***
Честно? Мне стало очень неловко от того, что я не поблагодарил эту девушку за помощь, но почему-то меня не покидало ощущение, что… я никогда и никого не благодарил. Но… так же не может быть, верно? А когда девчонка дернулась под моим руками и зашипела от боли, я испытал неконтролируемый, абсурдный прилив яростного раздражения. Похоже, в жизни, скрытой от меня невеселыми шуточками мозга и посттравматического стресса, я был весьма нетерпелив. По крайней мере, мне так казалось. Я смотрел в карие глаза и испытывал несуразное, патологическое желание заставить их обладательницу чувствовать себя так же неловко, как в тот момент я себя ощущал, хоть и пытался всеми силами это скрыть. А после ее предложения «поесть», все стало еще хуже: желудок отозвался голодным, болезненным и до чертиков неприятным спазмом. В ответ девчонка легонько, едва уловимо усмехнулась, вызывая у меня новую волну смущения. Через несколько невыносимо длинных мгновений она приблизилась и склонилась ко мне. Теплые руки обвили мой торс: я чувствовал, как в обнаженную кожу впились пластмассовые грани пуговок ее рубашки. Дыхание девушки стало шумным и каким-то надрывным — будто она только что пробежала несколько сотен миль или… словно она пыталась побороть приступ паники. Впрочем, все эти изменения могли мне просто показаться и стать идиотской шуткой разыгравшегося воображения. В тот момент этот вариант показался мне самым приемлемым. — Обнимите меня, — тонкий голосок с нотками едва сдерживаемой истерики, заставил меня отвлечься от вороха ненужных мыслей. Я повиновался, обхватывая двумя руками хрупкое тело и переплетая пальцы где-то в районе ее позвоночника. Не знаю, как ей это удалось, но девушка помогла моему не самому легкому телу принять вертикальное положение. Она была такой миниатюрной. Взрослая женщина в теле подростка. Кстати, как ее звали? Девушка точно вчера называла имя, но я не потрудился его запомнить. Она дернулась в моих вынужденных объятиях; тонкие руки дрогнули, и, после шумного выдоха, девушка проговорила: — А теперь поднимайтесь выше… Вот так. Вы молодец. Не спешите. Только не спешите и не делайте резких движений. Опираясь на хрупкое, но очень сильное тело, я наконец-то принял подобие вертикального положения. И девушка тотчас просунула дополнительную подушку между моим торсом и изголовьем кровати. Пока я пытался справиться с неприятным головокружением, вызванным сменой положения тела, к губам вновь поднесли кружку, только на этот раз от ее содержимого поднимался пушистый дымок, приятно обжигающий кожу. Первый глоток отозвался благодарным стоном моих внутренностей. — Так ничего и не вспомнили? — помогая удерживать кружку, вдруг спросила моя спасительница, не отрывая от моего лица своих внимательных, умных глаз. И тут меня пронзило осознание: она не верила мне. — Поверьте, если я что-то вспомню, — от непонятной обиды мой голос прозвучал слишком резко, — то скажу вам об этом первой, мисс… — я замялся, пытаясь вспомнить ее имя. — Называйте меня Гермионой, — хвала Мерлину, девчонка сама облегчила мне задачу. — Я скажу вам первой, Гермиона… — пристально посмотрел в шоколадную бездну миндалевидных глаз, пытаясь донести до девчонки горькую, неприятную истину: я ее не обманывал. Моя амнезия — не уловка. Это… а что именно это было, мне еще предстояло разобраться. — Уверена, что со временем все воспоминания восстановятся, — мягко проговорила девушка, вновь подталкивая меня к следующему глотку. — Можно я буду называть вас Томом? — заведя за ухо выбившуюся из ее прически волнистую прядь, вдруг выпалила девушка. — Мне кажется, если в наших разговорах появятся имена, это сделает общение комфортнее. Я мысленно прогнал по языку произнесенное сочетание звуков. Том. Коротко и слишком просто. Это имя не вызывало внутри меня никакого