Дожить до Нового года

…И он задышал. Глубоко. Полной грудью, подставляя лицо падающим снежным каплям. Белые хлопья ложились на шапки и мимолетными прикосновениями щекотали щеки. Чуя и Юмико сидели на скамье, прижавшись друг к другу боками, согревая, и смотрели, как снег покрывает качели, ржавую скрюченную горку, заметает следы, стирает собой воспоминания. Накахара глубоко вдыхал через нос, отчего внутри начинало колоть от мороза, и выпускал между приоткрытых губ наружу пар. Глядел на все, что его окружало, через призму ностальгии, понимая, что теперь никогда сюда не вернется, что его здесь больше ничего не держит. Он почти забыл запах из старой квартиры, свою полутемную комнату с единственной маленькой лампочкой под потолком, чувство голода, неудобные деревянные жесткие стулья, тяжелые колючие одеяла, которыми приходилось укрываться в холодное время года… Все-все. Это больше не его жизнь. У него все только начинается. Кошмар прошлого рычал где-то за спиной, тянул к нему свои когтистые лапы, желая вновь утащить в глубокую темную яму, но Чуя с каждой секундой был все дальше и дальше от него… Накахара вышел из автобуса и остановился, осматриваясь. Он отпросился у матери погулять, чтобы проводить прошлое, в последний раз посмотреть на старый угрюмый дом, на площадку, на школу, в которую он когда-то ходил. Одарить взглядом, а потом уйти, не оборачиваясь. Чуя неспешно брел между домами, осматривал гаражи, пустые заснеженные дороги, потрепанные временем детские площадки, выглядывающие из-под снега шины, в которых летом вместо цветов из-за неухоженности росли сорняки и трава. Глядел на все это как на нечто инородное, незнакомое, давно забытое, как если бы человек был способен увидеть облик своей старой вредной привычки. Он выключил музыку и, сложив наушники, убрал их в рюкзак. Вслушался: отдаленный гул машин, шум ветра, кто-то с непристойными ругательствами ковырялся с автомобилем в гараже. Проглядывалась дорога, а параллельно ей – магазинчики. Вот они, слева направо: продуктовый, пивнушка, овощной, пекарня, пивнушка, аптека, пивнушка. Люди здесь, наверное, не имеют представления о том, что такое новые, чистые супермаркеты. Накахара раньше тоже не знал. А сейчас оглядывался вокруг и недоумевал: неужели все это когда-то было его жизнью, считалось чем-то родным и, к несчастью, неизменным? Дорожка следов до качели. Раньше маленькому Чуе приходилось слегка подпрыгивать, чтобы усесться на нее. Сейчас юноша, смахнув рукой налетевший снег, присел, взялся за холодные цепочки и повернул голову. Вот он, старый дом, на четвертом этаже – старая квартира. Ему не страшно смотреть: отца там нет. Никого нет. Дальнейшая судьба разваливающегося и иссыхающего жилища его абсолютно не волновала. Было бы, конечно, здорово продать квартиру: все-таки деньги никогда не бывают лишними, однако Накахара не будет горевать, если этот двухкомнатный сгнивающий гроб канет в небытие. Ну и черт с ним! Окна в доме черные, неживые, кое-где виднеются белые махровые занавесочки и горшки с цветами, решетки на первых этажах ржавые и хлипкие, содрогающиеся от малейшего толчка. Людей нет. Наверное, прячутся по своим норам, а дети протирают штаны на уроках. Так тихо. Юноша дышит размеренно, спокойно, погрузившись в свои мысли, задумчиво оглядывая строение перед собой. Будто ученый наблюдает под микроскопом копошение паразитов… - Чуя, ты? Накахара вздрогнул. «Кто это?» В первые секунды юношу накрыл испуг. Кто его может здесь звать? Отца нет, с соседями он практически не общался, со старыми одноклассниками и учителями – тем более… - Брат, да ладно! Это ты!– продолжал радостно настаивать голос. Поворот головы – Ширасэ. Ого, как… как неожиданно. И почему Чуя о нем забыл? Точнее… как он мог? У Буичиро улыбка – такая искренне удивленная, радостная, даже облегченная. Вперил округлившиеся глаза в Накахару, пораженно замер на месте, а потом, очнувшись, рванул к товарищу, как отслуживший в армии мужчина бросается обнимать дождавшуюся его любимую. Чуя неверяще приподнялся с качели, копаясь в себе и пытаясь отыскать в груди радость долгожданной встречи. Стоял как громом пораженный и глядел на мчащегося к нему друга детства. Ничего не держит, да?.. Ширасэ едва не сбил рыжего с ног, обхватил руками, крепко обнял, выбив из легких Чуи воздух. Слегка приподнял над землей – всегда так шутил, подтрунивая над Накахарой из-за их разницы в росте. Раньше Чуя весело, задиристо отвечал: «Я еще расту!» - и пытался играючи повалить Буичиро на землю, начав бороться. Сейчас Накахаре потребовалось несколько секунд, чтобы заставить себя протянуть руки и обнять в ответ. - Сколько лет, сколько зим! – Ширасэ немного отстранился, опустив Чую на землю и придерживая