Каменные стены, покрытые плесенью, маленьким коробком давили на сознание, старающееся принять факт поражения и неминуемого заточения. Не имея возможности даже разглядеть хоть что-то, трикстер сидел в полном мраке, прислонившись спиной к холодной стене.
Сколько же он тут пробыл в темноте?
Закованные в цепи руки потянулись к голове, чтобы потереть ноющие виски, пора бы задуматься над тем, что ожидает его. Найти любой способ освободиться, Локи хорошо знает, где находится виновник смертей в Мидгарде и его собственного заточения. Если не он, то никто не сможет. Поэтому он должен…
Трикстер услышал торопливые шаги и гул эйнхериев — пришли вести на казнь. Что ж, сопротивление бесполезно, когда ты в лапах асов. Звонко щёлкнули ключи, и тяжелая металлическая дверь, ужасно скрипя, раскрылась, освещая мрачную камеру. На пороге темницы стояли четверо воинов. С нескрываемым удовольствием они подняли за воротник опального принца и, невзирая на возмущение, потащили его по тёмным подвалам. Ошейник натирал кожу до мозолей, но Локи старался не кричать — это бесполезно. Сейчас никто не поверит в то, что его разум был под властью всемогущего и коварного Таноса. Нужно просто найти выход, нужно спастись любой ценой.
— Куда вы меня ведёте? — Голос скрипел от долгого пребывания в молчании. На его вопрос стражник, остановив свой ход, больно врезал принцу в живот. Тот согнулся пополам, болезненно раскрывая рот в немом крике. Да как этот жалкий воин посмел?! Подняв глаза, он лицезрел намордник, тот самый, в котором его глупый братец привёл в Асгард.
Неужели им недостаточно того, что он сейчас испытывает невероятное унижение?
Холодный металл сомкнулся на губах, и его вновь потащили, но уже по золотым коридорам. Пожалуй, трикстер никогда не забудет бросаемые взгляды на него со стороны дворцовой знати.
Оказавшись на площади, Локи с возрастающим страхом разглядел эшафот, и сердце его пропустило удар. Казнят, даже не выслушав, — подумал трикстер. Ведь всем глубоко наплевать на справедливость и верность поступков. Все поступали, как пожелали, и то верно — зачем уважать узника? Локи ведь натворил столько бед, верно? Прислушайся они к нему по настоящему и выслушай его, изменилось бы чего?
«Конечно же, нет,» — ответило за него сознание.
Трикстера, скованного по рукам и ногам, грубо подталкивая, вели на казнь, когда в душе бушевал одолевающий страх. Локи дрожащими ногами переступил четыре ступени эшафота, и эти четыре ступеньки показались ему своей жизнью — рождение, детство, нашествие на Землю и плен. Своей короткой, никчёмной жизнью, которую он закончит вот так — на глазах у ненавидящего его всей душой народа, в присутствии разочарованной семейки, под жаждущими крови взглядами, терзаемый животным страхом перед порогом в Хельхейм.
Как же дрогнуло сердце Локи, когда Всеотец объявил о смягчении приговора, и его всего лишь выпорют кнутом. Хоть не убьют, его не убьют! — пронеслось в голове. Сильной хваткой на плечах он был подавлен на колени, сорвав с пленника рубаху, мучитель предстал перед народом со своим болючим орудием пыток. Радостный возглас асов заглушил уши трикстера, который всё ещё неровно дышал, глядя на деревянный пол эшафота. Отчаяние и страх будоражили его кровь, но он дал себе слово, прикусив тонкую губу под намордником, не молить Одина о милости, выдержать наказание с честью.
Так и сделал.
Спина бывшего царевича превратилась в кровавое месиво, напоминающее изодранное псами животное со скользящими лоскутками кожи. На запах мяса слетелись противные мухи, что с удовольствием парили над потным трикстером, под которым разлилась красная лужица. Губа мученика сочилась кровью из прокусанных ран. Всё это время, восседая на своем троне, напротив эшафота сидела его приёмная семейка. Одна Фригга, не выдержав, удалилась при первом стоне приёмного сына, Один сверкал злорадствующим глазом, а Тор… бесстрастным видом глядел на эшафот, и это так больно врезалось в сердце трикстера. Когда-то они вместе взирали на караемых палачом пленников и преступников. Если Локи глядел с сожалением и страхом, то Тор вёл себя безэмоционально, точно также, как и сейчас. Словно сейчас не того, кого он считал братом и с кем он бок о бок вырос в походе, подвергли жестоким ударам плетью. Громовержец смотрел на него не как на брата, а как на преступника.
