпустить. Он не скотина какая-то, чтобы пользоваться его опьянением и душевным раздраем, чтобы уложить в койку. Пусть действительно проспится, подумает, надо ли ему это и не является ли его порыв просто сиюминутной слабостью. Чимин отрывается от Джено с влажным чмоком и улыбается, глядя на его заполошные глаза и блестящие в неоне от слюны губы. — Тебе пора, заяц, — тихо, но настойчиво говорит Пак, — Тебя есть кому встретить? Джено облизывает губы и кивает, смежая веки. — Да. Сестра... Старшая. Мы снимаем одну квартиру. — Отлично, — Чимин касается подушечкой большого пальца его подбородка, — Пойдём поймаем тебе такси. Лишь усадив Джено в жёлтую машину с шашечками, Пак выдыхает с облегчением и проводит ладонью по лицу, будто снимая невидимую паутину. Теперь бы самому добраться до дома, залезть под горячий душ, смыть с себя весь этот пот, что пропитал футболку насквозь, и хорошенько подрочить. Поцелуи не прошли для его паховой области бесследно. — Что ж ты ему не отсосал по доброте душевной, если такой охуенный? — раздалось сзади. Как гром среди ясного неба. Спина Чимина вмиг покрывается мурашками. — Да блядь, серьёзно? — в сердцах выпаливает он в пустоту и только потом поворачивается. Больше недели. Больше семи грёбаных дней, как он, как ему казалось, избавился от своей личной тени. Больше семи дней, как Чимин всерьёз поверил, что больше никогда не услышит этот голос... — За каким хреном ты припёрся? — раздражённо бросает Пак, глядя в тёмный угол между домами, — Ты что, не сдох ещё? Саван ухмыляется и отлепляется от стенки, которую подпирал худым плечом, и делает шаг навстречу. — Вот, — довольно тянет он, — Вот ты настоящий. А не эта сахарно-розовая хуйня, которую ты там изображал. "Ты такой хороший, Чимин-хён", — парень передразнивает голос Джено, неправдоподобно пища и морща нос. — Да откуда тебе знать, какой я настоящий, ты, чучело? — саркастически щурится Чимин, — Или ты ждёшь, что я буду метать перед тобой бисер в благодарность за то, что ты отравляешь моё существование? Саван неторопливо приближается к нему своей расхлябанной походкой. У него на губах снова эта блуждающая полусумасшедшая улыбка. — Я ничего не ожидаю от такого лживого пидора, как ты, — гопник намеренно выделяет голосом пассаж про "лживого пидора", чтобы убедиться, что Чимин правильно его расслышал, — Что ты собираешься делать с этим одуванчиком? Отдерёшь его в жопу и выкинешь на мороз? Как это там у вас, у пидоров, принято? Ноздри Чимина раздуваются от бешенства. — Подойди поближе, и я покажу тебе, как это принято у нас, у пидоров. А Саван... Блядь, он действительно подходит. Он не может не знать, что сейчас будет, но подходит. И продолжает придурочно улыбаться. Как же Чимин ненавидит эту улыбку. И потому от всей души выбрасывает вперёд кулак, чтобы стереть её с наглой ухмыляющейся хари. Голова Савана с хрустом мотнулась в сторону. Из рассечённой губы немедленно брызгает алым. Гопник подбирает её зубами, шумно всасывая отдающую железом кровь в рот, и бьёт Чимина в ответ. Тот едва успевает отклониться, и кулак мажет по скуле по касательной — ощутимо, но не так больно, как могло бы быть. Чимин не даёт парню ударить снова и напористо прёт навстречу Савану, теснит его, лишая возможности широко размахнуться. Врезавшись спиной в кирпичную стену, гопник вцепляется в ворот футболки Пака. Новый удар Чимина с хрустом ломает ему нос. — Слушай, я не знаю, что за тараканы сожрали твой мозг, — яростно шипит в окровавленное лицо Чимин, — Но для нас обоих будет лучше, если эта встреча будет последней. Не доводи меня до греха, уёбок. Твоя паршивая шкура не стоит того, чтобы гнить из-за неё в тюрьме. Я ясно выражаюсь? Саван харкает кровью себе в ладонь и поднимает глаза на Пака. Он больше не улыбается. Но его взгляд... Ни ненависти, ни злобы, ни желания не оставить от Чимина и мокрого места. Наоборот — это взгляд человека, который получил то, что хотел. — Это ты настоящий, — гундосит он, и в его голосе, пусть и искажённом болью от сломанного носа, слышится удовлетворение. Пак теряется. Брезгливо морщась, он отпускает