отголоска, так что вряд ли оно мне принадлежало, но… так как я все равно не мог вспомнить настоящего, я коротко кивнул: — Хорошо. Если вам так будет удобнее, то, пожалуйста. Мне показалось, или из ее горла вырвался облегченный выдох? — Еще глоточек? — с легкой, какой-то вымученной улыбкой спросила Гермиона. Я кивнул и тут же изогнул шею, помогая теплой, питательной жидкости протолкнуться ко мне в рот. — Вы вкусно готовите… — проговорил, ощущая приятную насыщенность во всем теле. — Не врите, — Гермиона вновь ненатурально улыбнулась — и в этот раз я понял в чем дело: девушка улыбалась одними лишь губами, а вот в карих глазах так и плескалась настороженность и боль. — Я отвратительно готовлю, — Гермиона сжала в ладонях чашку и вдруг продолжила: — Когда-то мои друзья предпочитали воровать еду в ближайших деревушках, только чтобы не есть мою ужасную стряпню. — Значит, они дураки, — проговорил, чувствуя, как мои веки начинают тяжелеть, а пальцы слабеть… — Вы что-то туда подмешали? — пытаясь сопротивляться сонливости, недовольно прорычал я, цепляясь взглядом за миловидное лицо напротив. — Всего лишь пару капель зелья Сна без сновидений, — Гермиона не стала увиливать. — Спите, вам нужно восстанавливать силы и память. Возможно, в следующий раз, когда мы с вами заговорим, вы уже вспомните, кто вы такой… Теплые пальчики пробежали по моему лбу легкой щекоткой. Уверен: девушка вновь убирала с моих глаз непослушную прядь, и мне отчего-то стало безумно приятно от ее действий, а потом… а вот потом наступила темнота. Глухая, но… невероятно спокойная. Чудеса.Глава 5. - Взаимная помощь
6 марта 2024 г. в 00:41
Меня вернул в сознание звук бьющегося стекла.
Рефлекторно подскочив на месте, я распахнула глаза, пытаясь сориентироваться и понять, что произошло. Что сделало сегодняшнюю ночь не такой длинной и мучительной.
Найденный в лесу мужчина завис над краем узкой кровати. На меня Том не смотрел, но, судя по его позе и изгибу шеи, мужчина разглядывал что-то на деревянном полу.
Поморгав, я окончательно сбросила со своего сознания удушающую, липкую паутину неспокойной ночи и сосредоточилась на своем вынужденном пациенте. Точнее, на том, что могло привлечь его внимание на полу. В предрассветной серости что-то там рассмотреть было особенно сложно.
— Что случилось? — я тупо смотрела то на осколки погасшего ночника, рассыпавшиеся по дереву, то на зажатый в мужском кулаке край декоративной салфетки с прикроватной тумбочки, пытаясь сопоставить имеющиеся факты и сложить их в цельную, правильную картинку.
В ответ на мой вопрос длинные пальцы разжались, выпуская многострадальный край перекошенной салфетки из красивого, винтажного набора, подаренного когда-то Молли Уизли новобрачным хозяевам «Ракушки». Я молча смотрела на этот кусок ткани, чувствуя, как внутри становится больно и пусто.
Не проронив ни слова, Том закрыл глаза и бессильно откинулся на смятую подушку. Его действия помогли оградиться от образов счастливого рыжего семейства, практически все члены которого были мертвы. Из всех осталась только Джинни… но и ее сейчас не было рядом со мной.
Моргнув, я перевела взгляд на приоткрытые, полные губы, сквозь которые вырывалось шумное, тяжелое дыхание. Но что меня окончательно вывело из ступора, так это кончик мужского языка, мазнувший по сухой, растрескавшейся кожице.
— Вы хотите пить? — наконец-то догадалась я.
Видно, проснувшись, Том попытался нащупать на тумбочке стакан с водой, но, не справившись со слабостью, устроил небольшой разгром.
В ответ раненый лишь моргнул. Черные, четко очерченные брови сошлись на переносице, придавая мужскому лицу недовольное, холодное выражение. Темно-серые глаза пристально, не таясь смотрели на меня: в самую глубину души, разбереженной очередным кошмаром и вырвавшимися из-под контроля воспоминаниями.
