Дожить до Нового года

В комнате царит мрак. Душно. Но обитатель комнаты не подходит к окну, не распахивает шторы, не пускает в темную коробку свет. За столом сидит сгорбившийся человек. Перед ним - общая тетрадь на 96 листов. Не хватает четырех до нужного количества. Хозяин комнаты царапает пальцы, пока разгибает скобы, скрепляющие бумагу. Берет с полки два двойных листочка, надевает на отогнутые металлические края. На подушечках появляются кровоточащие ранки, они начинают саднить и болеть, но на них не обращают внимания. Последние несколько лет он живёт в беспросветной боли и темноте, пора бы уже привыкнуть. Концы скоб загнуты обратно, тетрадь закрыта. Ее гладят по обложке сухие холодные ладони, словно пытаются успокоить. В комнате тишина, которую разрывает дыхание человека, пытающегося угомонить сердечный ритм. Тетрадку откладывают в самый нижний ящик письменного стола. Пусть пока лежит там, ждет своего часа. Через 25 дней ее снова достанут.

***

- Чуя, вставай! Просыпайся, будильник уже три раза прозвонил. Парня шевелят за плечо, пытаясь разбудить. Тот чуть хмурится в полудреме, но по итогу приоткрывает глаза, трет их кулаками, вздыхает. - М-м-м… Сколько времени? Женщина, до этого присевшая на кровать к сыну, встает, направляется к выходу из комнаты. Замирает в дверном проеме, оборачивается. - Успеваешь позавтракать и собраться, но больше не тяни. Ее тапочки шаркают по полу, она идет на кухню. Оттуда тянет сырниками. Чуя потягивается, зевая, переворачивается на живот, нащупывает рукой телефон. Тот показывает 9:05 утра. Праздничная линейка традиционно начинается в 10:00. Учитывая, что до школы добираться минут пятнадцать пешком, пора бы уже вставать и идти умываться. Откидывает одеяло - кровать заправит потом - и спускает ступни в густой ворс светлого ковра. Их с матерью квартира находится на третьем этаже построенной еще в советские годы хрущевки. Направляется в ванную, по пути заглядывая на кухню: мама накладывает на тарелку завтрак, ставит рядом блюдце со сметаной и вареньем. Рот сразу же наполняется слюной, что подгоняет парня поскорее закончить водные процедуры и приступить к поглощению любимого блюда. Женщина всегда знала, как поднять тому настроение с утра. Заходит в ванную, включает свет. Под небесно-голубыми глазами залегли небольшие тени - он опять засиделся допоздна, слушая музыку и листая ленту соцсетей. Огненно-рыжие волосы вились, закручивались в кудряшки, отчего мама в шутку звала его барашком, пока Чуя не приводил прическу в божеский вид. Критически осматривает ногти, накрашенные черным, чуть блестящим лаком, не обломались ли те или не облезли. Нет, с ногтями все хорошо. Дальше по порядку: ополаскивает лицо прохладной водой, чистит зубы, чередует очищающий тоник и крем для лица. Расчесывает волосы, немного распрямляя кудряшки, завязывает бордовой резинкой в низкий хвостик, сдувает с носа передние пряди. Обстоятельства обязывают одеться сегодня в строгом официально-деловом стиле, но Чуя знает: это только сегодня. Весь остальной учебный год он не будет вылезать из бело-черных брюк в шашечку или джинс скинни, клетчатых рубашек и черно-розовых кофт. Иногда под низ он надевал футболки с принтами любимых музыкальных групп или простые, в темной гамме цветов, с рисунками шрамов, внутренних органов, черепов или цитатами на иностранном языке. Чуя открывает дверцы коричневого шкафа, увешанные постерами, вырезками из журналов и рисунками. Он натягивает узкие черные брюки, застегивает все пуговицы, кроме самой верхней, у белой рубашки с короткими рукавами, но ограничиваться этим не собирается. Извлекает из шкафа черный свитшот, достает со дна небольшую коробку, в которой хранит различные аксессуары, выбирает серебряную цепочку с кулоном-пентаграммой, несколько фенечек и силиконовых браслетов. Вытягивает из небольшого мешочка на завязочках черную штангу для