Butterfly

На следующее утро после встречи с Вильямом я направился прямиком в контору, мне необходимо было подготовиться к встрече с Грейнджер и с её прихвостнями. Годы шли, но моя ненависть к ним только крепчала. У входных дверей в «Миррор» меня встретил взъерошенный Блейз, который на ходу заправлял рубашку в брюки, вид у него был растерянный, и, встретившись со мной взглядом, он стыдливо опустил голову. Знает, гадёныш, что нарушил единственное правило, причём принятое единогласно.  — Я не ожидал тебя так рано, Малфой… — запинаясь, сказал Забини. — И ты впопыхах решил сбегать мне за кофе, чтобы исправить это недоразумение? — вопросительно выгнув бровь, я уставился на Забини, и, отталкивая коллегу, решил разузнать, кого же он прячет в конторе. Блейз напрягся и слегка толкнул меня плечом, такой жест я могу расценить как вызов, и что-то мне подсказывает, дама, которую я увижу там, мне очень даже знакома.  — Драко... я знаю, что категорически нельзя водить сюда женщин... но тебя не было весь день, и после встречи с мистером Доули мне было невыносимо тоскливо, я прогулялся и познакомился с очаровательной девушкой, она была так печальна и обеспокоена чем-то... Мы разговорились, и вот уже близилась ночь, а ей совсем некуда было идти… Ну блядь, рыцарь, одним словом. Я не перестаю удивляться Забини и его способам закадрить девушку, ему любая и так отдастся без каких-либо душевных разговоров, но мой бывший однокурсник не принимал лёгкие исходы, ему нравился сам момент обольщения. Я отвык от такого, можно сказать, что я своего рода несколько лет соблюдаю целибат.   — Я её знаю? — мой вопрос, скорее, риторический, мы оба с ним понимали, что женщина за дверью мне очень знакома и встреча со мной никак не входила в её планы.  Блейз отвёл глаза, подтверждая мою догадку, я не стал напирать на него, так или иначе он понесёт своё наказание за нарушение принятого правила в виде долгосрочной перспективы быть моим секретарём. — Выпьем кофе? Я угощаю, — Блейз улыбнулся, и я кивнул ему в знак согласия. Я смертельно устал, и остатки сил мне всё-таки нужны для важного разговора. Заняв привычный столик в так полюбившейся мне кофейне, я сделал заказ и приготовился выслушать доклад о проведённой встрече с мистером Доули. Он был нашим постоянным клиентом, одним из тех, кого нам удалось заполучить с приходом Забини. Сам Доули был нефтяным магнатом и сквибом к тому же, заказы, которые шли от него, в основном были направлены на выяснение источников потери его финансового достатка. Цифры и махинации с деньгами были профилем Забини, я иногда называл его Мориарти, ведь только такой сумасшедший профессор способен создать сеть по отлову нечистых на руку людей. Как и ожидалось, встреча прошла штатно, и Блейз предоставил заказчику несколько новых досье. Сумма вознаграждения уже упала на наш общий счёт, и благодарность в виде заметки в статье уже была в «Ежедневном Пророке».  — Почему ты не воспользовался камином? Обычно ты не заходишь через парадные двери? Почуял, что я с дамой? — Блейл хохотнул, выпивая свой раф, я заметил, что напряжение в его теле спало и привычный мне балагур и затейник вновь вернулся.  — Я просто хотел прогуляться, не надо приписывать мне сверхспособности в виде чувствительного обоняния. Меня, конечно, и так кличут ищейкой, но мне казалось, я использую другие органы чувств и силу разума для оправдания такого звания.  — Не подумай ничего плохого. Я просто решил разрядить обстановку. Кстати, как прошёл твой день вчера? Что нового в том деле про убийство, всё-таки наш профиль?  На вопросы Блейза я часто отвечал полуправдой: я не был готов открыться своим коллегам, чем именно я занимаюсь, по сути, за их спинами, не то чтобы я не доверял им, но я не хотел вмешивать их во всё это. Я сам выбрал когда-то свой путь, не уверен, что Забини с Ноттом сделали бы то же самое. Они не видели того, свидетелем и участником чего был я. Это бремя мне придётся нести самому, но их помощь в этом расследовании мне очень пригодится. Два дела сразу я никогда не веду.  — Напиши Нотту, чтобы он возвращался к работе. Мне понадобится ваша помощь в поиске информации и сопоставлении данных, всё, что нужно, я скину вечером по почте. В контору я сегодня не вернусь, так что надеюсь, у тебя будет время прибраться за собой, и к появлению Нотта чтобы не было и намёка на присутствие женщины. Не хватало ещё, чтобы он подумал, что теперь можно плевать на правило.   — Это одно из тех дел, которыми занимаешься только ты?  Вопрос Забини застал меня врасплох, не то чтобы я не догадывался, что мои друзья и так понимают, почему многие клиенты хотят общаться только со мной и после встречи с ними я пропадаю на неделю, а то и больше. Но я повторюсь: не хочу их погружать в это.  — Брось, Малфой, твои отлучки на протяжении нескольких лет давно уже были нами замечены, ты возвращаешься из таких путешествий таким, словно жизни в тебе осталось на несколько мгновений. Я ощущал ужас пережитого в твоих глазах и ждал, как и Нотт, когда ты соизволишь поделиться с нами. Да и отправить Нотта под предлогом найти информатора к той, которая и без того снабжает тебя информацией уже года как три, было очевидным шагом. Не забывай, мы в одной лодке, хватит уже грести одному.   Нет, мой друг, я не способен открыть сейчас все карты, это убьёт тебя, позволь мне не вываливать на вас всю эту грязь и тьму. Я в этом давно уже по самую макушку.  — Я рад, что рядом со мной такие догадливые компаньоны. Но позволь мне самому решать, какой информацией я готов делиться, — мой тон был слегка резок, я не хотел оттолкнуть Блейза, но границы были так необходимы. — Выбор за тобой, друг мой. Просто помни: ты не обязан всё тащить на себе. Можно и надорваться.  Уже, мой друг, уже.  Мой путь лежал к телефонной будке, расположенной в самом сердце Лондона, именно через неё я смогу попасть в место из своих кошмаров. Портал работает мгновенно, и меня окутывает прохлада огромного вестибюля Министерства Магии Британии. Сегодня я решил надеть чёрный костюм, за исключением водолазки под пиджаком была рубашка, ткань которой сейчас неприятно холодила кожу. Это место всегда вызывало мурашки во мне, и неприятные ощущения, вызванные воспоминаниями, скрутились в узел в моём животе. Я не помнил имени волшебника, который приветствовал всех посетителей в Министерстве, он взял мою волшебную палочку и своими крючковатыми пальцами начал изучать каждую трещину на ней, проведя диагностику, он с недоверием вернул мне палочку и с нескрываемым презрением произнёс:  — Я хоть и не обнаружил ничего противозаконного в вашей волшебной палочке, мистер Малфой, но это не говорит о том, что вы могли переступить закон иным путем... К миссис Грейнджер мне, конечно, придётся вас пропустить, но будь моя воля… Ой, да так плевать мне на твою волю. Смерив блюстителя нравственности и порядка презрительным взглядом, я направился к лифту, зайдя в него, я с нескрываемым облегчением выдохнул, но двери не спешили закрываться, оставив меня в одиночестве, в кабину лифта влетел не кто иной, как Поттер.  — Ты... Что тебе нужно от неё?  — Не помню, что я должен отчитываться перед тобой, Поттер. Если мне не изменяет память, в протоколе моей амнистии указано, что я волен делать всё, что пожелаю, за исключением того, что влечёт за собой нарушение магических законов. Общение, с кем я захочу и где я захочу, позволено мне в полной степени.  Лифт тронулся и с трудом вмещал гнев от моего оппонента — Поттер не стремился скрыть свою ярость от меня, но, Салазар, чем я успел насолить золотому мальчику?  — Ты не должен здесь находиться, я ясно дал тебе понять, что тебе следовало бы уехать отсюда подальше, но ты развил кипучую деятельность детектива... Никогда не поверю, что такой скользкий тип, как ты, будет действовать в интересах других. Может, хватит притворства, Малфой? Что за игры ты ведёшь?  Я и бровью не повёл на его тираду, Поттер не производил на меня никакого впечатления и уж тем более не вызывал во мне чувство страха. Возможно, в школе, когда я не умел контролировать эмоции, я бы и взорвался, и, скорее всего, началась бы драка, уверен, мой нелицеприятный портрет ещё более бы закрепился в сознании свидетелей потасовки. Но мне уже не пятнадцать, и вестись на манипуляции я не буду.  — Про игры тебя Мелисса научила, не так ли? — двери лифта наконец-то распахнулись на нужном мне этаже, и я не без удовольствия наблюдал, как лицо Поттера окрашивается в багрянец.  — Разнюхал-таки, значит... Ищейка — самое применимое к тебе прозвище. Ну иди растрезвонь всем, где я провожу свободное время.  — Поттер, совет на будущее. Я не говорил о том, где ты проводишь своё время, а так, кинул кость, и ты, как верный пес, съел приманку. Ты сначала думай, а потом действуй. И как тебе удалось победить Тёмного Лорда? Ума не приложу… — Ценой жизни своих друзей и близких! Но тебе такие слова не знакомы, Малфой.  — Ты продешевил, Поттер.  В спину мне ещё летели проклятия, но я давно выстроил свой персональный щит, пусть считает меня хоть дьяволом во плоти, откровенно мне плевать. Мнение Поттера — самое последнее, к которому я буду прислушиваться.  Отдел по охране за магическими существами встретил меня более приятной атмосферой: стены здесь были всё такого же чёрного цвета, но от них не веяло могильным холодом. Приёмная главы отдела была достаточно массивная и вмещала в себя огромный стол, на котором аккуратными стопками были размещены бумаги, пергаменты, книги и прошения. За столом расположилась ассистентка Грейнджер, и я опять почувствовал на себе презрительный взгляд. Девушка цокнула и, встав из-за стола, открыла мне дверь в кабинет Грейнджер.  Умнейшая ведьма столетия расположилась за не менее огромным столом в окружении горшечных цветов, кабинет её был украшен картинами с животными, единорогами, собственно, чего ещё ожидать от этой лесной нимфы. Грейнджер подняла голову, очевидно, мой приход отвлёк её от важного чтива, и с властными нотками в голосе она произнесла:  — Мистер Малфой, вы вовремя. Прошу, присаживайтесь, — жестом руки она указала мне на стул, расположенный напротив её стола. Ассистентка бесшумно вышла, но напоследок одарила свою начальницу обеспокоенным взглядом. Грейнджер лишь слегка кивнула головой, мол, она здесь всё контролирует.  Я лишь позабавился такой сцене и, улыбаясь, присел на предложенный мне стул, кресло здесь было бы уместнее, конечно. Но насколько я знал, Грейнджер не любила вести долгие беседы с визитёрами, и в частности со мной.  — Я получила твоё письмо и прошение на визит к Эмили, но я не тот человек, кто принимает здесь такие решения. И мне не понятно, с чего ты взял, что я вообще могу тебе помочь?  Ох, этот властный голос, просто музыка для моих ушей.  — Здравствуй, Грейнджер. Ты сразу к делу, я вижу. — Время — ценный ресурс, тебе ли не знать об этом. Мне повторить вопрос? Сегодня она выглядела как-то необычно: копна каштановых волос небрежно завёрнута в гульку, лишь пара непослушных прядок спускаются вниз, обрамляя её лицо. Тёмные круги под глазами, как перевёрнутые полумесяцы, залегли под карими глазами. Ещё это платье мышиного цвета... Хоть Грейнджер и не вставала со своего места, я был уверен, что она одета именно в платье длиной ниже колена, а из обуви лишь лодочки на невысоком каблуке. Мне хотелось нырнуть под стол и лично убедиться в этом, но адекватно понимаю, что она вряд ли оценит такой поступок.  — Я сразу услышал твой вопрос, просто мне казалось, мы можем поприветствовать друг друга, разве нет? Я видел, как раздражение достигло её лица, она начала кусать губы и сжимать в своём кулачке карандаш — презабавная картина.  — Малфой, прошу, не вынуждай меня.  Не вынуждать что? Интересно же... Но я знаю, какой ответ получу, очередную колкость с её стороны. Ладно, времени действительно мало. — Моему клиенту удалось узнать, что ты приходила навещать Эмили, и, как следствие, ты можешь беспрепятственно входить в психбольницу, вот я и сделал нехитрый вывод, что ты сможешь достать ещё одно пригласительное.  