Что ж, должно быть трикстер лишился той последней крупинки любви в семье… хотя, возможно, её и не было.
Палач удалился со «сцены», это означает, что Локи ждёт величественная речь справедливого Одина, громко стукнув гунгниром, он заставил дрогнуть землю, асы замолчали в ожидании слов правителя.
— Локи Лафейсон, ты обвиняешься в измене Асгарду и бесцельном нашествии на мирных жителей Мидгарда, стоит ли говорить, что ты предал народ, который спас, накормил и согрел тебя. Ты приговариваешься к пожизненному заключению, ибо я знаю, что раскаяние не твой удел, йотун.
Слово за словом опальный принц медленно погружался во тьму. На секунду в голове всплыл вопрос, тщательно игнорируемый прежде: нужно ли так отстаивать свою гордость? Пред ним предстали два скудных выбора — покаявшись, получить свободу, либо, сохранив остатки чести, сгнить в темнице Асгарда. Локи прекрасно понимал, что если он не выберется, не покается в бедах, что он, хоть и неосознанно сотворил, то не сможет дойти до Таноса, не сможет предотвратить гибель миров. И если всеми силами не уверит Всеотца в верности Асгарду — ему не видать солнца, и побои от стражей не кончатся.
Ах, как всё было бы просто, если бы его выслушали…
На раздумья времени не было, сейчас или никогда. Узника подняли на ноги, схватив за шиворот, но тот грузно опустился обратно.
Асы были в недоумении, шёпот вихрем распространился по всей толпе зевак. Один зло сверкнул глазом и знаком позволил эйнхерию снять намордник.
Прикоснувшись к окровавленным губам, Локи задумался в последний раз, чтобы убедить себя. Поверженным жить можно, и униженным тоже. Ведь его и раньше втаптывали в грязь придворные и сама приёмная семейка. Так почему же он сейчас строит из себя обиженную гордость и свысока глядит на стражников?
Смысла нет.
Сглотнув ком в горле, Локи посмотрел на самого Одина:
— О, великий Всеотец, не знаю, сколько времени я провёл в подземных темницах, но я каюсь, — взгляд царя чуть заострился, — клянусь, я признаю свои злодеяния и признаю твой суд справедливым, но я лишь хочу попросить тебя об одном шансе. Позволь мне выйти на свободу, искупить свою вину. Я даю слово, что не наврежу асам больше никогда. Всё, что ты пожелаешь, исполню, только позволь остаться на свободе. Дай мне шанс искупить свою вину! — В сердцах выкрикнул трикстер.
Один выслушал изречение презренного приёмыша без единой эмоции, верить богу Лжи он и не думал. Один желал, чтобы неблагодарный приёмыш ответил сполна за предательство, смуту и своевольность, и Лафейсон сам преподнёс ему эту мысль. Так уж и быть, он даст ему шанс. Стукнув гунгниром по мраморному полу, Всеотец вызвал дрожь в животе народа, но особенно нервничал Локи. Какое же решение примет грозный царь?
Поднявшись с трона, Один зло сверкнул глазами на приёмыша и с нескрываемым удовольствием заявил:
— Локи Лафейсон, я ВсеОтец, так уж и быть, могу внять твоим словам, — глаза узника засветились надеждой, — но я не любитель одолжений. Ежели ты произнесёшь мольбу на коленях, быть может, я поразмышляю, не сразу откажу.
Заявление было сделано, Локи в прямом смысле приказали умолять о милости своего царя, как последнего провинившегося раба. Воистину, изощрённое унижение придумал Один.
Проглотив обиду и наступив горло собственной гордости, пленник решился. А зачем тянуть? Рано или поздно его бы заставили умолять, это приписано его судьбою при рождении, его проклятой йотунской кровью. С неделанной улыбкой все наслаждались зрелищем. Не каждый день опальный принц умоляет короля о свободе.
— О могучий и великий ВсеОтец, — Локи сделал судорожный вдох, — я прошу тебя смиловаться надо мной и дать шанс на искупление, прошу, позволь снова служить верой и правдой Асгарду.
— Клянёшься ли ты, Локи Лафейсон, быть верным слугой, воином, а то и рабом своему государству и царю? Клянёшься ли не совершать больше никогда, ни через столетия, ни через тысячелетия, жестокие злодеяния и строить козни против добрых асов? Поклянись, поклянись же своей жизнью, пленник, и я смягчу твоё наказание.