товарища за плечи, вгляделся в его лицо. В один миг Накахару пробил страх, что старый друг прочитает в его глазах удивление, нерешительность, не увидит той радости, что должна быть от долгожданной встречи, и рыжий нервно приподнял уголки губ. Буичиро всегда улыбался с хитрым, победоносным прищуром, чуть вскидывая голову и слегка обнажая зубы. Но он изменился. Чуя осматривал его, сканировал взглядом и все больше поражался. Одежда на Ширасэ была явно новой, чистой, теплой, соответствующей времени года, весьма неплохая обувь. В целом вид его был опрятным и даже по-мальчишески ухоженным: волосы, не скатанные в колтуны и не лоснящиеся от жира, на лице – ни следа грязи, чистые зубы, от тела исходил не отторгающий запах тлена, гнили, чего-то кислого, как перебродившее тесто – запаха водки, - а приятный аромат дезодоранта. Ни единого синяка, ссадины, что тоже поражало. Если сравнивать условия жизни Накахары и Буичиро примерно год назад, то Чуя еще мог считаться счастливчиком. Ширасэ повезло в жизни гораздо меньше, если можно употреблять слова удача и счастье в отношении их сурового, наполненного жестокостью детства. Отец Буичиро тоже злоупотреблял алкоголем. Пребывая в невменяемом состоянии, он либо спал мертвым сном, громко храпя и что-то бормоча, либо превращался в безудержного агрессивного тирана, выплескивающего обиду на этот свет на собственного сына, которому ничего не оставалось, кроме как спасаться бегством. Мать Ширасэ, не вытерпев подобной жизни, бросила мальчика, чтобы это груз не мешал ее поискам лучшей доли. Так, если источником света в жизни Чуи была Юмико, то Буичиро был совершенно одинок и беззащитен: никто и ничто не могло укрыть его от ярости пьяного папаши, ненависти одноклассников и опасностей, бродивших по улицам их разбитого района. Жизнь свела их, израненных мальчиков, чтобы каждый из них стал шансом для другого. Вместе они были сильнее, подкрепляя надежду на беспамятную радость, деля мечты и украденный хлеб. Но Чуя ушел. Был ли Ширасэ зол на него за это? Прятал ли накопившуюся обиду за маской дружелюбия?.. - Черт побери, сколько тебя не было? Полгода! Я тут не знал, что думать! Как в воду канул!.. Под изучающим взглядом старого друга Накахара внутри потихоньку сжимался. - Неплохо выглядишь, - с преувеличенным энтузиазмом выдавил он, желая хоть как-то загасить растущий в нем мандраж. Что-то внутри не давало ему покоя, заставляло быть настороже, анализировать каждое свое слово и реакцию друга. - Хах, спасибо, - Буичиро усмехнулся, оглядел себя, с гордостью стряхнул с плеча налетевший снег. – Отродясь такого шмотья не носил… А что это на тебе? Лицо Ширасэ вытянулось от удивления, а брови с долей пренебрежения и иронии взлетели вверх. Он неаккуртно дернул за край любимой арафатки Чуи, которую парень повязал поверх куртки. - А ты изменился… не знаю даже, в какую сторону: лучшую или худшую, - парень снова рассмеялся, но смысл его слов это не смягчило. Буичиро сделал шаг назад, чтобы с ног до головы оглядеть юношу. Накахаре внутри стало очень неприятно. Его постепенно накрывало смущение, голос в голове умолял стать невидимкой, чтобы скрыть свой внешний вид. Однако с другой стороны его подстегивало какое-то странное горделивое желание предстать перед давним товарищем во всей красе, продемонстрировать самодельные значки, накрашенные ногти, расписанные наушники и отросшие волосы. Неужели он не может выглядеть так, как хочет? Пусть Ширасэ посмотрит, как-нибудь по-дружески подколет его, и они вместе посмеются. - Не, брат, я серьезно: че ты так вырядился? – Буичиро аж руками всплеснул. – Что с тобой там сделали? - А что не так? Чуе отчего-то хотелось, чтобы Ширасэ сказал это вслух, прямо ему в лицо. Будто бы рыжий не понимал, что могло зацепить товарища. - Ну, как бы помягче выразиться… - Буичиро поднял глаза к небу, раздумывая, потом махнул рукой. – Ну, как те педики, которых мы на районе поколачиваем. Челкарей этих и сатанистов. Блевать от их вида тянет. - Вот как. Что-то, сидящее внутри Накахары и отвечающее за самосохранение, начало настойчиво звонить в звоночек, требуя поскорее попрощаться и поспешить отсюда. Неожиданно Ширасэ рассмеялся: - Да ладно тебе, не напрягайся, - его широкая ладонь легла рыжему на плечо. – Просто не одевайся так больше. Ты ведь нормальный пацан. Мало ли, с дерьмом на районе спутают, долго придется объяснять… Ладно. Тут, к слову, недалеко столовка есть, пойдем? Весь день на ногах, а пожрать так ни разу не довелось. Обдумать его слова у Чуи не было времени: Буичиро приглашающе махнул рукой, и парень слепо последовал за ним. Вопросы в голове крутились, перебивая и перекрикивая друг друга, выбиваясь из общего строя, мешаясь и по-всякому изворачиваясь, в