Саван

Чимин ставит свой поднос на стол и пихает локтем рассевшегося на соседнем стуле Тэхёна. — Двинься, широкий дохуя. Ким в ответ на это пинает его под столом. Пак нарочито замахивается, и донсэн тут же подаётся назад, пакостно хихикая и скаля зубы в своей квадратной ухмылке. — Ой, не бей, дядь, не бей... — Смотри у меня. Борзый стал, — уже мирно бурчит Чимин, втыкая трубочку в пакетик сока. Впрочем, отшутившись, он снова спадает с лица. Между его бровей залегает складка, которую так и хочется разгладить большим пальцем. Чонгук, хрумкающий напротив него морковку, изучает лицо Пака, многозначительно переглядываясь с Тэ. Загадочный синяк на скуле уже постепенно сходил, отдавая болезненной желтизной даже через слой консилера, а друзья Чимина, как они оба были уверены, явно недополучили информации по поводу того, как он появился. "Да опять этот чёрт прицепился. И хватит уже об этом. Потрепаться больше не о чем?" — раздражённо бросил Пак тогда, когда заявился в универ с синевой на лице, и тут же перевёл тему. Не то чтобы он сильно любил обсуждать и пережёвывать все свои злоключения, обсасывая каждую деталь, но в тот раз Чимин был не в духе чуть больше, чем обычно. — Доброе утро, Чимин-хён! Джено едва не клюнул носом в тарелку, проходя мимо хёна и его друзей с подносом и стараясь поклониться на ходу. Чимин тепло ему улыбнулся и буквально кожей почувствовал, как скакнуло напряжение за их столом. Его неугомонные черти тут же закусили губы и покраснели до корней волос, с великим трудом сдерживая рвущийся ржач. Чонгук так вытаращил глаза в свою тарелку, что на миг показалось, что они у него туда и вывалятся. Не переставая широко улыбаться, Пак тихо проронил в их сторону: — А ну цыц, — и помахал рукой устроившемуся за дальним столиком Джено. Когда тот сел и отвернулся, болтая со своими одногруппниками, Чимин перевёл испытующий взгляд на пылающих лицами донсэнов. — Ну? Кто что хочет сказать? — тоном, не предвещающим ничего хорошего, говорит он, поднимая бровь. — Сказать? Ничего, — пожимает плечами Чонгук и, дождавшись, когда Пак перестанет сверлить его глазами и вернётся к своему обеду, добавляет с придыханием: — Чимин-хён. Кривляясь, он закусывает нижнюю губу, закатывает глаза и проводит кончиками пальцев по щеке, спускаясь на шею. Тэхён, сидящий напротив, судя по звукам, тихо подыхает от придушенного смеха, давясь рисом. — Завидуй молча, — фыркает Пак, отправляя в рот кусок курицы. — Конечно, Чимин-хён, — Чон подливает в голос ещё больше чувственности и демонстративно облизывает испачканный соусом палец, прикусывая его кончик, — Как скажешь, Чимин-хён. — Бля... — булькает Тэхён и медленно сползает под стол. Чимин качает головой, закатывая глаза. — Ты даже не представляешь, как тебе повезло, что ты вне зоны поражения, Гук-и, — нахально усмехается он, — Иначе сейчас бы проговаривал сейчас всё это на полном серьёзе. — А почему это я "вне" этой твоей зоны? — поднимает бровь Чонгук, — Я что, недостаточно хорош для вашего величества? — Недостаточно дистанции между нами, — поясняет Чимин, — Я знаю тебя настолько давно, что ты мне ближе родного брата. — Э, а я? — влезает Тэхён, — Меня ты в какую свою коробочку положил? — В ту же самую, — Чимин протягивает руку и лениво ерошит густые кудри своего друга, — Не переживай, про тебя не забуду при всём желании. Тэхён тянет довольную лыбу и отпивает газировку из банки. Чонгук оборачивается и бросает быстрый взгляд на ничего не подозревающего Джено, который что-то ищет в сумке, зарываясь туда по самые уши. — Этот кенгурёныш у тебя из рук ещё не ест? — с издёвкой спрашивает он. — Пока нет, — просто отвечает Чимин, тут же получая в свою сторону два красноречивых взгляда. — Опасный ты тип, — хмыкает Тэхён. "Вот ты настоящий", — ураганом проносится в голове. Чимин на миг каменеет лицом. Всего на миг — этого не успевает заменить ни Чонгук, ни Тэхён. — Ты даже не представляешь, насколько, — с беззаботным смешком говорит он вслух, а костяшки вдруг саднят где-то под кожей. И шевелится что-то в груди. Неприятно, щекотно, как червь-паразит.

***

Чимин проходит через качающиеся двери кухни вперёд спиной, расталкивая створки. Поднос в его руках ломится от грязных тарелок, сбоку опасно примостились стаканы — этим вечером была почти полная посадка. Ноги гудели от бесконечной беготни, а в запястьях ныло и покалывало. Пак сгружает посуду на столик рядом с раковиной и мечтательно косится на стоящую на выдаче тарелку с картошкой-фри. Так сиротливо и покинуто. А Чимин в последний раз ел часов двенадцать назад... — Хочешь? Его тоскливый взгляд перехватывает другой официант, Хосок. Он вытряхивает крошки из корзинок с гренками в мусорку и откладывает на помывку. — Может заточить, это отказник, — говорит он. — О, кайф, спасибо, — воодушевлённо отзывается Чимин. Его долго уговаривать не надо. Примостившись в уголке на табуретке, он умыкает со столика пакетик с кетчупом и щедро плескает на картошку. Отправляя в рот первый ломтик, Пак блаженно прикрывает глаза. Вот набегаешься за день, нанюхаешься всяких вкусных запахов, что голова кругом, а у самого за всю смену во рту ни крошки. Весьма изощрённая пытка, если задуматься. — Там вроде последние ушли? — говорит он, слизывая кетчуп с пальцев, — Чен моет полы в первом зале. — Во втором ещё один стол, — отвечает Хосок, — Мои. Дождёшься или пойдёшь? — Дождусь, чего уж там, — пожимает плечами Чимин и с сожалением глядит в тарелку, в которой ничего уже не осталось. Вкусно, но мало. Телефон вибрирует в брюках. Пак отставляет тарелку и лезет в карман. В строке уведомлений сообщение от Джено: jeno_chan: Хён, привет Ты уже закончил? Ты говорил, что до двенадцати Я тут мимо проходил, можно зайти? Лицо Чимина проясняется. Отерев руку о фартук, он набирает:

jim-jim:

Конечно, заяц

От главного входа направо, мимо баков

Дверь под козырьком