индастриала, такого же цвета колечко для хеликса. В обе мочки вставляет сережки в форме крестов. Благо, что волосы длинные и закрывают проколы в течение учебного дня. В свободное время Чуя заправляет пряди, скрывающие пирсинг, за уши или распускает медные локоны. Некоторое эмо, в завершение ко всему образу, наносили на лицо, в том числе и на губы, светлый тональник и ярко подводили веки, но Чуя всегда ограничивался черным карандашом и консилером. Часто он подкрашивал внешний уголок глаза тенями, но сегодня решил обойтись без этого. Кое, конечно, хорошая женщина, но мозги по поводу внешнего вида периодически выедала, изредка интересуясь семейными делами и обстановкой в доме, что довольно раздражало. Естественно, она переживала за детей в учебном заведении, но слова по типу "семья", "брак", "отец" и "развод" разжигали в Чуе внутреннюю агрессию и плохо сдерживаемое недовольство, потому тот быстро отмахивался и спешил слинять. Спасибо уж на том, что не заставляла смывать "грим Пьеро" с лица и идти домой переодеваться. Что уж поделать, если работа у нее такая - завуч, а по совместительству еще и классная руководительница 10 "А", в котором был Накахара. Пока заканчивает со сборами, времени на завтрак остается совсем немного, и Чуя спешит на кухню. Сырники немного остыли, но менее вкусными они от этого не становятся. Накалывает на вилку, одним концом макает в сметану, другим - в земляничное варенье и отправляет в рот, едва не мыча от удовольствия. Парень очень любит домашнюю еду и ценит каждое приготовленное мамой блюдо. В его голове это как знак, что дома все хорошо, есть деньги и возможность что-то приготовить, что можно спокойно зайти на кухню и чем-нибудь перекусить. До развода родителей такого не было, и юноша только недавно начал познавать все прелести домашнего уюта и тепла. Старался максимально растягивать приемы пищи, утоляя не только физический голод, но и эмоциональный, от которого страдал все детство. Будь у Чуи возможность никуда не идти, он бы точно остался дома и проторчал на кухне весь день. Но, к сожалению, это было невозможно – не хотелось огорчать маму, да и было желание встретиться с немногочисленными друзьями на линейке. Закидывает в себя последний сырник и быстро заглядывает в комнату за рюкзаком и наушниками, без которых никуда не выходил. Всегда либо слушал музыку, либо носил их на шее. Иногда разглядывал расписанный по своему вкусу корпус, оценивал проделанную работу, не стерлась ли краска и как держится лаковое покрытие. Чуе вообще нравилось заниматься кастомом: расписывать вещи и одежду, что-то переделывать, клеить значки, иногда перешивать некоторые детали, создавать аксессуары, в том числе фенечки, перчатки, браслеты, заколки для волос. Не имея дара красноречия и способностей к писательству, Чуя самовыражался через рукоделие и неординарный, даже эпатажный внешний вид, а накопившиеся эмоции выплескивал вместе с музыкой, слушая одобряемые у эмо жанры, наполненные криками и глубоким смыслом, варьирующиеся от воплей до шепота, отражающие состояние души. Когда Чуя натягивал кеды, позвякивая прицепленными к ним значками, из комнаты вышла мама. - Волнуешься? - женщина оперлась о комод, засунула руки в карманы халата. Парень поднимается, накидывает вторую лямку рюкзака на плечо. - Да нет, нормально, - жмется у двери, ждет, когда подойдет мама, чтобы обвить ее руками. Он был немного выше женщины, поэтому всегда укладывал голову той на макушку во время объятий. Это было невероятно приятно и тепло, придавало сил и успокаивало. Юмико была женщиной мягкой, проницательной, умела корректно доносить свою мысль и молчать, когда того требовали обстоятельства. Потому в разговоре с ней создавалось впечатление, будто она знает гораздо больше своего оппонента и понимает человека глубже него самого. Чуя очень бы хотел перенять у нее эти качества, поскольку свой вспыльчивый