конечном итоге превращаясь в белый шум. Те несколько минут диалога были наполнены слишком большим для восприятия, разделения и осознания количеством впечатлений и мыслей. Некоторое время Накахара доверчиво шел, ведомый старым другом в каком-то направлении. Ширасэ что-то говорил ему, получая в ответ различное по окраске угуканье. Он что-то с оживлением вещал, указывал на дома, бросая в их сторону: «А мы тут раньше… Помнишь?» или «Здесь когда-то был…» А Чуя поддакивал ему, едва различая строения, мелькающие перед ними. Он шел, пораженный этой встречей, увиденным. Перед ним был совершенно другой человек. Не тот старый, знакомый, забитый жизнью и отцом Ширасэ. Во всех его жестах теперь просачивалось какое-то превосходство и надменность, будто бы он стал королем этих мест. Пропала его старая, нервно подпрыгивающая походка – новый Буичиро шагал уверенно, твердо, широко расставляя ноги. Спину держал ровно, бесстрашно озирался вокруг. Наверное, сейчас его тело не болело от побоев, как раньше. Он даже не боялся громко говорить, что в прошлом для них с Чуей было чем-то, вызывающим внутри напряжение и испуг, заставляющее оглядываться, дабы не привлекать к себе лишнее внимание. Что с ним стало за это время? Что так повлияло? Вести себя подобным образом мог человек, у которого была какая-то опора или поддержка за спиной. Значит, Ширасэ ее в ком-то или где-то нашел за то время, пока Чуи не было. И сейчас они шли – не воровать маленькие сахарные булочки из пекарни, умещающиеся в карманы, или фрукты с открытых прилавков, а в столовую! Невиданная роскошь по меркам прошлого. Откуда у Буичиро деньги? На еду, на одежду? Почему он выглядит так хорошо? Он тоже теперь живет где-то в другом месте? Если так, то где и что с его отцом?.. Есть Накахаре совершенно не хотелось, но он для вида оплатил себе чай и какой-то пирог, выглядящий на фоне нескольких блюд Ширасэ несколько ущербно. Рыжий обхватил свой граненый горячий стакан руками, грея замерзшие пальцы, пока Буичиро вешал на спинку стула куртку и закатывал рукава. - Ты точно больше ничего не хочешь? – спросил он, беря в руку ложку и пододвигая к себе суп. Чуя помотал головой. – Может, денег не хватает? Хочешь, угощу? Глаза Ширасэ весело сверкнули, и парни тихо рассмеялись. Где-то неподалеку стучали о тарелки столовые приборы других немногочисленных посетителей, слышались переговоры поварих с клиентами, кому что положить и нужна ли подливка. - Представляешь, какое-то время назад мы не могли даже мечтать о таком, - Буичиро обвел их стол взглядом. Его печальная улыбка выглядела очень взросло. – Но сейчас все хорошо, а кто старое помянет, тому, как говорится… Я рад, что мы с тобой так неожиданно пересеклись. Теперь мы снова вместе. Хотя поначалу я очень огорчился, узнав, что ты куда-то пропал. Даже подумывал, что тебя опека забрала. От слов давнего друга внутри Накахары что-то неприятно похолодело и сжалось, но Ширасэ не заметил его реакции. - К слову, куда ты переехал? - В Ельник. Ельник – один из восточных районов, получивший свое условное название из-за расположившегося недалеко от него бора с хвойными деревьями. Район, из которого бежали Чуя с матерью, грязно прозвали Чашей. «Все дерьмо сюда стекается», - когда-то шутили парни, подразумевая изобилие промышленных предприятий, чумазых рабочих, плавящихся в бензине и мазуте, водке и ненависти к окружающей их действительности. - Ого, это же другой край города! Нда, долго же тебе придется сюда ездить… - задумчиво протянул Буичиро, старательно собирая в ложку остатки супа. - Ездить? - Ну да. А как иначе? Или, если хочешь, я могу изредка к тебе в гости наведываться. Ты мне только адресок свой дай. Ни того, ни другого Накахаре совершенно не хотелось. В голове стали носиться, сталкиваться и кричать, как ошалелые, мысли. Идеи, как бы отмазаться, уйти от ответа, которого от него ждал Ширасэ. Чуя как никогда сильно ощутил отторжение ко всему тому, что окружало его в данный момент. Его затошнило от запахов, от вкуса чая, а глаза захотелось помыть с мылом и продезинфицировать. Кровь кричала ему, гонимая сердцем: «Беги! Не возвращайся. Беги!» Накахара был совершенно уверен, что ни за что на свете не захотел бы очутиться здесь еще раз, вернуться в эти места. Несмотря на то, что тут его ждал Ширасэ. Принимал его, будто забыв об исчезновении рыжего на целых полгода. Однако у Чуи были для этого все основания. Основания, которые сам Буичиро мог счесть за предательство. Судьба сжалилась - а возможно, просто поиграла - над Накахарой и его матерью, подарив им шанс на спокойную и мирную жизнь. С Ширасэ она не была так мила. Что сказать? Как объяснить, что Чуя жалеет о своем появлении здесь, в этом замасленном и проржавевшем районе, что