Совершенно случайно гуляем мимо в двенадцать часов ночи? Ну-ну. Чимин по доброте душевной может даже сделать вид, что поверил. С Джено у него было уже три свидания. В одно из них Пак отвёз его на берег реки Хан. Дикий, поросший высокой травой пятачок, прерывающий мощёные набережные. И, что самое главное — пятачок тёмный и безлюдный. Расстелив на траве покрывало из багажника машины, они улеглись рассматривать звёзды. Для Пака звёздное было просто красивым, а вот Джено, как выяснилось, был неплохо натаскан по астрономии. Взахлёб рассказывая Чимину о созвездиях, он совсем забыл о смущении, которое никак не отпускало его в присутствии хёна. — Вот это — Цефей, — Джено пальцем очертил фигуру, соединяя звёзды в подобие стрелки, — Ты слышал легенду о Цефее? — Неа, — ответил Чимин. — Был такой царь. Его жена Кассиопея — кстати, вот она, чуть выше, — донсэн рисует в небе ломаную линию на Цефеем, — Мнила себя самой красивой на земле. Даже красивее всех нереид, речных богинь. Они нажаловались своему отцу Посейдону, и он их всех... Покарал, — Джено фыркает носом, — Всё царство Цефея. — Тьфу ты, какой чувствительный, — усмехается Чимин, — Было бы за что. — Ага, — хихикает в ответ Джено, — А вот это, дли-инное, — он берёт рукой левее, — Созвездие Рыбы. Ты кто по знаку зодиака, хён? — Весы. Джено удручённо вздыхает. — Весов отсюда не видно. Есть овен, близнецы, телец... — А ты? Кто по зодиаку? Плечо Джено, касавшееся его собственного, было тёплым, почти горячим. Чимин нашарил лежавшую на покрывале руку младшего и мягко обхватил ладонь. Тот запнулся на миг, но взял себя в руки и произнёс: — Я... Я рак. — Рака видно отсюда? — Да, — Джено обрисовал в небе двузубую вилочку, — Вот он. Чимин переплёлся пальцами с пальцами парня. Тот оторвал взгляд от звёзд и повернул голову к хёну. — Тебя заставляли зазубривать все эти созвездия? — рассматривая его лицо в неясном лунном свете, спросил его тогда Чимин. Его голос прозвучал необычно бархатно, вкрадчиво и до жути интимно, несмотря на вполне обычный заданный им вопрос. — Нет, — пролепетал Джено, будто боясь спугнуть ту зыбкую, хрупкую связь, воцарившуюся между ними, — Мне самому было интересно. Я часами торчал у телескопа. Юпитер такой яркий в октябре... — А созвездия зайца на небе случайно нет? — вдруг спросил Пак. — Есть, — улыбнулся ему Джено, — Во-он то. Похоже на ковш, ещё и с ушками. Чимин усмехнулся, следя за его рукой. — Вот это и есть твоё созвездие, заяц. И больше он не разменивался на словесные реверансы. Джено так трепетал в его руках, так вздыхал ему в губы, так обнимал за плечи и шею... Он тонул в поцелуях Чимина, захлёбываясь и прося больше — без слов, одними своими дрожащими ресницами и впивавшимися в толстовку на спине пальцами. Чимин не против был послушать про созвездия, но не тогда, когда внизу так жарко набухало от близости такого желанного, такого милого мальчика с большими оленьими глазами и тёплыми мягкими губами. Уже и сам пожалел, что привёл его в такое место — отдалённое, тихое, безлюдное... На грех наводящее. Джено отдал всего себя на волю властных рук и требовательных губ хёна. Он выгибался и дрожал от крепких поцелуев в шею и покорно впускал в себя наглый язык, раскрывая рот навстречу рту Чимина. Когда хён накрыл его пах рукой через джинсы, он рефлекторно сжался и стиснул колени. Пак с мокрым чмоком оторвался от его губ. — Всё нормально? Донсэн дышал заполошно и часто облизывал губы. — Делай то, что считаешь правильным, Чимин-хён. Пак улыбнулся и лизнул его в губы. — Какой храбрый заяц, — насмешливо поддел он, — Нельзя же быть таким доверчивым. А вдруг я задумал какую-нибудь гадость? Но Джено не сделал ни единой попытки оттолкнуть. Напротив — подался вверх, к самому лицу Чимина, и прошептал: — Я знаю, что ты не сделаешь мне ничего плохого, хён. Пак дёрнул бровями. — Знаешь? И откуда же? Джено лишь покачал головой. — Просто знаю. Что ж. Кажется, ему дали зелёный свет. Чимин не пошёл до конца в тот раз. Не то место, ещё не совсем та атмосфера... Не тот уровень. Но одними поцелуями он обходиться не хотел. Пак подмял Джено под себя и улёгся на него всем телом, закрывая собой от звёзд. — Раздвинь немного ноги. Вклинившись между бёдрами донсэна, Чимин плотно прижался своим пахом к его. Джено ахнул, а Пак почувствовал, что жажда близости гложет тут не его одного. Нырнув между их прижатыми друг к другу телами, он расстегнул молнию на штанах сначала себе, а потом и Джено. Бельё младшего уже было влажным и липло к руке Чимина. Он довольно улыбнулся самому себе. Ничто так не тешит самолюбие, как осознание собственной желанности. Чимин опёрся локтями по обе стороны от головы Джено и сделал первый толчок. Промежности проехались друг по другу, их влажность прекрасно ощущалась даже через два слоя тонкого белья. У Джено перехватило дух. Он судорожно шарил руками по спине Чимина, но замер на границе с поясом расстёгнутых брюк. — Можешь взять меня за задницу, — бесстыже прошептал ему в ухо Пак, вырывая этой развратной репликой из груди донсэна придушенный скулёж. Джено подчинился. Ощутив на ягодицах его ладони, Чимин толкнулся снова. Он не знал, был ли у Джено опыт с парнями, в смысле, серьёзный опыт, проникновение в том или ином виде. Слишком уж он смущается от каждого лишнего шороха, чтобы вот так просто спросить. Пак проникал ему под кожу постепенно, шаг за шагом, чтобы лягушонка даже не заметила, как сварилась в медленно нагревающейся воде. Чимин волнообразно двигал тазом, имитируя фрикции, раз за разом проезжаясь текущим членом по члену Джено. Лицом он навис на его лицом, и от их жаркого несдержанного дыхания и тихих, но различимых стонов совсем не хватало воздуха и кружилась голова. Джено упёрся пятками в землю под собой и двигался навстречу движениям Пака. Зажатая между телами плоть туго пульсировала, а от трения по всему телу раскатывались быстрые колючие искорки, отдававшие в кончики пальцев на ногах. Джено откинул назад голову, глухо приложившись затылком о примятую покрывалом траву, и распахнул зацелованные губы. Чимин не преминул воспользоваться тем, как доверчивый оленёнок подставил ему свою изящную шею, и припал к ней губами, слегка засасывая кожу. — Хён... Хён... Хён... — исступлённо хрипел донсэн, крепче сжимая пальцы на чиминовой заднице и толкая её на себя, — Сильнее... Пожалуйста, сильнее... Чимин жарко выдохнул в шею Джено. Он вплёл пальцы в его волосы, сжал их и полностью сосредоточился на ощущениях внизу. Там было до ужаса жарко, влажно и скользко. Такой целомудренный почти-секс на берегу реки под звёздами, горячечные стоны, мокрые от слюны губы... Когда-нибудь он покажет Джено настоящую близость, такую, от которой улетаешь под эти самые звёзды. Ну а пока он прижимался к нему крепче, не отпуская ни на сантиметр от себя даже тогда, когда достигший пика донсэн выгнулся дугой навстречу хёну, крупно дрожа всем телом и жалко всхлипывая. Чимин