Бьюсь об заклад , что сейчас в её прекрасной голове так и сыпятся вопрос за вопросом, в частности, откуда у моего клиента такая информация. Но Грейнджер знает, что будь я осведомлён в этом, то сказал бы ей тотчас. Тишина, казалось, давит на неё, но и нарушить молчание ведьма была почему-то не готова, я ждал её вопросов, возгласов, проклятий, да хоть чего-нибудь. Но шоколадные глаза смотрели словно сквозь меня. Я понимал, что будет именно такой исход, что я вновь останусь с пустыми руками. Для всего этого места я был таким незначительным, что те пары фраз, которыми она обмолвилась со мной, должны были служить мне даром свыше. Не дожидаясь ответа, я молча покинул кабинет главы отдела, и провожаемый презрительным взглядом я направился домой, можно сказать, зализывать раны.  Утренний свет ноябрьского солнца проникал, словно шпион, сквозь щели в занавешенных мною непроницаемых для света штор. Крадучись, лучик света касался моей шелковой пижамы, темнота от ткани практически поглотила его, так и не дав свету рассеять тьму. Я всё ещё лежал на кровати и наблюдал за попытками света ворваться в мою обитель, мне совсем не хотелось вставать, сегодня я готов быть пленником своей постели, и этому есть причина.  Одеяло с другой стороны кровати было откинуто, и в полумраке раскинулась женская нога, лучик света нашёл новую добычу и вовсю скользил по прекрасной коже. Каштановые кудри вынырнули из плена подушки, и изящные пальцы направились к портсигару, который этой ночью был оставлен его хозяйкой. Я повернулся к ней всем телом и откровенно любовался ею. Прекрасным лицом, на котором растянулась блаженственная улыбка от первой затяжки, тёмными карими глазами, которые медленно закрылись, унося их обладательницу в чудесный мир, телом, которое дарило мне столько эмоций и блаженства, что я готов был слепить скульптуру и украсить ею кабинет обольстительницы. Гермиона Грейнджер вновь появилась в моей постели, мне даже сложно вспомнить, когда наша взаимная ненависть сменилась, нет, не взаимной любовью, или любовью, но лишь от меня одного.  Мне вспоминается тот момент, когда во мне всё изменилось. И увы, это был непогожий сентябрьский вторник, и нас не назначили старостами школы, и я не зажал эту Гриффиндорку в ближайшей каморке. Так не случилось бы того, что происходило между нами долгие семь лет. В холодный ноябрь тысяча девятьсот девяносто восьмого года я вновь отправился на разведку в полном одиночестве, я намеренно отпустил свой отряд, мне было сподручнее работать одному, чем поучать совсем зелёных подчинённых. В армии Тёмного Лорда мне была отведена роль главы отряда разведки, мои способности оценил дьявол, когда я собственноручно направил Пожирателей в Хогвартс. Составленная мною карта помогла всем прибывшим, кто не имел чести учиться ранее в школе, беспрепятственно находить жертв. Мой провал в убийстве Дамблдора был условно амнистирован взамен на вечную службу Тёмному Лорду. Не скажу, что я с радостью и рвением намеренно обрекал всех, кто встретится Пожирателем, на верную смерть, но мне просто не оставили выбора. На чаше весов была моя жизнь и свобода, на другой — жизнь Нарциссы, не думаю, что здесь стоит уточнять, кого же я выбрал. Так я заполучил неприкосновенность моей матери, но меня и отца не миновали ежедневные пытки от Реддла, мои крики до сих пор, наверное, помнят стены подземелий. И вот, когда победа практически была в руках Тёмного Лорда, а горстка Ордена скрывалась в лесах Шотландии, моему отряду в очередной раз было поручено отыскать следы, а дальше дело за головорезами. Я вновь пришёл в лес и, облачившись во всё чёрное под покровом ночи, двигался абсолютно бесшумно, я улавливал колебания магии и мог отыскать область, где её применяли, в тот самый момент моё внимание привлёк всплеск тёмной магии, скорее всего, применения непростительного, я с осторожностью двинулся вперёд и спустя время, затаившись за деревом, наблюдал, как на небольшой поляне в окружении цветов, словно припудренных снегом, лежала с распростёртыми руками девочка, почти ребёнок, ей было лет одиннадцать, какого Мерлина она вообще находилась здесь? Но пока я задавался этим вопросом, к поляне подбежала Грейнджер, сжимая в окровавленных руках палочку, она упала перед трупом, и поляну оглушил вой ведьмы, в этом звуке было столько боли, что мне так и не удастся его передать. Я словно прирос к своему месту, не в силах оторваться от картины передо мной, в голове звучал голос отца