жалеет об этой встрече, потому что желал обрубить все корни и сжечь мосты, чтобы не возвращаться? Неожиданно раздался звук звонка. Из кармана куртки Буичиро послышался мотив неизвестной Накахаре песни, поставленной на рингтон. Ширасэ с оживлением произнес «О!», будто только этого и ждал, отвлекшись от созерцания растерянного лица друга, достал телефон. Его гаджет был намного дороже, чем у Чуи. - На связи!.. Да, проверил. Все алмазно… Нет, лучше завтра, чтоб наверняка… Не надо, сам справлюсь. Хотя… И тут он перевел оценивающий взгляд на Накахару. Рыжий старался сохранять спокойное выражение лица, чувствуя, как по ребрам покатилась капелька пота. Тема разговора Буичиро с каким-то человеком была ему совершенно не ясна, однако взор, последовавший за задумчивым «Хотя…», его в некоторой мере подкосил. Ширасэ еще некоторое время угукал, что-то с довольным и гордым видом выслушивая. - Принято. Тогда скоро буду. Юноша активно заработал ложкой, запихивая в себя остатки котлеты и поре с подливой. - Ну, ты уж не обессудь, дела образовались, поэтому я побегу. Неожиданно он нагнулся к замершему Чуе и заговорщицки зашептал: - Но мы с тобой не прощаемся. Приходи завтра к своему дому к восьми вечера. Мы с тобой… Там дело… - Буичиро явно торопился и находился во взбудораженном состоянии, потому построение предложений давалось ему с трудом. – Короче! Ширасэ отыскал взглядом свой телефон, взял его и поднес к лицу друга: - Хочешь такой же? «Нет! Нет, не хочу» Но Накахара словно утратил дар речи. Даже поворот головы не дался ему: тело словно пораженно окаменело. А Буичиро не унимался, приняв молчание рыжего за согласие. - Конечно, хочешь. Так вот – будет! Ты только приходи. Мы ведь теперь снова вместе. Я тебе про свою работу расскажу, то, чем сейчас занимаюсь. Может быть, ты тоже подтянешься. Только попробуй. А еще я тебе отдать кое-что должен. – Парень подмигнул. – Забыл, наверное, уже, а я помню, храню… Ширасэ опрокинул в себя остатки абрикосового компота, громко поставил стакан на стол, а после стал поспешно одеваться. - Завтра. Твой дом. Восемь вечера. Бывай! «Но это больше не мой дом…» Чуя не помнил, как добрался домой (в свой настоящий дом). Вернулся, когда на улице уже начинало смеркаться, а снегопад усиливался. Закрыл входную дверь, щелкнув замком, включил свет и привычно втянул носом воздух. Запах уюта, тепла, дома. Огляделся вокруг, одарил взглядом каждый угол, прошел к себе в комнату и осознал: он не помнит, как выглядит его старая квартира. Не помнит постоянно царившего в ней холода и тянущего запаха чего-то медленно, но верно умирающего. Не помнит тарахтения загибающегося холодильника, сквозящих окон. Напряжение, в котором он постоянно жил, наконец-то покинуло его. И возвращаться ко всему этому Накахара не хотел и не собирался. Насколько подлым, лицемерным и гадким является тот факт, что Чуя невероятно сильно хотел отрезать все пути, изничтожить тропинки, способные привести его в прошлое, в ту черную яму, именуемую Чашей, а неожиданное появление Ширасэ его в некоторой мере огорчило? Огорчило, потому что Буичиро – воспоминание, покинувшее разум Накахары в ту же секунду, когда они с Юмико с сумками ступили за порог старой квартиры – мог стать тем самым мостиком. И Чуе раз за разом пришлось бы окунаться в тот кошмар, от которого он изо всех сил рвался. Пришлось бы вспоминать – да что там вспоминать! ВИДЕТЬ, ходить по тем самым улицам, мимолетно заглядывать обитающим там людям в лица, поддерживать с Ширасэ диалог и делать вид, будто не было того расставания, продлившегося полгода, будто все в порядке. Что не было тех страшных лет, их детства. Накахара никогда этого не забудет. Не сможет смотреть Буичиро в глаза и не видеть в них отражения того далекого, страшного… Юмико отметила про себя задумчивый и тихий вид сына, но спрашивать не стала, поскольку причина была ей ясна. Чуя первый начал разговор. Он рассказал о Ширасэ, как он изменился. О том, что в глубине души уже не считает его другом, что не хочет с ним видеться. Юноша старался быть искренним, несмотря на разъедающие его мысли о том, что он последний предатель на этой земле. Что он трус и слабак. Что сбежал, заткнув уши и зажмурив глаза, забыв о его единственном на тот момент друге. Ни разу не навестил Буичиро, даже не поинтересовался, не задался вопросом, жив ли он там, а променял его на Рюноске и Ацуши… И кто он после этого, как не предатель?.. …Но если посмотреть на все это иначе? Лето. Жара. Какой это месяц – май, июнь или самое начало июля – неважно. Но, скорее всего, конец июня, а вот дата точно стерлась из памяти. Почему Чуя в тот проклятый день остался дома, когда буквально за стенкой, тяжело облокотившись о стол, стопку за стопкой