не знал, что ему больше нравилось в Джено: его милая застенчивость или безусловная покорность. При всей своей внешней мягкости и безобидности, в отношениях Пак был тем ещё тираном. Нет, он не распускал руки и не срывался на оскорбления и унижения. Но он плохо переносил, когда что-то шло не так, как хотелось ему. А Джено просто надел ошейник и вручил ему в руки поводок от него. Такой подарок судьбы, что аж не верится. Вытерев мокрые от воды руки о фартук, Чимин выскользнул через дверь чёрного входа на бетонное крыльцо. Джено уже стоял в паре метров от него, держа в обеих руках свою сумку и комкая её длинными нервными пальцами. Увидев хёна, он заулыбался и приблизился, ныряя к нему в тень. На нём был лонгслив с глубоким вырезом, и у самой кромки этого выреза темнел красный след — от чиминовых губ. — Привет, — говорит Джено, заправляя прядь светлых волос за ухо. — Здравствуй, — кивает Пак, — Какими судьбами? Чего по ночам шарахаешься по улицам? Не страшно? — Неа, — не теряя энтузиазма, машет головой донсэн, — Просто хотел поздороваться. Чимин усмехается. — Ну подойди, — манит он его рукой под козырёк, улыбаясь загадочнее Чеширского кота, — И поздоровайся, раз пришёл. Джено не надо повторять дважды. Он рывком преодолевает расстояние в пару-тройку шагов, бросает сумку прямо на крыльцо и тут же обвивает руками шею Чимина, припадая к его губам. Пак укладывает руки ему на талию и с удовольствием мнёт бока, отвечая на поцелуй. От Джено пахнет мятной жвачкой. Готовился, что ли, соблазнитель доморощенный? — Я запорол тренировку, — жарко шепчет парень, отстраняясь от губ хёна и обдавая их своим мятным дыханием, — Потому что весь вечер ждал этого момента. Джено, тоскуя по сиднейским пляжам, ходил в бассейн при универе, где плавал по дорожкам, готовясь к региональным соревнованиям. Он всё подбивал Чимина прийти посмотреть, но из-за навалившейся учёбы и подработки, которая часто затягивалась, как сегодня, заполночь, у того банально не хватало времени. — Негодник, — Чимин кладёт руку ему на загривок и сжимает, — Ты смотри мне там. А то захлебнёшься и утонешь. И больше не увидишь кенгуру. — Хён, — Джено морщит свой аккуратный носик с круто вырезанными ноздрями, — Скажешь тоже. Чимин чмокает его в самый кончик этого носа. Парень жмурится и хихикает. — Увидимся в субботу? — спрашивает он, — Марафон по Миядзаки в силе? — С сестрой-то договорился? — Чимин треплет его по чёлке. Джено заговорщицки улыбается. — Даже лучше. Её подруга выходит замуж, и они устраивают ей девичник. Он наклоняется к самому уху Пака и добавляет: — Так что квартира будет в полном нашем распоряжении. Воу. Чимин и не ожидал от этой робкой ромашки, что она всего после одной ночи жаркого петтинга дойдёт до "никого-не-будет-дома". Неужели готов ко всему? До чего же отчаянный заяц. — Звучит заманчиво, — мурлыкает ему в губы Чимин. Из-за закрытой двери чёрного входа раздаётся: — Чимин-щи? Ты куда пропал? Едем или нет? Джено ожидаемо вздрогнул и оглянулся на дверь. Наедине с Чимином он был куда раскрепощённее, на людях же настолько старался избежать хоть каких-нибудь подозрений в своей ориентации, что становился похож на цветок вида "мимоза стыдливая" — сжимался при любом прикосновении, даже намёке на что-то эдакое. Пак усмехается, ещё раз чмокает его в нос и говорит: — Может, тебя подбросить? Время позднее уже. — Н-не... Нет, не надо, — Джено отстраняется и подбирает сумку, — Мне тут недалеко. — Да брось, — фыркает Чимин, — Поедешь с нами. Я не могу позволить, чтобы ты шатался в ночи в одиночку. — Но... — Не обсуждается, заяц. Шагом марш к машине. От твёрдого тона Чимина Джено на миг замирает, как самый настоящий заяц. А отмерев, кусает нижнюю губу и тихо роняет: — Хорошо, хён. А у Пака аж мурашки по всему телу. Чёрт, как же ему нравится это "хорошо, хён". Если бы были подходящие обстоятельства, Джено не ушёл бы сегодня от него просто так. Чимин бы заставил его стонать это "хорошо, хён" всю ночь напролёт. Джено скромно уселся на заднее сиденье, стиснув острые коленки. Он почти не участвовал в разговоре всю дорогу до дома — всю тишину заполнял болтливый Хосок. Он громко и многословно жаловался на преподшу по английскому, которая, как он сам утверждал, завалила ему последний коллоквиум и выела весь мозг своим пёрфект континьюсом. И сколько бы мемных таблиц с временами не сохранял себе Хосок, сколько бы ни зубрил, разговаривая с самим собой, в нужный момент конструкция и её структура просто вылетала у него из головы. — Ну и нахер мне этот "have been"? Ну что за дичь! — восклицал Чон, размахивая руками, — Сколько сериалов с субтитрами пересмотрел, мне ни разу — ни разу! — это ёбаный, чтоб его черти дрючили, "have been" не попадался! Вот нахуя такие сложности на ровном месте? — Смирись, Хос, — примирительно сказал Чимин, — Представь, как они плачут, изучая хангыль, и пытаются понять, почему в одном слоге такая "е", а в другом другая, и тебе станет легче. Чон замолк и пожевал губами, воздев глаза в потолок машины. — А ведь и правда, — задумчиво согласился он. В зеркале заднего вида Чимин заметил, как Джено беззвучно смеётся в ладонь, и в его груди приятно потеплело. Высадив обоих своих пассажиров, — Джено попрощался скомкано, ибо стеснялся присутствия постороннего, а Хосок чуть не вывалился и не поприветствовал лбом асфальт, потому что ему горело непременно ответить на пиликнувшее в телефоне уведомление — Чимин направил машину в гараж. Гаражный кооператив стоял поодаль от дома, в котором он снимал квартиру, примерно в квартале. Тусклый фонарь еле тлел, слабо освещая дорожку между "ракушками" и их роллеты. Загнав машину, Чимин щёлкнул пультом и, пока ворота медленно опускались, закрывая проезд, он распахнул заднюю дверцу и полез за валявшейся там сумкой. За поскрипыванием роллеты и собственным широким усталым зевком он совершенно не услышал шороха шагов. Держа сумку в руке, Пак захлопывает дверь, оборачивается и всем телом налетает на застывшую позади фигуру. — Ку-ку, ёпта. От неожиданности Чимин с громким "блядь!" рукой с сумкой смачно припечатывает подкравшегося к нему парня по щеке, больно ударяясь костяшками о скуловую кость. Незваный гость мотает головой в сторону, щёлкает зубами от удара и сгибается, держась за лицо. Неясный свет рыжей гаражной лампочки выцепляет из полумрака знакомый застиранный худак и макушку с чёрными сальными