Он сказал нам прожить долгие жизни

      Обычно её никогда не укачивает на кораблях, но как ни крути, что угодно может случиться в первый раз. Каждый раз, когда их отряд “самоубийц” выдвигался на новую “миссию”, она видела как Конни выворачивало наизнанку у борта того или иного судна. В итоге, сейчас, могла только порадоваться, что ей даже близко не было также плохо. Мутило её совсем немного и помогало просто лежать и не прикасаться к еде. В какой-то момент в голову даже закралась мысль — неужели тело так остро реагирует на скорую высадку на Парадизе? Место, с которым связано так много воспоминаний, плохих и хороших. Место её большого греха. И Армина приближение острова, казалось, делало мрачнее. Вот она видит, как он вертит в руках перо, сидя за столом, и нервно перебирает его пальцами. Откладывает в сторону, вздыхает.       — Армин…может...будешь думать о встрече с Микасой, — говорит она, уткнувшись в подушку, лёжа на койке в их общей каюте. Комнатка покачивается туда-сюда, туда-сюда. От подушки пахнет чем-то пряным, и от этого мутит только сильнее.       — Да только об этом и думаю, — прикрывает он глаза сидя к ней вполоборота, и она видит, как подрагивает его ладонь, — просто…       — Может, нам не стоит возвращаться на Парадиз вовсе…никогда.       Её муж понуро вздыхает.       — Глупо…так нервничать из-за своего старого дома, глупо ведь... — говорит он.       — Глупо… — соглашается она, глядя в потолок, и тот тоже покачивается. Туда-сюда, туда-сюда.       Парадиз развивается стремительно — все те торговые соглашения, за которые элдийцы на острове боролись, использовались ими по максимуму. Ещё несколько лет назад, этот порт был совсем небольшим. А до этого…до этого, когда они бились тут с йегеристами, и вовсе состоял лишь из парочки зданий. Теперь здесь раскинулся маленький портовый городок. Сами эти постройки, будто стирали прошлое, что оставалось лишь памятью в головах. Всё становилось историей.       Перед её взором появляется светловолосая голова, украшенная завитыми локонами — Хитч Дрейс. Она всё ещё в форме регулярной армии Парадиза, и это возвращает в реальность. Верно, они всё-таки на том самом, знакомом им, Парадизе.       — Добро пожаловать в Новую Элдийскую Империю, — смеётся Хитч.       Какой-то парень одёргивает её, шепчет одними губами, но им всё равно слышно:       — Дрейс, не говори так, нам же запрещено называть себя империей.       — Но разве это не забавно?       — Это выглядит так, будто мы потенциальные агрессоры… — шипит парень сквозь зубы.       Хитч машет им рукой, указывает на машину, самую настоящую — ни в коем случае не телегу, запряжённую лошадьми.       — Не стоим господа делегаты, присаживаемся.        Пахнет бензином, и Анни всё ещё дурно. В салоне так вообще, запах кожи, разгорячённой на солнце, сводит её с ума. Она старается держаться поближе к окну, чтобы воздух задувал в лицо, позволяя мыслить ясно.       Через салон Хитч наклоняется к Армину, понижает голос, но зачем непонятно — всё равно её отлично слышно:       — Вы же не собираетесь нас бомбить?       — Офицер Дрейс! — взвизгивает всё тот же парень в форме рядом с ней.       Армин хмурит брови, не понимая вопроса.       — Что?        — Ну…не собираетесь начинать войну с нами?        — С чего бы нам её начинать… — говорит он почти ошарашенно.       — Знаешь…всякое бывает.        Хистория жмёт ей руку при встрече, и Анни даже немного теряется, потряхивая ту в ответ скорее автоматически, чем осознанно. Королева говорит с ними так формально, что становится неловко.       — Госсекретарь Арлерт, миссис Арлерт.       — Королева… — отзывается Армин, который куда ловчее справляется со всеми этими расклиниваниями. До Анни, наконец, доходит — эта встреча настолько официальная, что тут её держат за спутницу очень важного человека. Ей неловко, и всё же она напускает на себя максимально невозмутимый вид. Это для неё несложно. Думает, что люди вокруг, даже побаиваются немного, такого её сурового лица.        Хистория и Армин обсуждают что-то, пока другие шушукаются вокруг по углам, и, кажется, предмет их обсуждения, больше отвлечённый, нежели конкретный. Анни слышит, как сзади раздаются быстрые шаги...или бег...       — Мама! — звонко разносится по залу, и все оборачиваются. Хистория выглядывает из-за плеча Армина.       — Имир, кому говорила, не врывайся сюда, когда идёт встреча.        