12 октября 884 года
Из-за того, что море находится совсем близко, у нашего дома всегда ветрено. Из-за этого краска на внешних стенах высыхает и идёт трещинами быстрее, чем у соседей. Мне конечно стоило учитывать это, когда я выбрал место, для нашей совместной жизни. Фалько был куда умнее меня и обратил внимание на участок подальше от моря. Но, а я был эгоистом, мне так хотелось, чтобы Анни могла видеть тоже, что когда-то увидел я, чтобы она видела это каждое, каждое утро. Я так сильно этого хотел. Нужный цвет опять пришлось поискать. Не знаю, почему, но всегда встречаюсь с одним и тем же вопросом: отчего вы покрасили дом в столь необычный цвет? Мне приходится объясняться, раз за разом, что это вышло случайно, когда мы возводили стены, рабочие попросту допустили ошибку. И вот столько лет миновало, а наш дом всегда, был и будет, ярким голубым пятном в конце улицы. Анни не раз говорила, что так мы привлекаем ненужное нам внимание, и, конечно, я предлагал ей выкрасить его в белый. Но она только усмехалась, говорила: “Нет, мы оставим всё как есть, иначе однажды Райнер не найдёт нашего дома.” Я вряд ли когда-то пойму, отчего она просто не признается, что ей по нраву, этот дурацкий цвет. Когда я всё же нашёл нужную нам краску, передал послания Райнеру и Конни. Как только, те найдут немного времени мы приступим к покраске стен. Получится привлечь и их мальчишек, и вместе мы справимся быстро, за каких-то несколько дней. Я помню, как мы красили этот дом впервые. Ребята и тогда нам помогали, даже сделали из тросов нечто вроде УПМ далее идёт схематичное изображение незатейливой конструкции из верёвок и металлических прутьев, развешанных по стенам от руки начертанного дома И всё же, с наступлением вечера мы оставались одни. Это хорошее воспоминание, одно из лучших. Не могу точно сказать почему, просто так чувствую. Мы ведь тогда даже почти не говорили, просто красили стены в тишине, под шум бушующего вдалеке моря. Я и она. Помню, как Анни на нос капнуло голубое пятно, как она вздрогнула, как выругалась. Почему же это воспоминание такое ценное? Я не знаю, но я счастлив, оттого, что оно у меня есть.
3 ноября 885 года
Так и прошли мои полвека. Я конечно раздумываю о возрасте время от времени, но лишь потому, что и не надеялся прожить так долго. Вокруг многие обсуждают бегущие вперёд года: женщины пытаются сохранить молодость, да и мужчины на самом деле тоже, только не говорят об этом вслух. Но молодость меня не волнует. Оставаться живым, уже большое дело. Так много умерло, так много погибло, так давно, что я уже не вспомню их лиц. Имена, все в моей голове, но не лица. Утром пришлось отправиться на встречу в правительстве. Анни проводила меня недовольным взглядом, хоть я и вернулся этим же вечером. Знаю, что виноват, целую жизнь причиняю ей беспокойства. Сколько бы раз мы ни сказали друг другу, что знали, о том, что нам предстоит непростая жизнь, мы врали, ведь в глубине души страстно желали того, что попросту невозможно. Я большой эгоист, ведь смею быть недовольным тем, что получил. Быть живым — этого нам должно быть достаточно. Но нет, мне хотелось бы больше. Куда больше. Я получил звонок от Микасы. Возможно, ради этого и стоило поехать. Мы говорили долго, конечно, о возрасте. О годах, что прошли, о тех, что ещё будут. Она вспомнила тот мой день рождения, который мы встречали втроём — мне исполнялось десять, и это было сорок лет тому назад. У нас не было нормальной еды и не было возможности устроить праздник, были только мы трое: я, Микаса и Эрен. В тот день, из-за того, что у нас ничего не было, в качестве подарка Микаса спела мне песню. Я как сейчас помню, как Эрен негодовал, помню его голос и алые щёки: “Почему ты не спела на мой день рождения?" Прародительница Имир, Эрен был таким глупым, он вовсе не понимал, что Микаса ужасно стеснялась петь именно ему. Я иногда думаю о том, что мне следовало ударить его ещё тогда. Объяснить всё. Но разве это было моё дело? То, что происходило в их сердцах. Возможно, просто и я был тогда глупым, раз думал, что это не моё дело. Может, и сейчас, сорок лет спустя, я совсем не поумнел? Сегодня Микаса снова спела мне. Она плакала. Я бы не хотел, чтобы она плакала когда-либо ещё, но это невозможно, как и многое другое. Я каждый день мысленно благодарю Жана, что он у неё есть. Микаса собиралась провести свою жизнь в одиночестве, то ли в наказание самой себе, то ли из-за глубокой раны в своём сердце. И будь оно так, думаю, я каждый день, винил бы себя ещё больше, что не ударил Эрена раньше. Но Жан, он спас и её, и меня. Не знаю, смогу ли я когда-нибудь выразить свою благодарность ему. Когда вернулся домой, они все устроили праздник. Я знал, что так оно и будет. Нам всем лишь бы повод найти, собраться и показать друг другу, что каждый из нас, все мы, всё ещё живы. Всё ещё боремся за своё место в этом мире. Ведь мы, каждый из нас, в нём родились.
