A Man With a Heart

      Такого рода работа… она была непохожа ни на что, чем она когда-либо занималась раньше.       Для ясности, Глория была ветераном в своей области, которой были знакомы все тонкости медицины и вид крови. Раньше, когда она работала врачом скорой, она выполняла, по сути, ту же работу, что и сейчас. Промывание огнестрельных ран, вправление рваных ран, зашивание порезов и лечение инфекций. Это была шумная, беспорядочная, грязная работа, и так будет всегда, независимо от работодателя.       Нет, что было по-другому, так это все остальное.       Во-первых, ее зарплата. Будучи врачом скорой помощи, она вкалывала до изнеможения, чтобы просто сводить концы с концами, даже прибегла к незаконному извлечению имплантатов, чтобы сохранить еду на столе и крышу над головой. Тогда ее мир вращался вокруг цифр, составления бюджета, того, чтобы каждый чертов цент расходовался настолько, насколько это было возможно. Таким образом, экономя, Глория даже сколотила себе аккуратную заначку.       И разве «маленькая» — не просто слово?       Здесь она довольно легко зарабатывала втрое больше, чем могла бы когда-либо зарабатывать в качестве врача скорой. Деньги были хорошими и варьировались в зависимости от качества оказываемой медицинской помощи, и Глория была чертовски хороша в своей работе. Для нее было предметом профессиональной гордости, что из всех медсестер в компании она неизменно уходила домой в конце каждого месяца с одной из самых больших зарплат в компании. В конце первого года она скопила сумму, которая практически затмевала то, что она так долго и упорно зарабатывала.       И всем этим она была обязана спам-письму.       Не поймите меня неправильно, Глория Мартинес была благодарна. Благодарна за новый дом, в котором она теперь жила, за новые возможности, которые она могла позволить своему сыну, и за многое другое. Иногда, однако, у нее возникали эти боли внизу живота, и ее внутренности завязывались в узлы от мыслей в ее голове.       Что, если?       Что, если бы она удалила электронное письмо? Что, если бы она даже не проверила папку со спамом и упустила такую возможность? Глория вспомнила, как она не поверила цифре, которую ей назвали, и была убеждена, что это какая-то афера. Но описание работы подходило ей идеально, а деньги были просто слишком привлекательными для матери-одиночки, испытывающей трудности, чтобы отказаться от них. На тот момент ее отделял всего один лишний счет от того, чтобы заняться уличными фокусами ради дополнительных наличных. Если бы был хоть малейший шанс, что это было на самом деле, Глория вцепилась бы в это и никогда бы не отпустила, пока жива.       И так оно и было.       Она до сих пор помнила это собеседование. Это было пару лет назад, когда компания была еще маленькой, и ответственный сотрудник усадил ее за стол, одетый в пиджак, который выглядел так, словно ему место в учебнике истории, и описал обязанности на работе. Поначалу, когда она только приехала по указанному адресу, она отнеслась к этому скептически. Люди здесь были одеты в спецовки, с грязными пальцами и перепачканными грязью лицами. Похоже, для нее здесь не было никакой работы. Но потом один из рабочих сел рядом с ней, сделав небольшой перерыв, и они вдвоем разговорились.       Поначалу Глория просто терпела его присутствие, находя его назойливым и даже несколько раздражающим, и она вежливо отвечала на его вопросы, но больше ничего не предлагала. Мужчина продолжал болтать, и Глория была вынуждена слушать. В конце концов, всплыл вопрос о ее присутствии, и она сказала ему, что пришла на собеседование. Он улыбнулся, засмеялся и спросил ее, будет ли она новой медсестрой. После этого она заинтересовалась.       Спрашивать было невежливо, поэтому Глория нашла другой способ затронуть тему денег. Когда мужчина наконец с улыбкой на лице рассказал ей, сколько он зарабатывает, она едва поверила своим ушам. Он почувствовал ее шок, пожал плечами и сказал, что босс хорошо платит им за работу, которую они выполняют, но что он ожидает превосходства в обмен на свою щедрость как в отношении льгот, так и в отношении заработной платы. По его словам, это были взаимные отношения, и босс не брал на работу никого, кто не проявил себя.       