Девочка с волосами цвета карамели делает недовольное лицо, переходит с бега на шаг, подходит к ним, пряча руки за спиной.        — Я хотела посмотреть на титанов. Ты обещала!       Хистория вздыхает, ловя на себе взгляды всех их окружающих. Наклоняется к девочке, касается её плеча, проявляя заботу даже в простом этом касании.       — Потом поглядишь.       Анни интересно, что это за титаны такие которые маленькой Имир обещано было видеть. Карие детские глаза встречаются с её лицом, она смотрит на неё внимательно, даже слишком серьёзно для ребёнка шести лет. Анни осознаёт в ту же секунду — обещанные титаны это как минимум она с Армином, а как максимум ещё и “дядя” Райнер.       Армин улыбается, смотря на девочку, наклоняется,  обращаясь к ребёнку:       — Хочешь, я позже расскажу тебе про титанов, я всё про них знаю.       — Всё привсё? — моргает девочка.       — Всё привсё.       В ответ глаза ребёнка загораются огнями:       — Обещаешь?       Армин кивает.       — Обещаю.       — Мама, заставь его, меня не обмануть… — говорит маленькая Имир, Хистории.       Лицо королевы тоже касается улыбка:       — Хорошо Имир, а теперь беги.       Девочка бросает последний странный взгляд на Анни и разворачиваясь убегает прочь. Хистория будто ловит её удивлённый взгляд и говорит:       — Она мечтает стать женщиной титаном.       — Разве ей больше не подходят челюсти, — вклинивается в разговор подоспевший Райнер.       Их всех собирают в зале, где на стол накрыто так богато, что кажется странным, что на Парадизе вообще есть такая еда. Ах да, конечно, была — у богатеев и жителей центральной стены когда-то, ещё тогда, когда они здесь были никем. Теперь богатеи — они. А где-то на Парадизе еды всё ещё было недостаточно.       — Капитан не приехал? — спрашивает Хистория, — Неужели ему так не хочется возвращаться?       — Он говорит, что на острове нет ничего, что его бы тут держало, а от политики его тошнит, — отзывается Жан, сидящий неподалёку, он всё это время крутит головой по сторонам.       — Микаса появится только на приёме этим вечером, — говорит ему Хистория.       — Да я…не…да я вовсе нет… — смущается парень в ответ.       Хоть они и сошли с корабля, но её продолжает мутить — сильно укачало, а потом ещё эта чёртова машина, в итоге ей хуже, чем на корабле. Яства, что усыпали столы кажутся мерзкими и отвратительными.        — Эй, тебе нехорошо? — спрашивает Армин озабоченно.       — Укачало, пойду подышу свежим воздухом.       — Пойти с тобой?        — Нет, не надо.       — Может, нужен врач? — интересуется Хистория.       — Нет, — отрицательно качает головой Анни, ловя её взволнованный взгляд.       — Не хочу никуда идти, — жалуется она. Ненавидит носить туфли.       У Армина на лице одновременно извиняющаяся и умоляющая её улыбка.       — Только сегодня, в остальные дни можешь и близко не подходить к дипломатическим встречам.       Она вздыхает, тянется. Поднимается на ноги.       — Тебе уже лучше? — спрашивает он.       Ей намного лучше.       — А-а-а-ага.       Хотя, возможно, следовало и соврать, сказать, что тошнота от укачивания не прошла и остаться здесь. Но Анни думает, что в таком случае оставит Армина на растерзание йегеристов, и решает немного помучиться на званом обеде.       Люди в зале лоснятся довольством, толпясь под огромной люстрой, украшенной десятками светильников. Здесь собрались делегаты из множества стран, и “Новая Элдийская Империй” всячески демонстрирует свои богатства. Играет ими всем на потеху. Будто бы и не было никакой войны. Этим утром, после их прибытия, они все ходили возлагать цветы на мемориал жертвам Гула Земли, и Анни не могла понять, выглядит это как оскорбление, или как попытка загладить вину. Но время скорби прошло, и вот все вокруг уже хвастались своим положением.       К ним спешит Хистория, рядом с которой идёт Райнер. Разливается рассказами о чём-то, держа на руках малютку Имир, что беззаботно машет ногами.        — Наконец, вы пришли, — озабоченно вздыхает Хистория.       — Ты нас ждала? — интересуется Армин.       — Я просто буду стоять поближе к вам, создавая видимость того, что у нас очень важный дипломатический разговор, — говорит, оглядываясь на толпу.       Армин обводит взглядом зал.       — Верно, это хорошая идея.       План и правда срабатывает — люди подходят к ним редко, и только те, кто могут себе это позволить. Королева Парадиза и госсекретарь Марли вместе, вызывают в людях если не уважение, то трепет.       — Армин! — восклицает Имир. Анни интересно, когда её муж успел подружиться с этой малявкой.       По непонятной ей самой причине, она не может избавиться от ощущения, что ребёнок перед ней вылитая Имир, та, что училась с ними в кадетском корпусе. Ей была известна печальная судьба той и она помнила, что они, с тогда ещё Кристой, были хорошими подругами, возможно только это её имя и  заставляло видеть некую схожесть. Райнер словно заглядывает ей в голову.       — Имир бы её обожала, — говорит он, когда девчушка уносится куда-то в зал.        Хистория улыбается мягко и немного печально.       — Имир бы научила её всяким глупостям, — усмехается королева.       Там вдали, люди расступаются, чтобы дать пройти новоприбывшей делегации. По одним только макушкам тёмных волос понятно, что это люди из Хизуру. Жан стоящий недалеко от неё с бокалом игристого вина, даже поднимается на носочки, хоть ему это и не нужно при его то росте. У Микасы волосы собраны в высокую причёску, похожую на ту, что носила Киёми, национальный наряд синего цвета обёрнут вокруг стройной фигуры, так элегантно, что и не подумаешь, что Микаса Аккерман была сильнейшим солдатом из когда-либо взращённых Парадизом. Она идёт медленно и аккуратно, и явственно не рада взглядам, что на неё падают. Но Киёми рядом, наоборот, лучится довольством. Анни знает, Микаса играет в эту игру с желаниями Хизуру только ради мира, что они все вместе поддерживают. Лицо рядом стоящего Кирштейна становится пунцовым. Наконец, процессия их достигает.       — Армин… — мигом забывает о толпе вокруг Микаса. Сейчас именно тот момент, когда они должны пожать друг другу руки или поклонится как принято это было в Хизуру, но Микаса просто обнимает своего дорогого друга, совсем не оглядываясь на мнение окружающих.       — Микаса, — одновременно и удивлён, и растерян он, приобнимая ту в ответ. И неожиданно для всех Хистория награждает всю сцену парой смешков, спрятанных за ладонью.       — Микаса, я так тебе завидую, что тебе всё равно, на все эти процедуры.        Аккерман отступает на несколько ровных шагов.       — Это утомительно… —  отзывается она.       — И всё же я рада, что мы в одной лодке.       — Микаса, — с трудом, справляясь с дыханием, говорит Жан, — Ты сегодня…выглядишь…просто...чудесно.       По лицу Кирштейна видно, как ему сложно было и сдержать слова в себе и сказать их вслух. Порой Жана становилось даже жалко. Микаса не улыбается в ответ, не смеётся, не краснеет, отводит от бывшего сослуживца взгляд и говорит одно лишь:       — Спасибо…       Из-за спин делегации с Хизуру появляется темноволосая голова Габи, её ведёт сюда кто-то, кого из-за множества спин вовсе не видно. Это не кто иная, как малютка Имир.       — Мама, — важно говорит ребёнок, — Это моя новая подруга.       Габи ошарашенно смотрит, то на Имир, то на Хисторию потом отзывается явно не знавшая до этого чья дочь перед ней:       — Д-д-да, госпожа королева.        И вот круг, что они образовали в углу зала уже до неприличия неформальный, как так вышло, что дипломатическая встреча, проходившая по высшему разряду, превратилась в междусобойчик некогда одновременно и друзей, и врагов. Завидев всё это к ним спешат Конни и Фалько, что задержались у фуршета. Спрингер оказывается совсем близко к ней, у него какая-то еда на палке, он невозмутимо пихает её ей в лицо.       — Анни, попробуй, это очень вкусно.       Ей мерзко от одного вида и запаха. Какая-то склизкая морская гадость. Она отшатывается автоматически и воздуха не хватает. Хмурится. Нехорошо, даже в глазах темнеет и кружится голова. Говорит одно лишь:       — Я отойду на минутку.       Её довольно быстро нагоняет Хистория. Они вдвоём посреди небольшого сада с фонтаном. Королева даёт ей отдышаться.       — Эй, Анни! — окликает, машет рукой. — Ты в порядке?        — В полном.       Она оглядывает её с ног до головы, будто проверяет правду ли та говорит. Складывает руки вместе, вздыхает:       — Скажу прямо, не моё дело, но ты случайно не…ждёшь ребёнка?        Анни хочет что-то ответить, скорее это должно быть нечто навроде: “Что за чушь?”, но слова теряются где-то в горле. Сама мысль, высказанная хрупкой девушкой перед ней, словно разряд молнии, пробежавший от одного уха к другому, ослепивший её и заставившей тело застыть в пространстве.       — Ты такая бледная и я вижу, что тебя мутит от еды, а как насчёт... — слышится ей голос королевы, словно издалека. Хоть она и не слышала её толком, но собирается с духом, отрицательно крутит головой:       — Нет.       Хистория складывает ладони, присаживается на край фонтана, касается пальцами глади пруда. Она говорит вдруг то, чего Анни и не думала от той услышать:       — Ты знаешь, Имир…она не была ребёнком рождённым по любви.       Ей сложно сосредоточится на чужих словах, у неё мысли путаются, ускользают в другом направлении совсем не в том, что ей хотелось бы. Хистория тем временем продолжает говорить:       — Я родила её, потому что так надо было…ради спасения себя…ради спасения Парадиза…даже ради неё самой, чтобы ей не пришлось стать следующей в цепочке жертв королевской крови, — королева вскидывает лицо к ней, добавляет поспешно, — Нет, это не значит, что я её не хотела…но будет ложью сказать, что она родилась только из моей любви к ней.       Анни присаживается рядом у фонтана:       — Я не совсем понимаю…       — И ты знаешь…Имир растёт и не знает, что её мать — худшая девушка в истории…       Анни так теряется, что по привычке говорит:       — Криста...       — Криста была той, кто никогда бы не родил ребёнка, руководствуясь такими эгоистичными причинами… Хистория совсем другая. Возможно, однажды Имир узнает, что её мать та, кто повинен в смертях миллионов людей за пределами острова, та с чьего молчаливого согласия это случилось.        “Так вот, в чём дело” — думает Анни. Ей интересно догадывался ли Армин, что Хистория хранила такую тайну. Конечно, догадывался, по-другому и быть не могло. Он всегда до всего догадывался.       — Быть может, она однажды узнает, что я никогда не любила её отца. Но, что Имир точно всегда будет знать, что я люблю её, больше всего на свете. И мне не важны обстоятельства, и насколько я хороший человек. Из этого ничего не важно пока мы есть друг у друга.        Анни смотрит на неё и старается не думать, зачем она всё это ей рассказала. Но всё равно думает. Вся эта речь связана с её дурацким вопросом, который никак не выкинуть из головы. Это ведь могло быть правдой, она такая дура...       Врач перед ней, наконец, перестаёт ощупывать её запястье и отпускает. Записывает что-то на жёлтой пергаментной бумаге.       — По всем симптомам, что вы мне рассказали, я могу на восемьдесят процентов заявлять, что это так.       — На восемьдесят? — переспрашивает она.        — Для ста слишком рано, моя дорогая.        Восемьдесят уже слишком много. Анни почти рефлекторно хочет коснуться живота, но отдёргивает руку. Ей страшно, страх затаился под рёбрами тугим жгутом, не позволяя дышать полной грудью.       — Так что, мне просто нужно ждать?       — Да, ждать и лучше записывайте своё состояние. Хотя, по моему, опыту скажу, что вы вполне можете обрадовать своего мужа уже сейчас. Вы же, понимаете ваши симптомы вкупе с остальным вполне специфические, и крайне редко оказываются ложными или неверно истолкованными.       Слишком много слов — а суть у них одна. Суть в том, что Анни не знает, что ей делать.       — Не понимаю… — отвечает она скорее самой себе, а не женщине рядом.       — Не понимаете, как получаются дети? — усмехается медик, — Не стоит стесняться, поверьте мне, необразованных в этом вопросе людей сотни. И женатые пары и просто любовники…я видела искренний шок на стольких лицах. А всё от того, что мы стыдимся...       Анни поднимается на ноги, комната перед её взором делится на две, а то и на три. Плывёт, ускользает. Мысли скачут одна на другую.       — Осторожнее, — говорит ей в спину женщина будто бы откуда-то издалека, — Вам стоит быть теперь вдвойне осторожной.       Хитч, ожидающая снаружи, смотрит на неё с подозрением.       — Ну как ты, в порядке?        — Да, всё хорошо.       — Анни, ты такая невезучая, как можно отравиться на фуршете для богатеев.        Она уже неделю не может думать буквально ни о чём, кроме того факта, что, быть может, она ждёт ребёнка. Решает, как и сказала та женщина, просто подождать. Восемьдесят процентов цифра большая, но двадцать тоже немалая. Благо у Армина уйма дел на острове, он разъезжает, то в одну его часть, то в другую. Сегодня, кажется, даже здесь, в городе — но они всё равно мало видятся и нет никаких причин ставить его о чём-то таком недостоверном в известность, думается ей.       