Он сказал нам прожить долгие жизни

      23 апреля, понедельник.       Если в сутках было бы тридцать часов — они бы пригодились ему все. Ни один не остался бы лишним: десять часов вполне хватило бы на работу; пять он оставит на сон, ещё несколько на то, чтобы дочитать уже все книги, что начал; и парочку для того, чтобы Райнер перестал уже жаловаться о том, что Армин пропускает их совместные посиделки. Остальное время, целиком и полностью посвятил бы Анни.       Будь в сутках тридцать часов, ему хватило бы времени и на то, чтобы подолгу разглядывать её спящее лицо, и на то, чтобы после пробуждения обниматься так долго, как захотят. Он бы подолгу читал ей заметки из утренней газеты и слушал как она критикует всё там написанное:       “Эти идиоты просто хотят больше власти”, “Из-за таких людей мир вокруг и катится в никуда”, “Не могу их критиковать — все ищут лучшей жизни, но пусть имеют смелость признать, что они просто кучка кретинов”, — комментировала она в своём стиле. И это было забавным, особенно то, как она, в такие моменты, становилась похожа на своего отца…или он на неё. Кто его разберёт.       Анни реагирует на то, что он проснулся, потягивается в постели, обнимает его за шею, упираясь подбородком в плечо, по сложившейся уже привычке.       — Не иди никуда, — говорит невнятно.       Он улыбается хоть она и не видит.       — Сама знаешь, не могу.       — Давай просто соберём вещи и уедем куда-нибудь далеко…там, где будет спокойно.       — А остальные?       — Остальные пусть тоже уезжают…мир большой и чертовски пустой…       — А твой отец?       — Отец… — мямлит она до конца не проснувшись, — Мы будем его навещать.       Он клюёт её губами в запястье, выворачивается из объятий и садится. Всё, о чём она говорит — ему бы хотелось этого. Да вот только сам дал Эрену обещание, что тот ужасный грех, что его друг совершил…не будет напрасным.       Она тоже приподнимается, говорит:       — Приготовить тебе завтрак?       Такое предложение от неё услышишь нечасто. Анни считала, что роль заботливой жены — не её чашка чая. Но она проявляла заботу многими другими способами, и Армину было того достаточно.       — Какой процент яичной скорлупы будет в этом завтраке?        Он слышит, как она откидывается обратно на подушку:        — Я передумала.       24 апреля, вторник.       От сидячей работы ноет спина и затекла шея, разминая ту, поглядывает в окно. На ветках уже набухают почки. Сейчас бы…прогуляться с Анни…там через реку отсюда, есть парк, распластавшийся по склону небольшого холма. Это всё, конечно, невозможно. Не сегодня. Быть может, в другой день.       Дверь отворяется без стука. У него в голове довольно внушительный список тех, кто залетает сюда без стука. Он делает предположение и угадывает, но не до конца:       — Пик… — протягивает он, оборачивается, добавляет, — Капитан.       Перед ним двое, до конца не ясно вместе пришли или столкнулись в коридоре.       — Армин, — говорит бывшая титан Рикша, — вот бумаги от тех настолько же важных, насколько и глупых людей.       Он кивает, Пик подходит, протягивает папку, он забирает. Леви Аккерман следом за ней, садится, закидывает здоровую ногу на больную. Шесть лет прошло с того, как он получил ту травму. Никогда не оправится. Но Леви Аккерман не был бы сильнейшим воином человечества, если бы не научился жить со своим увечьем максимально эффективно. Армин раздумывал, что со всем своим недостатком времени и сидячей работой, он сам превратится в старую развалину куда быстрее, чем Капитан, который даже с тростью в руке ближе к образцу физической силы и ловкости, чем он сам. Хотя, впрочем, вряд ли Анни позволит ему себя запустить.       — Что-то случилось Капитан? Нечасто вас здесь увидишь.       — Ко мне тут обратилась женщина…       — Женщина?       — Женщина.       — Что она хотела?        — Мне бы знать. Кажется, за мной закрепилась репутация, о которой я не в курсе, — говорит Аккерман и молчит. Выждав пару секунд, Армин спрашивает:       — И что это за репутация.       — Эта женщина говорит, что какой-то кретин, решил под шумок отжать землю у приюта, где растут детишки спасшиеся от Гула Земли.       Приютов в городе было несколько. Когда о начавшемся апокалипсисе разнеслась весть по миру, некоторые семьи, успели отправить своих детей вглубь материка. Это было бы бесполезно, не останови они тогда Гул, но по итогу спасло множество жизней. Эти дети никогда больше не увидят своих родителей, чьи тела испарились под толщей колоссов и всё же, эти дети остались живы. Армин догадывался, о чём вёл речь Капитан — приют, как раз раскинулся у парка, что на склоне холма. Лакомый кусочек для любого застройщика, но и очень красивое место, скрашивающее детство тех несчастных детей.       — Я понял… — протягивает он.       — Вот и отлично, прижми их там хорошенько.        — Хорошо.       — Извини, что подкинул работы.       — Нет Капитан, — поспешно отзывается он, всё ещё чувствует себя совсем мальчишкой в его присутствии, — обращайтесь в любой момент.       — Конечно, не зря же я вас паршивцев выращивал.        Опираясь на трость Леви Аккерман, провожаемый взглядом бывшей титана Рикши, покидает комнату. Пик стоит замерев, всё ещё ожидая подписи и печати на стопке бумаг.       — Не знала, что Капитан, защитник обездоленных.       — Он вырос в подземном городе…насколько я знаю сам по себе.       — Подземном городе? — переспрашивает Пик.       — Представь худшее место на земле, но под землёй. Вот там он и вырос.       — Что ж, полагаю Капитан и вправду потрясающий человек.       25 апреля, среда.       Армин думает, что пропустить обед отличная идея. Не потратив время на этот почти бесполезный перерыв, он доделает всё вовремя и вернётся домой раньше обычного. Чувствует, что этот план почти идеален. Дверь отворяется, на пороге один из тех людей кто заходит без стука — отец Анни.       — Господин Леонхарт! — удивляется он. Не то чтобы он часто вламывался в его кабинет.       Он подходит ровными шагами минуя комнату, останавливается и кладёт нечто поверх стола, не затрудняя себя мыслями о чистоте документов. Армин поначалу самую малость раздражён такой бесцеремонностью, но потом осознаёт, что лицо мистера Леонхарта сверкает от гордости. Переводи взгляд снова на непонятную деталь — шестерёнка для передачи крутящего момента от двигателя к колёсам. Та самая, которая, им была так нужна. Они уже несколько месяцев пытались наладить ход старой доставшейся мистеру Леонхарту по дешёвке машины. Хотя скорее груды металла.             Поговаривали — “собиратели”, что шастали по тысячам километров вытоптанных колоссами пустошей, находили множество вещей, что умудрялись каким-то невероятным образом уцелеть, после поступи тысяч гигантов. В это было сложно поверить, но некоторая вероятность таких событий существовала. Вот и тот, кто продал господину Леонхарту эту машину, утверждал, что добыл её таким образом. Но, вероятность именно этого события Армин сводил к нулю, и всё же, и он, и отец Анни, с каким-то диким азартом решили починить её. Сначала занимались этим вдвоём, но потом к ним присоединилась и Анни. Её холодная голова им отлично помогала. Конечно, пока в гараже не появлялся Райнер. В конце концов, гаражные посиделки превратились в междусобойчики между всеми, кто им с Анни был близок.       — Ого, где вы её раздобыли?        — Оньянкапон вывел меня на одного человека из Хизуру…       “Хизуру” — подумалось Армину. Конечно, у них было нечто настолько подходящее, они сейчас являлись ведущей силой по производству передовых технологий.        Господин Леонхарт смотрит на грязную масляную шестерёнку как на великую ценность и Армин его прекрасно понимает.       26 апреля, четверг.       