Когда, наконец, подошла очередь Глории войти в кабинет босса, она была вся в поту. Ее сердце бешено колотилось, и она никогда в жизни так не нервничала ни до, ни после этого момента. Это был ее шанс, ее возможность для лучшей жизни, и будь проклята Глория, если она упустит его. Он усадил ее на стул напротив своего и начал объяснять ей роль с нежной, ободряющей улыбкой на лице. Как только это было сделано, он начал с серии вопросов, и Глория честно постаралась ответить на все из них. Как только все это было сделано, он оценил ее, сказал, что через несколько дней она найдет его решение в своем электронном письме, встал со стула, пожал ей руку и проводил до выхода из своего кабинета. Уходя, она оглянулась на склад с тоской в глазах.       Последующие дни были настоящей пыткой.       Она проверяла свою электронную почту первым делом утром и последним вечером каждый день в течение двух недель. Неопределенность съедала ее разум, и она снова и снова прокручивала интервью, задаваясь вопросом, не сделала ли она что-то не так. А затем, после двух долгих недель, пришло ее спасение. В следующий понедельник у нее должен был начаться испытательный срок в качестве медсестры компании.       Глория никогда в жизни не работала так усердно. Хотя работа была легче, чем она привыкла, она вкалывала как животное. Босс, мужчина, которого, как она узнала, звали Артур, и сотрудники ласково прозвали его «ваше величество» в честь его тезки в британском фольклоре, хотя в лицо его так никогда не называли, одарил ее непринужденными улыбками и добрыми словами. Он сказал ей притормозить и что она отлично справляется со своей работой, и все же его слова только подстегнули ее.       Когда испытательный срок подошел к концу, Глории не стыдно было признаться, что она пошла домой, обняла сына, а потом заплакала слезами облегчения. На следующее утро она пришла на работу и принялась за нее со всей энергией, на какую была способна, то же самое она делала бы и каждый последующий день после этого. К ее большому стыду, работа медсестры в компании, по общему признанию, была скучной, сухой и легкой. Она ожидала увидеть ежедневное шоу ужасов за предложенные деньги, и все же это было совсем не так. Артур был щепетилен в соблюдении мер по охране здоровья и технике безопасности, и до относительно недавнего времени она имела дело лишь с порезами и царапинами. Для нее было облегчением, что работа была такой рутинной, а атмосфера такой непринужденной, и все же Глория не могла избавиться от чувства вины за то, что воспользовалась щедростью этого человека.       Однако все изменилось, когда гангуны начали наводнять ее клинику.       Казалось, прошла вечность с тех пор, как Артур исчез со складов, отправившись строить планы с лучшими из них. Он выдвинул свою кандидатуру на пост мэра, и на краткий, пугающий момент она подумала, что он погиб. Однако он вернулся с хромотой, армией за спиной и новообретенной сталью в позвоночнике. Она верила в его смерть всего неделю или две, пока кто-то из его службы безопасности не пришел к ней домой и не сопроводил ее на его конспиративную квартиру глубокой ночью. С тех пор ее часто вызывали, чтобы помочь залечить его раны, пока он проходил долгий путь к выздоровлению. Одна за другой его сломанные кости заживали, порезы затягивались, и его хромота медленно исчезала, и все это время он продолжал дарить ей те же непринужденные улыбки и те же ласковые слова, и чем больше времени она проводила с ним, тем более восприимчивой к ним становилась.       И все же, по крайней мере, чувство вины ослабевало, потому что теперь она определенно старалась изо всех сил. Каждый час каждого рабочего дня был наполнен новым потоком травм, с которыми приходилось иметь дело тем, на кого Артур возложил титаническую задачу по наведению порядка в городе, и Глория каждый божий день имела дело с дюжиной новых пациентов. Серьезные ранения теперь были нормой, а не исключением из правил. Первые несколько недель она делала то, что делала, и каждый вечер возвращалась домой к сыну измученная, но в то же время довольная хорошо выполненной работой.       