Том ни о чем меня не просил и вообще никак не реагировал на мои слова. Но под его взглядом мне с каждой секундой становилось все более неприятно и…страшно. Патологический, ненормальный страх поднимался внутри, острыми когтями впиваясь в душу, заставляя всколыхнуться еще один защитный инстинкт — бежать. Нужно бежать как можно быстрее отсюда. Подальше от этого места. Далеко. Туда, где не будет этих внимательных серых глаз.
Сжав пальцы в кулаки, я заставила себя остаться на месте и тихо, неслышно выдохнуть. Медленно, тщательно контролируя поток воздуха.
«Все хорошо, Грейнджер. Все хорошо. Этот мужчина не собирается причинять тебе вред. Сейчас он беззащитен и нуждается в том, кто поможет ему выжить. И так вышло, что его спасителем стала ты. Ты. Ты! Так будь добра, выполни то, о чем попросил Кингсли перед уходом, и помоги человеку, который появился в убежище!» — за последний год разговоры с самой собой стали чем-то, очень отдаленно похожими на норму.
— Я… сейчас… — промямлила, ощущая странную, патологическую неловкость, и, выскочив из комнаты, сбежала по лестнице вниз на кухню.
Схватив трясущимися руками чистый стакан, я поднесла его к крану, но… не справившись с эмоциями, не рассчитала траекторию.
Кинжальная боль моментально пронзила ладонь, и я с тупой, садисткой удовлетворенностью осознала, что удерживаемый в ладонях стакан превратился в осколки, один из которых впился острыми, режущими гранями мне в ладонь. Не мигая, я наблюдала за тем, как из раны медленно, нерешительно потекли кровавые, тонкие струйки, с каждым мгновением ускоряющие свой бег и стекающие по предплечью, неумолимо продвигаясь к сгибу локтя.
Кровавые глаза, с жадностью рассматривающие наносимые их обладателем порезы. Неприкрытый, чудовищный восторг… Звериный оскал на змееподобном лице… И нескрываемое удовольствие, когда костлявая рука с зажатым в ней кинжалом оставляла на коже новые, аккуратные, но очень глубокие порезы. Похотливые, отвратительные стоны, прорывающиеся сквозь маску беспристрастности, когда кончик горячего языка скользил по причудливым алым потекам и слизывал кровавую жидкость, удушающе смердящую прогорклым железом…
Чувствуя, как мои внутренности сжались от подкатившего рвотного позыва, я отшвырнула разбившийся стакан и, схватив с полки чистое полотенце, прижала его к ране. Взяв целой рукой новую чашку, я аккуратно, тщательно контролируя каждое действие, наполнила ее прозрачной, прохладной влагой. Тянущую, ноющую боль в раненной ладони я упрямо игнорировала.
Вернувшись наверх, я лишь на мгновение замерла около приоткрытой двери, а потом все-таки шагнула внутрь. Наверное, именно такие чувства испытывают маглы, вступая в клетку со львом.
Возможно, это разыгралось мое воображение, но дыхание Тома мне показалось еще более рваным, если сравнивать с тем, что было, когда я уходила. Веки были опущены, и на какое-то мгновением мне даже показалось, что мужчина вновь потерял сознание. Но стоило над ним склониться, как раненый тут же распахнул глаза, настороженно глядя мне в лицо, будто ощущая в моем приближении какую-то угрозу своей жизни и спокойствию.
Забавно.
Возможно, я вызывала у Тома такие же чувства, как и он у меня. Он тоже видел во мне скрытую, неясную угрозу.
Впрочем, за многие годы нескончаемой войны такая осторожность была вполне естественной. Возможно, именно благодаря подобным инстинктам, этот человек до сих пор оставался живым. Я же не знала, что произошло вчера на поле боя.
— Я принесла воду, — хрипло выдохнула, на мгновение замерев от звука собственного голоса. Из-за постоянного одиночества и редких разговоров иногда мне казалось, что мои голосовые связки скоро атрофируются. Знала, что это бред и физически невозможно, но почему-то все равно не мгла избавиться от странных картин собственного увечья.