вперемешку с голосом Тёмного Лорда, оба кричали мне, что нужно немедленно схватить ведьму и доставить в Мэнор. Но я не мог выполнить приказ, на задний план ушли все заботы и муки выбора, я словно стоял голый на стуже, обдуваемый ледяным ветром, я нутром чувствовал, как меня словно расщепляет на части. Словно в бреду, я шагал к Грейнджер, она не сразу почувствовала моё присутствие, лишь когда моя рука опустилась на её подрагивающее плечо, я ощутил, как она напряглась. Те минуты, которые я стоял позади неё, были решающими для нас обоих. Я понимал, что ей стоит только поднять палочку — и меня разорвут по частям, также и она понимала, что я в мгновение утащу её на верную смерть. Но я не хотел этого, наоборот, этим жестом я показывал ей, что понимаю её боль, что там, на той стороне, не менее больно. Оба мы были в нерешительности, я поднял Грейнджер с колен и заглянул в её глаза, сначала в них плескалась злоба вместе со страхом, не выдержав её взгляда, я притянул её лицо к себе и коснулся её обжигающих губ. Она плотно сжала их и пыталась оттолкнуть меня, но вновь встретившись с моим взглядом, полным боли, обмякла в моих руках, позволив поцеловать её. Мой поцелуй был в знак благодарности, за то, что она показала мне, что у меня был выбор и что вот теперь я могу бороться, а не плыть по течению. С того дня мы не виделись неделю, потом я не выдержал и вновь направился к тому самому месту, мне захотелось опять ощутить то самое чувство опьяняющей свободы и возможности выбора. Я не ожидал настигнуть её там же, мне казалось, всё, что было тогда, мне просто привиделось, мой воспалённый мозг от частых пыток мог обманывать меня. Но нет, она стояла на том же месте, трупа несчастной уже не было, после того как Грейнджер ушла, я похоронил девочку, надёжно скрыв её могилу от ненужных глаз. Ведьма в этот раз была без следов крови, тёплая мантия покрывала её исхудалое тело, я не старался двигаться бесшумно, наоборот, мне хотелось привлечь её внимание, и мне это удалось, Гермиона повернулась ко мне, и нет, на её лице не было удивления, лишь абсолютно безэмоциональное лицо. Я до конца не знал, почувствовала ли она то же самое, что и я... Для неё я был монстром и тем, кто разрушил её мир, но вся правда в том, что именно я посылал весточки Ордену о приближающихся Пожирателей, я идеально составлял карты, но как только отряд убийц приближался к предполагаемому месту обитания, все члены Ордена уже успевали покинуть это место. Ко мне не было вопросов, ибо я предоставлял сведения, которые можно проверить, поэтому все списывалось на медлительность убийц. Но я не мог сказать всё это Грейнджер, мне не хватило духа предстать перед ней в роли спасителя, было куда проще просто молча стоять и наслаждаться её присутствием. Я будто увидел её впервые, вместо раздражающей меня всезнайки и абсолютно сломленной на полу в Мэноре сейчас я лицезрел воительницу, которая ненамеренно и вовсе того не желая, пленила моё сердце.   Но если я мог объяснить свою тягу к ней, то её мотивы мне до недавнего времени были неизвестны. После войны мы не виделись с ней, я спивался в Мэноре, пытаясь вытравить её образ из своей головы, но это было практически невозможно, я был в такой агонии, что мне захотелось схватить нож и вырезать Грейнджер из своего сердца — наверное, это звучит поэтично, но я был совсем близок к реализации этой идеи. Во время суда, который вершился надо мной, я искал её глазами, она была свидетелем в моём деле, как и многие, но я хотел вновь встретиться с теплом её глаз и ощутить так необходимую мне поддержку, но она избегала меня, нарочито прятала свой взгляд, уткнувшись в плечо Уизли. Во мне тогда кипел гнев или даже ревность, я трогал её обнажённое тело в развалившейся лачуге, которую забросили егеря, я ласкал её везде, куда только могли попасть мои холодные пальцы, я покрывал поцелуями её горячее лицо и слизывал языком капельки слёз, падающие из её глаз, я был пленён ею, околдован, а она... делает вид, что меня словно и не существует. Дальше я почти не вслушивался в то, как решается моя судьба, всё равно я уже проиграл.  