Ей страшно, что всё может оказаться правдой, и по неясной причине, страшно, что может и нет. Она ругает себя, за то, что наивно полагала, что, проявляя осторожность, можно точно решить для себя, хотят они детей или нет. Она ведь их не хотела? Решила ведь для себя? И Армин с ней соглашался? Так, странно, что сейчас не могла утвердительно ответить на этот вопрос, всё перемешалось, и она не знает уже чего хочет на самом деле. Слова Хистории не выходили из головы — она такая сильная, та девушка, что казалась раздражающей маленькой девочкой в кадетском корпусе. На плечах Хистории огромная ответственность, не меньше, чем на плечах Армина, но она не бежала от проблем, осознавала их и не врала себе...       Время от времени ей тяжело дышать, и страх накатывает волнами, словно опуская её под толщи воды. И ей неясно связано ли это с её возможным состоянием или вовсе нет…быть может, у неё что-то не так со здоровьем…быть может, это опасно…в конце концов, думая о панике, подступающей к горлу, она наталкивается на мысль, что странным образом оказалась в её голове — может ли это всё навредить ещё будущему ребёнку? Это беспокойство чужеродное и неправильное, и всё же оно есть и никуда не уходит, превращаясь в чувство абсолютно естественное.       В конце концов, ей страшно настолько, что слёзы льются из глаз. Ей бы поговорить с кем-то, с Хитч…Хисторией…Микасой? Нет, это всё не то, единственный человек с кем ей нужно говорить это Армин.       Она встаёт с постели, в которой лежала один на один со своими мыслями, нашаривает ногами обувь, и надевая ту, выходит из комнаты.       Отыскивает его в штабе командования Парадиза. Смиренно дожидается у дверей целый час, а, затем хватая за рукав, говорит одно лишь:       — Нам надо поговорить.       Он ловит серьёзный взгляд её лица и кивает, не задавая лишних вопросов.       Вокруг пусто, длинный далёкий от всего коридор с высоким потолком, с одной стороны глухая стена, с другой — окна галереи, ведущие в небольшой, почти заброшенный сад. Солнце льётся по песчаной глади камня, двигаясь к закату.        — Что-то случилось? — растерянно спрашивает он. У него такие умные глаза, что каждый раз, когда они говорят, ей кажется, что он видит её насквозь. Но сейчас, вряд ли догадается, что она хочет ему сказать.       — В общем… — тянет она. Злится на себя, что не может сказать так же чётко, как представляла у себя в голове, пока томилась в ожидании.       — В общем?       Ей сложно смотреть ему в лицо из-за этого отводит глаза куда-то в угол, где потолок встречается со стеной.       — В общем, я где-то на восемьдесят процентов уверена, что жду ребёнка.       Он не отвечает ей и это её беспокоит. От его молчания все страхи и переживания отступают на задний план, она возмущена, что не слышит поспешного ответа, который ей так нужен, ответа, что успокоит её и поможет обрести почву под ногами. Она видит, как тот приседает к полу, прячет от неё лицо и затем отчётливо слышит, как он плачет. Анни застыв, смотрит на него сверху вниз, теряется настолько, что почти злится от этой своей растерянности…       — Я не понимаю… — произносит так спокойно как может, — Я должна радоваться твоим слезам или огорчаться?        Он пытается вытереть краем рубашки слёзы, но те не останавливаются. Анни растерянно приседает вслед за ним.       — Эй, Армин…не пугай меня…мне и так страшно…       Касается его ладони, и он, наконец, поднимает к ней лицо, глаза сверкают от слёз, и даже щёки и нос покраснели.       — Извини…извини, я не знаю…даже почему именно так реагирую…       Она хмурится, говорит:       — Скажи уже что-нибудь.       — Значит, на восемьдесят процентов уверена…       — Это большая цифра…       — Ага, немаленькая.        Они так и сидят друг перед другом, заглядывая один другому в глаза.  Его лицо такое глупое, и всё же она видит его улыбку, возможно, немного растерянную, но абсолютно искреннюю. От неё становится в миллион раз легче, хоть волнение никуда не уйдёт ещё много месяцев.       — Но та женщина…медик…сказала, я могу тебя поздравить, — добавляет, утыкаясь глазами в пол. Чувствует, как его ладонь касается её плеча. Он притягивает её к себе, и она упирается коленями в каменный пол, оказывается, в его крепких объятьях, ощущает, как он прижимается к ней своим лицом.       — Хочешь чего-нибудь?       — Побудь сегодня со мной, сегодня и завтра и может быть послезавтра…       — Хорошо.