лохмами. — Какого ляда ты сюда припёрся? — вскрикивает перепуганный Чимин, потирая ушибленный кулак. Саван поднимает на него лицо. Оно ещё не отошло от перелома, который устроил ему Чимин в той подворотне — под глазами расплывались грязно-жёлтые синяки, а само лицо выглядело отёкшим. Глаза едва открывались. И Пак припечатал его ещё поверх этих синяков вдобавок. Интересно, Саван просто тупой, что пришёл к Чимину и подкрался со спины, или в этом его идиотизме есть какой-то глубинный смысл? — Скучал по мне, боец радужного фронта? — хрипло усмехается парень. Чимин цокает языком. — Если хочешь отомстить, так мсти, хуле. Но сразу говорю, я свой нос тебе так просто под кулак не подставлю. Надо будет твой ещё раз сломать — сломаю. Так что давай, уёбок, рискни. На тонких губах гопника играет полуулыбка. Но не сумасшедшая, как обычно, а какая-то нервозная. Он кусает и облизывает их, будто пытается от чего-то сдержаться. — Смотри на него, как распетушился, — ухмыляется Саван, — Пару раз врезал мне и возомнил себя круче гор? Если бы я хотел тебя тогда ушатать — тебя бы на машине с красным крестом бы оттуда увезли. Если не на катафалке. — Ушатать не хотел, — в тон ему отвечает Чимин, — А что ж ты тогда хотел? Отсосать? А, погоди-ка... Ты ж это и сделал! Саван не отвечает. Только сверлит взглядом и дышит через приоткрытый рот, касаясь тыльной стороной ладони ушибленного места на лице. — Ты был пьяный? Или упоротый? — шипит Пак, — Или перепутал меня со своим отчимом? Гопник скалится. — Не. С тем белобрысым хорьком, которого ты поёбываешь. Чимин напрягся. От Савана это не укрылось. — Он тебе уже сосал? — нагло спрашивает он. — А что, — нервно фыркает Пак, — Боишься конкуренции? Если тебе интересно, то ты крайне паршиво сосёшь. Саван запрокидывает голову и откровенно хохочет, будто ничего смешнее не слышал. Хохочет надменно, уничижительно, абсолютно не проникаясь словами Пака. А отсмеявшись, говорит: — Так может, мне попросить, чтобы он показал мне класс? Чимин сжимает кулаки. Гопник делает шаг вперёд и набычивается, вызывающе глядя на Чимина из-под падающих на глаза смолистых волос отёкшими глазами. — Может, мне подловить его после того, как он поплескается в своём лягушатнике, и трахнуть в конфетный рабочий ротик? Если что, я передам, что это задание от тебя. Метящий ему в челюсть кулак Саван перехватывает открытой ладонью. Момент — и он одним скупым движением выворачивает Чимину запястье. В нём что-то сухо щёлкает, и руку пронзает мгновенная острая боль, бьющая в локоть. Пак вскрикивает и падает на одно колено. — Видишь? — назидательно произносит гопник, — Тебе, пидору напомаженному, со мной не тягаться. Поверни я ещё чуть-чуть — пришлось бы тебе в гипсе месяц проходить. Так что если хочешь показать мне, кто тут батя, старайся лучше, петушара. Заговорившись, он упускает момент, и Чимин задвигает ему локтем под дых. Саван хрипит и отступает назад. Второй удар Чимина он успевает заблокировать сложенными руками, несмотря на то, что у него спёрло дыхание. От удара носком туфли в голень уклоняется, переставив ногу. Пак на миг теряет равновесие, и Саван перехватывает его сцепленными в замок руками за загривок. Он давит Чимину на шею, склоняя его голову вниз, и, пока тот борется, чтобы вывернуться из хватки, от души засаживает ему коленом в солнечное сплетение. У Пака внутри всё сжимается, будто внутренности сдавила огромная рука. Лёгкие не раскрываются навстречу вдыхаемому воздуху, а мир вокруг давит и пульсирует. Он судорожно хватает кислород беспомощно распахнутым ртом и оседает на бетонный пол гаража. Саван смотрит на него сверху вниз. Чимин держится за живот и надсадно хрипит. Когда ему всё-таки удаётся вздохнуть, этот вздох отдаётся болью в висках. Бьющаяся в груди паника заменяется удушливой злостью, застилающей глаза. — Ну что ты там скулишь? — Саван поддевает его носком заношенного, местами надорванного кроссовка, — Уже передумал мне нос ломать? Или кишка тонка? Только и умеешь, что парней в жопу ебать? В следующую секунду он разрезает застоявшийся воздух гаража удивлённым "сука!". Чимин лягнул его в лодыжку прямо из своего согнутого положения. Лягнул самым каблуком туфли, подбитым металлической пластиной. Пластина больно впилась в кожу даже через спортивки и оставила горящий след на самом суставе. — Ёб твою мать... — сипит гопник. Пока он тянется рукой к месту удара, Пак уже успевает подскочить. Левой рукой он мстит за потерянное дыхание, припечатывая кулаком под рёбра, а правой прописывает апперкот Савану в челюсть. Гопник прикусывает язык до полного онемения кончика. Из его рта брызгает кровь. Снова как тогда. Снова это полубезумный взгляд, перемазанные алым зубы, перекошенный рот... Кулаки Чимина разжимаются. А Саван пользуется его замешательством и мгновенным проблеском совести, рывком бросается к нему, буквально таранит своим телом и ощутимо прикладывает спиной о дверцу машины. Ручка упирается в задницу, а гопник ставит предплечье поперёк горла Пака, заглядывая тому прямо в глаза. Вблизи он выглядит ещё кошмарнее. Всё лицо в пятнах, синяках, а теперь ещё и в крови, местами припухшее, местами отмеченное белыми чёрточками шрамов. А лицо Чимина наоборот — гладкое, будто алебастровое, как у фарфоровой куколки, с распахнутыми глазами и очень пухлыми губами, и всё это нетронутое, без единой отметины. Будто он не родился и прожил жизнь, а его таким вылепили и тщательно отшлифовали. Глаза Савана бегают по лицу Пака, жадно рассматривая его черты, будто он планирует в будущем составлять его фоторобот. Он видел это лицо сотни раз, несколько раз даже вблизи. И рука так и не поднялась, чтобы нарушить эту безупречную композицию, как бы Чимин его не бесил своим отглаженным и отполированным видом. И вместо того, чтобы хорошенько оттянуться по этому кукольному личику и за сломанный нос, и за прикушенный язык, и за разбитый рот, свернуть на сторону носик-кнопку или расквасить девчачьи губёхи, Саван находит его руки, сковывает узловатыми пальцами запястья и прижимает к стеклу в дверце машины. Чимин ожидаемо дёргается, но пальцы Савана будто стальные наручники — держат крепко. — Что? — дерзко щурится Пак, — Снова будешь сосать? Гопник приближает своё лицо к лицу Чимина так, что запах крови ввинчивается в ноздри. А снизу он притирается пахом к ширинке брюк Пака, и по телу того прокатывается дрожь. У Савана стоит.