Склонившись ниже, я просунула замотанную полотенцем руку под мужской затылок и помогла Тому оторвать голову от подушки, одновременно пытаясь найти для него более удобное положение, и поднесла к сухим губам прохладную грань наполненной до краев чашки.
И в ту же секунду я ощутила, как сильные пальцы вновь, как и вчера ночью, сомкнулись вокруг моей кисти, вызывая во всем теле неприязненную дрожь.
После первого обильного, жадного глотка мужчина закашлялся, давясь воздухом и водой, но мою руку так и не отпустил — наоборот, Том еще крепче стиснул пальцы, будто опасаясь, что я могу лишить его питья.
— Все хорошо, — я попыталась говорить ласково и спокойно, хотя внутри у меня все горело от навязчивого желания вырваться их захвата чужих пальцев и бежать, куда глаза глядят.
Привычки, появившиеся после года плена. Привычки, от которых я вряд ли уже когда-нибудь избавлюсь. Даже после завершения войны.
Каждая клеточка тела, будто вновь ощущала прикосновения других рук, больше похожих на лапы дикого существа из самой преисподней.
— Если будет мало, я принесу еще, — но ведь Том ни в чем не виноват. Ему нужна помощь адекватного человека, а не жалкой истерички, не способной справиться со своими тараканами в голове.
Я в состоянии ему помочь. Моя голова на месте и все еще неплохо соображает, несмотря на то количество Непростительных заклятий, которое пришлось пережить ради утехи злобного Тирана и его ручных собачек. У меня по-прежнему две руки — при всей своей холодности и жестокости Темный Лорд предпочитал, чтобы его игрушки оставались целыми. По крайней мере, пока они ему окончательно не осточертеют. Да и моя магия практически восстановилась после года искусственного подавления усовершенствованными зельями — да, многие заклинания не выходили идеально, иначе Том был бы уже практически здоров, но это все равно что-то! А про запасы снадобий и говорить не приходится — вчера я готовилась так, будто ожидала увидеть раненными как минимум треть Повстанцев.
К тому же, Том один. А если бы в «Ракушку» трансгрессировали десятки раненых, что бы я делала? Замирала в страхе перед каждым мужчиной только потому, что одно чудовище привило мне к ним отвращение и дичайший ужас?
Нет, так не пойдет. Ведь так… я стану совершенно бесполезной и никчемной.
Том пил шумными, жадными глотками, а я, рассматривая его точеный профиль, почему-то не смогла удержаться от улыбки.
Наконец мужчина отпустил мою руку и откинулся спиной не подушку: на красивом лице растекалось облегчение и удовлетворенность. Том так ничего и не произнес, внимательно и серьезно глядя на меня снизу вверх…
А я отступила на шаг назад от кровати. Не знаю, чего именно я ждала, но вдруг на меня навалилась какая-то апатия, и я тихо выдохнула:
— Не за что.
Идеально очерченные брови поползли вверх, придавая мужскому лицу удивленное выражение, и в другое время я бы обязательно напомнила этому человеку об элементарной вежливости, но… решила, что хватит смотреть на Тома. За последние минут десять наш контакт и так был слишком длительным и тесным. И мне это не нравилось. К тому же, сжатые не то от злости, не то от бессилия кулаки напомнили мне о недавней глупой ране.
Размотав пропитавшееся кровью полотенце, я бегло осмотрела порез: узкий, но глубокий. Удалив мельчайшие осколки, которые сразу не заметила в тусклом освещении кухни, я схватила бинт и начала оборачивать его вокруг ладони. Каждый новый виток ложился неплохо, хотя до идеальной схемы из учебников им было ой как далеко. И все-таки, оказывать первую помощь самой себе не так-то и просто.
Я пыталась справиться с кончиками бинта и превратить их в зафиксированный узел. Чтобы их закрепить, пришлось один из кончиков перехватить губами и постараться создать необходимое натяжение нитей в такой несуразной позе.