в себя опрокидывал отец? Возможно, из-за той же жары. Укрылся у себя в комнате, чтобы пережить духоту и палящее солнце. Он плотно закрыл дверь и нараспашку открыл окна, пуская внутрь скудную прохладу. Накахара сидел за письменным столом и читал книгу в старой, потрепанной обложке, лишенной какого-либо оформления – в их школьной библиотеке иных не водилось. Ноги от колена до щиколоток, не скрытые шортами, все в ссадинах и синяках. Чуя привычным монотонным жестом оттягивает воротник липнущей футболки на несколько размеров больше нужного, взъерошивает короткие волосы. Под столом, в тени, стоит двухлитровая бутылка питьевой воды – обыкновенная для лета вещь. Он вместе с Ширасэ ходил на колонку, набирая воду в бутылки побольше (пятилитровые) и относя их домой. Там Юмико эту воду кипятила, а потом остужала, и часть Чуя переливал себе. Находись она в холодильнике, было бы лучше, но на кухню лишний раз соваться не хотелось. Накахара достает бутылку, отвинчивает крышечку и делает несколько больших глотков, случайно немного проливая, отчего теплые струйки поползли по шее и слегка намочили футболку. Ничего страшного, так даже прохладнее. Прислушивается. Со стороны родительской спальни было тихо. Там сейчас находилась Юмико. Наверное, рукодельничала или тоже что-то читала… - Чуя! Это не мама. Отец. Юношу пробирает озноб. Сердце сжимается, потом, как яйцо, трещит, ломая скорлупу, жидким киселем стекает по ребрам. Он откладывает книгу, не оставляя в нужном месте закладку. Вряд ли после этого он сможет вернуться к чтению. Накахара на негнущихся ногах побрел к двери, медленно приоткрыл, по возможности оттягивая каждое свое действие, но сильно задерживаться тоже нельзя. Чуя не видит, но чувствует: Юмико в своей полутемной комнате тоже напряглась, прервала свое занятие и аккуратно пересела на край постели, поближе к коридору, ведущему на кухню. Прислушивается, вся настороже, готовая в любую секунду броситься и защитить. Несколько шагов – папаша. Животное. В хлам пьяное, с красным опухшим лицом, мутными глазами. Чуя встает в дверном проеме, не решаясь приблизиться к столу. Отец тяжело поднимает голову, склоняет ее на одну сторону, потом на другую. Кусает и жует губы, даже слегка скрипит зубами, испепеляя взглядом пришедшего к нему на расправу сына. Хмурит брови и щурит глаза. Слегка улыбается, и это самое жуткое. На его лице написана какая-то горечь, будто от вскрывшейся правды. Ведет подбородком, указывая на свободную табуретку, заставляя сесть за стол. Чуе меньше всего хотелось сокращать между ними расстояние, но в то же время приближать всплеск неминуемой агрессии явно не стоит. Папаша буравит его взглядом, глазами ненавидит. Всматривается в свое создание с неприкрытым недовольством. Улыбка периодически вылезает на его лице, и отец хмыкает. - Боишься смерти? Он любил говорить об этом. Заявлял, что чувствует свою скорую кончину, что умрет от чьей-то руки, бредил. Скалил зубы, шипел «Не дождетесь!», обвиняя в покушении на свою жизнь жену и сына. - Да. Отец снова хмыкает, делая какие-то выводы у себя в голове. - А я не боюсь! – произносит с каким-то вызовом. Чуя давится едким запахом водки, тошнота подкатывает к горлу. Он старается делать максимально маленькие вдохи, не шевелится, не отрывает от папаши взгляда. Тот тоже смотрит с таким видом, будто обладает способностью видеть любого человека насквозь. - Знаешь, почему? – не унимается, но эти слова звучат чуть тише. Юноша не знает и знать не хочет. Отец прерывает зрительный контакт, опускает взгляд на клеенчатый стол. Накахара наблюдает, как его толстый палец с ленивым усердием собирает на мозолистую подушечку засохшие белые хлебные крошки. И в один момент – грохот. Чуя даже не успел осознать, что происходит. В одно мгновение его схватили за ворот футболки и рывком вытянули из-за стола. Папаша с неожиданной, несвойственной пьяному тяжелому телу, но звериной яростью поставил его на ноги, опрокинув свою и вторую табуретки, встряхнул так, что у юноши лязгнули зубы. От крепкой хватки больно, дышать трудно, почти невозможно. У Накахары перед глазами мельтешат белые пятна от страха перед неизвестностью. Он приготовился к тому, что его ударят или, толкнув, повалят на пол, но у отца явно были другие планы. Не дав сыну опомниться, он потащил его к балконной двери. Распахнул, втолкнул Чую, ступил следом и закрыл дверь. Балкон старый, незастекленный – куда уж там, такую роскошь в их районе практически никто не имел. Решетчатые перила и тонкая деревянная перекладина. Иногда Юмико натягивала между перекладинами веревки, на которые развешивала стираное белье, но чаще всего, как и другие женщины, выходила во двор, где между металлическими столбами ветвилась тонкая