Revizia & Souldz — Hate

Carvillo — Eskettit

— Будешь кочевряжиться и изображать, что тебе противно? — возбуждённо хрипит гопник, ёрзая набухшей промежностью о промежность Чимина, — Этот погорелый театр своему хорьку будешь устраивать. Я знаю, что тогда тебе понравилось. Саван трётся о него, и на ум невольно приходят картинки с той звёздной ночи с берега реки Хан. То, как борзо и хищнически вёл себя избитый Чимином парень, невольно напомнило ему, как он сам овладевал податливым и дрожащим Джено. Тогда были другие обстоятельства, другие чувства, другие ощущения... И хищником был сам Пак. Он всегда был хищником, а не добычей. И если этот хмырь попробует ему присунуть, то лишится своего мужского естества под самый корешок, чего бы это Паку не стоило. — Я же сказал — сосёшь ты отвратно, — упрямо цедит сквозь сжатые зубы Чимин, отворачивая лицо. Саван усмехается. — Да, я так и понял, — проговаривает он. Паузы между его словами становятся всё длиннее и длиннее, а дыхание всё больше сбивается, — Когда ты кончал мне в рот. И визжал, как резаная сучка. Гопник оттягивает пояс брюк Чимина, ловко выщёлкивает пуговицу из петли пальцами и ныряет за кромку под бельё. — Потому что ты — конченый пидор, — выдыхает Саван Паку прямо в лицо, сжимая в ладони его член. Паку хочется не то плакать, не то смеяться. Может, этот шиз прилетел с другой планеты, где слово "пидор" имеет какое-то другое значение? Ведь то, как он дрочит ему, пачкая сочащейся смазкой бельё, и даже то, как сам дрочится об его бедро, дыша ему в щёку жарко и хрипло, как загнанный конь, в его понимании, видимо, пидорством не является. А что же это тогда? А может, он на полном серьёзе не осознаёт, что именно творит? Чимин пытается думать здраво, но это удаётся плохо, особенно когда Саван чуть стягивает с него брюки и вываливает окрепший член наружу. Его расцарапанная, покрытая, как и лицо, отметинами рука влажно хлюпает, гоняя туда-сюда по стволу тонкую легкоподвижную кожицу. Себя парень сжимает прямо через штаны, и из его горла рвётся невнятное страдальческое мычание. Не верится, что тело так охотно отзывается на грубые полусухие касания. Да только Пак нагло врал гопнику в лицо, говоря, что тот минет ему не понравился. Он и сам не до конца понимал, что почувствовал, кончая Савану в рот, слушая, как тот хрипит и захлёбывается, не в силах сделать нормальный вздох. Он не был поклонником грубого секса и унижений. Даже порно с таким содержанием не смотрел. К Джено прикасался хоть и властно, но нежно. Командовал и указывал, как и что делать, но не натягивал удила. Но он, блядь, так отвёл душу, вытрахав рот Савана, что ему показалось, что даже его душа испытала оргазм. Просто поимел — без отношений, без чувств, без клятв любви и сладостных томлений трепещущего сердца. Использовал рот парня, как отхожее место. Ощутил себя таким альфа-самцом, каким не чувствовал никогда до сих пор. Ему доставили удовольствие, ничего не требуя взамен. Чимин не знает, чем мотивировал такой поступок сам Саван, да он и не признается, какие демоны управляют его поступками, но Пак вполне мог представить, что всё предшествующее этому отсосу преследование и "дёрганье за косички" осуществлялось только потому, что он прочно поселился в мозгах двинутого гопника. Тот ходил вокруг да около, обращал на себя внимание, провоцировал, раз за разом бросал вызов... Чтобы добраться до тела Чимина и предложить ему себя. Таким вот уродливым и неуклюжим способом. Пак давит Савану на плечи, понуждая опуститься на колени, и тот легко поддаётся. Сплюнув кровь на бетонный пол, он поднимает на Чимина взгляд, в котором ощущение собственной правоты слилось воедино с похотью, и говорит: — Только по крови ебать можешь? Пидор Каллен ёбаный. Чимин зло взрыкивает, хватает гопника за сальные вихры и надевает его пиздлявый рот на свой ноющий член. Тот сразу давится и выгибается оглоблей, глыкая от рвотных позывов, но Пак не даёт ему сняться. — Напрашивался? — шипит он, — Ну так соси, сука, и заткни хлебальник. Перверт убогий. Саван мычит. Пальцами он прихватывает член Чимина у основания и сжимает губы вокруг ствола, выбирая удобный для себя темп. Пак не собирается с ним миндальничать — толкает в затылок и дёргается навстречу, глубоко вгоняя член. Кровь парня размазывается по стволу, а из его заплывших глаз брызгают слёзы от жёсткого проникновения. Интересно получается. С Джено у них, вроде как, наклёвывается что-то серьёзное или около того, что можно так назвать. Но ни до, ни после ночи на берегу они не делали никаких шагов в постельной плоскости. Даже до минета не дошло. Ходили за ручки, хихикали, зажимались в тёмных углах. Джено не подходил для того, чтобы вдавливать его в кровать, тем паче — в заднее сиденье машины, хлестать по заднице и звать голодной шлюшкой. Джено не подходил для того, чтобы его трахать. Только заниматься любовью, да и то как в сопливых дорамах, где секс только по большой любви, пока на фоне единороги блюют радугой. Зато для этого идеально подходил Саван. Вот его можно было ебать, драть и всячески пользовать. Его можно было не щадить и не лелеять. Ему можно было разбить лицо и сношать, размазывая по этому разбитому лицу кровь вперемешку с предсеменем. Его рот можно было натягивать на себя и слушать придушенный скулёж, потому что этот мудак вывалил из спортивок багровый уже член и дрочит в то время, как его дерут в рот. Ему можно было врезать пощёчину за то, что царапает зубами нежную кожу на вздувшихся как канаты венах. Он всё снесёт. Ещё и добавки попросит. Чувствуя подкатывающий оргазм, Пак делает шаг вперёд, до упора вжимая голову Савана в себя и сгибаясь над ним в три погибели. В несколько фрикций он дотрахивает его рот и взрывается семенем в сокращающуюся мускульными кольцами глотку. — Жри, сука... — свистящим