Где-то в отдалении стучала мысль о том, что все-таки неплохо было бы воспользоваться волшебной палочкой. Но… я слишком хорошо впитала в себя советы и приказы Кингсли, когда он поселил меня тут несколько месяцев назад. Одну. Без единого соседа.
К «Ракушке» нельзя было привлекать внимание, ведь сейчас тут хранилась слишком ценная вещь — та, которая могла помочь переломить ход затянувшейся и все больше склоняющейся не в нашу пользу войны.
А от меня пока что требовалось не так уж и много: меньше волшебства в коттедже, чтобы магический фон не поднимался выше нормы и не привлекал рыщущих в поисках наших убежищ Пожирателей Смерти и других прихлебателей Темного Лорда до тех пор, пока мы с Кингли не найдем способ уничтожить последнее «сокровище» Волан-де-Морта.
Я и так вчера позволила себе слишком много магии. А вкупе с защитным щитом Шеклболта и его спонтанным, антиаппортационным барьером это вполне могло перейти дозволенную черту. Так что… я обязана помочь себе магловскими способами. Я не истекаю кровью, моя жизнь не находится в критическом состоянии, так что я справлюсь… сейчас только покрепче затяну первый узелок и возьмусь за второй…
— Подойдите ко мне, — я чуть не заорала во всю глотку, когда в мое сознание проник этот хриплый, бархатистый, обволакивающий голос… заставляющий тотчас подчиниться.
Я сделала шаг в сторону кровати, но в последний момент, будто ошпаренная, отдернула руку. Зачем я к нему подошла?! Я вполне могу справиться со всем сама без посторонней помощи. Без ненужных прикосновений.
— Не стоит, — негромко выдохнула, не зная, куда прятать глаза и в какую сторону смотреть.
Но, кажется, мое неадекватное поведение, абсолютно не смутило Тома. Все мы постепенно становимся немного сумасшедшими.
— Вам нужна помощь, — его голос звучал спокойно и бесстрастно. Так отцы разговаривают со своими нерадивыми детьми, пытаясь втолковать им, что не сделают им ничего плохого. — Бинтовать одной рукой не очень-то удобно.
Воровато подняла взгляд на замершего на кровати мужчину. Он протянул ко мне ладонь:
— Буду очень признателен, если вы все-таки немного наклонитесь… — спокойно, отстраненно проговорил раненый, не отрывая взгляд от моей окровавленной руки.
И я шагнула ближе.
Прикосновение сильных, гибких пальцев заставило тяжело сглотнуть: это вынужденный контакт. Он будет быстрым и мимолетным. Сейчас все закончится. Сейчас… нужно потерпеть, и все закончится. Ты же знаешь, Грейнджер. Все, даже самое отвратительное, заканчивается. Всегда заканчивалось. Ты же знаешь…
Мужчина резко затянул первый узел, и я зашипела от боли — переплетение нитей легло ровненько на тот участок кожи, где саднил порез.
— Терпите! — грубо прошипел он, и я от неожиданности подавилась своим выдохом.
Н-да, Том явно не был добрым лекарем, внимательно следившим за реакциями пациентов и пытающимся свести любой дискомфорт к минимуму. А может, это и правильно…
Он сосредоточенно перекручивал нити, создавая идеальный бантик на сгибе ладони — теперь он не мешал движениям и был довольно крепким, чтобы не развязаться.
— У вас здорово получилось, — только и смогла проговорить я, выдергивая свою ладонь из мужских рук, и отодвинулась от раненого, разглядывая результат его работы.
Секунда оглушающей тишины, а потом…
— Не за что, — проговорил он, криво усмехаясь уголками сжатых губ.
Минуту мы, не мигая, смотрели друг на друга, словно оценивая противника и пытаясь понять, что можно ждать в дальнейшем, а потом я не выдержала:
— Вам надо немного поесть.
До моего слуха тут же донесся характерный стон пустого желудка: на бледных щеках мужчины заалел румянец, лишая его той ауры неприступности, неуступчивости и холодности, которая витала вокруг этого человека с момента его пробуждения. Он…смутился?
— Только вам нужно будет присесть…