проволока. Сейчас веревок на балконе не было, и Чуя влетел, ударившись спиной о перекладину. Кафель холодит ступни. Его слегка откинуло назад, и юноша мертвой хваткой вцепился в ржавые перила. Безумный, дикий страх, заставляющий конечности слабеть, сердце с невероятной силой колотиться и содрогаться, а крик глохнуть, комом встревать поперек горла, лишая способности дышать. Он забился в угол, молясь и едва не плача. Отец шагнул вслед за ним, не отрывая разгневанного взгляда, прикрыл дверь. Неприкрыто скалит зубы, едва не рычит, но глаза его не хуже, чем у голодного до крови дикого медведя. Вновь мощно хватает за ворот футболки. Чуя не выпускает из дрожащих мокрых рук перила: сопротивляться и отбиваться бесполезно, но крохотный шанс удержаться и спастись есть. Его с силой дергают в первый раз. Ткань трещит, юношу откидывает вперед, тело выгибается дугой, стремясь отдалиться как можно больше. Самыми подушечками пальцев чувствует хлипкое дерево. По ощущениям – невыносимо, невозможно далеко. Дергают второй – лицо папаши прямо напротив. Чую погружает в пьяное, гниющее, едкое зловоние. Слезы омывают щеки, туманят зрение. - Не дождетесь! – нечеловеческое шипение, пропитанное злобой. – Не сдохну! Его вновь толкают к перилам, а после хватают за шею и давят, погружая в пустоту, лишая опоры. Чуя кричит, раздирая горло. Бессильно рыдает. Бьет руками, ногтями царапает кожу на схватившей его конечности. Старается согнуть спину, ударить ногой, прогнать от себя чудовище. Он не воспринимает, что втолковывает ему отец: его голос резонирует, от шипения переходя к рычащему неразборчивому крику. У Чуи заканчиваются воздух и силы вопить и сопротивляться тогда, когда он перестает чувствовать ступнями холод балконного кафеля… Он словно оглох от накрывшего его ужаса, не сразу разобрал голос, примешавшийся к общему диссонансу – крики матери. В один момент хватка ослабла, и юноша припал грудью к балконному полу, не дыша и не размыкая зажмуренных глаз, не переставая рыдать и трястись… Чуя подорвался на постели, его будто подбросило. Парня била крупная дрожь, по спине катился холодный пот, которым пропиталась пижама и часть подушки. Он жадно глотает воздух, оглядывается. Постель, впитавшая жар его тела, мягкие подушки и одеяло, в темноте на шкафу проглядываются постеры и его рисунки, полка с любимыми книгами и учебниками, в углу валяется рюкзак с множеством значков и брелоков. Все хорошо, это просто кошмар. Это прошлое, это было, это ранит. Безжалостно полосует кожу и оставляет неисчезающие шрамы. Но сейчас это просто кошмар. Есть тру́сы по крови, а есть тру́сы по ремеслу. Трусы по крови родились такими – жалкими, низкими, серыми, слабыми. Они как мыши. Всегда шарятся по углам, довольствуются тем, что им подкинут с общего стола более сильные, решившие проявить жалость к этим отбросам. Они живут так, от них не ожидают ничего. Вероятно, только с одной задачей они справятся на ура. Прикажут им быть тряпкой под чьими-то ногами – и они безмолвно постелятся. Возможно, поскулят какое-то время, но недолго: привыкнут, смирятся и слова поперек не скажут. Они не знают, как жить иначе, не знакомы со словосочетанием «личностное достоинство» - у них его нет. Их забивают при жизни и не вспоминают после смерти. Трусы по ремеслу совершенно другие. Они могут улыбаться, веселиться, смеяться противным голосом, возможно, даже обитают в какой-то компании, находят себе круг лиц и втискиваются в него, прижимаются боком. Только ненадолго: либо их выпинывают, как крыс, либо же сами уходят, поджав хвосты. Такие низкие твари улыбаются вам в лицо, поддакивают, поддерживают в каком-то деле, изредка подначивают. А потом сбегают, сдают, подставляют. Быть может, из-за их крысиной натуры. Или из-за страха за собственную шкуру. В последний момент пойдут на попятную, наплевав на обещание всегда быть вместе до конца. Неизвестно, винить ли их, наказывать как предателей, порицать. Или просто раздосадовано махнуть рукой, мол, ничего иного от тебя не ожидали, поэтому иди и глаза не мозоль. Чуя, положа руку на сердце, считал себя трусом. Вот только каким: по крови или по ремеслу? Да и важно ли это? Клеймо ведь все равно одно… Вот только смог бы трус прийти на встречу, посмотреть покинутому товарищу в глаза во второй раз? Накахара стоял около своего старого дома чуть раньше условленного времени, нервно переминался с ноги на ногу. Весь предстоящий день он думал над тем, что скажет Ширасэ, как помягче сообщит о том, что больше они не увидятся, но так и не нашел достойных слов и внятных объяснений. Пусть Буичиро кричит на него, возмущается, оскорбляет, посылает по всем известным и неизвестным направлениям, возможно, даже толкнет или ударит. Пусть так, но Чуе