шёпотом приговаривает Чимин. Саван воет, захлёбываясь, и кончает сам. Вибрация его голоса прокатывается по члену Пака, остаточно стимулируя такую остро чувствительную сейчас головку. Отпустив голову парня, Чимин стряхивает несколько волос, оставшихся между пальцами, и устало откидывается спиной на дверцу машины. Обмякающий член он накрывает ладонью и прижимает к лобку. Он упруго и нервно пульсирует под пальцами. Пак снова испытал кайф от того, что спустил нужду в живого человека. Он ужаснулся бы этому, но постреливающие по всему телу рассеянные заряды мешали думать. В голове было пусто до звона в ушах, а внизу — горячо и сладко. Неужели у него всегда были садистские наклонности, о которых он сам и не подозревал? Но почему он хочет относиться так только к Савану? У Чимина были и парни, и девушки, и ни одного из своих партнёров он не хотел использовать как кусок мяса. Чимин всегда думал, что не может спать с кем-то без чувств. Хотя кое-какие чувства к Савану он всё-таки испытывал. Он раздражал его своей ненормальностью. Его, Пак Чимина, который своё собственное право на ненормальность доказывал всю сознательную жизнь. Но странный гопник казался слишком двинутым даже для него. Саван растекается на полу, широко расставив колени. Он вздыхает тяжело, с хрипами, держится за член и облизывает губы. Сперма с его руки пачкает худи и спортивки, но его это нисколько не заботит. Парень вообще выглядит так, будто его нехило вштырило. Он не пытается подняться, а падает лицом вперёд, утыкается лбом в бедро Пака и просит: — Трахни меня. Чимин сводит брови. — Чего, блядь? Саван цепляется пальцами за его сползающие брюки. Приходится подхватить их за шлевки, чтобы гопник не стянул их до колен. — Чего непонятного? — голос Савана дрожит, — Трахни меня. В задницу. Ты же это умеешь, хуле тебе объяснять? — Ты охуел? — Пак толкает его коленом в плечо, — Я свой член не на помойке нашёл. Мне твоих букетов не надо. — Блядь, резинку надень и всё, если такой чистоплюй. Парень поднимает голову и смотрит на Чимина так, что тот даже оторопел на пару секунд. Гопник продолжал ему хамить и гнуть матом, но на его лице было написано такое отчаяние, будто если он не заполучит член Чимина, его жизнь оборвётся. — Что тебе стоит? — упрямо цепляется за него Саван, и в его голосе звенят хнычущие нотки, — Я же не прошу тебя жопу подставлять. Тебе готовое дают, бери и делай. Не говори, что ебёшься только на шёлковых простынях и по большой любви. В рот меня поимел от души и даже не поморщился. А Чимин смотрит на него и выхуеть не может. Что, блядь, происходит? — Зачем тебе это? — спрашивает он. Уже без раздражения, а искренне желая понять, чем руководствуется Саван, унижаясь перед ним и ползая на коленях. — Что "зачем"? — огрызается парень, кусая окровавленные губы, — Хочу я. Не могу... Кажется, сдохну сейчас... Он снова лезет Чимину в трусы. Вытащив из них член, он заполошно лижет его и водит рукой, стремясь поднять ещё раз. — Я знаю, что ты хочешь меня прибить, — бормочет он и лижет снова, — Но у тебя не получится. Ты слабак. — Чего? — Пак сжимает волосы на макушке гопника и задирает его голову, чтобы тот смотрел на него. — Слабак, — повторяет Саван, — Боишься лишний раз ручки замарать. Боишься, что упекут за решётку. Боишься личико своё поцарапать. Ебать меня боишься. Как ты хорька своего ебёшь, если всего боишься? Раздражение, не успев сгладиться, снова возвращается. Самое противное — гопник задел за живое. Чимин и правда опасался слишком активничать с Джено. Тот был весь какой-то слишком сахарный, слишком хрупкий — не физически, а морально. Казалось, его может поранить даже неосторожно брошенное слово. Поэтому Чимин даже не попытался присунуть ему ни в одно из свиданий. Боялся?.. Чимин наступает туфлей на бедро Савана и притягивает его голову к своим яйцам. На слабо он его брать вздумал, посмотрите на него. Пусть потом попробует не расплакаться, как девчонка, с порванной-то задницей. — Хочешь, чтобы я тебя выебал — старайся, — надменно говорит Чимин, — Поднимай сам. Того и не надо просить дважды. Он торопливо лижет член, посасывает головку, задирает ствол рукой и вбирает в рот яйца. У него сохнет язык, и парень подпускает больше слюны и снова лижет. Свободной рукой он придерживает под коленом ногу Чимина, которой тот упирается в его бедро, не давая ей убраться. Не исключено, что если бы Пак приказал ему вылизать запылённые туфли, он бы и это сделал. Свой выправившийся член Пак зажимает у основания и за волосы оттаскивает от него Савана. — На капот, — командует он, — Штаны и трусы сам с себя снимай. Пока парень, кряхтя, поднимается с отдавленных колен, которые завтра наверняка расцветут синяками, и огибает машину, Чимин открывает переднюю пассажирскую дверь и лезет в бардачок. Там у него всегда валялось несколько резинок на всякий пожарный. Смазки, правда, не было, кто ж знал... Придётся надеяться на смазку самого презерватива. Спортивки вместе с бельём Саван оставляет болтаться в районе лодыжек. Когда Чимин пристраивается сзади, он покорно укладывается грудью на капот и упирается ладонями в гладкую, тёплую ещё поверхность — двигатель не успел достаточно остыть. Пак суёт разорванную упаковку в карман, а резинку раскатывает по члену. Когда он берётся рукой за ягодицу, сминая её пальцами и оттягивая в сторону, Саван прогибается в пояснице, подставляясь сильнее. — Видел бы ты, насколько ты сейчас жалок, — сквозь зубы цедит Чимин, елозя головкой между его ягодиц, — Умоляешь себя оприходовать, как течная самка. Может, ты по ошибке родился с членом? — Давай уже, — скулит Саван, — Вставь уже... Хватит пиздеть... Много ты пиздишь, уши вянут. Чимин не торопится. — Будет больно. — Знаю. — Я точно тебя порву. — Насрать. — Ещё и обосрёшься, скорее всего. — Нечем. Я уже два дня не