25 декабря 886 года
Сегодня ездили в город, навестить её, и поздравить Капитана с его днём рождения. Капитан такой человек, что он не нуждается в поздравлениях, но и в то же время, конечно нуждается, как и каждый из нас. Он не против нашего внимания, был бы против, сказал об этом прямо. А мы, мне кажется, мы всегда будем делать для него недостаточно. Нет и не будет никакого “достаточно”, когда мы говорим о человеке, что пожертвовал всем ради нас. У неё дома, в нашей старой квартире, куча хлама. Мне не стоило высказывать это вслух, потому что Анни тут же напомнила, что когда я жил в той самой квартире один, приводя её на те маленькие уединённые свидания, когда мы были молоды и в полной мере безрассудны, квартира выглядела даже хуже. Я забыл об этом, точнее, наверно, хотел думать о себе лучше. Это парадоксально, как мы, с возрастом забываем, какими были сами и требуем от наших детей быть лучше. Но Анни не такая, она никогда не требует таких глупостей и всегда помнит о том, какой была сама. Из неё получилась отличная мать, и мне, к своему стыду, очень до неё далеко. Может оттого какой я эгоист. Я порой думаю, достаточно ли времени уделял дочери? Есть так много вещей, которые я от неё утаил, из-за того, что побоялся казаться в её глазах плохим человеком. Может, однажды я ей всё расскажу. Но даже если мы и отчитали ей за беспорядок, она всегда рада нас видеть. Быть может, я слишком критичен к себе. Как обещал, привёз ей тот сборник мифов, что раздобыл в поездке. Не знаю, будут ли они ей интересны, мне и самому тяжело было их читать. Я отчего-то всё думаю, что эти истории остались лишь в этой книге, и больше нигде, и всё из-за того, как мы медлили. Могли бы мы остановить Гул Земли быстрее? Я не перестаю думать об этом, день ото дня. Мы могли быть быстрее, мы бы спасли кого-то ещё, одно государство, одну страну, один город, хоть одного человека, кого-то кто мог бы передавать эти мифы из уст в уста. Так же как мы отчитывали нашу дочь, так же и Капитан отчитывал нас, словно малых детей. За то, что поехали в такой мороз, за то, что забиваем голову глупостями, вроде его дня рождения. Несмотря на всё кажущиеся недовольство, он всё же согласился поехать к Оньянкопону, провести вечер, вместе вспоминая старые времена. Мы пили чай сидя у камина и слушали россказни Елены о её службе в Марлейской армии. Я думаю, в какой-то момент, эта женщина подлила в чашку Капитана немного бренди. Могу поклясться, он это заметил, и всё равно допил до дна. После этого Капитан и сам разговорился. Некоторые из его историй я слышал впервые. Это был хороший день.