будет от этого гораздо легче, чем бывший друг молча окатит его презрительным взглядом, развернется и темным силуэтом растворится во мраке. Фонарей практически не было, только у противоположного дома горела одинокая подъездная лампочка. Снег крупными хлопьями ложился на куртку и шапку. Тихо. В царящем безмолвии Накахара легко различил приближающиеся к нему шаги. Сердце забилось сильнее. Юноша медленно обернулся. - Вечер добрый! Ширасэ улыбается, явно пребывает в приподнятом расположении духа. - Привет. - Честно говоря, у меня были небольшие сомнения, что ты не придешь. Странное какое-то предчувствие, - он рассмеялся. - Ну, как видишь, я тут, - Чуя неловко повел плечами. Увидев перед собой Буичиро, уверенности у него заметно поубавилось, мысли и едва начавшие складываться предложения куда-то утекли. - И то верно. Как настрой? – парень вгляделся в лицо рыжего и, не увидев в нем того же энтузиазма, подбадривающе хлопнул по плечу. – Ладно тебе, не дрейфь! Смотри, что принес. Я ведь обещал. Ширасэ засунул руку в карман, а после показал свету нож-бабочку. - Ого… Удивлению Накахары не было предела. Еще одна вещь, о которой он забыл. - А это мой, - Буичиро достал из другого кармана такой же нож, только с небольшим отличием. – Помнишь? Парные бабочки. Небольшие черные ножички, на рукоятках которых были выгравированы половинки черепа. Если прислонить их друг к другу, изображение получалось целым. Их клятва, обещание вечной дружбы. В памяти Чуи явственно отразилась картинка, как он взял подаренные на день рождения деньги (весьма маленькая сумма), а Ширасэ собрал свои накопленные гроши, и они купили эти ножи. Естественно, мальчики не планировали использовать их в преступных целях - по крайней мере, Накахара точно не собирался. Так, побаловаться, покрутить и попрактиковать разные трюки. А еще было круто метать их в стволы деревьев и вырезать свои инициалы. Они очень гордились этим приобретением, просто светились от радостного осознания наличия чего-то парного, сближающего. Чуя протянул руку к своему ножу, где находилась левая половинка черепа. Заторможенно осмотрел, потом отточенным движением прокрутил, обнажая лезвие. Сознание давно похоронило, а рука помнила до сих пор. - Я забыл его тогда… - А я сохранил! Как знал, что мы еще свидимся. …Суматоха. «Чуя, собирай вещи! Быстрее!» И Накахара забыл обо всем. Мельком проскользнула мысль, что нужно попрощаться с Буичиро, но она потонула в неразберихе, пока рыжий метался по комнате, запихивая вещи в рюкзак и пакеты вместе с матерью. Они бегут, уходят, спасаются… А нож так и остался лежать там, спрятанный между половиц. Вот только откуда у Ширасэ нож Накахары? - Ладно, у нас немного времени. Нужно торопиться. Я тебе по дороге все расскажу. Буичиро махнул рукой, зовя друга за собой. Но Чуя остался стоять на месте. Он хотел закончить все здесь и сейчас. Вернуть Ширасэ нож. А еще его напрягало то, что Буичиро его настойчиво куда-то звал, отказываясь давать внятные объяснения. - Нет. – Ширасэ, сделав несколько шагов, остановился и удивленно уставился на рыжего. – Я никуда не пойду. - Да ладно тебе! Ты что, испугался? Накахара слышал, что мошенники намеренно дают намеченной жертве мало времени на размышления, торопят с принятием решения, подгоняют, и человек попадает на крючок, подписывая поддельный договор, сообщая данные кредитной карты или отдавая накопления. Или ввязываясь во что-то… - Объясни, что происходит. Куда ты меня зовешь? Буичиро недовольно вздохнул, но, увидев решительность на лице Чуи, умерил пыл и подошел к юноше. - Хорошо, я объясню, - он вновь положил Накахаре руку на плечо, доверительно заглянул в глаза. – Чуя, ты мой друг. И я доверяю тебе. Но… прости, вчера я тебе наврал кое в чем. Помнишь, я сказал, что устроился грузчиком? Да, что-то подобное Буичиро говорил, когда отвечал на вопрос про появившиеся у него деньги на одежду и еду. Рыжий неуверенно кивнул. - Вот. Это неправда. Но я тоже имею дело с вещами. Я типа Робин Гуд. - О чем ты говоришь? – в голову Накахары стали закрадываться нехорошие мысли. Он неосознанно отшатнулся от Ширасэ, но тот поспешил его успокоить. - Тихо-тихо, у меня все на мази́! Это… Черт, это сложно объяснить. В общем. Ты только попробуй, - Буичиро пытался улыбаться. – У нас с пацанами все схвачено. Мы что-то вроде группировки. У нас даже общаг есть, представляешь? Люди проверенные, мы друг друга не сдаем, я там на хорошем счету. И ты можешь быть с нами. Ты ведь свой! Я за тебя уже словечко замолвил. Только нужно подтвердить, что ты наш пацан. Вот я тебя и позвал. Ну и ближе к делу. Там квартира есть недалеко, через пять домов. Хозяева в отпуск уехали, я проверил… В один момент Чуе все стало ясно. Вот откуда у Буичиро деньги. И с какими людьми он разговаривал. А телефон наверняка не его… - Ты продаешь украденные вещи? Взламываешь квартиры?