характер лишь усложнял жизнь, но сделать с этим ничего не мог. Спасибо ненавистному папаше, передал «лучшие» гены… Время уже поджимало, и Юмико выпустила сына из объятий, улыбнулась, как всегда видя того насквозь. - Все будет хорошо, ты только не волнуйся. Думаю, с этого года будет попроще: многие одноклассники перевелись кто в колледж, кто в другие учебные заведения… Может, у вас в классе новенькие будут… - у нее очень приятная улыбка – мягкая, спокойная, чуть виноватая. - Я люблю тебя, - оборачивается, когда открывает дверь и переходит порог квартиры. Быстро сбегает по ступеням вниз. - И я тебя, - Юмико машет ему рукой. – Передавай ребятам привет! По мере приближения к школе музыка становится все более громкой и раздражающей. Стайки детей, весело щебеча и изо всех сил держа огромные букеты в руках, едва не бегут к воротам серого здания. Группки родителей размеренно шли за ними, стараясь не выпускать ребятню из виду. Чуя чувствовал, что не вписывается во всю эту атмосферу радости и предвкушения новых свершений и перемен. Школа была украшена разноцветными шарами, а на центральной стене висел плакат «С новым учебным годом!». Класс Накахары был на противоположной стороне от входа, с которого он зашел, поэтому парень старался как можно быстрее пересечь это минное поле из толп фотографирующихся родителей и учителей с детьми, бегающих и вертящихся под ногами ребят и спешащих к построению опоздавших. Какофония из громыхающих колонок заглушала музыку в наушниках, и Чуя был вынужден снять их и повесить на шею. Проходя мимо участка, отведенного его классу и параллели, он чувствовал на себе испытывающие взгляды одноклассников. Тот, кто смотрел менее враждебно, кивал и тихо приветствовал, и Чуя здоровался в ответ, но таких было немного. Накахара взглядом выискивал товарищей, а когда заметил руку, увешанную множеством цветастых браслетов и машущую ему, поспешил туда. Ацуши и Рюноске пришли вовремя, ненамного раньше Накахары, а уже выглядели слегка уставшими, стоя недалеко от участка 10 «Б» класса. Естественно, что хаос, творящийся вокруг, измотает любого. - Привет! – радостно приветствует подошедшего товарища Накаджима. Они с Накахарой слегка ударяются ладошками, сначала внутренними их сторонами, потом внешними, а затем стукаются кулачками. Действие происходит быстро, отработанно, и со стороны это выглядит красиво. Чуя и Рюноске обходятся классическим рукопожатием и кивками головы. Второй вымученно поднимает уголки губ. - И пяти минут тут не стоим, а уже хочется у колонок динамики пробить чем-нибудь. Чуя приободряется, улыбается в ответ: - Тогда после линейки приступим, чтобы на следующий год не страдать. Все трое смеются. Они держатся обособленно, и им так комфортно. Кучка из неординарно выглядящих ребят привлекает внимание, но они привыкли. Ацуши и Рюноске тоже были эмо и имели соответствующий имидж. Акутагава был угольно-черным брюнетом стройного телосложения. На свои жесткие волосы средней длины он делал начес и укладывал челку на левую сторону, закрепляя все это дело пенкой и небольшим количеством лака. Взлохмаченные, они немного закрывали светло-серые глаза, которые юноша держал полуприкрытыми, а коже придавали неестественно белый оттенок в контрасте с черными прядями. На нижней губе был пирсинг «укус змеи» - два симметричных прокола на небольшом расстоянии друг от друга, в которые Рюноске вставлял короткие штанги или подковы. Рукава белой рубашки были закатаны до локтей, на запястьях – черные напульсники, которые юноша практически не снимал. На ногах – темные, потрепанные жизнью кеды с серыми шнурками, завязанными особым перекрестным способом. В их троице он был самым высоким, превосходя Чую на целую голову, а Накаджиму – на половину. Ацуши в контрасте с Рюноске выглядел по-детски чисто и невинно. Будучи от природы светлым, почти белым блондином с прямыми волосами, в глазах Чуи