10 мая 887 года
Он хороший человек. Я знаю его так долго и могу даже сказать, что сам приложил руку к его воспитанию, взяв тогда себе в ассистенты. Я помню, как увидел его впервые, помню восторженный взгляд, форму морячка, и как он прятался за юбкой той женщины почтальона. Я был тем, кто помог ему получить образование, тем кто оплатил лечение его матери. Но я ведь делал всё это, не потому что хороший человек, делал только из-за того, что знал, я тот кто убил его отца. Сколько бы ни бегал от этой мысли, а тот взрыв в Либерио, уничтожение флота, это сделал я и никто иной. Я убийца всех тех людей. Я гнал от себя эту мысль постоянно, и всё же невольно пытался расплатиться за свои грехи, помогая ему и его матери. И теперь он приходит ко мне в дом и просит руки моей дочери. Судьба, странная штука, верно? Он хороший человек, но я не могу отделаться от мысли, будто это ещё одна часть этой моей расплаты. Рассказал об этом Анни, обо всём этом, о своих мыслях. Впервые за долгие годы. Давно стоило. Я не прятал этого специально, просто и сам не хотел во всё это верить. Анни сказала, что ничего из этого неважно пока наша дочь счастлива. Это правда. Пока она счастлива, грехи, тревожащие меня по ночам, не имеют значения. Я разберусь с этим сам. Анни сказала, что если я собрался измерять наши грехи таким образом, то мы двое достались друг другу, лишь потому, что должны искупить свои, один перед другим. Что таково наше искупление, быть связанными до самого нашего конца. Она шутила. Но я снова невольно задумался о судьбе, и о том, как странно она складывается. Я не верю в судьбу. Совпадения и случайности, всё это следствие закономерностей. Если хорошенько подумать, я сам привёл его в нашу семью. Сам позволил им сблизиться. Это мог быть кто угодно другой, и судьба здесь вовсе ни при чём. Главное, что он хороший человек, а она счастлива.
13 сентября, 888 года
Господин Леонхарт болел весь последний год и мы все знали, к чему это ведёт. Смотреть на это было непросто. Испытание для нашей семьи, к которому мы не были готовы. К такому невозможно подготовиться. Я не видел смерти своего деда, не видел смертей матери и отца. А ведь смерть для меня совсем не нова, она шла со мной рука об руку долгие, долгие годы. Но никто из тех людей не был членом моей семьи и тем более не доживал до глубокой старости. Всё, что мне осталось, это быть опорой для Анни. Было странно видеть её мягкую улыбку и слёзы одновременно, хоть я и понимаю её чувства — потерять отца, даже когда тот прожил так долго это непросто, проливать слёзы нормально. Но у неё было и ощущение, что она справилась, смогла вернуться к нему и оставаться вместе до самого его последнего дня, наверно это чувство дарило ей покой. Всё, что я мог это держать её за руку. Господина Леонхарта уважало так много людей. Он спас их всех. Спас, потому что не терял надежды увидеть собственную дочь. Многие кто доживают свои годы сейчас, здесь в этом городе, остались живы только из-за него, они смогли увидеть своих детей, лишь благодаря ему. Оттого и на похоронах была так многолюдно. Там были и военные, и кто-то из политиков, и обычные граждане. Никто и не сомневался, что его могила должна находиться на том же месте, где хоронили других видных людей. Совсем недалеко от господина Мюллера. Они так и останутся символом того, что марлийцы и элдийцы могут жить вместе. Всё, что я могу делать это держать её за руку, крепко сжимая ладонь. Надо поблагодарить Райнера, он взял на себя так много, чтобы организовать церемонию, и к тому же отгонял от неё надоедливых соболезнующих. Никто не хотел взваливать всё на Анни, и все считали, что я просто должен оставаться рядом с ней. Анни сказала: “Я сломала ему ногу когда-то, потому что он вёл себя как настоящий идиот. Думаешь, моё детство было счастливым, из-за того, что он был в нём? Я совру, если скажу так. Но он был всем, что у меня было, а для такой, как я, это было уже слишком много. Если бы не было его, я не смогла бы полюбить и других. Люди могут ошибаться, и он ошибся, но потом, больше никогда не вёл себя как идиот. Я любила его и буду любить. Он прожил хорошую жизнь, и я надеюсь прожить такую же.” Я решил записать эти слова потому, что они были пропитаны той самой искренностью, которую я хотел бы слышать от окружающих меня людей. Многие считают Анни резкой, но я думаю, она та, кто говорит от всего сердца, и это что-то, к чему стоит прислушиваться. После того как церемония закончилась, мы долго болтали с Браунами и Грайсами. Это был хороший разговор. Все эти люди, кто знали мистера Леонхарта, заполнили образовавшуюся пустоту добрыми воспоминаниями. Их недостаточно, чтобы боль ушла, и всё же, это хороший способ пережить трудное для нас время.19 июля, 889 года.