– голос Накахары был наполнен ужаса. Ширасэ недовольно цокнул. - Ты бы еще на всю улицу это прокричал! – и добавил чуть тише: - Ну да, а что такого? - Это ведь преступление, - у Чуи внезапно встал ком в горле. - Когда голодный, не думаешь, преступление это или нет. Ты должен меня понять. Мы выросли здесь, в нищете, голоде и холоде. Ты был моим единственным другом. Но потом… Я мог умереть. Это парни меня нашли, предложили присоединиться. Приняли меня, дали крышу над головой. А я им помогал, давал наводки на пустующие квартиры. Помогал вещи и детали от разобранных машин на рынке сплавлять. Я теперь не просто «шестерка». Я стал там одним из первых… То, с какой уверенностью и влиянием, едва не фанатизмом и одержимостью говорил это Буичиро, напугало Накахару еще больше. - О Господи… - Слушай, я понимаю, это весьма неожиданно, но… Неужели ты на моем месте поступил бы иначе? Я остался здесь совершенно один гнить и умирать от побоев папаши и голода, а жить хотелось. Сам знаешь, «если не ты, то тебя». Да и к тому же: неужели тебя не коробит от несправедливости, когда одним все, а другим ничего? Эти зажравшиеся ублюдки будто сами нарываются… А хочешь узнать, чью квартиру я недавно обчистил? Чуя сглотнул вязкий ком слюны. - Чью? - Квартиру вашего соседа-алкаша, которого твой папаша прирезал. Накахару едва не вырвало себе под ноги. - Я ходил иногда к тебе домой, проверял. Надеялся, что ты вернешься. А потом в один день увидел, что его дверь приоткрыта. Думал, чем черт не шутит, рыбка сама в сачок прыгает... Нда, там было месиво. Не хило твой папаша его… Ну, я парень не из брезгливых, посмотрел кое-чего из вещей. А потом дай, думаю, к тебе наведаться. И – какая удача! – тоже не заперто. Там отец твой на кухне в невменозе, весь в крови на столе спал. Ты уж прости, я у тебя дома тоже по мелочи взял. Потом к тебе в комнату зашел и вдруг решил в тайник твой заглянуть. Вот ножичек и нашел. Сохранил его, потому что ты мой друг… - Нет. Чуя весь внутри содрогался. Ему хотелось бежать отсюда без оглядки. Перед ним стоял не Ширасэ. Чудовище в облике его бывшего друга. Буичиро удивленно взглянул на него. - Так, я сейчас не понял. - Мы больше не друзья. И мы больше не увидимся. Я… Я приехал сюда, чтобы сказать тебе это, - Накахара едва выдавил из себя последние слова. - Ты это сейчас решил? Я понимаю, ты в шоке от того, что услышал, но не перегибай палку. - Нет. Я принял это решение давно. Ширасэ замер. Чуя чувствовал, как воздух рядом с юношей тяжелеет, становится спертым. По венам Буичиро растекалась ледяная ярость. - Вот как. Он по-новому осмотрел рыжего. С неприкрытым пренебрежением и отвращением. Его былая радость словно испарилась. - А я смотрю, ты изменился. Уже не такой костлявый, от голода и холода не трясешься. Отъелся там, наверное. Нацепил на себя неизвестно что. Вихры свои отрастил. Что, не таскает тебя за них больше никто, а? Буичиро медленно и зло приближался, вынуждая Накахару испуганно отступать. - Забыл уже, как мы хлеб с тобой воровали, потому что от голода уже кандыбачить начинало? Как костер жгли, чтобы согреться? Как гуляли до самой ночи, лишь бы только домой не возвращаться?.. - Ширасэ, это больше не мой дом и не моя жизнь… - Не твоя жизнь?! – юноша рассвирепел, до побеления сжал кулаки. – А это, значит, - он указал на ржавые гаражи, - это, - на валяющиеся на земле шприцы, - и это, - на унылые кирпичные дома, - моя жизнь, да?! Значит, я должен так жить?! А ты молодец, сбежал туда, в свои Ельники, и срать на все это хотел! Не твоя жизнь! Интересно, как быстро бы ты сдох, окажись на моем месте?!.. В один миг Буичиро замолчал: Чуя не вытерпел и бросил ему под ноги свою бабочку, отрекаясь, ставя точку. Первые секунды на лице Ширасэ был шок. Потом его губы зазмеились в гадкой улыбке. Он присел, подбирая второй нож. - Вот оно что. Теперь все ясно. И как я сразу не догадался? Ты специально его оставил, когда отсюда деру давал. Конечно, в новой жизни он тебе не пригодится. А я, как дурак, с этим ножом все это время… Буичиро засмеялся, и от его голоса Накахару поглотила волна ледяного ужаса. «Бежать, бежать, бежать!» - Ну, хорошо. Я тебя понял. Только вот… Чуя, ты уж прости, но братвой я жертвовать не могу. Кто ведь знал, что ты окажешься предателем? Только сейчас рыжий осознал, насколько плачевно его положение. - Поверь, мне и самому нелегко это делать… В руке Ширасэ с тихим щелчком раскрылся нож. Для Чуи это прозвучало как выстрел стартового пистолета. Буичиро не успел сделать и шага – Накахара развернулся и рванул с места, гонимый звуками преследующего его бывшего друга…