Время шло, и за несколько месяцев до предложения Нотта об открытии детективного агентства она пришла ко мне в Мэнор, в тот день, да и во все предыдущие, я не ждал гостей и, в частности, не ждал её. Но вот её следы на истёртом пороге, в отражении зеркал в гостиной я вижу её стан, она входила в место своих пыток, словно королева, ни следа страха или неуверенности. Я не соответствовал ей, я был жалок, и в окружении пустых бутылок я стоял, кутаясь в мантию на голое тело. Все охранные чары с поместья я давно снял, я не боялся смерти или незваных гостей, наверное, я призывал их, чтобы мне помогли закончить начатое мною. Но здесь была Гермиона, в абсолютном молчании, и это войдёт в традицию наших встреч, она подошла ко мне и, обнажившись передо мной, легла на ковёр. Я чуть не лишился души от пьянящего вида её голого тела, и осознание того, что я всё-таки не чужой ей и она пришла сюда сама, просто напрочь снесло все мои границы и замки на моём сознании. В ту ночь я вновь наслаждался ею, наша близость давала мне всё, о чём я только мог мечтать, но мне не нужно было лишь её тело, я хотел её всю, самую разную, со всеми её страхами и эмоциями, я осознал, что принимаю её любую, для меня это и есть любовь. Однако она смотрела на меня лишь под одним углом: я был для неё источником тьмы или запретом, который она ломала в себе. Я был олицетворением её страхов и ужаса, наверное, там, на поляне, она решила, что хватит бежать от того, что её мучает, и пора повернуться к этому лицом. Вот почему она не одарила меня и парой слов, я был лишь боггартом своего рода, но не человеком, равным ей.  В день, когда я открыл «Миррор» и об этом трубили все газеты, я днём ранее отправил ей свой новый адрес, не знаю зачем, конечно, хотя нет, знаю, я ждал, что она придёт и порадуется со мной. Не знаю, и почему я себе это придумал, но я верил, что это должно было что-то изменить. И в ночь она появилась на моём пороге, всё те же растрёпанные волосы, песочного цвета пальто, лодочки на невысоком каблуке, однако в ней не было той уверенности, которая источалась от неё в Мэноре, я даже запереживал в тот момент. Гермиона кусала губы и, пройдя в мою квартиру, опустилась на диван. В руках у неё был сегодняшний выпуск газеты, я прикинул мысленно, что вот теперь она поняла, что я не просто её иллюзия, а человек, равный ей. Пусть меня и не назначили, как её, главой отдела, но, Мерлин, я выбрался из ямы, которую мне вырыли, и теперь могу помогать людям. Но она сказала совсем другое... На главной полосе Пророка пестрела колдография двух молодожёнов. Грейнджер приняла предложение руки и сердца от Уизли, небольшое объявление об открытии «Миррор» было где-то на третьей полосе и не было удостоено вниманием той, ради которой всё и делалось. Оказалось, она пришла, чтобы сообщить мне о состоявшейся свадьбе, от неё не было вопросов, ну или хотя бы интереса, о моём мнении. Я, не в силах бороться с её влиянием на меня, безропотно согласился на все её условия. Можно было бы перечислить их все, но я думаю, мне бы не хватило времени на это, самым важным было ни при каких обстоятельствах не раскрывать нашу с ней связь, держаться на расстоянии, сообщать ей о моих новых адресах, и, когда она сама захочет прийти ко мне, я должен быть один. Даты и время, естественно, не оговаривались, я был связан по рукам и ногам. Однажды я нарушил своё слово и, не в силах бороться с собой, примчался в больницу Святого Мунго, именно там любовь всей моей жизни рожала своего первенца. Отец ребенка, придурок Уизли, не смог присутствовать на родах, но, Мерлин, я уверен, она ему это простила. Я же, словно вор, крался под окнами больницы, чтобы она не думала, что осталась одна в такой момент. Честно сказать, я не мог представить, что для меня было бы что-то важнее того, как из чрева любимой мною женщины достают моего ребенка. Но Уизли просто свалил в очередную командировку и предоставил заботу о жене и ребёнке своим близким. Я услышал первый крик младенца, и мне хотелось кричать вместе с ним, от радости, от ликования, словно это первые звуки нашего с ней ребёнка… Когда в палате никого не осталось и Грейнджер