Исписал несколько листов, но не могу выразить свои мысли правильно. Все эти бумаги отправились в мусорную корзину. Если бы я вёл такие записи раньше, мог бы сравнить свои мысли тогда и сейчас, но такой возможности у меня нет. Тогда у меня не было ни сил, не времени заниматься чем-то подобным. А сейчас кажется свободного времени появилось больше нужного. Я вспоминаю, что тогда чувствовал, о чём думал, и я помню, мне было страшно. Она была маленькая и хрупкая, а я молод, растерян и напуган. Сейчас нет, сейчас этого чувства со мной нет. Возможно оттого, что это не совсем моя ответственность, возможно оттого, что я больше не боюсь жить. И, возможно, мне стоит ругать себя, за то, что я чувствую спокойствие. За то, что не испытываю жгучей вины просыпаясь каждое утро и понимая, что я выжил, а другие нет. Жизнь теперь кажется чем-то обычным, вполне естественным. Чем-то, чего я не должен добиваться день ото дня, жизнь это то, за что не должен извиняться. Она просто есть. Как воздух, земля и вода. Мы просто проживаем свои дни, зная, что наступит завтра, мы в этом уверены и оттого мне не страшно. Я думаю, я по-настоящему счастлив. Стать отцом это одно, дедом совсем другое. Я мог бы попытаться, равняться на своего дедушку, но я слишком плохо его помню. Только осколки воспоминаний да образы, в которых больше всего места занимает его большая шляпа. Сейчас я даже не знаю где эта глупая шляпа. Придётся разбираться самим, каково это — воспитывать внуков. Анни, кажется, немного в шоке. До сих пор со дня, как узнала, что станет бабушкой, до этого самого, когда увидела внучку. Пока что, всё на, что её хватило это высказать надежду, что ростом девочка пойдёт в отца. Райнер тоже заходил поглазеть. Кажется, его это на самом деле выбило из колеи — новый виток жизни, очередное осознание, что мы живы. Райнер из тех, кто вообще не надеялся выжить. А тут жизнь перед ним во всей своей красе. Будем ли мы с Анни хорошими дедушкой и бабушкой? Анни совсем не скучает по тому, чтобы нянчиться с младенцем. Не скучала ни разу в жизни. И всё же смотрела на девочку с огромной любовью. Я потом спросил у неё, не поступили ли мы глупо, что остановились на одном ребёнке? Я по её взгляду понял, что ответ “нет”. И всё же, кажется, внучка будет очень часто у нас гостить.27 октября 890 года
Я не был удивлён, что они предложили мне провести лекцию в университете. Нет. Это было так предсказуемо, дать слово человеку лишь тогда, когда у того появились седины на висках. Я согласился, конечно, но, мне кажется, позови они Конни, студентам было бы намного веселее. Но они позвали меня. Пожалуй, я и на самом деле предложу им, позвать Конни и Райнера как-нибудь. Я бы мог посоветовать Капитана, но знаю, что он не захочет. На моём месте могла бы быть Ханджи-сан, она должна была бы быть тут. Это одна из мыслей, которая возвращается ко мне раз за разом. Мир был бы намного лучшим местом, останься она с нами. Эта потеря невосполнима. Как бы жестоко это не звучало, есть люди которых можно заменить, Ханджи-сан такой не была. Конечно, я немного волновался. Как и всегда, как всю свою жизнь. Я много думал об этом в разные периоды своей жизни, но разве волнение это не нормально? Я никогда не чувствовал уверенности в себе настолько, чтобы отбросить волнение прочь, лишь научился его не показывать. Когда готовил материал по истории Парадиза, осознал, что все мои заметки и записи, хоть и исполнены вполне скрупулёзно, передают информацию слишком хаотично. Наверно, скорее всего, я