плечи гопника, делает шаг назад, и тот тут же этим пользуется. Перехватив инициативу, Саван толкает Чимина к противоположной стене, и на этот раз пришпиленным оказывается сам Пак. "Ну, всё. Абзац", — только и успевает промелькнуть в голове Чимина. Кажется, ему тоже не уйти из этой подворотни без сломанного носа. Но гопник снова его удивляет. Не делая попыток его ударить, он прижимается к нему всем телом и растягивает красный рот в пространной мечтательной ухмылке. Чимин старательно отворачивает лицо, не желая пачкаться в его крови. Саван наклоняется к его шее и, клокоча кровью, шумно втягивает воздух у чиминовой шеи. Он что... Нюхает его? — Ты и пахнешь, как пидор, — хрипит Саван, — Сладенько, аж в жопе слипается. Чимин дёргается, стремясь вывернуться из хватки, но гопник держит его крепко. Даже ноги никак не переставить. — Отвали, псих, — шипит он, отталкивая от себя парня. Саван только плотнее наваливается на него всем телом, так, что становится трудно даже вздохнуть. Его руки ловко переползают на ширинку джинсов Чимина и дёргают собачку. Пак не сразу это понимает, но когда чувствует холодок в районе паха, взбрыкивает так, что едва не засвечивает Савану коленкой между ног. — Ты куда лезешь? — восклицает Чимин, — Убери от меня свои грабли! Парень не отвечает. Не говоря больше ни слова, он быстро опускается на колени перед Паком, в мгновение ока вынимает из боксеров его член и... И берёт его в рот. Глаза Чимина лезут на лоб. — Какого... хуя... — судорожно задыхается он и содрогается всем телом. Саван не отвечает. Не желает, скотина такая, хоть немного пояснить, что за дикий сюр сейчас происходит. Он просто сосёт уже немного напряжённый член, и тот только сильнее твердеет у него во рту. Чимина возбудили поцелуи с Джено, и он планировал как следует разрядиться дома под душем... Но, кажется, у него по гороскопу сегодня день абсолютно ебанутых сюрпризов. Саван шумно тянет болящим носом, но упорно насаживается ртом на член. Тот выправился уже полностью и округлил собой растянутые вокруг ствола губы. Чимин шарит руками по стене за спиной, тщетно пытаясь найти хоть какую-то опору, и не находит. Бёдра крупно дрожат, и Пак прилипает всем телом к стене, чтобы не сползти. Он не может отвести ошарашенного взгляда от взлохмаченной черноволосой макушки, что ритмично качается на его члене. Саван помогает себе рукой у основания, надрачивая ствол себе в рот. — Что ты... Ты творишь... — лепечет Чимин. А что ему остаётся? Гопник, от которого он слышал в свою сторону только обращения типа "педик", "пидор", "глиномес", "заднеприводный" и прочие иже с ними... Делает ему минет в подворотне. Анекдот же, не? Саван нашаривает его руку на стене, хватает за запястье и кладёт себе на голову, придавливая сверху ладонью. Пак сжимает его жёсткие чёрные волосы в кулаке. — Ах ты, пидор, — стонет он, чувствуя, как у него против воли закатываются глаза, — Жалкий паршивый хуесос... Чимин больно впивается пальцами в волосы парня и насаживает его голову на себя. Сам он подаётся бёдрами навстречу, трахая рот Савана, толкаясь ему в глотку и слушая сдавленное бульканье в горле. Возбуждение там, внизу, под лобковой костью, скручивает до боли, мешается пополам со злостью, недоумением и невероятностью происходящего. — Этого ты добивался? — рычит Чимин, — Члена в глотке? Хотел, чтобы я отымел тебя, как дешёвую шлюху? Поэтому таскался за мной, как приклеенный? Ну так получай! Получай! Глотай! Пак вгоняет член в рот Савана до самого корня, утыкая его носом в лобок, и замирает, кончая в судорожно сокращающееся горло. От огромного всплеска адреналина — то драка, то внезапный минет — кончает он бурно и сладко и протяжно стонет, пока парень, принимающий его сперму, дёргается и скоблит ногтями его бёдра через джинсы. Выплеснув всё без остатка, он грубо оттягивает голову Савана от себя и толкает в сторону. На его члене осталась кровь из носа парня, и Чимин брезгливо смахивает её пальцами. Гопник хрипит и заходится кашлем, раззевая рот и хватая им воздух. Во время отсоса кислород ему в лёгкие почти не поступал — Пак не давал