Ее сын. Ее дорогой мальчик. Малыш Дэвид, зеница ее ока и подающий надежды мошенник, слишком одержимый бандами, преступностью и деньгами, на ее вкус. Она пыталась наставить его на путь истинный и даже сумела покрыть расходы на обучение в академии Арасака специальной стипендией. И все же год назад стоимость ее мечты возросла, когда он купил по сниженной цене венок от БД, а Дэвид перешел от жадности к ярости, когда она ненадолго впала в кому после того, как стала случайным свидетелем стычки с Животными.       Если бы не первоклассное медицинское обслуживание, предлагаемое компанией, она была почти уверена, что никогда бы не проснулась вовремя, чтобы вернуть Дэвида на правильный путь. Его исключили как за ущерб, причиненный неисправным программным обеспечением, так и за нападение на одного из своих однокласников в то время, когда ее не было дома, но он не слишком далеко зашел. Они не приняли бы его обратно, что бы она ни предложила, но это не обязательно означало, что он должен быть лишен возможности. Хотя она чувствовала жгучий стыд за то, что снова воспользовалась щедростью Артура, все еще оставалась одна академия, которая могла бы принять его.       Она направилась со шляпой в руке в кабинет Артура. Его академия была новой и не очень хорошо зарекомендовавшей себя, что, безусловно, не было идеальным решением, но это был единственный вариант, который оставался у Дэвида. Его исключение сделало его более сварливым, и после того, как он узнал о нападении, ни одна другая школа не приняла бы его. Итак, она отважилась войти в кабинет начальника, низко опустив голову и на грани слез от жгучего стыда, гноящегося у нее внутри, и приготовилась умолять. Он поприветствовал ее с улыбкой, усадил и спросил, в чем дело.       Она излила свою душу.       Это было что-то вроде внетелесного переживания. Отчаявшись, она просто начала говорить, и на середине ее рассказа слезы, которые грозили пролиться в коридоре, наконец пролились. Она беззвучно плакала над тем, что казалось разбитыми мечтами, и продолжала свой рассказ. В конце Артур посмотрел на нее с жалостью, но это длилось всего секунду, прежде чем он пожал плечами, кивнул и заговорил. Глория была шокирована его беспечностью: — Что?       — Я возьму его к себе.       Глория не могла в это поверить: — Даже после нападения?       Он улыбнулся одной из своих непринужденных улыбок, тех, что успокаивали ее, и сказал: — Очевидно, если это повторится, то он будет исключен. Политика компании — не допускать насилия, и я не сделаю никаких исключений в случае с вашим сыном. — Он склонил голову набок: — Тем не менее, я могу отчасти его понять. Большинство других корпоративных академий печально известны давлением, которое они оказывают на своих студентов, и, судя по тому, что я слышал, академия Арасака — одна из худших. Я не могу винить вашего ребенка за то, что он сломался в такой обстановке, особенно если, как вы говорите, над ним издевались другие ученики. Ему придется сдать вступительный экзамен, чтобы определить, к какой когорте он будет иметь право присоединиться, учитывая его уровень образования, но я обещаю вам, что у него будет место.       Она встала со стула, протягивая руку для рукопожатия, на ее лице была широкая улыбка, облегчение переполняло ее: — Спасибо, сэр! Я обещаю вам, что вы не пожалеете об этом! Дэвид никогда больше не сделает ничего подобного.       Он встал с кресла с более суровым выражением на лице, обошел стол, чтобы оказаться лицом к лицу с ней, и принял ее протянутую руку для рукопожатия: — Проследи, чтобы он этого не сделал. Я твердо верю во второй шанс, Глория, и в концепцию искупления, но даже я не настолько великодушен, чтобы верить в третий.       Она горячо пожала ему руку: — В любом случае, спасибо, сэр.       Его губы расплылись в улыбке, в два раза шире, чем ее собственные: — Для тебя все, что угодно, Глория. — Он пожал плечами: — Я не собираюсь позволять кому-то, кто мне дорог, страдать из-за единственной глупой ошибки, совершенной её ребенком, не тогда, когда они ухаживали за мной пока я пребывал на грани смерти.       