жрал. — Два дня?.. — Блядь, да вставь ты свой блядский член мне в зад! Жопу еби, нахуй ты мозги ебёшь, дятел? Ты... А-а, бля-а-адь!.. Тело Савана на миг вытягивается струной. Он вздёргивает голову и изо всех сил сжимает кулаки, впиваясь в ладони короткими ногтями. Рот его распахивается, широко и беззвучно, и парень бьётся лбом о капот. Внутри него ожидаемо узко, горячо и сухо. Чимин замирает на миг и тихо матерится сквозь зубы от того, как сфинктер сдавил его член. Он растягивает бледные худые ягодицы в стороны, чтобы хоть как-то уменьшить давление, и подаётся назад. Полностью не достаёт — есть вариант, что обратно потом не вставит — сплёвывает на затянутый в презерватив член, быстро размазывает рукой и вгоняет снова. Саван от боли дышит часто-часто через распахнутый рот и жмурится. Пальцами он цепляется за кромку крышки капота и шепчет, едва владея голосовыми связками: — Не вздумай вытаскивать, пока не кончишь. Вот же упрямый урод. Видно же, как ему больно, а он продолжает гнуть свою линию. И задом назад подаётся, надеваясь на резинку, и рукой под живот себе лезет, чтобы подрочить. Жалкий тупой мудак. Извращенец. А каким извращенцем чувствует себя Чимин, когда упирается коленом в капот и буквально вдалбливает гопника в собственную машину... Трахает этот услужливо подставленный зад и давит парню рукой на загривок, вжимая щекой в тёплую крышку. Машина чуть раскачивается под его толчками, выдерживая всю мощь происходящего на ней непотребства. Саван носками кроссовок елозит по бетонному полу, напрягая расставленные ноги до полного онемения, рвано дрочит себе и сорвано стонет, прикрыв заплывшие глаза. По внутренней стороне бёдер бежит щекотное, мокрое и горячее, член внутри кажется просто огромным из-за того, как он распирает стенки, а сфинктер буквально горит огнём. — Глубже, — выстанывает Саван, — Что ты елозишь там едва-едва? Сантиметры закончились? И в следующую секунду машина проседает с утробным скрипом — Чимин со злости вгоняет в него член до самого корня, так, что край резинки проваливается в проход, и шлёпается тазовыми костями о задницу Савана. Тот орёт, громко и надрывно, а сверху на него обрушивается: — Так? Так тебе надо, дырявый ты членоглот? Достаточно глубоко? Вместо ответа Саван стонет, не в силах сдержать рвущиеся из груди крики боли и наслаждения. — Или мне в следующий раз черенок от лопаты в тебя вставить? Сколько хуёв побывало в твоей бездонной дыре? От этой реплики Саван едва не кончает. Он даже бросает свой член, чтобы не спустить раньше, чем Чимин кончит внутри него в резинку. — И это ты меня пидором называл? А знаешь, как называется то, что ты сейчас делаешь? То, что ты умоляешь меня с тобой сделать? Глаза парня против воли закатываются под верхние веки. Он кричит не затыкаясь, пока Чимин нещадно долбит его задницу, грубо и жестоко, не заботясь о том, что член самого Савана бьётся о решётку радиатора, и давит, давит ему в затылок, размазывает по капоту и превращает в безвольное желе, растекающееся по тёплому металлу. И чем сильнее злится Чимин, тем туже затягивается узел внизу живота Савана. — Никчёмный кусок дерьма. Хуесос и жопотрах. И Саван не выдерживает. Его крик дробится в стенах гаража. Тело скручивает болезненной судорогой, как от столбняка. Кончая уже без помощи рук, парень заливает бампер машины и крупно трясётся всем телом, исторгая из себя сперму, толчками опустошающую яйца. Чимин трахает его сквозь оргазм, отчего он длится дольше, а затухает постепенно. Совсем не так, как от дрочки. Саван в последний раз выгибает спину и обессиленно обмякает. Уже сквозь туман он чувствует, как Чимин толкается в него особенно сильно и замирает. Его член внутри дёргается и пульсирует. Вот и всё. Чимин официально и безоговорочно изменил Джено. И более того, получил от этого такое удовольствие, что не сразу смог достать из Савана обмякающий член. Ещё некоторое время он собирал себя из осколков, уперевшись руками в капот и сорвано дыша в спину гопника, которого только что знатно так обесчестил. Хотя, судя по его сноровке, обесчестили его задолго до Чимина. Саван явно знал, на что шёл. Скатывая резинку с члена, Пак цепляется взглядом за стекающие по тощим белым ногам ало поблёскивающие в тусклом свете лампочки тонкие дорожки. Порвал, как и следовало ожидать. Но всё равно почему-то жалко этого никчёмного сукиного сына. Сейчас он, дрожащий и распластанный на капоте, не выглядел таким независимо-самоуверенным, каким выглядел всегда. Он выглядел сломленным, надтреснутым и уязвимым. Будто выгорел весь запал, и остались лишь слабо тлеющие угли. И потому, когда парень попытался подняться, упираясь руками и соскальзывая, Чимин толкнул его обратно. — А ну лежать. Гопник снова приложился головой о капот. — Чего? — слабо вякнул он. В том же бардачке Чимин нашёл влажные салфетки. Вытянув сразу несколько, он вернулся к Савану, снова толкнул на капот и принялся вытирать кровь с тощих бёдер. Парень непонимающе оглянулся через плечо. — Что ты делаешь? Пак цокает языком. — На дурацкие вопросы не отвечаю. Выбросив пропитавшуюся кровью салфетку, он взял новую и взялся за другую ногу. — Ебать ты чистоплюй, — бормочет Саван. Он пытается сказать это равнодушно, но даже через его смешок слышится обескураженность, — Тебе-то какая разница? Ты своё дело сделал... — Да заткнись ты, — досадливо морщится Чимин, выбрасывая вторую салфетку, — Не своди ноги. Нырнув в пачку за новой, Пак расстилает её по руке и проводит ею между ягодиц Савана. Тот аж поджимается от холодного мокрого прикосновения. И неожиданности. — Может, ещё языком меня подмоешь, как кошка? — недовольно бурчит он, — Что происходит-то? — У тебя дома есть какая-нибудь мазь от анальных трещин? — перебивает его Пак. — Мазь, — фыркает Саван, — Ещё зашить жопу предложи. Убери уже от меня