отстраниться, а носом дышать было трудно, и теперь у него слегка кружилась голова. Его мотало в стороны, и он перебирал руками по земле, ища опору. — Ну что? — спрашивает Пак, глядя на парня сверху вниз и высоко вздымая грудь от сбившегося дыхания, — Нравлюсь я тебе настоящим? Саван поднимает на него глаза. Завтра они заплывут синяками от сломанного носа, а пока он тянет уголки губ в стороны и говорит: — Даже больше, чем я мог ожидать. Чимин убирает обмякший член в трусы и застёгивает ширинку. — Держись от меня подальше, психопат, — брезгливо бросает он, одёргивает футболку и почти бегом устремляется прочь. Лишь через несколько кварталов, пройденных быстрым размашистым шагом, он останавливается и приваливается плечом к стене, переваривая произошедшее. Клокочущий в его груди вулкан немного поутих, но мысли по-прежнему путались, сбиваясь в несуразный ком. Чимин тяжело дышит и сглатывает вязкую слюну. Чудовищно хочется пить. Тэхён был прав? Этот ненормальный в него влюбился? Не мог прямо высказать симпатию, и потому ходил за объектом своего воздыхания, как козлик на верёвочке? И что ещё за "ты настоящий"? Что этот чёрт может знать о настоящем Чимине? То, как грубо обошёлся с ним Пак, было лишь следствием его раздражения на навязчивое присутствие в его жизни этой надоедливой прилипалы. Зачем было выводить Чимина на такой негатив и так активно настраивать против себя, если он хотел с ним сблизиться? Знакомая высотка вонзается в низкие тучи и таращится в темноту хаотично горящими на её сером бетонном лице окнами. Чимин входит в пиликнувший домофоном подъезд и нажимает на кнопку вызова лифта. Скорее всего, парень — латентный гей. Судя по образу его жизни, по тому, как он гоняет по району всех, кто ему не нравится внешне, вырос он в среде, где за влечение к парням могут уложить на два метра ниже уровня земли. Вот и отрицает это в себе. Но хочет. Нестерпимо. Чешется у него. Поостывший Пак размышляет об этом, не попадая в нужные кнопки кодового замка и чертыхаясь себе под нос. И чем он, Пак Чимин, удостоился чести стать крашем местного гопника, скрывающего болезненную для него ориентацию? Он же вроде неплохой человек. Ну, в целом. Не считая того, как он долбил этого гопника в рот до кровавых соплей... Но он же сам напросился... Просил, искал его "настоящего", что бы Саван не подразумевал под этим своим определением... Блядь... Футболка оказывается испачканной в крови. Чимин набирает воды в пластиковый тазик и оставляет её отмокать в мыльном растворе, а сам лезет под горячий душ. Остаётся только гадать, что скрывалось за вечными подтруниваниями, которыми Саван преследовал Чимина, таскаясь за ним всюду, куда бы тот ни пошёл. Пытался убедить самого себя, что Пак ничтожный грешник и содомит, раз за разом бросая ему в спину обидные эпитеты? Или молил о помощи в своей извращённой манере? Мол, обрати на меня внимание, пойми, что я хочу тебе сказать, прочитай между строк, я не могу сказать прямо, что хочу тебя и боюсь собственных желаний? Чимин энергично трёт пальцами голову, смывая с волос шампунь. До чего же жалкий ублюдок этот Саван. Неужели он и вправду решил, что может составить Джено серьёзную конкуренцию? Лучше бы ему в таком случае искать себе нового подопытного "педика" и окучивать уже его. Чимин эти его фортели в гробу видал. Ему нервов хватает и так. И так каждый день приходится сражаться за право быть тем, кто он есть. Чимин вылезает из душа и набрасывает полотенце на плечи. Утираясь, он оглядывается на замоченную футболку, подцепляет её пальцами и достаёт из воды. На ткани остались грязноватые бурые очертания пятен свернувшейся крови. Саван сосал ему с разбитым носом. Это же чертовски трудно. Сам Чимин так не пробовал, но он прекрасно знает, что во время минета в принципе тяжело дышать. А этот... Даже не укусил ни разу, хотя мог бы... Мог и откусить, в принципе. Только сейчас до Пака дошло, на какой грани он был и каким чудом ему обошлась его вспышка ярости и гнева на несчастного сукиного сына. И что-то ему подсказывает, что теперь-то этот сукин сын от него точно не отстанет.