он был счастливчиком: ему не нужно было обесцвечиваться или избавляться от кудряшек для покраски или создания новой прически, потому Накаджима легко менял цвета на своей голове. В последний раз, на летних каникулах, Чуя видел его с нежно-голубым оттенком с вкраплением черных прядей-«перьев». Но перед началом учебы Ацуши решил, что стоит изменить голубой на что-то более-менее приемлемое в стенах школы, поэтому сейчас сверкал на солнце серебристо-пепельным блондом. Все это было уложено в классическую для эмо прическу – короткий «ежик» на затылке и неряшливо растрепанная челка, закрывавшая правый глаз и достававшая тому до кончика носа. У них с Рюноске были парные проколы бровей: у Ацу – левая, у Аку – правая, потому и волосы парни расчесывали соответствующе, чтобы не закрывали пирсинг. Большие глаза цвета аметрина на фоне светлого лица Накаджима сильнее выделял с помощью растушеванного черного карандаша. Белая рубашка с коротким рукавом была застегнута на все пуговицы, а черный галстук удерживал серебряный зажим в форме ключика. На правом запястье было множество браслетов, сделанных из бусин и силиконовых резиночек, на сумке-почтальонке – большое количество брелоков и значков с музыкальными группами и персонажами аниме. В руках Ацуши сжимал букет белых георгинов в прозрачной обертке – любимые цветы их с Рюноске классной руководительницы, которые юноша дарил той на каждый школьный праздник. Чуя подошел к самому началу, и ребята не успели толком поговорить: двое ведущих вышли в центр, держа в руках микрофоны и планшеты, и объявили начало государственного гимна. Зазвучал знакомый мотив, все подровнялись и замолчали, разве что самые маленькие из учеников тихо переговаривались, делясь захлестывающими их впечатлениями, а учителя оборачивались и шикали на них. Когда Накахара перешел в эту школу год назад и оказался на линейке среди совершенно незнакомых ему людей, он сделал вывод, что те повсюду проводятся одинаково. Закончился гимн, ведущие зачитали с листа стихи, дали слово директору. Грузный мужчина в светло-голубом костюме выплыл на середину, сказал что-то про новые свершения, достижения школы за прошлый год и цели на этот, похвастался обновленными полами в кабинетах началки и приобретенным оборудованием в кабинеты химии и физики, пожелал удачи и ушел обратно под козырек крыльца, скрываясь от солнца. Дальше вышли первоклашки и, картавя и запинаясь, рассказали по четверостишию и под громкие аплодисменты поспешили к своим классам. Снова речь ведущих, и на «лобное место» размеренным шагом вышла завуч Озаки Кое. Она была единственным человеком из всего учебного персонала, кого Чуя искренне уважал, потому в глубине души не мог злиться на нее из-за вопросов о собственном самочувствии, понимая, что та делает это из переживаний о своем подопечном. Кое шла ровно, постукивая каблучками и чуть покачивая бедрами, и, кажется, имела в школе большее влияние, нежели нескладный директор. Она не говорила обыденных вещей, высказывалась так, что нельзя было не прислушаться и не сделать каких-то выводов из ее слов для себя, и Накахара внутри негодовал, почему она находится в стенах этой второсортной школы, а не в кресле директора какой-нибудь крупной компании. Озаки говорит недолго, а потом с такой же царственной грацией уходит – Чуя старался аплодировать как можно громче. Дальше по программе - выступление 11-классников. Они строятся в шахматном порядке, танцуя под ремиксы песен, хлопая и пытаясь заводить толпу. Среди них Накахара узнает Тачихару, лидера школьной рок-группы, занимавшего в ней роль вокалиста и бас-гитариста. Тот неловко прыгал и двигался под биты, а на его лице читалось нескрываемое страдание. - Через год нам так же придется отдуваться, - с камнем на сердце произносит Чуя, и Акутагава со вздохом отвечает: - Нужно как можно быстрее раздолбать колонки… Вскоре линейка заканчивается: высокий парень из 11го с маленькой девочкой на плече, звенящей в колокольчик, прошел мимо классов, а директор пригласил всех по своим кабинетам на классные часы. Толпа медленно двинулась к входу в школу: впереди толкались младшие, сопровождаемые учителями, а в самом конце плелись старшеклассники. Чуя втиснулся среди 10 «А», как вдруг его окликнули сзади. Он оглянулся: Озаки чуть махнула ему рукой, подзывая к себе. Накахара вздохнул, бросил вслед уходящим Рюноске и Ацуши предложение встретиться после школы и подошел к классной руководительнице. - Здравствуйте, - произносит, складывая руки за спиной. Кое приветливо улыбается – праздник ведь все-таки, никому не хочется в этот день ругаться или читать наставления. - Здравствуй, Чуя. Я очень рада тебя видеть в десятом классе нашей школы. Нам нужны такие ответственные и способные ребята. Слышать похвалу от нее было всегда приятно. Озаки видела в Чуе больше, чем пубертатного подростка со своеобразным стилем в одежде, помогала тому с участием в олимпиадах по физике, в которой парень хорошо разбирался и даже занимал призовые места, и поддерживала. Это грело душу – осознание, что его способности признают, а он сам не является пустым местом в классе и приносит какую-то пользу, пусть только и в глазах Кое, поэтому Чуя благодарно кивает: - Спасибо Вам большое, я буду стараться. Женщина удовлетворенно и с каплей гордости смотрит на юношу, а после произносит: - Хорошо. Возьми, пожалуйста, ключ от кабинета – в суматохе не успела вашим ребятам передать. Я подойду через пару минут – нужно побеседовать с отцом нашего нового ученика. Накахара принимает отданный ему предмет и направляется в сторону школьных дверей. Он обрабатывает в голове слова Озаки насчет новенького: Чуя никого подобного не заметил на линейке в толпе своего класса, да и на перекличке все были старые… - С самого утра прессуют, да? – раздается чуть ленивый мелодичный голос позади, и Накахара оборачивается. - Не твое… дело. Он хотел сказать «твое собачье» дело, но острая фраза не сорвалась с языка: перед ним вырос высокий вихрастый юноша, слегка улыбающийся уголками губ. Выглядел тот совсем несоответствующе сегодняшнему дню: длинные ноги обтягивали светло-бежевые джинсы, а рукава клетчатой красной рубашки доходили до самых запястий. Незнакомец, увидев на лице Накахары замешательство, миролюбиво проговорил: - Да ладно тебе, я же из благих намерений интересуюсь. Чуя фыркнул. «Ну и что привязался?» Первое впечатление было не особо приятным, несмотря на то, что долговязый парень старался приветливо улыбаться и вести себя дружелюбно. Рыжему очень не нравилось, когда кто-то вторгался в его личное пространство или совал нос не в свои дела, а тем более – так бесцеремонно. - Что надо? – спрашивает Чуя резко и прямо, давая понять, что долго поддерживать диалог не собирается. Лицо незнакомца буквально светится воодушевлением. Он распрямляется и засовывает руки в карманы. - Кажется, мы с тобой одноклассники. Поможешь новенькому освоиться в школе? – чуть склоняет голову на бок, а в глазах так и плещется какое-то озорство и усмешка. Что его вообще забавляет? Строит из себя невесть кого! - Тебя не было на перекличке, - Чуя произносит эту фразу обжигающе холодно и твердо, будто по этой причине новенький не имел права пополнять ряды 10 «А» класса. Долговязый на такое категоричное заявление легко пожимает плечами и поднимает глаза к небу: - Дела были, так что пришлось пропустить столь важное мероприятие, - лениво тянет, а Чуя чувствует, что закипает. Он не может сказать, что конкретно больше всего его бесит в новеньком. От него в целом исходила какая-то аура притворства и напускного дружелюбия и веселья. Накахара не замечает, как несколько секунд безотрывно сверлит новенького взглядом. Второго это, кажется, ничуть не смущает. - Ну, так что, пошли? Нельзя заставлять других ребят ждать, - он