свои руки. — Лежать! — рявкает Чимин неожиданно свирепо. Саван нервно усмехается. — Ух, ебать, боюсь, — говорит он, — Мужика включил? — Я его и не выключал, — Чимин подбирает всю кровь в пределах видимости, осматривает парня и только потом выбрасывает салфетку, — Одевайся. Пока гопник натягивает на себя бельё и спортивки, Пак внимательно рассматривает его угловатую осунувшуюся фигуру и осмысливает ситуацию. Парень совсем не кажется отчаявшимся, хоть и явно чувствует себя не в своей тарелке под столь пристальным взглядом. Неужели грубый секс с малознакомыми людьми для него — что-то, не выбивающееся за рамки нормы? — С какой целью ты преследовал меня? — спрашивает Чимин, — Ты что-то ко мне чувствовал? Саван смотрит на него насмешливо и исподлобья. — Да, — ухмыляется он, — Чувствовал, что ты пидор. — Как давно у тебя появилось желание заняться со мной сексом? С самого начала? После нашей драки зимой? После парка? После встречи с Джено? Улыбка сползает с лица гопника. — Это чё, допрос? — Нет, — Чимин смотрит ему в лицо, не мигая, гипнотизирует, как кобра с раскрытым капюшоном, — Когда? Саван ёжится. — Не знаю, — бросает он, — Отвали. Он стремится уйти, но Чимин хватает его за руку. — Сядь и поговори со мной. Саван морщится. — Ещё чего. — Сядь. В голосе Чимина звенят металлические нотки. Парень мнётся, поглядывая то на него, то на дверь гаража. Но всё же остаётся. Он приземляется на капот рядом и морщится от стрельнувшей внизу боли. — Ну? Чего ещё? — бурчит Саван. Чимин склоняет голову набок. — Когда ты захотел заняться со мной сексом? Саван поникает головой. — Да не помню я, — недовольно бормочет он, — Это... Сложно. И вообще... Мне просто ебаться хотелось. Не думай, что ты там какой-то дохуя избранный, свет в окошке или типа того... Я просто знал, что ты глиномес и что к тебе реально варик обратиться. Какой же дурак откажется, когда ему дают просто так? — Давно ты осознал, что в пассивной позиции тебе нравится больше? Саван вертит головой по сторонам, вглядывается в тёмные углы и щурится подбитыми глазами. — Тут что, скрытая камера? — подозрительно спрашивает он, — Чё началось-то? — Ага, программа "Розыгрыш", — обрывает его Чимин, — Давно ты осознал себя геем? Саван морщится. — Сам ты... Пидор, — огрызается он. — Ты умолял трахнуть тебя. Ползал передо мной на коленях, сосал мне. А пидор тут всё ещё я? — Конечно. У кого тут встал на мужскую жопу? — А кто тут кончил от того, что его поимели в жопу? Да ещё с такими воплями и криками "глубже"? Саван снова поникает головой, упрямо кусая губы. — Я не пидор, — заводит он старую шарманку, — Я не любовь тут тебе предлагаю неземную. Просто потрахаться и разойтись. Про любовь будешь своему хорьку лапшу на уши вешать. — Саван, посмотри на меня. Парень поднимает глаза и смотрит на Чимина затравлено. — Ты знаешь, что обычно у людей от боли спадает эрекция? Не нарастает, а спадает? — И чё? — Каким был твой первый сексуальный опыт? Кровь бросилась Савану в лицо. Он соскочил с капота. — Да пошёл ты. — Саван! Да стой же ты! — Не лезь мне в мозги, понял? Что, блядь, за мода у вас, у педиков? Почему нельзя просто трахнуться без вот этой всей хуйни? Зачем в душу лезть? — Да послушай... — Меня не насиловали, понял, ты?.. Не совращали! Нет у меня для тебя слезливой истории, чтобы ты в ней пальцами поковырялся, Фрейд недоделанный! Просто захотелось поебаться! Да, мне нравится, когда меня ебут, а не когда я! Что теперь, сразу мне надо черепушку вскрывать и смотреть, что там не так? — Я не говорю, что что-то не так... — Да, конечно! — срываясь в истерику, вскрикивает Саван, — А кто тогда назвал меня убогим первертом? Или ты думаешь, раз я в универе не учился, то и слова этого не знаю? — Саван... — И не думай, что раз я к тебе пришёл, то ты какой-то особенный или что я в тебя влюбился! Я пришёл потому, что ты казался мне стопроцентным вариантом, и только! И скажи ещё, блядь, что я ошибался! У Чимина опускаются руки. Глупо было бы полагать, что гопник просто так сдастся и распахнёт перед ним душу. Но он так растопырил колючки, что пробиться через них, не исколов себе руки, казалось нереальным. — Я виноват, — пытаясь сохранять ровный тон голоса, произносит Чимин, — Называл тебя по-всякому, пока мы трахались. Но не будешь же ты отрицать, что тебе нравилось то, как я тебя ругаю? Саван захлёбывается на вдохе. Он стоит на месте, сжимает и разжимает кулаки и не знает, что сказать. — Каждый раз, когда я называл тебя хуесосом, ты вздрагивал, — продолжал Чимин, — А в последний раз вообще кончил. — Я для того и трахался, чтобы кончить... — Тебе нравится, когда тебя унижают? Саван замирает на миг, а затем утирает лицо рукой и ерошит падающую на глаза чёлку. — Отвали, — обессиленно вздыхает он, — Просто отъебись от меня. Пожалуйста. Чимин не останавливает его, когда парень распахивает калитку в воротах и громко хлопает ею за спиной. Ещё рано. Пак не сомневается, что несмотря на это громкое прощание, Саван вернётся. Как только затянутся коркой полученные сегодня раны, а зудение внизу пересилит гордость, он снова вынырнет из тени, назовёт Чимина "пидором", и они займутся деструктивным травматичным сексом в неподходящем для этого месте. Пак поднимается с капота и проскальзывает на водительское сиденье. В полумраке салона ярко и остро сверкает красным лампочка видеорегистратора. Чимин снимает крышку и выщёлкивает из него флешку. Забыв его выключить перед тем, как покинуть машину, он получил подробную видеофиксацию их с Саваном кувырканий на капоте. Как порнуха домашнего производства — так себе, да только Чимин и не собирался использовать эту запись так. Она понадобится для того, чтобы вопреки всем крикам и отпирательствам гопника всё-таки залезть к нему в мозги и понять, почему он получает наслаждение от боли и унижений.