Пейзаж за окном весь алый от опускающегося к горизонту солнца. Сегодня, даже пропустив обед, не успеет вернуться домой вовремя. Он отпустил Пик, чтобы той не пришлось задерживаться. Решил, что сам всё доделает. Быть может, ему нужен ещё заместитель — Конни к примеру…он всё равно старается оставаться в столице поближе к матери.       Дверь отворяется. Он пытается прикинуть кто из череды непрошеных посетителей, вошёл в двери. Слышит, как защёлкивается замок. Теперь нет смысла гадать — единственная кто запирает за собой дверь это его жена.        — Анни…       — Решил угробить себя на работе? Похвально, получишь награду если так и помрёшь. Я повешу её на самое видное место.       Она стоит перед столом, руки сложены на груди в защитной позе. Она всегда так стоит когда недовольна. Даже волосы убрала наверх. Это тоже какая-то её привычка, чтобы показать себя более решительной.       — Я закончу через пару часов…       Иногда она приходит, вот так, когда он задерживается, берёт книгу с полки и читает в углу кабинета, подобрав под себя ноги, порой так и засыпает, затем смотрит на него потерянным взглядом, когда он её тормошит. Но сейчас вместо этого огибает стол, пробегает пальцами по плоскости упирается в столешницу, смотрит на него сверху вниз. Играет в какую-то игру — и он даже знает в какую. Он поднимается немного, отодвигая кресло в сторону. Она касается его ладонью, переплетает свои пальцы с его.        — Предлагаю сделку, — говорит она.       — Какую же? — спрашивает, приближаясь лицом к ней.       — Можешь умереть на работе, но перед этим… — наматывает его галстук на свою ладонь, касается лба своим, — перед этим…       Чувствует её горячее дыхание. Не даёт договорить. Крадёт невысказанные слова своими губами, вместе с этим её глубоким дыханием. Подхватывает под бёдра, усаживает на стол. Он будет винить себя позже, за разбросанные вещи, и утраченное время, за то, что так легко ведётся на все её требования — единственное за какую предусмотрительность, может себя не винить, так это то, что чернильница на его столе деревянная, после нескольких разбитых вдребезги керамических, обзавестись такой разумная идея.        Пальцы касаются пуговиц под её шеей, расстёгивает одну, вторую, третью, пока их губы то встречаются друг с другом, то теряются, касаясь щёк и носа. Оставляет поцелуй на её шее — аккуратный, мягкий. У неё тонкая и нежная кожа, такая бледная, что можно рассмотреть, как под той бегут паутинки вен. Метки на такой поставить проще простого, а она злится когда остаются синяки. Говорит, Райнер не упускает возможности над ней посмеяться. Что ж…он всегда учитывает её желания и из-за этой его нежности ей сейчас щекотно.       Под ладонью мягкая ткань её нижнего белья, маленькая аккуратная грудь вздымается вверх-вниз, пока его губы гуляют по её шее. Она дышит часто, и румянец разлился по лицу, дикий и страстный — знаменующий желание. Анни так поспешна, всегда поспешна, когда проявляет инициативу. Она требовательная и если хочет чего-то, оно должно случиться здесь и сейчас, и никогда позже. Если быть честным, за всю неудержимую страсть, что накрывает их с головой, чаще отвечает она, нежели он. Распаляется так сильно, будто готова сгореть, и контролировать её почти невозможно. Вот и сейчас её пальцы хаотично касаются пуговиц на его брюках.       Стук в дверь. Они замирают.       — Госсекретарь Арлерт… — раздаётся женский голос.       — Это ещё кто, — шипит ему на ухо.       — Не знаю…наверно секретарь Мюллера…        Стук повторяется, женщина толкает дверь, но та не поддаётся.        Они оба затаили дыхание, но из-за возникшей тишины, именно оно и слышится громче всего остального. Её и его сбитое дыхание…да биение сердец, он видит, как она закусывает губу, раздражена…а что ещё ожидала, устраивая такое на его работе.        Наконец, шаги удаляются. Он на секунду задумывается как ему оправдаться перед этой женщиной завтра, но чувствует, как пальцы Анни вновь быстро цепляются за пуговицы на его брюках и обо всём забывает.       