Локи видел миллион раз, как слуги, соратники и воины давали клятву и присягу, поэтому на автомате приложил руку к груди и, также стоя на затекших коленях, произнёс клятву слипшимися губами:
— Я Локи Лафейсон, сын царя Йотунхейма, клянусь не претендовать на трон, не строить козни против мирных жителей девяти миров, не совершать жестокие злодеяния и не причинять вред гордым асам. Клянусь служить Асгарду верой и правдой.
Присутствующие начали перешёптываться и хихикать над положением трикстера. Теперь-то он никогда не посмеет глядеть на них свысока и гордо задирать нос. Всеотец громко провозгласил:
— Да будет так! — И стукнул три раза тяжёлым гунгниром по полу, эхом разнеся ветер по дворцу.
***
Асгардское ночное небо озарило маленькие голубые глаза девочки, скучающе глядящей на небо. Две принцессы Альфхейма грациозно сидели на воздушной ладье, что неспешно неслась по воздуху в сторону золотого дворца. Политическое дело привело их в святилище девяти миров, в самое могущественное государство Иггдрассиля — великий Асгард.
Король Альфхейма скончался в предрассветной заре, назначив правителем дома белых альвов своего сына, который немедленно начал придумывать стратегию своего правления. Врагов у альвов было предостаточно, и ему бы не помешало найти мощных союзников. Выбор молодого правителя пал на Асгард. В голове альва королевских кровей созрел нехитрый план — обговорить с асами брачный союз и предложить отличную партию в качестве родной сестры Сигнид, наследнику Асгардского престола, чтобы гарантировать поддержку мощнейшей державы. План готов! На всё про всё новоиспечённому царю хватило две недели. Выяснив все условия и требования, он решился.
Один ответил добром и с радостью ожидал гостей в виде молодых принцесс. Давно пора было приструнить старшего сына в жёны, момент настал идеальный. Таким образом, Царь Альфхейма Сигурд убил сразу двух зайцев: избавился от претендентов на трон (двух младших сестер) на помине, избавляя придворных от мысли о перевороте, и обзавёлся опорой властного государства, скрепляя связь брачными узами с помощью сестры.
Сигрид, старшая из дочерей ныне покойного царя… с толикой грусти глядела в жёлто-розовое небо невиданных ей земель. Брат всегда был смышлёнее из всех отпрысков бывшего короля. Сигурд отличался ловкостью, терпеливостью, выносливостью, чему могла позавидовать сестра. Сигрид никогда не могла расстаться с домом надолго, уж больно тяготила её всю жизнь мысль о замужестве, но что поделать? Разве твой голос имеет право при политических делах? Поэтому молодая принцесса и молчала, надеясь, что знаменитый Тор, её будущий жених, не окажется капризным принцем, с которым ей будет сложно найти общий язык.
Дух девушки креп, глядя на свою младшую сестру — Асту, которой недавно стукнуло двенадцать. Маленькое любопытное создание, с готовностью принимающее сюрпризы судьбы. Именно глядя на этот комочек храбрости, Сигрид забывала о терзаниях. В конце концов, принц Тор был не самой плохой партией…
Белоснежная ладья, украшенная серебряными зарисовками, приблизилась к порту, где уже их, томясь, ожидала знать.
***
Вопреки ожиданиям, трикстера потащили обратно в темницу. Не зная себя, чуть ли не теряя сознание от адской боли в спине, Локи измученно плёлся за стражами. Толкнув в камеру, воины принялись его избивать. Должно быть, за то, что Локи своей хитростью лишил их игрушки для битья. Кулаки врезались на спину, грудь, лицо и живот мученика, у которого даже не было сил на крики. И не то чтобы Локи не мог заступиться за себя, он теперь просто не мог после клятвы. Даже если бы хотел — магический ошейник с оковами, прекрасным комплектом удерживали его силу.
Крушение и боль.
Встретившись со стеной, Локи скользнул спиной вниз, окрасив её в алый и еле подавив болезненный крик.
— Ваше величество, что же вы не отвечаете? — Пнул его предводитель стражи.
— Как он тебе ответит теперь, на кону его никчёмная жизнь, не сможет. — Засмеялся второй, хватая за волосы и запрокидывая голову трикстера.
— Посмотрите, какие прелестные глаза, так не терпится увидеть в них боль. — Третий стражник с силой сжал челюсть опального принца.
— Веселитесь ребята, но так, чтобы он остался в живых. — Бросил главарь и ушёл.