перепишу всё по новой, легче для понимания, легче для чтения, меньше по объёму. Это то чем мне стоит заняться. У меня много времени, но мне хочется, чтобы наша история, была услышана и через сотню, две, три, тысячу лет. Возможно, я просто большой эгоист, раз так хочу рассказать миру о нём, о Эрене, о Микасе, и даже о себе. Несмотря на моё волнение, лекция прошла хорошо. Там было так много детей, первокурсники, второкурсники, и те, что постарше. Я видел их заинтересованные лица и думал, что все они, каждый там, родился уже после того, как мы остановили Гул. Я рад, что родилось так много детей. Мне вспоминались слова господина Зика, о том, что жизнь стремится к тому, чтобы множить себя. Он, конечно, был прав, в какой-то степени. Я видел лица этих детей и осознавал, что они и есть жизнь. Впрочем, они вольны распоряжаться своими судьбами и не жить в страхе, не жить лишь для того, чтобы оставить потомство. Они вольны поступать как им захочется. У многих детей в зале так горели глаза. Я даже немного им позавидовал. У них столько нового впереди. В конце лекции они задавали вопросы, некоторые меня позабавили: “Как люди могли поклоняться чему-то такому, как стены?”, “Рыл ли кто-нибудь туннели под стенами?”. Эти вопросы те же, что и возникали у меня в голове когда-то, когда я был совсем мал. Там были две девушки, подошли ко мне после всего. Обе с Парадиза, приехали учиться сюда, на материк. Они юны, и так любознательны. Одна из них назвалась внучкой господина Найла Дока. Мы никогда близко не сотрудничали, хоть я и встречал его неоднократно. Однажды Фалько попросил меня узнать, что стало с ним и его семьёй. Хистория позволила поднять архивы, тогда мы и узнали, где тот захоронен, хоть тела его там и не было. Фалько посещал ту могилу вместе с Габи. Теперь я смогу сообщить ему, что семья господина Дока, жива и здравствует, возможно, Фалько даже захочет с ними пообщаться. Всё же, господин Найл спас его.3 января 891 года
Зима выдалась такой холодной и снежной, что последнюю неделю всё, что я слышал это вой ветра за окном. И мне было никак не попасть в город. Сходят ли они там с ума в правительстве без меня, или раздумывают о том, чтобы найти мне замену. Мне почти всё равно, моими усилиями, в правительстве так много замечательных, верящих в мир людей. И всё же, зима очень холодная, даже Вилли, предпочитает не совать нос на улицу. А Анни, кажется, наоборот, наслаждается бураном. Или тем, что он запер нас дома лишь двоих, если не считать старого пса. В последнее время я всё чаще нахожу её по утрам в кухне. Она сидит за столом и слушает радио, сидит с кружкой кофе — абсолютно горькая мерзость, которую она сдабривает несколькими ложками сахара. Даже с сахаром это остаётся гадостью, но ей нравится. Она выглядит спокойной и довольной, наслаждаясь зимним утром. Дочка Микасы отправила ей платок ручной вязки, и вот зимой она непременно в него кутается. Такой же есть у Микасы судя по письму, которое сопровождало подарок. Быть может, они обе сидят у окна по утрам с кружкой горячего напитка и наслаждаются безмятежностью белых снежных просторов. Эй, Анни, я знаю, что ты заглядываешь сюда. Тут нет ничего, чтобы я хотел от тебя скрыть, у меня нет от тебя секретов. Как они вообще могут быть? Ты ведь спасла меня. Я помню, как сидел тогда, на краю целого мира: форт Салта, я был совсем один, не знал как дышать. Как жить без Эрена, и куда мне двигаться дальше. У меня была выбита почва из-под ног. Мне казалось, после всего, что случилось даже