27 апреля, пятница.       — Командо-о-о-ор, — протягивает Габи. Она единственная его так называет. Ему от этого смешно, и немного грустно. Он до сих пор думает, что стал концом для Разведкорпуса. Это было иронично. Его выбрали вместо Эрвина Смита, лучшего из тех, кто был у человечества, и выбор этот был от начала и до конца неправильный. И хоть он больше не винил себя, за то, что выжил, этот выбор никогда в его голове не стал бы разумным. А вот как всё сложилось, умри он тогда, раздумывать не было смысла — ведь для него бы всё тогда и закончилось.        “Ханджи-сан,” — думалось ему порой, — “Как по-вашему я справляюсь?”       — Ты сама вызвалась Габи.        — Я не думала, что писем будет настолько много! По всему городу придётся походить.       Он поднимает на неё глаза. Прищуривается.       — Ты так разговариваешь с вышестоящим по званию?        — Но ведь…       — Что ведь?       — Я хотела сказать…       — Хотела сказать, что Разведкорпуса не существует… — завершает он за неё.       Дверь отворяется, на пороге секретарь господина Мюллера, пышная женщина, чуть старше его по возрасту.       — Госсекретарь Арлерт, — она обводит глазами Габи, сидящую на диване, — Вижу, вы сегодня не запираетесь.       — Ааа…да… — протягивает он так со вчера и не придумав хорошего оправдания.       Габи смотрит на него в замешательстве.       Женщина кладёт стопку бумаг перед ним, отпускает несколько комментариев и скрывается, всё ещё с подозрением и лёгким недовольством пиля его взглядом. Затем дверь за ней запирается. Габи молчит пару секунд пиля взглядом стену, поворачивается снова к нему, заявляет:       — Это неправда, пока идея живёт в наших сердцах, Разведкорпус существует.       Эти слова теплом разливаются в его сердце. Да, верно, идея, та самая, что была у них, исследовать внешний мир…познать его…узнать истину…всё это может жить вечно. Даже после них. Даже потом.       — Тогда не вижу причины, почему ты жалуешься мне, своему Командору.       Габи запихивает письма в сумку, перекидывает ту через плечо.       — Ммм...хорошо я разнесу их…       — Это поможет и мне и Капитану.       — Капитану? — появляется в её голосе интерес.       — Да, это по его просьбе, так что когда будешь вручать, поставь тех людей на место, как только ты это умеешь.       Габи улыбается.       — О да, я умею ставить на место.        — Возьми с собой Фалько, — всё же, беспокоясь за неё, говорит он.       — Фалько? Это ещё зачем.       — Вы с ним отличная команда, считай это задание для двоих.       — Ну да, — протягивает она, — Мы будем плохим и хорошим полицейским…       — Именно, — соглашается он.       28 апреля, суббота.       На часах что-то около трёх, перед ним ещё две странного вида папки, которые принёс кто-то из секретариата, но он поглядывает на них и думает — будь что будет, он оставит их до понедельника. Мир из-за этого не рухнет, и ничего страшнее Гула Земли не случится.        Анни стоит под часами, где они договорились встретиться. На ней её любимая кофта с капюшоном, брюки и удобные сапоги. Он поджимает губы.       — Могла бы одеть одно из тех платьев, что я тебе подарил. Красное…нет зелёное…       — Я не просила их покупать, — с явным скепсисом заявляет она.       — Но у нас ведь свидание…       — Свидание? — переспрашивает с усмешкой, — Мы женатая пара, о каком свидании идёт речь.       — С чего ты взяла, что у женатых пар не может быть свиданий?       — Поняла, хочешь так хитро наверстать упущенное.       — Если бы я хотел схитрить, записал бы в свидание каждое моё посещение тебя тогда…когда ты была заперта в кристалле…       — Так не пойдёт, тогда я не могла дать своё согласие.       — Верно… — протягивает он. — Тогда…       — Но…раз ты настаиваешь, можешь записать все те встречи в свидания.       — Тогда мне стоит извиниться, они не были очень романтичными.       — Ничего, я ведь тогда даже не была в платье.        