отдыхала от сложных родов, я пробрался к ней и вновь встал позади неё, положив руку ей на плечо. В этом жесте было что-то сакральное для меня, я хотел передать ей всю свою любовь и поддержку, как тогда, и взамен мне было достаточно её улыбки. Приоткрытые глаза Гермионы уставились прямо на меня, она изогнула шею и смотрела прямо мне в глаза, на её измученном лице была улыбка, и меня охватила эйфория, которую никогда не достигнуть даже с помощью наркотиков, Салазар, я ощутил всю гамму эмоций и чувств, переполнявших меня. Словно заново родившись на этот свет, я улыбался ей в ответ. Она поняла, неужели она, наконец-таки, поняла, кто присылает любимые ей цветы в горшках, она поняла, кто оплатил ей и Уизли свадебное путешествие во Флоренцию, кто выкупил всю министерскую ложу, чтобы она наслаждалась своим любимым балетом «Спящая красавица», кто купил для её родителей дом, который они чисто случайно выиграли в лотерее. Я намеренно не говорил ей об этом, я собирал информацию о ней отовсюду, из обрывков фраз, из забытой афиши на моём столе, из её бормотаний во сне. Я давал ей выбор и ждал, когда она его сделает, догадавшись, кто всегда незримо находится рядом с ней. Моё ликование длилось недолго, и, чёрт возьми, лучше бы от пыток тирана я бы всё-таки умер, тогда мне бы не пришлось чувствовать боль от летящих в моё сердце осколков. Она назвала меня его именем. Малышка верила, что её доблестный рыцарь бросит всё и примчится к ней, она не ожидала, что вместо него буду стоять я.  Хотелось ли мне выть от боли в тот момент? Да. Прекратил ли я встречи с ней? Нет. Я понимаю, что мне нужно сделать сейчас, слишком долго я ждал, когда умнейшая ведьма столетия перестанет быть такой дурой. Пусть я сегодня укрепляюсь в её глазах, как кошмар на яву, но зато я наконец-таки освобожу себя от иллюзий.   — Доброе утро, Гермиона, надеюсь, тебе сладко спалось? — я заметил, как она вздрогнула от моего голоса, ещё бы, я так редко что-либо говорю в моменты наших встреч, но пора бы это исправить. Ох, Мерлин, за что ты так издеваешься над моим и так израненным сердцем.  — Прекрасно, Малфой, всё отлично, впрочем, как и всегда, — она взяла себя в руки и, потушив сигарету о пепельницу у её ног, собралась в ванну, видимо, но я перехватил её ногу и притянул к себе. — Тебе было мало ночи? У меня нет времени на продолжение.  Блядь, как же больно.  — Гермиона, позволь мне сегодня поговорить с тобой больше, чем пятью предложениями, хорошо? Ох, я знаю, что ты продолжишь молчать, но, будь добра, прояви участие в знак уважения к тому, что я все эти годы не нарушал наших договорённостей, а такому подлецу, как я, это совсем несвойственно.  Гермиона опустилась на кровать, и я выпустил её ноги из своего плена, я понимал, что сказанное мною окунёт её в то же состояние, как и тогда, на поляне, но я намеренно хотел, нет, не причинить ей боль, а убрать с её глаз розовые очки.  — Итак, помнишь ли ты список тех, кто проходил по обвинению в поддержании Тёмного Лорда? — Смутно помню, конечно, этот список я видела мельком, и он хранится вне поля моей видимости.  Я и не ждал, что она поделится со мной местонахождением этого документа, мне это было не нужно. Важно, что она знала примерное количество имён и фамилий.  — Помнишь, сколько человек было внесено в него? Помнишь, любовь моя, я по глазам вижу, что помнишь.  — Какое это имеет дело, Малфой? Она никогда не называла меня по имени... За что мне всё это? — Самое непосредственное, в этом списке порядка ста сорока фамилий, включая мою, но десяток людей помиловали, кого-то посадили в Азкабан, остаётся добрая сотня людей. Не знаешь, где они? Я попал в точку, на лице Гермионы начали всплывать картинки прошлого, одна эмоция сменялась другой. Но, душа моя, я ещё не закончил.  — Давай я помогу тебе. Итак, когда великий и ужасный держал всех нас в страхе, он ещё к тому же проводил свои эксперименты по усовершенствованию тел волшебников и усилению их способностей. Тёмному Лорду хотелось идеальной армии с самыми безупречными и преданными воинами. Но почему-то испытуемые дохли как мухи, а новые добровольцы не спешили занять их места, так что Том Реддл начал просто похищать людей, но не абы каких: сначала взялся за чистокровных волшебников, но их и так по пальцам пересчитать можно, затем умерил аппетит и взялся уже и за — прошу, прости мне это — грязнокровок, да, так ненавистные им грязнокровки должны были, если выживут, конечно, встать в ряды его армии, представляешь, на что он был готов пойти? Отобрав добрую сотню волшебников, тёмный властелин запер всех в бункеры и назначил дозорных, точное количество украденных людей никому не известно, в список попали лишь те, кого он ещё как-то хотел учитывать. Так вот, представь, несколько бункеров, разбросанных по окрестностям Британии, набиты ни в чем невиновными волшебниками. И вроде бы мир восторжествовал, зло было побеждено. Но, Гермиона, эти люди так и не нашли дорогу домой, и не потому, что их местонахождение не было найдено, а потому, что их всё ещё пытают в этих бункерах и пытаются выяснить, не замыслил ли кто заговор по воскрешению Тёмного Лорда. Да они его в глаза никогда не видели, им нечего было сказать тому, кто их пытал… Я нашёл немногих, мне удалось вернуть в семьи почти тридцать мужчин и женщин, все они были изувечены как душой, так и телом. Несколько, не побоюсь этого слова, счастливчиков смогли вырваться из плена и, неведомо каким образом, нашли спасение в «Месте Грёз», там, в отдалении от борделя, для них всегда найдутся кров и приют. Когда они оправятся от шока и ужаса, я аккуратно беседую с каждым, чтобы выведать их имена и найти их родных. Нотт не зря почти поселился в архивах, по крупицам ему удавалось собрать хоть какую-то информацию, мой друг не задавался вопросами, откуда я беру все эти обрывки чьих-то воспоминаний, он просто делал своё дело и чертовски отлично с этим справлялся.  — Ты знаешь, кто за этим стоит?  Ну же, Грейнджер раскинь мозгами, они у тебя не для красоты, нахрена я тебе вопросы про список задавал? Ты же знаешь, что он хранится в кабинете у твоего мужа, как и все карты с расположением бункеров.  Я понял, что она догадалась, о ком идёт речь, я видел в ней замешательство, и то, как она вертела головой, указывало на то, как она пытается откинуть свалившуюся на неё правду. Имя этого пыточника я узнал не сразу, он не использовал магию и действовал языком силы и насилия. Уизли так и не освоил легилименцию и был профаном в магии, но зато физически он был силён. Не знаю, откуда у него орудия пыток, доставшиеся, наверное, со времён маггловской войны против фашистской Германии, но применял он их довольно топорно. Выжившие не видели его лица, но я давно подозревал Уизли, и не потому что у него в жёнах была любовь всей моей жизни, а потому что уж больно подозрительным мне показалось, как его командировки совпадают с нанесёнными свежими увечьям на теле найденных мною. Однажды я его почти выследил, но сукин сын был не один, и одолеть десяток боевых волшебников было мне не по силам. Я освободил людей как только след отряда Уизли исчез, там я обнаружил пятерых мужчин, они были прикованы к металлическим стенам бункера, запах, исходивший от их ран, до сих пор стоит в моём носу. Не знаю, как я не придушил Уизли после такого и не собрал пачку доказательств против него. Всё было просто: убить его — значит лишить себя Грейнджер. Предоставленные мною доказательства будут тут же уничтожены, ибо он герой войны, а я бывший Пожиратель Смерти.   — Но я бы догадалась, понимаешь? Я знаю все его эмоции, язык тела, и вообще, за столько лет я бы поняла всё по мельчайшим изменениям даже в его голосе.   Гермиона, ты за семь лет не догадалась что именно я присылаю тебе цветы, когда на каждом блядском горшке был мой герб, ты не догадалась, кто регулярно клал тебе на стол лотерейные билеты с верными комбинациями, и каждый, сука, каждый билет был выпущен от имени моего инвестиционного фонда.  Надеюсь, теперь мне достаточно больно.  — Уходи, Гермиона.  Как бы насмехаясь надо мной, в голове зазвучал голос Люциуса. Мне не хотелось признавать, но папочка был прав.  Никогда, ни к кому и ни к чему не привязывайся. Иначе просто сдохнешь от боли, когда потеряешь самое дорогое.