мы с Микасой, она и я, наша дружба никогда не станут прежней, и будет ли вообще ей место в этом новом мире без Эрена. Ты пришла тогда и дала мне опору и возможность дышать. Кажется, лишь тогда я понял, что остался вовсе не один. Что-то завершилось, но что-то и началось. Я был глупым и потерянным, а ты спасла меня. Ты спасала меня и раньше. Наши разговоры, хотя точнее, будет сказать, мои разговоры с тобой, верно? Я ощущал, чувствовал, что мир катится в пропасть, я думал, что мне в нём нет места, я по-настоящему бесполезен, и лишь отнял у всех надежду, занял неположенное мне место. Но каждый раз я мог ухватиться за возможность увидеть тебя там, в глубинах своего отчаянья. Я знаю, это было эгоистично. Прости. Я даже не был уверен, хочешь ли ты меня слушать, просто обнажал перед собой свою душу. Но ты всё же пришла ко мне тогда, после всего, что случилось. Взяла меня за руку. Я понял, что не один. Спасибо Анни. Я люблю тебя. Вечно.18 апреля, 892 года
Я раздумывал об этом весь день, и в итоге не нашёл ничего лучше, чем сейчас посреди ночи вылить всю свою неуверенность на бумагу. Я не знаю универсального решения всех в мире проблем, я не знаю, что нам следует делать, а чего нет. Я хотел бы знать, хотел бы всегда выбирать только правильное. Но это невозможно. Я видел это в глазах Эрена так часто. Он надеялся на меня, полагался, он считал, что я знаю ответы на все в мире вопросы. Он верил, что я буду тем кто спасёт мир. И она сегодня смотрела на меня так же. Пришла ни с того ни с сего, приехала из города, посреди недели. Оставила дочь с мужем и примчалась. Марлийцы пришли к ней с просьбой, и она не знает, что ей ответить. Она такая умная, с самого детства куда умнее меня. Так на неё повлияло то, что она выросла в окружении книг? Или то, что я рано научил её читать? Она ведь просто тянулась ко мне и к моим увлечениям и в итоге меня переросла. И весь мир всегда был у её ног. Она могла узнать всё, что хотела, когда хотела, и столько сколько хотела. И теперь её знания, отличный повод для военных подумать о том, как им защитить будущее этой страны. Но я буду наивным дураком, если возьму эти их слова на веру. Её знания, в первую очередь, повод контролировать остальных страхом. Она спросила у меня, стоит ли ей помогать им? Она спросила, если это будет на пользу, быть может, ей нужно стать частью этого проекта, ведь без неё у них ничего не получится. Она думает, что её знания можно применить на благо, и она права. А я не смог дать ей совета, сказать, что делать. Ответил лишь, что если она согласится, она должна быть готова, нести ответственность за разрушения, что это оружие принесёт однажды миру. Но если откажется, возможно, ей придётся жить с чувством вины, что не помогла людям стать сильнее и защититься от возможной угрозы. Какой бы выбор она ни сделала, ей придётся жить с его последствиями. Как живу я, как живёт Анни, как живут Райнер, Конни, Микаса и Жан, Хистория и все остальные. Единственная возможность не жить с последствиями своих решений — смерть. Иногда я злюсь на Эрена, что он избежал всего просто уйдя, просто оставив нас всех, меня и Микасу. Как бы глупо это ни было, иногда я так на него зол. У меня нет универсального решения всех проблем в мире. И мне жаль, что я его не нашёл. Я хотел бы дать его ей, и хотел бы дать его Эрену тогда, но сколько ни ищу, всё больше понимаю, что такого решения попросту не существует. Но конечно, это не повод его не искать. Всё что я могу сделать, это поддержать любое её решение.