Он улыбается.       — Но почему бы тебе не одеть...то...чёрно-белое…       — Могу надеть его сегодня вечером.        — Это бессмысленно Анни…всё равно я его с тебя сниму… — возмущается он, голос звенит как у мальчишки, он даже немного краснеет.        Он отворачивается, чтобы справиться с эмоциями — по пруду впереди плавают утки и даже несколько лебедей, а весь пригорок усыпан парочками. Возможно, сегодня какой-то праздник, или он так засиделся в ратуше, что и забыл, как выглядит погожий день в центре столицы. Над речушкой деревянный понтон, на который светит солнце. С одной части того расселась совсем молодая парочка, светловолосый парень кормит девушку с рук выпечкой, и та смеётся. Армин думает, что отличной идеей будет устроиться с другой стороны, поближе к воде. Только проходя мимо парочки до него доходит, что перед ними Габи и Фалько. Девочка оборачивается на них, чувствуя движение. Краснеет как помидор. Кажется, в шаге, чтобы подавиться булкой.       — Габи, аккуратнее… — взволнованно говорит Фалько. Тоже обращает на них внимание. — Мистер Армин…миссис Анни.       — Сколько раз говорила, просто Анни, — отзывается она.       Габи округляет глаза.       — Можно просто Анни?       — Тебе нет, только Фалько.       — Отчего так?! — возмущается девушка.       — Ради твоего воспитания.        Габи дуется. Но как и всегда недолго.       — Красивая у вас заколка миссис Анни, — заявляет она.       Армин поднимает глаза, видит, как солнце играет в лучах розовых камней, спрятанных в её причёске. Улыбается. Она всё же готовилась к их свиданию.        29 апреля, воскресенье.       — Кирштейн! Поднимай, поднимай, поднимай! — командует господин Леонхарт.       — Я вам, что ломовая лошадь? — возмущается парень и всё же со всей отдачей помогает господину Леонхарту водрузить машину на кирпичный помост.       Армин тоже дышит тяжело, пару мгновений назад и он возился с машиной, вытирает пот какой-то тряпицей, потом понимает, что та испачкана в масле, а та чистая, что была у него в руках пару мгновений назад, уже покоилась на плече Конни.       — Разве не проще купить новую, недёшево, но я готов поклясться, у Армина есть на это деньги.       — Ты ничего не понимаешь, Спрингер, — отзывается отец Анни, — Самая весёлая часть делать всё самим.       — Не понимаю, — падает на деревянную лавку Конни.       Оньянкапон появляется из-за угла, в руках у того ящик с инструментами.       — Здесь должен быть подходящий ключ хоть и придётся порыться.       — Сейчас поищем, — с энтузиазмом ныряет в коробку Райнер.       Пока Браун разыскивает нужный инструмент, никто из них ничего не делает, и всё равно все умудряются устать, от духоты и жары, повисшей в деревянном гараже.        — Эй, что за кислые лица, — раздаётся голос Анни.       Армин оборачивается, на пороге она и Пик, у обоих в руках по бумажному пакету.       Внутри тех гремят бутылки.       — Ого, это, что ангелы спустились к нам с небес... — без стеснения радуется им Жан.       — Оно не то чтобы прохладное, но и не успело нагреться, — ставит свой пакет на стол Пик, расчищая тот от деталей и прочего мусора.       — Эй, эй, осторожнее, не перепутай там всё, — бросает Райнер, отрываясь от контейнера с деталями.       Анни подходит к Армину, протягивает бутылку с пенным напитком.       — Это прохладное в отличие от всего остального.       — Разве ты не должна сначала предложить лучшее своему отцу, — слышится голос господина Леонхарта из противоположной части гаража.        Армин чувствует, как Анни, облокачивается ему на спину, обвивает руками шею, щекой касается лица, говорит, глядя на отца:       — Нет.       — Молодёжь... — невнятно отзывается мистер Леонхарт.       — Анни, у меня вся рубашка в масле, — неловко признаётся Армин.       — Уже чувствую. Давай вытру.       — Имейте хоть немного стыда! — возмущается Кирштейн.       — Не завидуй так откровенно, Жан, — усмехается Пик.