Ее улыбка стала шире, если это вообще было возможно, и она почувствовала, как на ее щеках появляется румянец, когда он посмотрел ей в глаза. Ей захотелось поцеловать его, так она была счастлива, но в последний момент передумала, зная, что не может рисковать, чтобы он не обиделся на то, что она так вовремя заигрывает с ним. Она не собиралась рисковать будущим своего ребенка из-за влюбленности, и независимо от того, что она чувствовала к нему, он почти не подавал виду, что чувствует то же самое. О, конечно, он улыбался ей, много хвалил и, казалось, наслаждался ее обществом, но это были любезности, которые он дарил и многим другим людям.       Это было одно из ее самых приятных воспоминаний о нем, среди многих других. Для такого крупного работодателя он был потрясающе представительным и удивительно внимательным, особенно с ней. Из-за всех их взаимодействий многие на складе хихикали, показывали пальцами и добродушно шутили, что если Артур был королем, то она собиралась стать королевой. Каждый раз она старалась не реагировать на их подколы, лишь слегка краснея.       Тем не менее, даже если бы Глория когда-либо считала себя королевой, последние несколько недель разуверили бы ее в этом представлении. После первоначального нападения она думала, что они вышли из самых темных вод и теперь свободны и уверенно идут по дороге к лучшему будущему. Но затем последовала следующая волна атак, и Глория посчитала, что ей повезло, что штаб-квартира компании, где она работала, не пострадала, по крайней мере, не успешно. И все же, когда Артур приступил к бесплодной работе по восстановлению из пепла, она обнаружила, что тонет в настоящем океане крови. Она была занята больше, чем когда-либо, и временами казалось, что каждое мгновение ее жизни было поглощено работой. Она спасла много жизней и потеряла еще больше.       Слишком много.       Тела преследовали ее. Ей было не привыкать к смерти, но даже она время от времени с трудом справлялась с ней.       К счастью, через некоторое время давление ослабло, и видимость нормальности вернулась. Ухмылки персонала, однако, исчезли, сменившись поджатыми губами и хмурыми взглядами, атмосфера наполнилась чувством мрачной решимости. Почти каждый здесь кого-то потерял, и все они жаждали мести. Эта война была личной. Однако по мере того, как шло время, а тела громоздились на милю в высоту, каждую ночь погибало по дюжине человек, решимость сменилась удовлетворением.       Победа была так близка, что ее можно было почти ощутить на вкус.       Нападения становились все реже и реже, а перестрелки вдоль линии контроля стали гораздо менее смертоносными. Слава богу, очень немногие из тех, с кем она была близка, принимали какое-либо участие в боевых действиях, но, как и в любых военных действиях, все они внесли свой посильный вклад. По мере того, как Артур перескакивал с места на место, двигаясь, как дирижер, приближающийся к своему великому крещендо, война становилась все масштабнее. Глория не была посвящена в его мысли или слова, но время от времени она улавливала проблески. Многое из того, что она услышала, имело для нее мало смысла, но в эффективности этого не было никаких сомнений.       Последние слухи, циркулирующие вокруг мельницы, касались предполагаемых планов по установлению мира. Мнения среди ее коллег разделились: одни радовались, что кровопролитие подходит к концу, другие жаждали еще большей крови.       Тем не менее, назначались встречи, назначались даты, и ее услуги даже были специально зарезервированы на этот день на случай кровопролития. По их словам, если произойдет насилие и Артур будет ранен, ей было приятно слышать, что она станет его первым пунктом назначения. Она, конечно, этого не хотела, но призналась себе, что оценила бы их новую встречу. Артур всегда был интересным собеседником, и он всегда находил способ успокоить ее, даже когда ему было больно.       Хотелось надеяться, что вся эта война скоро останется позади, и настанет время, когда она сможет поговорить с ним как с нормальным человеком, не зашивая очередную рану и не вправляя очередную кость.       Однако пока она была согласна ждать.