9 июня, 893 года
Распивать алкоголь в моём то возрасте, настоящее самоубийство. Вчера у меня настолько сильно болела голова, что хотелось умереть. Впервые, мои мысли обратились к такому глупому выражению. Я обхожу его стороной всю свою жизнь, потому что это оскорбительно по отношению ко всем, кто пал однажды. Даже тогда, когда меня преследовали мысли о том, что я занял место Командора, когда укол сделали мне, а не господину Эрвину, я ни разу не думал, об этом. Не думал, что умереть, это выход. Возможно, в глубине души я стремился к этому, но мысли мои не преследовали такого желания. Но к сожалению, я вынужден признаться, что пить крепкий алкоголь в таком возрасте и правда вызывает столь постыдное желание. Хоть оно конечно, и всего навсего сиюминутная слабость. Мы никак не могли отказаться. Райнер ведь был убит горем, проводив Карину в последний путь. Заливать горе алкоголем, не мой выбор, и всё же, порой, это может помочь. Конечно, помощь тут больше в нашей поддержке, чем в крепком напитке, что мутит рассудок. Я рад, что мы есть друг у друга. Один у другого, и так до самого конца. Мы вместе самые большие грешники на всей этой планете. И никто другой никогда нас не понял бы так, как мы понимаем друг друга. Эта связь по-настоящему бесценна. Оттого Райнер и смог жить дальше, оттого что мы поняли его, приняли и простили. И поступить иначе для нас было бы лицемерием, ведь мы такие же как он. Мало чем от него отличаемся. Кучка тех кто навредил человечеству, в стремлении его спасти. И теперь от человечества осталось так мало, но мы все остались друг у друга. Я надеюсь это никогда не изменится. Я надеюсь каждый из нас будет рядом с другим и в горе и в радости. Всегда. До самого конца. P. S. В отличие от всех остальных Анни совсем не напилась. Кажется, ей было важно оставаться в трезвом уме, чтобы проследить за самочувствием Райнера, а быть может, она намного умнее нас всех и поняла, сразу, что напиваться в таком возрасте это просто ужасная идея. В следующей раз попрошу её мне об этом напомнить.14 июня 894 года
Вот уже прошло несколько десятилетий, прежде чем в семействе Арлертов наконец-то появился ещё один мужчина. Когда дочь выходила замуж, я говорил ей, что им с мужем брать двойную фамилию, лишь для того, чтобы моя не исчезла совсем, вовсе не обязательно. Но дочь настояла, сказала тогда, что делает это из исключительно научно-исторических соображений. Если бы Анни когда-то захотела, чтобы я взял её фамилию, ту, что на самом деле принадлежала её приёмному отцу, я сделал бы это не раздумывая, хоть общество и наградило бы нас косыми взглядами. Я ни секунды не думал бы, что должен облегчить работу историкам будущего. Пусть сами разбираются, в сложностях нашего генеалогического древа. И всё же, сейчас, когда наша семья становится больше, я чувствую небольшую гордость когда вижу улыбку этого совсем крохотного светловолосого мальчика, что будет носить, в том числе, и мою фамилию. Но я ,в тоже время, и ощущаю, насколько это эгоистично. Я рассказал Анни о своих совестливых чувствах, но она только посмеялась. Сказала, что осуждать себя за пороки, которым подвержено всё человечество, глупость. Хотя сказала она не совсем так, если, я буду приводить точную цитату это будет: “Армин, иногда я удивляюсь, каким ты можешь быть дураком.” Елена же, когда увидела наших с Анни внуков, назвала Капитана прапрадедом. Тот конечно ответил ей довольно грубо, но лишь потому что это Елена, а она ведь в чём-то права. Поколение за поколением, а Капитан всё ещё рядом с нами. Мы вместе с ним, приветствуем новую жизнь, и смерть осталась для нас в прошлом, выжженная там старыми, никогда незаживающими до конца ранами. И всё же, смерть преследующая нас по пятам, в прошлом. Пока что. Однажды каждый из нас встретит смерть снова. Однажды мы проводим Капитана, и провожать его будем и мы, и наши дети, и внуки. Он останется в жизни каждого, оставит там след. И однажды наши дети проводят нас, а затем наши внуки наших детей. Я не верю в рай или в ад, не думаю, что с той стороны что-то есть, хоть и видел вещи настолько странные и необъяснимые простой логикой, что казалось бы, должен верить. Не думаю я, и о том, что мы встретимся с Эреном на той стороне, как бы мне этого не хотелось, не хотелось бы, хоть раз снова увидеть его, неважно где, в аду или в любом другом месте, что уготовано для таких грешников. Но именно из-за того, что, я не надеюсь воссоединиться с остальными по ту сторону, я стараюсь жить каждым днём, сохранять каждое светлое воспоминание. Как сегодня сохранил улыбку своего внука. Я надеюсь он вырастет здоровым и сильным, и проживёт долгую счастливую жизнь. Пока я жив, я буду делать всё, чтобы так оно и случилось.