взглядом указывает на ключ в руке Чуи и первым двигается с места, уверенно направляясь к входу в здание. «Вот ведь клоун!..» Чуя решил и в этом учебном году занять привычную ему первую парту третьего ряда, ближайшую к двери. И дело было не только в росте. Накахара учился исправно, старался заниматься на уроках и слушать учителей. Чем ближе к концу класса садились его одноклассники, тем шумнее там было. Очевидно, получать знания они не собирались, в отличие от Чуи. Парень успел смириться, что зачастую именно его просят включить или выключить свет, открыть дверь или сходить куда-то по поручению учителя. Но кое с чем он точно не собирался свыкаться. С кое-кем очень высоким, вихрастым, шумным и надоедливым. Когда Чуя вошел в класс, две парты были свободны: его и третья у окна. И вот надо было этому клоуну сесть к нему! А сейчас долговязый тихо возмущался, что они сидят слишком близко и что столы довольно низкие. - Не надо было садиться со мной! – шипел тому в ответ Накахара, чуть толкая локтем. Новенький развалился на своей половине парты, и Чую такое неуважение к говорящей в это время Озаки максимально бесило. Он чувствовал, как много заинтересованных взглядов направлено на него, но считал своим долгом вправить шатену мозги. - Имей уважение к учителю! Новенький на это заявление со вздохом отрывает лицо от парты, подпирает голову кулаком и бесстыдно заглядывает Накахаре своими карими, устало прищуренными глазами в самую душу. - Отличник, что ли? - Нет! - Странно… Тогда, может быть, программу обгоняешь? Маловат ты для десятого класса. Новенький не улыбается, на лице деланная серьезность, но в его словах так и слышится усмешка. Кажется, он не чувствует, что прямо сейчас роет себе могилу. Чую едва не трясет. Вот надо было какому-то уроду родиться, перевестись к ним в школу и сейчас капать ему на нервы и портить настроение. Скрежетая зубами, Накахара выдавливает: - А сам что? Третий год в десятом торчишь? К разочарованию рыжего, новенького такое заявление ни капли не цепляет: он тихо смеется в кулак и буднично выдает: - Да нет, просто из лицея поперли за неуспеваемость, - «Клоун, так еще и идиот». – Ладно, давай знакомиться, - парень, все так же подпирая голову рукой, протягивает вторую ладонь, - Дазай. Осаму Дазай. - Отъебись. - Очень приятно! – Дазай невинно хлопает ресницами и улыбается, не убирая руки, а у Чуи едва глаза на лоб не лезут и пар из ушей не идет. Он с силой сжимает карандаш в руке, почти не ломая тот пополам, и взглядом уничтожает Осаму. - Ты!.. – но вдруг раздается тихое предупреждающее «Чуя!» от Кое, и парень замолкает, смущаясь своей несдержанности. Оставшееся время он изо всех сил игнорирует существование Дазая, внимательно слушая Озаки. Та еще раз поздравляет своих подопечных с началом учебного года и произносит напутственные слова, гораздо лучше тех, что час назад бубнил директор. Рассказывает примерный план мероприятий на полугодие, задачи по подготовке к предстоящим в следующем году экзаменам, выясняет некоторые организационные моменты касаемо внесения детей в общий чат, расписания, бесплатного питания для детей-льготников и справок для учителей физкультуры и медработников. Не упускает возможности представить классу новенького, давая тому пару слов. Дазай все так же добродушно улыбается, машет рукой со своего места, будто это не он пару минут назад бесстыдно изводил Чую. Осаму представляется, говорит возраст, откуда перевелся и причину – «переезд». Вот и думай, где правда. Накахара ощущает, как часть заинтересованных взглядов с Дазая перепадает на него, и от этого не особо комфортно, но он старается их не замечать. Когда классный час заканчивается, Чуя побыстрее скидывает вещи в рюкзак и, попрощавшись с Кое, выбегает из кабинета, надеясь, что Озаки хоть ненадолго задержит бесящего новенького, давая Накахаре время скрыться от проедающих затылок карих глаз…